Ты совершил ошибку, Мурад...

Фарья – Что теперь вы будете делать, Ваше Величество? Договор больше не возможен, ведь подпись Султана Мурада отныне ничего не значит. Да и не является он больше султаном. Фарья стоит возле широкого окна, разглядывая свои владения, пока советники обсуждают неожиданную или не очень для всех новость. – Вы уверены в этом? Известия точные? На трон действительно взошёл Султан Ибрагим? – Точные, моя Королева. Наши источники достаточно надёжны. Девушка грустно усмехается, впрочем, ничуть не удивляясь активным действиям Валиде Султан. Она ведь всегда ставила власть и государство превыше детей. – А Кесем Султан не стала с этим тянуть. Мурад в плену совсем недолго, а она уже посадила на трон другого сына. – Королеву-мать можно понять. - вдруг горячо отзывается, почти оправившийся от своих ран, Рикард. – Вы же знаете, государство не может оставаться без правителя. – Она даже не пыталась вступить с нами в переговоры, дабы вызволить своего сына из плена. - фыркает Королева, презрительно дёргая плечом от того, что начальник Королевской Стражи оправдывает равнодушие матери к своему сыну, и догадываясь, что на самом деле за этим кроется. – Что теперь вы намерены делать с ним? - настойчиво продолжает блондин, раздражая своими словами всё больше. – Сейчас ваш пленник совершенно бесполезен. Думаю, его казнь будет весьма кстати. – Рикард! Решения принимаю здесь только я! Не забывайся перед своей Королевой! - не выдерживает она и сердито отходит в другую сторону покоев, пытаясь взять себя в руки, чтобы истинная причина этого гнева не была столь очевидна. – Вы хотите держать его в плену до конца жизни? - меланхолично уточняет Ракочи, не обращая внимания ни на её нервозность, ни на выпады офицера. – Думаю, это вполне возможно, хоть и нецелесообразно. Однако решать, естественно вам. От холодного тона князя девушка мгновенно успокаивается и озвучивает вслух то, над чем размышляла всё это время, но к чему не хотела прибегать, потому что считала это подлостью, по-прежнему считает, но ведь советникам совсем необязательно знать, что всё это лишь уловка для того, чтобы оставить Мурада рядом с ней? – Я вступлю в переговоры с Королевой-матерью, попробую добиться от неё подписи Султана Ибрагима на договоре о независимости. Взамен она получит своего сына обратно. – Зачем Кесем Султан подписывать договор, если Султан Мурад уже ей не нужен? Вы ведь сами сказали: она даже не попыталась вызволить его. - резонно замечает молчавший до сей поры Матьяс. – Если я хоть немного знаю Валиде Султан, то она захочет получить сына для того, чтобы запереть в Кафес или лишить жизни. Даже если он в плену, но жив - он угроза для неё и её власти. В конце концов, она должна беспокоиться о том, что я могу отпустить Мурада, договорившись с ним. Поэтому ей намного проще будет самой решить его судьбу. – Думаете, это сработает? - с сомнением произносит мужчина, что много лет служил регенту султаната, а значит, знает её не хуже, а возможно даже и лучше сбежавшей невестки. Фарья и сама понимает - её аргументы звучат не слишком убедительно, однако недопустимо показать, что она с радостью собирается оставить всё как есть, даже не попытавшись извлечь хоть какую-то выгоду от пленённого султана. – Теперь это - единственный возможный вариант получить необходимую нам подпись. Мурад несговорчив, зато его мать может быть намного более гибкой в подобных вопросах. Кому как не вам это знать. – А если она откажется? – Мой пленник останется здесь до конца своих дней. Эта участь для него намного тяжелее казни. Королева произносит последнее так твёрдо и жёстко, как это возможно при лёгком головокружении, что она ощущает, и в этот же момент решает наконец избавиться не только от присутствующих в комнате, но и от непосильного груза, что уже давно лежит на душе, заставляя испытывать вину каждый раз, как она видит медные волосы. – А теперь оставьте меня наедине с князем. Нам необходимо обсудить предстоящее торжество. Все, кроме Георга, покидают покои, а девушка чувствует, как назойливо стучат в голове молоточки, делая каждый вздох всё судорожнее; она присаживается на бержер, чтобы не упасть и князь обеспокоенно садится рядом с ней. – Моя Королева? С вами всё в порядке? – Нет. Мне плохо, Георг. – Я сейчас позову придворного лекаря. - резво подхватывается он, но девушка берёт его за руку и тянет назад. – Нет, присядьте. Я больше так не могу. Это слишком тяжело носить в себе, да и не заслуживаете вы такого обмана. Впрочем, вы бы и сами обо всём догадались на нашей первой брачной ночи. Как только увидели бы меня обнажённой. – О чём вы, Фарья? - в замешательстве мужчина называет её по имени, а она с трудом поворачивается к нему и тяжело выдыхает: – Я беременна, Георг. Я ношу ребёнка от Султана Мурада. Она смотрит на него и видит как в его лице не двигается ни один мускул, словно князь шокирован или же напротив - совершенно не удивлён подобному известию. Понять, что из этого наиболее верно, ей в очередной раз не удаётся. – Вы слышите меня? Георг? – Прекрасно слышу. Что ж, похоже настало время и мне кое в чём признаться. Фарья смотрит на него недоумённо, а мужчина произносит своё признание как всегда предельно учтиво, не стирая с лица равнодушной полуулыбки: – Я знаю о вашей беременности ещё с самого первого обморока в доме у баронессы. Девушка не может поверить своим ушам: "Как это возможно? Он настолько хорош в притворстве? Он настолько равнодушен к этой новости? Что всё это значит?!" – Вы...как?! И вы молчали? Всё это время? – Вы не сочли нужным поставить меня в известность. Что я должен был сказать? Фарья молча смотрит во все глаза на того, кому удалось удивить её в очередной, и возможно, не последний раз. Сколько ещё секретов таится в этой загадочной душе? Сколько ещё масок он носит? Сколько скрывает от неё? Как и большинство людей, Фарью пугала неизвестность во всех её проявлениях. А этот человек был самим олицетворением неизвестности. – Ваше неожиданное согласие, после устроенной гневной сцены, меня насторожило. Баронесса Кохари допросила лекаршу и поделилась своими сведениями со мной, - девушка тут же хмурится от этого предательства со стороны той, которой она так доверяла, но князь спешит усмирить её недовольство. – Прошу вас не гневаться на её счёт: и она, и барон Петер понимали, что наш с вами союз принесёт много пользы для этого государства. Они поддержали на Государственном Собрании вас, лишь потому что вы дочь Габора Бетлена, однако зная о моих попытках исправить ошибки отца-правителя, видели и во мне потенциал, необходимый для управления. Я был самой подходящей партией для вас с самого начала. – И вас не смутило, что будущая жена носит ребёнка от другого мужчины, тем более от султана Османской Империи? - Королева прищуривается, пытаясь разглядеть в нём всё то, что присуще, по её мнению, каждому высокородному мужчине - уязвлённую гордость, раненое самолюбие, но вместо этого, видит лишь холодный рассудок и несокрушимые политические амбиции. – Ваша беременность и натолкнула вас на мысль о браке со мной. Это удача, посланная мне Господом. Изначально вы лишь хотели прикрыть свой грех, а времени искать другого жениха, с учётом предстоящей войны, у вас не было, да и я был самым подходящим кандидатом. Но позднее, узнав меня поближе, вы решились мне довериться и поняли, что мы преследуем одни и те же цели. Это то, чего я хотел добиться от вас. Всё остальное для меня не важно. – Значит, вы разделите со мною ложе, зная, что во мне дитя от другого мужчины? - уточняет она, затаив дыхание от волнения. Он ведь не желает её настолько, верно? Если вообще желает. – Это политический брак для нас обоих, Фарья. Если вы захотите... мы можем и не оказаться в одной постели. – Вы не прикоснётесь ко мне? - почти ликующе спрашивает девушка, из всех сил стараясь подавить неприличную радость в голосе. – Если на то будет ваша воля. Однако... в таком случае и у меня есть условие. – Какое? – Вы позволите заводить мне любовниц. Естественно, без ущерба для вашей королевской репутации. Фарья чувствует, как на её плечи невесомой птицей садится облегчение, превращая её саму в пушинку, несмотря на тяжесть, что она носит в своём чреве. Сейчас она готова согласиться на любые его условия, но это - кажется ей справедливым в высшей мере. – Да, да, конечно... вы сможете иметь хоть сотню любовниц. Мужчина удовлетворённо хмыкает от быстроты, с которой она принимает его предложение и, отойдя к окну, неожиданно бьёт в закрытую для посторонних цель: – Вы всё ещё любите его, не так ли? Султана Мурада? - он поворачивает голову и видя, как насупливается её лицо, поясняет торопливо, вдруг теряя свой хладнокровный тон, точно превращаясь из безэмоциональной куклы в человека. – Я хочу лишь сказать...что могу вас понять. Когда-то давно я тоже полюбил. Она была самым прекрасным созданием на свете... Словно солнце взошло для меня на небосклоне. – Что же произошло? – Мой отец счёл её недостаточно знатной для меня. - пожимает он плечами, снова отворачивая лицо к утренним лучам. – Она вышла замуж за другого и... умерла в родах. – Мне очень жаль. - произносит девушка, впервые за долгое время ощущая с князем близость уровнем чуть выше единых убеждений, которая позволила бы ей взглянуть на него совершенно иначе - с сожалением, теплотой, и возможно, тем сходством, что открывает двери к доверию более дружескому, чем государственному. – Любовь - разрушительное чувство, Ваше Величество. Оно лишает тебя всякой способности рассуждать здраво, - горечь его слов больше не прячется за ледяным тоном, выплёскиваясь наружу так стремительно, будто ожидала этого годами. – Я был потрясён её кончиной. После смерти Виктории ни к одной женщине я не испытывал подобных чувств. И я убеждён, что такая любовь даётся человеку только раз в жизни. Моя к Виктории и ваша... к Султану Мураду. Фарья тяжело молчит, не зная, что сказать в ответ: быть откровенной или же замкнуться; позволить себе это признание или всё же отрицать очевидное. В конце концов, она выбирает нечто среднее между двумя крайностями. – Вероятно, вы правы. Мужчина подходит к ней, и присаживаясь смотрит совершенно по-другому, чем ранее: мягко, ласково и... печально. На его, всегда улыбающемся лице, эта печаль отражается в сотни раз ярче, будто вырезая боль в каждой чёрточке, и оттого убеждая в её истинности. Он касается щеки девушки и выдыхает, понижая голос почти до шёпота: – Я не буду против вашей связи. Я признаю этого ребёнка своим. Мы не подарим друг другу супружеского счастья, но станем верными друзьями и союзниками. Порой, это даёт даже больше, чем любовь. – Я никогда не забуду то, что вы сделали для меня, Георг, - отвечает она, сжимая его руку в своей. – Когда вы станете королём, то получите все те возможности, о которых мечтали. От этих слов его лицо мгновенно меняется, стирая остатки предательской грусти и расцветая привычной, приклеенной полуухмылкой. – Дай Бог. Вместе мы изменим будущее этой страны.