Ты совершил ошибку, Мурад...

Мурад Он лежит на постели, окутанный лучами полуденного солнца, не в силах подняться со своего ложа. Каждая проведённая в плену ночь, теперь походит на нескончаемый бой, в котором он проигрывает бесстыдно и мучительно, раз за разом вставая на колени перед, казалось, беспомощным соперником. Она отдаётся ему, а он берёт своё снова и снова, не взирая на гордость и не желая останавливаться, как будто не может насытиться вдоволь, как будто боится, что прекрасный мираж исчезнет, рухнет и разобьётся также, как разбился уже однажды. С каждым днём прежняя жизнь забывается всё легче, особенно в её жарких объятиях, когда он сжимает свою принцессу, султаншу, жену, свою Королеву, сейчас - титул уже неважен, важно только то, что она его и ничья больше. Каждый день, просыпаясь рядом с нею, он пытается вспомнить: кем же был на самом деле? Сын своей матери, защитник своих братьев и сестёр, отец своих детей... а позже только убийца, убийца, убийца. Гевхерхан, Айше, Ханзаде, Ахмед, Баязид, Касым... Все эти имена стерлись во мгле, оставив лишь единственно возможный для него титул - Повелителя Османского государства. Ведь этого достаточно, не так ли? Ему всегда казалось, что власть покроет и прегрешения, и ошибки, потому что такова великая, но горькая судьба любого правителя, а в особенности того, что сам возвысил себя до небес. Но всё проходит, каждая смерть почти уже забылась, каждая боль утекла в тот глубочайший колодец, что он создал собственными руками, все потери становятся туманнее день ото дня, и власть - одна из них, больше не кажется такой значимой, как прежде, благодаря, наверное, её поцелуям и нежному шёпоту, и тому, как умело они играют в семью, притворяясь свободными: она - от власти, а он - от неё самой. Он думал, что никому не принадлежит, ведь разве может он быть в чьём-то владении? Он, Падишах этого мира? Но сейчас, уставший от бесконечных раздумий мужчина – не сын своей матери; сёстры забыты, братья похоронены, и над государством власти больше нет, оно кажется призрачным и ненужным, далёким настолько, будто не существует на самом деле или же имеет место только в его фантазиях. Всё, что у него осталось - близкое, тёплое, живое, трепещущее в руках сердце любимой женщины, которое она отдаёт сама, позволяя сжимать его так сильно, как он пожелает, несмотря на все постыдные ошибки, и это больше не кажется ему должным, это превращает его в раба, что готов жить только ею и теми, кто принадлежит им обоим - два маленьких, хрупких сердечка радуют его своим беспечным смехом, наполняя чем-то большим, чем просто счастье, а третье ещё неразделимо со своей матерью и бьётся внутри неё, отчего близость между ними кажется почти жизненно необходимой. Теперь он - лишь муж своей жены и отец своих детей. Почему сейчас этого кажется достаточно? Не потому ли, что он наконец ощущает то счастье, которое доступно только неведающим груза власти? Не потому ли, что его единственным желанием в жизни было ощутить искреннюю и бескорыстную любовь, которой он был лишён, обладая чрезмерным могуществом? Кажется, будто ничего больше не нужно. Или же он заставляет себя так думать, ради страстных ночей и ласковых поцелуев по утрам, когда одиночество прячется в свой панцирь, позорно сбегая под напором единения двух душ? Мысли, желания, стремления – всё спуталось в единый, неразборчивый комок из оголённых нервов, что всё ещё живёт в нём предательским червём, пропитывая своим ядом внутренности, заставляя жалеть сына, отца, султана, мужа о самой первой встрече с тёмно-карими глазами и мечом, тесно прижатым к широкой груди. Дверь нетерпеливо лязгает, но Мурад не спешит открывать глаза, потому что знает - сейчас любимая жена бесшумно подойдёт к нему и легонечко поцелует в лоб, погладив его спутанную бороду и прижавшись своею теплой грудью к его груди. Но вместо привычно-неслышной поступи, раздаются тяжелые шаги, выдающие мужскую натуру и султан резко приподнимается, видя на своём пороге того, кого он почти что убил, наслаждаясь своей яростью и кровью подлеца, посмевшего взглянуть на его жену непотребно-влюбленным взглядом. Посмевшего говорить о его жене, притязая на её взаимность. Ри-кард. Кажется так его звали. Сейчас он выглядит совсем не таким важным и элегантным, как в тот день, когда их кулаки сомкнулись в поединке. Его рука сжимает трость, а сам он слегка прихрамывает, но лицо почти полностью оправилось от ударов, снова светя своей порочной красотой, и пламя ненависти в глазах пылает столь же ярко, как и прежде. Мурад не знает причину его визита, но от одного присутствия этого наглеца гнев накрывает его с головой, и он на всякий случай готовится к возможному бою, напрягаясь всем телом. – Его Величество Султан Мурад... - начинает блондин вальяжно, пересекая комнату и усаживаясь в небольшое кресло с видимым трудом. – Или вернее сказать... принц Мурад? То есть, простите, шехзаде... – Что тебе нужно? - сипит русоволосый мужчина, смыкая руки в кулаки и не понимая к чему клонит этот никчёмный офицеришка. – Я пришёл с миром ваше султанское величество. Одной драки с вами мне, пожалуй, хватило. – Зачем ты явился сюда? Моя жена прислала тебя? – Нет, Королева не знает о моём визите. И надеюсь, что не узнает. - он задумчиво смотрит в окно, приглаживая густую светлую бороду. – Я пришёл сообщить вам одну новость, которая могла бы вас заинтересовать. – Какая ещё новость? – О ваших землях, вашем статусе...о вашей матери. Сердце мужчины замирает от внезапного ужасного предчувствия, и усилием воли он берёт себя в руки, сохраняя всё тот же хладнокровный тон. – Говори. – Королева-мать Османского государства отозвала остатки вашей армии и возвела на трон своего душевнобольного сына, принца Ибрагима. Отныне он – Султан и полноправный владелец османских земель. – Ты лжёшь!!! - подрывается Мурад, желая снова превратить этого дерзкого подлеца в кусок израненной плоти. Но тот спокойно поднимает перед ним руку и раздражённо-холодно произносит: – Не лгу. Наоборот, я – единственный, кто скажет вам здесь правду, как бы тяжела она не была. Мне незачем врать вам. – Отчего я должен тебе верить? Зачем тебе говорить мне то, что скрывают другие? В чём твоя выгода? – Буду откровенен. Вам здесь не место. Королева слишком мягка, чтобы приговорить к казни того, кого когда-то любила. - Мурад презрительно сжимает зубы на этих словах: "Всё ещё любит". Но Рикард продолжает, не обращая внимания на его перекошенное от злости лицо. – Однако я считаю неприемлемым для вас подобное существование. Вы из тех, кто либо властвует, либо гниёт в могиле. Третьего не дано. Вы никогда не сделаете её счастливой. Из вас не выйдет ни хороший муж, ни хороший отец. Ваша судьба – управлять людьми и завоёвывать земли. – он приподнимается, неловко опираясь на костяную трость, и неспешно направляется к двери. – Вы должны покинуть этот дворец, чтобы снова стать тем, кем являетесь. Так будет лучше для всех. Если всё же примете это единственно верное решение, то я помогу вам сбежать отсюда. Ваш слуга Тамас. Передайте свой ответ через него. Офицер выходит, оставляя Мурада в состоянии безмолвной и холодной ярости, смешанной с чёрной, как ночь, болью. Вот значит как? Его мать... его собственная плоть и кровь. Оставила его здесь... без тени сожаления, в одночасье забыв о нём, выбросив прочь, точно кусок смятой бумаги или же догоревшую свечу. Женщина, что выкормила его своим молоком, называвшая его своим львом, та, чьим искажённым отражением он является... Отказалась от него. Посадила на трон другого сына, желая сохранить собственную власть. Пыталась ли она хоть узнать о его судьбе? Или же вычеркнула из своей жизни также, как и всех остальных, кто не смог дать ей то, чего она хочет? Наверное, он должен быть в ярости с первой же секунды, но сейчас - ему отчего-то невыносимо больно и боль эта чёрной тенью душит его, не давая сделать и единого глотка воздуха, наполненного едва осязаемой печалью. Проходит совсем немного времени и вот он уже запирает эту горькую обиду в очередной, глухой ларец своей души, чувствуя лишь мрачную решимость, что охватывает всё тело, пронзая своим раскалённым остриём. "Она заплатит за это. Кесем Султан расплатится за это предательство своей жизнью." Больше нет счастья, нет любви, нет ничего, что заставляет сломленного виною и лаской человека просыпаться по утрам, чтобы прожить очередной, бессмысленный день. В голове лишь тёмная пелена гнева, которая дремала в нём всё это время, а сейчас проснулась с новой, чудовищной силой и захватила в душащий до судороги плен, словно возвращая в реальность и пробуждая от долгого, прекрасного в своей иллюзорности сна. Он должен уйти, чтобы стать тем, кем является.