Ты совершил ошибку, Мурад...

Фарья – Поженимся сегодня же. Ракочи, отрешённо стоящий у окна, разворачивается к Королеве, удивлённо вскидывая свои почти что белесые брови. – Разве приготовления уже закончены, Ваше Величество? Кажется, для подготовки пиршества была необходима ещё минимум неделя. – Всё это неважно. – раздражённо отмахивается девушка, притворяясь будто разглядывает картину, которую видела уже сотни раз, запомнив тем самым пейзаж до мельчайших деталей. – Я желаю, чтобы свадьба была сегодня. Мелочи меня более не волнуют. – Могу я узнать, что заставило вас ускорить нашу женитьбу? – ненавязчиво спрашивает Георг, подходя ближе и кладя свою руку будущей жене на плечо. – Это неважно. – снова повторяет Королева, не оборачиваясь на него, чтобы не показать своего мрачного лица. Обида давно уже сменилась жгучей злостью на возлюбленного, но как только она мысленно возвращается к тому холодному, как лёд разговору, предательский комок подступает к горлу, грозя перерасти даже не в рыдания, а в отвратительнейшую истерику. Раз она больше не нужна тому, кому снова хотела отдать своё сердце, то венчание должно состояться как можно скорее. Все считают, что она просто располнела, да и младенца можно выдать за преждевременного, но всё равно, тянуть больше нельзя. Сейчас каждый день на счету. – Это из-за Султана Мурада? – участливо интересуется её жених, как обычно угадывая причину её расстройства, – Между вами что-то произошло? – Он желает вернуться на Родину. – наконец поворачивает она полное печали лицо к мужчине. – Готов подписать договор, но как ты знаешь, это уже ничего не значит. – Так вот в чём дело. Рыжеволосый мужчина отходит в сторону, неторопливо наливая себе вина. – Это очень сложно для вас, я понимаю. Вам тяжело его отпустить и невыносимо видеть здесь. Однако, знайте: как будущий король, я категорически против свободы султана Мурада. Если он вернёт свою власть в Османской Империи, то непременно вернётся сюда с армией и в этот раз, солдаты Священной Римской Империи уж точно не придут нам на помощь. Мы окажемся меж двух огней – Османы и Габсбурги потребуют преклонить колено, и для одного из бывших сюзеренов придется это сделать. Ни войско вашей тётки, ни русский царь не помогут нам сразу против двух сильнейших противников. Нам снова придется выбирать сторону. – Я рассуждала точно также. Именно поэтому я и не хочу его отпускать. – быстро лжёт Королева, соглашаясь с ним почти что радостно. – Пусть ненавидит меня, но он не должен покинуть этот замок. – Вы, кроме всего прочего, боитесь его потерять, не так ли? – сухо усмехается князь, отпивая из позолоченного кубка. – Ведь если султан проиграет в борьбе за трон матери, то для него всё закончится плачевно. А вы не желаете его смерти. Фарья понуро молчит, теребя в маленьких руках шёлковый платок с вышитыми золотистыми нитями вензелями. Будущий муж видит её насквозь. – Ваше Величество. – он касается рукой её подбородка, приподнимая бледное лицо девушки, чтобы взглянуть ей в глаза. – Ваша любовь убивает вас изнутри и я не обещаю, что это когда-нибудь прекратится. Если можете быть счастливой с ним здесь и сейчас, то будьте. А если нет... не считаете ли вы, что наилучшим выходом будет разорвать эту порочную связь? – Если бы я могла. Если бы у меня только хватило сил... Она чувствует, как Георг легонько поглаживает её по плечам, почти также, так когда-то это делал её покойный отец. – Я не сомневаюсь в силе вашего духа. Однако... есть женщины для которых любовь превыше всего. И отчего-то мне кажется, что вы одна из них. – Я слаба. А полноправным Королём должны были стать вы. – горько признаётся девушка, отстраняясь от своего жениха. – Я никогда не имела на это достаточной силы и способностей. Отец воспитал меня воином, а не политиком. Он всегда хотел сына. Наверное поэтому я так старалась походить на него, ведь мне безумно хотелось, чтобы отец видел во мне не только свою милую дочь-принцессу, но и наследницу, и достойную его громких побед воительницу. – девушка обходит князя и устало присаживается на бержер, неуклюже потирая ноющую поясницу. – Никогда не забуду его взгляд, когда я первый раз победила на мечах мужчину. Он так гордился мной. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Да, своими стараниями я заслужила гордость короля-отца, но сама моя натура не была способна на управление чем-либо, кроме пары служанок. Я родилась и выросла солдатом. И единственная борьба, которая мне известна – это та, на которой кровь проливают мечи. Возможно оттого я и приглянулась своему сюзерену. Ведь он слеплен из того же теста, что и я. – Вам не свойственна хитрость и коварство, вы прямолинейны и честны – это правда. Однако, это не обязательно делает из вас плохого правителя. Только не в том случае, если вас окружают преданные люди. Я захотел стать вашим супругом, чтобы разделить с вами бремя власти, и сейчас готов помочь вам познать искусство манипуляций. Возможно, вы никогда не сможете этого принять внутренне, но научиться этому будет несложно. Фарья вздыхает тяжело и печально, потому что больше не разделяет тех надежд, что питает её уверенный жених, но едва ли решается произнести свои опасения вслух. "Как забавно. Совсем недавно я просила его быть на моей стороне, и вот теперь он желает видеть меня рядом. А я чувствую себя бесполезной". – Вероятно, вы правы... Жизнь в Османской Империи к сожалению не прибавила мне хитрости или расчётливости. Я не приобрела ничего, а лишь потеряла себя прежнюю. Замужество сделало из меня женщину, которую прежняя я возненавидела бы до ужаса. Озлобленную, мстительную, подавленную. В султанском гареме даже самые святые становятся дьявольским отродьем, вы знали это? Постоянная борьба за место под солнцем делает из женщин настоящих чудовищ. Вот и я стала одним из них. Однако... я расплатилась за все свои ошибки сполна. – Я слышал об этом. – напряжённо кивает мужчина, не желая, тем не менее, разведывать неприятные подробности. – И теперь я не воин, и не женщина из гарема султана... я должна быть Королевой, но не уверена, что заслуживаю этого. Георг присаживается перед ней на колени, обхватывает её лицо ладонями и смотрит на будущую жену так пристально, что она ощущает неловкость в высшей её степени. – Вы заслуживаете этой власти также, как и я. Больше не время сомневаться в себе, Фарья. Время править. Мурад – Ваше Величество. – кланяется почтительно слуга, входя в султанские покои. – Вам велено принести вина в честь праздника. – Какого ещё праздника? – настороженно прищуривается мужчина, поднимаясь навстречу. – Сегодня произошло венчание Королевы Фарьи и князя Георгия. В замке идут пиршества. Мурад чувствует как в глазах темнеет от свалившейся, словно камень на голову, новости. Он кидается к несчастному слуге, опрокидывая один из трёх кувшинов с вином, и неистово трясёт мальчишку, точно тряпичную куклу. – Что ты такое говоришь?! Как такое может быть?! Это она заставила тебя так сказать?! Твоя Королева?! – Нет, нет, клянусь жизнью, я не лгу, Ваше Величество! Королева пожелала провести венчание раньше назначенного! Мурад в ярости отбрасывает прислужника на пол и тот, в испуге отползая, вылетает из комнаты, будто ужаленный, мгновенно захлопывая за собой тяжёлую дверь. НЕТ, НЕТ, НЕТ. ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Мурад громит, ломает, крушит свои красивые покои, желая разрушить всё до основания, пока кулаки не будут разбиты в кровь, и её потоки не затопят эту темницу, заставив захлебнуться и его самого. Он снова просчитался. Отдал свою женщину в объятия другого; не рассказал, не объяснил, а скрыл, затаил в себе боль и чувства, как тогда, в былые времена, когда его душа погрузилась во мрак и он предпочитал молчать в ответ на её искреннее беспокойство. Почему он не сказал, что это не конец? Почему не убедил, что так необходимо? Отчего вновь заставил себя покрыться льдом равнодушия? Султан устало прислоняется к каменной стене, чтобы сделать один глоток, другой, чтобы залиться вином до краёв, но сколько бы он не выпил, прежние желания больше не лезут в его глотку, прежние стремления медленно умирают внутри и даже жажда мести потеряла свою остроту, потому что его сокровище обрело нового владельца и мир теперь стал для него совершенно безвкусным. Он не успел... И сегодня его жена, его женщина окажется в постели другого. Один глоток, другой. Вино не помогает. Он представляет их слитые вместе тела снова и снова, пробуждая внутри чувство настолько чёрное, насколько его и без того тёмная душа могла бы произвести на свет. Но больше всего прочего, он наконец, возможно первый раз в жизни, винит не свою любимую-ненавистную жену, не князя, желающего обрести с её помощью власть, ни кого-то другого, а лишь самого себя. Он хотел промолчать горделиво, боялся отпугнуть настоящими чувствами, надеялся, что она только притворяется, но всё оказалось проще, быстрее, мстительнее и в конце концов привело к краху и без того хрупких надежд. Мужчина расстегивает свой кафтан, потому что задыхается от ненависти, ревности и чего-то ещё, чего-то ещё... Кажется, отчаяния. Неужели он окончательно потерял её? Эта болезненная мысль наделяет каждый последующий шаг равнодушной бессмысленностью. Отныне всё кажется ненужным. Звон колоколов из распахнутого настежь окна сводит с ума. "Я не могу, не могу, не могу... Я не могу этого допустить!" Мурад рвется вперёд, словно раненый зверь, барабаня кулаками тяжелую створку, пиная сапогами неподвижное железо, чтобы выбраться отсюда, потому что иначе он задохнётся, ведь отныне здесь больше воздуха, там где нет её, дышать невозможно. "Стража!!! Откройте!!!" – кричит он, чувствуя себя совершенно, отвратительно беспомощным, как будто никогда не имел и части той мощи, что когда-то ввергала всех в полнейший ужас. Он стучит, и стучит, и стучит, пока силы наконец не иссякают. А звон колоколов всё также сводит с ума. Фарья Фарья безучастно идёт по коридору, и выражение на лице Королевы годится скорее для похорон, чем для свадьбы. Притворно улыбаться, скрывая свою печаль, больше незачем. Пир окончен. Невеста никому не нужна. Она хотела отомстить и отомстила. Вот только...отчего больно ей? Почему она не может дышать, словно грудь обвита тысячью и одной цепью? Почему она всё ещё думает о нём? "Больно, больно, больно..." Он тоже должен мучаться, но так ли это? А может, ему наплевать. Королева останавливается, и фрейлины несущие подол её свадебного платья замирают в нерешительности. – Оставьте меня. Я хочу пройтись одна. Девушки покорно кланяются и покидают её, вместе со стражей, тревожно глядящей ей вслед. Фарья уверяет себя, что направляется в ставшие ненавистными покои только с одной целью – чтобы удостовериться в его страданиях, но невыносимая обида делает каждый шаг неровней, каждый вздох сбивчивее, каждую мысль яростней. Никакого равнодушия, только чистый и болезненный гнев. – Ваше Величество... вам не стоит сегодня навещать эти покои. – Андрас выглядит обеспокоенным, но девушку не заботит, что он подумает о ней, также как и не заботит собственная хрупкая безопасность. – Открывай. Автор Она заходит внутрь и видит его лежащим на полу возле кровати, с бокалом вина в руке. Он полураздет, покои разрушены. Неужели... он страдает также, как и она? Или же это гордость позволила себе выплеснуть величественный гнев? Завидев её, мужчина не пытается подняться, встать, или сделать хоть что-нибудь. Он видит лишь чудесный мираж. Его любимая жена пришла к нему белом свадебном платье, чтобы отдать себя в его руки. – Я вижу ты выпил всё вино... – сдавленно произносит она и Мурад точно просыпается ото сна. Она здесь. В его покоях. Это действительно она. – Что ты здесь делаешь? – говорит он пьяно, опираясь на ладони и вставая с видимым усилием. Ненависть снова начинает туманить его голову, вид жены в свадебном платье пробуждает внутри дикую ярость. Она пришла поиздеваться над ним? Решила сделать ещё больнее? – Разве ты не должна быть сейчас на ложе другого? Разве не должна сейчас раздвигать для него ноги? Почему ты здесь? Девушка смотрит на него, и чувствует как затаённая внутри обида рвется наружу с каждым его небрежно брошенным словом. "Больно, больно, больно..." – Я ненавижу тебя, Султан Мурад. Я ненавижу тебя больше всего на свете. Я пришла посмотреть на твою растоптанную гордость. – Ненавидишь, значит? – горько смеется он, отбрасывая свой кубок в стену и расплескивая остатки вина. – Что ж, наконец-то, мы испытываем одно и тоже. Дурманящая злоба пронзает всё тело, заставляя его стать зеркалом для разгневанного мужчины и Фарья швыряет в него пустым кувшином из-под вина в ответ, яростно выплёвывая: – Ненавижу, ненавижу, ненавижу!!! Ты предал меня столько раз! Предал, когда привёл Санавбер, предал, когда накинул веревку на шею, предал, вновь отказавшись от меня! Я почти поверила, что ты способен на любовь, но всё это оказалось обманом! Я ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя!!! Она продолжает кидать в него всё, что ни попадя, а он не пытается увернуться, только молча глядит на бьющуюся в истерике супругу. В первый раз он вдруг забывает про себя, свои права, свою гордость, в первый раз он видит её боль кристально чисто. И так ничтожно теперь кажется ему всё то, что оскорбляло его, – вся эта чёрная ревность, ущемлённое самолюбие человека, привыкшего обладать людьми, как предметами, и так значительно то, что он сделал с ней, отчего ему хочется припасть лицом к её руке и сказать "Прости!" – но он не смеет. Она кричит о ненависти, а он видит в ней лишь истерзанную страданиями любовь. Любовь, что благодаря ему обернулась настоящим адским пламенем для них обоих, и всё же любовь. Он собирает силы в кулак, решительно направляясь к ней, и хватает её за хрупкие плечи, прижимая к прохладной, каменной стене. – Почему ты здесь? Скажи мне правду. Прошу тебя... – Я..я...я... – задыхается она от нарастающих в груди рыданий, слезы предательски текут по пылающим щекам, выдавая всю ту горечь, что она испытывает с головой и заставляя произносить болезненную до крайности истину, которая даже в мыслях кажется отвратительной. – Я...хотела увидеть тебя. Фарья ощущает, как он прижимается своей горячей щекой к её лицу и шепчет бессвязно и сумасшедше: – Сегодня наша брачная ночь. Сегодня ты будешь принадлежать мне. Ей хочется вырваться и убежать от безумия, что он излучает, но девушка больше не в силах это сделать также, как и не в силах отрицать свои отчаянные чувства. "Я люблю, люблю, люблю его" – проносится вихрем в голове, пока поцелуи с ароматом вина покрывают её шею и плечи, пока сильные руки раздирают корсет свадебного платья, пока ладони требовательно ласкают её бедра, пока он выдахает слова, что сейчас кажутся слишком необходимыми: "Ты моя, моя, моя..." Он не груб, и не нежен. Не ласков, и не холоден. Он будто прощается. Она чувствует это в каждом прикосновении к дрожащей коже, в каждом движении внутри, сегодня его страсть отчаянна как никогда, и от этого боль внутри не проходит, напротив – она только усиливается от удовольствия разливающегося по всему телу. – Прошу, скажи это... Скажи мне, что ты всегда будешь моей. Она не может и слова произнести из-за наполненных наслаждением стонов, вырывающихся из груди от сладостного слияния из тел, но он всё равно продолжает умолять, и когда они оба заканчивают, принцесса-султанша-жена , возлюбленная больше не сопротивляется изводящему сердце желанию сказать, крикнуть, оглушить и плевать, плевать на гордость, плевать на титул, пусть слышит весь дворец, вся страна "Да, я твоя! Я всегда буду твоей!" Он чувствует безудержное ликование от этих искренних слов, в этот же момент исполняясь счастьем до самых краёв, и обессилено роняя лицо ей на грудь, думает, что заслужила, она должна получить не каплю, а море искренности от него в ответ. Его пьяное дыхание обжигает ключицы, но девушка не обращает на это внимания, ласково поглаживая полную спутанных русых кудрей голову. Когда-то это был и её цвет. Но не сейчас, не теперь... Мужчина приподнимает своё лицо, чтобы прижаться к ней своим носом с такой родной на ней горбинкой, и пристально-нежно глядя в темные глаза, произносит совершенно трезво: – Я никогда не откажусь от тебя. Слышишь? Никогда. Я люблю тебя, Фарья.