Я прошу тебя: никогда Никогда не входи в мой лес — Там в озёрах темна вода, И на каждом стволе — надрез. И течёт густая смола, И зелёный побег узлом Завязался, где я ползла И кровавила бурелом. Потому что — такой расклад. Потому что — ничья вина. Потому что тяжёл приклад, И рука твоя — неверна. Льдистой горечью бьют ключи По оврагам, где я кружу. Потому, что я жду в ночи, А дождавшись — не пощажу. Оборвётся нательный крест, Упадёт в сырую траву… Никогда не входи в мой лес, Даже если я позову. Е.Полянская
***
Перо теперь уже почти привычно оставляло только кривые и заштрихованные области. Роза и сама не понимала, отчего вместо слов из-под руки выходят рисунки. Нескошенный луг, солнце в зените, силуэты мужчины и женщины, держащиеся за руки. Возможно, дело в том, что настал июнь, а у нее жутко, ужасно, отвратительно сильно мерзли пальцы, и никто не пытался согреть их так, как это раньше, давным-давно, делал Скорпиус. Тогда еще в школе, помнится, они прогуливались в Хогсмид и, как всегда немного отстали. Роза наблюдала за пенными облаками в синей чашке неба, а Скорпиус за кочками у нее под ногами. — Ты опять забыла дома перчатки? — пальцы пойманы и безжалостно заточены в клетку юношеских. — А, что? Ах… да…, но у меня, кажется, была муфта. С этими словами она порылась в школьной сумке, и не найдя ничего, рассмеялась. Скорпиус улыбался тоже: — Кажется, в твоих вещах всегда есть только «кажется». Ей нравилось, когда он шутил. Теперь муж не шутил совсем. И письма, которые он писал из своих командировок, содержали пару строчек, множество запятых и неизменную уже открытку с видами на города, в которых он успел побывать. Роза крепила их к стене булавками. Рядом с зеркалом. Получалось здорово. Вот если бы ее хоть на миг могла покинуть мысль: «Когда-нибудь этих фотографий будет больше, чем дней, проведенных вместе». За время замужества она видела его трижды, и в одну из этих встреч — мельком, когда вчера он сошел с поезда, провел с ней несколько часов в привокзальном отеле и вновь отбыл прочь. А она еще долго не уходила с платформы и машинально махала вслед рукой. — Кажется, скоро письма будут короче пафосной подписи. В моем сердце всегда только «кажется». — Что? — газета, отделявшая ее от собеседника, плавно поползла вниз, явив взору девушки гладко причесанную, светловолосую голову свекра. От неожиданности Роза вздрогнула. Наверное, она опять заговорила вслух, что неудивительно, после стольких недель почти абсолютного молчания. А ведь она уже даже привыкла, что мистер Малфой всегда отделялся от нее бумажным щитом «Ежедневного Пророка» за завтраком. — Извините, я, наверное, слишком громко думаю. Драко сузил глаза, но газету не убрал. — Скорпиус снова не собирается почтить нас своим присутствием? — Я видела его накануне. И ей, конечно, следовало бы промолчать или соврать, потому что газета теперь сползла до подбородка, обнажив искривившиеся губы. Этой маски на мистере Малфое Роза еще не видела, а потому замолчала в ожидании. Интересно, что творилось на душе у этого человека, ведь и дураку стало бы понятно, что Скорпиус избегал его общества. Но Малфой лишь хмыкнул и снова исчез за «Пророком». — Мистер Малфой, — неожиданно для себя выпалила Роза, — помните, вы говорили мне, что я могу обратиться, если что-то будет нужно? — Помню, — не слишком радостно ответил мужчина. — Я все еще надеюсь закончить свою книгу. — Закончить? — его глаза снова показались над страницами, — и на каком же вы, Роза, этапе? — На начальном, мистер Малфой. И я в отчаянии, потому что впервые не знаю… о чем писать. Драко медленно и аккуратно свернул газету. Затем также, словно в замедленной сцене маггловского фильма, отложил ее на край стола. Роза могла поклясться, что он сравнял края издания с углом столешницы. — Что ж, — не спеша начал он, — какого рода информацию вы рассчитываете от меня получить, миссис Малфой? — Главной частью в моей книге должна стать битва за Хогвартс. Ту ночь вы все видели «от» и «до», были недалеко от моих родителей. Я знаю. Кое о чем рассказывал отец, а я слышала. — Скорее подслушивали, — едко заметил Драко. — Сомневаюсь, что кто-либо из Золотого Трио стал бы обсуждать битву со своими детьми за семейным ужином. — Да, я подслушала, — неожиданно звонко воскликнула Роза, — а всё потому, что никто… никто не хочет поделиться со мной. — То есть вы решили, что я тот самый бард, который споет вам красивую романтическую балладу о Героях? — Я надеюсь. — Трупы, запрещенные заклятия, страх, отчаяние, боль, неопределенность. — Что? Роза затаила дыхание, чувствуя, что вот-вот он прорвется. Но этого не случилось. На миг взгляд мужчины сфокусировался за окном, где-то там, за границей пунктиров дождя, будто видел он на сцене горизонта события, давно минувших дней. Но он не прорвался, и рассказ оборвался так же резко, как и начался: — Видите ли, миссис Малфой. Вы не услышали бы от меня то, что рассчитывали услышать, ведь я и ваши уважаемые родители оказались, как бы это сказать, по разные стороны баррикад, объединившись лишь в конце, когда белое перестало быть белым, но и рассеялась тьма. Мир, Роза, не имеет ничего общего с тем, что вы описываете, а война, тем более. Мне нечего рассказать вам. — Что-что? — переспросила она, чувствуя себя крайне неловко. — Да, кстати, и перестаньте все время чтокать. — Откуда вы знаете, о чем я пишу?! — закричала она, вскакивая на ноги. Поздно. Спина Малфоя уже маячила в дверях. — Постойте. Я уверена, что мы сможем найти то, что следует рассказать. — Ищите это без меня. Я, верно, ошибся, когда предложил свою помощь. Леди не злоупотребляют вниманием. … И ему стыдно. Стыдно по-настоящему, до алой зари на щеках, когда он час за часом старается изгнать утренний диалог из мыслей. Мужчина не может сосредоточиться на документах, и между строчек всплывает мольба во взгляде девчонки, а что еще хуже — дымные, мутные картинки прошлого. Драко чувствует запах. Он вспоминает свой ужас, свою давно спрятанную боль. Он понимает, что нужно просто успокоиться. Тиа? Нет. Она гремит чашками в приемной и совершенно не собирается разговаривать с ним. У женщины случаются припадки, когда она отчаянно пытается отвоевать утраченные позиции. Борется за внимание. Мимо. И если не она… то ему предстоит долгий вечер с бокалом огненного виски в руках, после которого воспоминания становятся еще ярче и нестерпимее. Хотя… все зависит от той стадии опьянения, которую он себе позволит. Утром. Будет. Лучше. Когда взойдет солнце, он будет сосредоточен лишь на том, чтобы не умереть с похмелья, а это будет значить целое счастливое утро без мыслей. И никакого противопохмельного зелья или волшебства. В гудящей голове жалят пчелы, и счастье, что это не мысли, не воспоминания. Но ему стыдно. Мучительно и отвратительно не комфортно в оболочке джентльмена, которая сегодня треснула на самом видном месте, представив удивленному взору невестки слабую и человеческую сторону. Она, верно, потешается. Он должен проверить. Он поговорит с ней.***
Девушка спала, уронив голову на скрещенные на столе руки. Рыжие волосы светились в полумраке точно угли. Он подошел ближе с намерением разбудить, но передумал: она спала глубоко и безмятежно, чуть разомкнув губы так, что капелька влаги, собравшаяся уголке рта, вот-вот готова была сорваться. Драко тихо развернулся на месте и уже совсем было собирался уйти, как вдруг его взгляд упал на ковер. Прямо перед поставленными аккуратным уголком ступнями Розы валялась синяя папка, из которой разнодлинными языками торчали исписанные пергаменты: где-то усаженные кляксами, где-то исписанные мелким, аккуратным почерком. Чуть в стороне лежало несколько листов, которые он и поднял. Первым его желанием стало вернуть бумаги на место, вложив их в синюю папку, откуда они, верно, и выпали, но пробежав взглядом пару строк, мужчина прижал их к себе и, воровато оглядываясь на спящую девушку, вышел в холл. Нет, он не был пьян, не получилось выбраться в этот вечер. Но теперь, когда он, поворачивая в руках бокал, почти до краев наполненный виски, читал, то чувствовал, как от строк, сходящих с пергамента, кружилась голова.Из синей папки Розы Малфой
… «Но сегодня она чиста, удивительно прозрачна и спокойна. Слышно даже шевеление рыб и видны сны утопленников. Их пальцы растопырены — они и сами похожи на морских звезд под небом, под ночными июльскими звездами. Роза сделала еще шаг и разжала руку. Ком земли скользнул в воду и, издав едва слышный звук, стал прекрасно различим на дне. Музыка продолжала играть, а девушка в алом платье все шла и шла вглубь. Временами ей казалось, что ноги не касаются дна, и она наступает на неведомых, прозрачных, живых существ. Тогда она приседала и, погрузив руки в воду, ласково трепала их мягкие холодные спины. Ей перестало быть страшно. Ни холодная вода, ни намокшее тяжелое платье не мешали идти ровно. А возможно это просто равнодушие? Все в мире находит свое место: вот и она нашла маленький островок, на дне, покрытом ровным голубым, при свете луны, песком. Роза легла на спину и стала медленно погружаться на дно. Она думала о том, что странно было не догадаться раньше: вот так вот плавать на спине, чуть скрывшись под водой. Ведь отсюда мир казался совсем другим. И быстро наступило утро и украсило небо, будто к празднику: шел черный дождь, то сплошными нитями, то густыми каплями падая вниз. Но ведь странную эту вещь поняла она только сейчас: небесная вода и река — совсем разные вещи. И капли дождя, падая в реку, не смешиваются с ней, а снова уходят в небо. Берег оттуда, из-под воды, тоже выглядит совсем и по-другому. Те же деревья, но все не так. И там тоже скоро наступит праздник: длинные ленты треплет игривый ветер. Роза была уверена, что все эти ленты, все цветы на земле сделаны из оберточной бумаги. „Хорошо здесь тихо лежать“, — думала она, медленно переворачиваясь на живот. — „Теперь я смогу видеть и небо, и движение песка. Он красивее, чем на берегу. Такой чистый и мягкий. Он иногда поднимается вверх. И тогда мне кажется, что я в невесомости. В призрачном космическом корабле путешествую одна между колец Сатурна “. Иногда на берег приходят люди, чтобы издали посмотреть на Розу. Некоторые из них даже входят в реку. Мужчины и женщины, дети и старцы, музыканты, рабочие, летчики и водолазы. Они трогают ее руками или пальцем ноги, пробуют поднять ее или просто смотрят в ее глаза. Кто-то считает, что они грустные и пишет о ней стихи… А кто-то мыслями навсегда останется лежать рядом, и скоро ей станет тесно быть рядом с ними, и тогда она поплывет прочь, как на крыльях в жидком дыму своего красного платья. Роза будет держаться берега, чтобы иногда видеть людей. Ведь все же надо признать, что изредка она скучает по ним. Она увидит, проплывая однажды утром, и того, кто в ТУ НОЧЬ играл на флейте. Роза не ожидала, что хорошо знает этого человека, и остановится возле него, зацепившись волосами за корягу, чтобы послушать флейту и посмотреть на музыканта. А он стоит по колено в воде и смотрит на нее глазами полными слез. Он теперь так часто плачет. Раньше он не играл музыки совсем, а сейчас он ждет Розу на берегу. Ждет и его флейта. Он видит ее под водой и не решается прикоснуться, он просто долго смотрит на нее и продолжает играть. Но потом Розу быстро унесет течение»… Драко в нетерпении отложил пергамент, чтобы взять следующий, но тот содержал совсем другую историю: …«Звонок, еще один звонок, за окном непогода. Ко мне идешь ты по ноябрьскому, мертвому лесу. В середине полузабытых снов стоит ветхий дом мой, и позапрошлогодними сосновыми иголками устланы лабиринты путей к нему. Я не одинока, я с собой наедине. В камине потрескивают дрова, но ничто не согреет, я хожу из комнаты в комнату бессмысленная, опустошенная, ношу твои раны. Не стану открывать дверь перед тобой, а спрячусь, как ребенок, под одеяло. Лучше видеть вечные сны, что ты для меня оставил… ты меня не разбудишь»… Торопятся буквы: крупные, неровные, тонкими ручками перемычек поддерживающие друг друга. И Драко чувствует то, что хотела сказать Роза, но ему нужно знать, где началась, чем продолжилась и как завершилась эта история. И он понимает, что не сможет попросить ее об этом, ведь задать вопрос ей, значит дать карт-бланш на тысячи вопросов о том, чего девушке знать совсем не следует. Говорить с ней о своем прошлом он не намерен. Он вообще не настроен больше допускать слабостей и общаться с ней вне Малфой-Мэнора.Из мусорной корзины Драко Малфоя
***
ПРИГЛАШЕНИЕ _ Королевский театр Ковент-Гарден В рамках гастролей артистов балетной труппы Мариинского театра г. Санкт-Петербурга (Россия) Приглашает вас посетить классический балет «Щелкунчик» 22 июня 2020 г. Партер. 7 и 8 место. _
***
1. Написать сыну.***
Сегодня газета сдвинута на край стола и лежит не под тем углом, грозя вообще сорваться на пол. А еще локти мужчины на столе нарушают все мыслимые правила этикета. — С добрым утром, миссис Малфой. — С добрым утром. На бледном лице девушки розовый полумесяц улыбки — она обезоруживающе не сердится. Наоборот, хворостиной по нервам бьет ее следующая фраза: — Простите, мистер Малфой, иногда я бываю слишком настойчивой. — Ничего, все мы впадаем в такие состояния, когда понимаем, что близки к цели, важной для себя. — Я не приблизилась к ней, — начала было Роза, но тут же замолчала, уронив взгляд. — Вы были близки. — Что? — Опять это ваше «что-о-о»! — Вам есть, что мне рассказать? — девушка не обращает внимания на шпильку. — Нет, у меня к вам другое предложение. Сегодня вечером я хотел бы пригласить вас в одно место. Согласны? — Что это? — Увидите позже. — Хорошо, но как мне следует одеться? Помнится, в прошлый раз вы были весьма недовольны моим внешним видом. — О, в этот раз можете ни в чем себе не отказывать: бальное платье и тапочки, туфли на каблуках в купе с формой для квиддича. В общем, границ Малфой-Мэнора и прилегающих территорий мы не покинем. Так что форма одежды — удобная. …***
Скорпиус не чувствовал, что поступает неправильно, равно как и правоты не ощущал, лишь потому, что не задумывался. Он впервые за много лет чувствовал себя свободным, совсем, как в школе, где его не могла достать вездесущая опека родителей. Что-то похожее было в начале отношений с Розой, когда она шалости ради насылала грозовую тучу прямо на слизеринскую спальню. Оставалось лишь гадать, сколь точно наводчик орудий внутри нее настраивал атмосферные осадки прямо на его постель. — Спасибо за нежный подъем! — приветствовал он ее перед завтраком, когда девушка, гордо вздернув нос, шла к столу своего факультета. — Я для тебя вообще на все готова, — парировала Роза, балансируя между «громко» и «тихо» столь тонко, что ее фразу, кроме Скорпиуса могла слышать только шествующая рядом Лили Поттер, которая тут же хрюкнув от смеха, отворачивалась в сторону. А он подставлял Розе плечи своих белоснежных рубашек, чтобы она могла ступить на них и взобраться на дерево, в тот самый дом, что он воздвиг для них. И все же это не та Роза, которую он полюбил. Та девочка затерялась и осталась там, среди июльского разнотравья, там же, где остались и воспоминания о матери. Та Роза, что отсчитывала года вместе с ним, оказалась особой неуверенной и зависимой от собственных неудач, когда отнеся в издательство свою первую книгу, получила жесткий и категоричный отказ. Не в привычках Скорпиуса было поддерживать. Он мог бросить в лужу перед ней свою новую мантию лишь для того, чтобы девушка не промочила ноги, но о чем можно говорить, когда Роза заливалась слезами над письмом из издательства, Скорпиус представлял слабо. Сам он переживал неудачи проще, разрушая стены заклятиями, а потом, восстанавливая их, когда кризис проходил. Скорпиус понимал, что ему следовало намного раньше задуматься о том, КАК сильно изменилась Роза Уизли, пока она еще была Уизли. Получив ее согласие на обручальный браслет, юноша растерялся… и предложение заменить Манна на посту, стало своего рода спасением. …. Вечер укутывал улицы тяжелым покрывалом, звезды скудно осветили небо, когда Скорпиус вышел из отеля, чтобы выпить чашечку кофе. В руке он сжимал пергамент. Письмо, на которое он немедля собирался ответить. «Здравствуйте, Скорпиус. Признаться, я заинтригована Вашим предложением, но смею заверить: Вы немного переоцениваете мое положение. Я могу попытаться, но предпринимать самостоятельных действий я не буду. Жду директив. Миссис Хаас».