***
И снова ощущение дежавю. Юра остался после основной тренировки, вымотанный, но упрямо оттачивающий свою программу для выступления даже тогда, когда другие фигуристы уже ушли. Он катался с таким отчаянием, что вместо заявленной темы "Нежность", у него получались лишь рваные, резкие прыжки, развороты после выполнения элементов у самого бортика, да так, что казалось, что юный чемпион вот-вот врежется и расшибётся. Юрий ненавидел себя. И выплёскивал эту ненависть в движениях, не умея иначе. Только тут, на катке он был свободен в выражениях своих чувств. И, не зная, что Отабек тоже здесь, пытался передать свою тоску по нему, желание извиниться и полное неумение это делать. Когда же ноги уже не держали Плисецкого, он, шатаясь, ушёл с катка, оборвав танец на полуноте и перейдя в раздевалку через противоположный выход от того, где затаился Алтын. Казалось, на лице мальчишки не было ни кровинки, настолько оно было бледным и отчаявшимся. Он не мог позвонить Беке, хотя, сидя на скамейке, уже который раз смотрел на телефон в своих руках, на открытое меню с записью абонента.***
Юра был прекрасен: каждое его движение заставляло сердце казаха замирать от восторга. Безумно хотелось выехать к нему на лёд, но он сдержался, понимая, что это был бы самый глупый сейчас поступок, когда парнишка настолько взвинчен. Еле дождавшись окончания тренировки Плисецкого, Бека поспешил за ним, словно боясь, что его поймают и не дадут пройти дальше. В раздевалке Бека тихонько окрикнул Юрия: - Юр, привет. Я должен тебе кое-что сказать: прости меня за вчерашнее. Наверное, мне не стоило так поступать. Прости мне мою несдержанность. Давай помиримся и не будем вспоминать об этом? - Казах попытался заглянуть в изумрудно-зеленые глаза, но Плисецкий отвёл взгляд. Да и полуобморочная бледность Юрия не осталось незамеченной парнем. - Ты себя так угоняешь совсем, Юрочка, -заботливо произнес Отабек. - Пожалуйста, не перенапрягай себя. Прошу тебя!***
Вздрогнув от раздавшегося рядом голоса Отабека, Юра чуть не выронил телефон и поспешно сунул его к себе в карман. Он вскочил, слушая, как парень извиняется и предлагает мир, и в который раз поступил так, как совсем не следовало: шагнул к брюнету, сгрёб его за воротник к себе и наклонился, больно, до крови укусив за нижнюю губу: - Идиот! - А затем, видя, что снова причинил боль любящему его человеку, крепко обнял его за шею, зацеловывая неумело окровавленные губы. - А я - кретин, - доверительно шепнул Плисецкий между поцелуями. - Это моя вина. Прости меня... Я... Не хотел, чтобы ты уходил. Пожалуйста... Не оставляй меня. - еле слышно попросил мальчишка, прижавшись к Алтыну.***
Бека вздрогнул, чувствуя как рот наполняется жидкостью с неприятным металлическим привкусом. Тёмные глаза распахнулись, в них плескались боль и отчаяние. Но когда Юра принялся зацеловывать его, парень, было замерший, дёрнулся, ожидая новой порции боли, но её не последовало. Обижаться казах не мог долго на того, кого так сильно полюбил, поэтому кивнул, тихо прошептав: - Ты же знаешь я никуда не уйду, - он обнял своего непутёвого блондина и улыбнулся тепло и мягко, тихо шепнув на ушко: - Я больше никогда не оставлю тебя одного, клянусь! Даже если прогонишь - не уйду. А теперь можно мне тебя проводить домой? Я не хочу, чтобы ты где-нибудь на полпути упал без сознания от усталости. Ты вон на ногах еле держишься, так устал.***
Юрочка крепко прижимался к Отабеку, слизывая с губ его кровь, отчего сам стал похожим на вампира, словно боясь, что ему всё это кажется или, хуже того, снится, и только после того, как прокушенная губа парня перестала кровоточить, он отстранился, внимательно глядя в такие удивительно спокойные глаза казаха: - Бека... Знаешь.. А, ладно, неважно. Пойдём домой. Тебе надо губу перекисью обработать и я... Ну, чай будешь? Дедушка будет рад поговорить с тобой. Ты ему понравился, - доверительно произнёс парнишка, отлепляясь от брюнета и неуверенно беря его за руку. Он не знал, как же ему исправить свой поступок и, хотя Алтын и говорил, что простил его, сам Юра себя точно не простил за свинское отношение к тому человеку, к которому он неравнодушен. - Ты коньки напрокат взял, да? Надо будет вернуть... Или... Может, хочешь покататься со мной? - пусть тело практически не ощущало уже ничего из-за ноющих мышц, но Юрочка не мог не предложить это Отабеку.***
Бека одной рукой придерживал Юрочку за талию, в то время как тот совсем по-кошачьи зализывал раненую губу казаха. Немного щипало, но парень не был бы собой, если бы обратил внимание на столь незначительную мелочь. - Да, коньки я брал тут. Но кататься мы сегодня не будем. Завтра сходим. Ты же на ногах еле держишься. А вот с твоим дедушкой я с удовольствием пообщаюсь: он у тебя хороший, моего дедушку мне напоминает. - Отабек слегка сжал руку Юрочки и таким образом, рука об руку, они спустились вниз к раздевалкам и прокатам коньков. Сдав коньки и выйдя на улицу, парень с лёгкостью поднял ошарашенного Юрку и перекинул через плечо. - Отдыхай, воин. Дворами дойдём. Никто и не заметит, что какой-то неизвестный несёт на плече звезду русского фигурного катания, - улыбнулся как всегда, своей скупой на эмоции улыбкой казах, поворачивая во дворы и идя уже к знакомому дому. Парня Алтын отпустил, только когда они подошли к двери подъезда. - Не сильно укачало? - Добродушно поинтересовался Отабек.***
Юрка вспыхнул, когда Бека закинул к себе его на плечо, как куль с картошкой. Хотя... Судя по осторожным всё же действиям - как принцессу. Не воина, как Алтын называл "Ледяного Тигра России". Пару раз стукнув крепким кулачком по спине нахального казаха, юноша смирился с тем, что ему придётся весь этот путь провести на плече у него. Он даже попытался умоститься поудобнее, негодующе шипя, когда рука парня соскальзывала с его поясницы на узкие бёдра. Приятно, конечно, но... Пока Плисецкого останавливал стыд и смущение. А если он снова испугается? И прогонит Беку? Вдруг тот уйдёт, несмотря на обещание... Навсегда? - Идиот... Ох, ты ж дебильный идиот, Бека! - Юрочка говорил беззлобно, ловко спрыгнув с плеча брюнета и поморщившись: ноги заболели ещё сильнее. Но, не обращая на это внимания, он потащил за руку Отабека в квартиру, видя, с какой радостью поприветствовал парня его дедушка. Михаил Юрьевич благосклонно относился к спасшему его единственного внука пожарному, поэтому с радостью пригласил его за стол. И ни слова не сказал, что тот пользовался его халатом. Это ведь такие мелочи, на самом деле.***
- Да знаю я, что я идиот, - так же весело парировал Отабек, поднимаясь вслед за Юрой на нужный этаж. Отабек поздоровался с пожилым мужчиной, ещё больше ощутив себя в семейном кругу. Казах безмерно уважал Михаила Юрьевича за то, что тот взял заботу о Юре, парне с таким не простым характером на себя, что вырастил его, а не сдал в приют, вычеркнув из жизни. За это он был ему безмерно благодарен. Все вместе они пили чай, делились смешными и веселыми историями из прошлого. Время пролетело незаметно: оно слишком быстро летит, когда тебе хорошо. На часах уже была полночь, пора было уходить, чего не очень-то и хотелось, но и стеснять своим присутствием людей тоже было ни к чему.***
Когда Юрка начал откровенно зевать, Михаил Юрьевич отправил его готовить спальное место для Отабека, к которому обратился весьма серьёзно, когда мальчишка вышел и не слышал их разговора: - Отабек, я думаю, стоит кое-что прояснить. Я вижу, что Юрочка дорог тебе, а ты - ему. Я, хотя и не одобряю подобных отношений между мужчинами... По правде говоря, считаю это жуткой срамотой. Но, если он будет с тобой счастлив - мешать не стану. Только одно запомни: прошу, береги моего внука. Сегодня ты ночуешь у нас. И... Постарайся не давать моему мальчику делать глупости, хорошо? - он крепко пожал руку парню, отпуская его к нетерпеливо зовущему на процедуру обеззараживания губы Юрочке. А мальчишка после того, как Бека всё же соизволил подойти к нему, когда удостоверился, что ранка обработана, смешно вытянув губы трубочкой, подул на неё, чтобы болела меньше. Он погладил казаха по щеке, вскочил с дивана, на котором уже лежали одеяло и подушка, и, пробормотав: - Спокойной ночи, Бека... - умчался в свою комнату. Вот только через час заспанный фигурист в неизменной пижаме прибрёл к лежащему парню, молча забираясь под одеяло и обвивая всеми конечностями его за тело.***
Бека с благодарностью посмотрел на Михаила Юрьевича и кивнул: - Я обещаю вам, что буду беречь Юру, ведь для меня он - самое дорогое, что у меня есть в жизни. Спасибо вам, что не бросили его одного. - Спасибо, Михаил Юрьевич! - снова повторил казах, пожимая руку коренастому мужчине. Бека снова почувствовал себя 10-ти летним мальчишкой, который на всё лето оставался с братьями и сестрами в деревне у бабушки и дедушки, заботившимися о внуках, словно те были сделаны из золота. Но вот из зала снова донесся требовательный голосок Плисецкого, и парень не мог не послушаться. Попрощавшись с Плисецким-старшим, он вернулся в комнату, садясь перед Юрой, у которого всё уже было наготове. Перекись щипала и жгла, но Юра действовал аккуратно и осторожно, так трогательно подув на губу, словно вот-вот поцелует, но тут же отстраняясь. Тёплое касание ладошки к щеке парня заканчивается поцелуем в запястье. - Спокойной ночи, Юрочка! Казах еще долго не мог уснуть, но, как только начал дремать - почувствовал как что-то теплое легло ему под бок, обняв его. Это оказался Юра. Бека также обнял его, прижимая к груди и улыбаясь во сне.***
За ночь Юрка оказался прижатыми между спинкой дивана и горячим телом своего казаха. Он проснулся оттого, что его губы слишком уж фривольно изучали шею Отабека. Даже сквозь сон. Юноша смущённо усмехнулся и, открыв сонные глаза, вдруг очень смело для себя обвил руками шею брюнета, сладко целуя его в губы: - Доброе утро, Бека... - и, набравшись смелости, предложил только проснувшемуся парню: - Давай встречаться? О, да, уж что что, а шокировать Юрочка умел. Он даже не думал о том, как эта смелость выглядит со стороны, ведь Бека вполне мог и недовольным быть такой инициативой. А тут сразу... Встречаться. А ведь это значило своеобразное "узаконение" поцелуев и объятий. Даже на людях. И плевать, что другие думают. В жопу их.