***
Но ещё занятнее становится, когда посмотришь на то, кто из мартиновских персонажей взят за прообраз Ворона. В первую очередь это, конечно, Роберт Баратеон, также красавец-драчун-пьяница-бабник с чёрными волосами и синими глазами. Вернее, был таковым в молодости, а в начале саги Эддард, впервые увидев друга детства и юности после многолетней разлуки, даже не узнал того: "Миновало пятнадцать лет с той поры, как они выехали, чтобы отвоевать престол, и тогда лорд Штормового Предела был чисто выбрит, светлоглаз и мускулист, как девичья мечта. …И сила у него была под стать обличью: Роберт в сражениях предпочитал шипастый боевой молот, который Нед едва мог поднять. В те дни запах крови и кожи пропитывал его, словно духи. Ну а теперь к нему прилип запах настоящих духов, и пузо выросло под стать росту. Нед в последний раз видел короля девять лет назад... С той ночи, когда они стояли бок о бок в павшей твердыне Грейджоя… король набрал не менее восьми стоунов. Борода, грубая и чёрная, словно железная проволока, покрывала его щёки, пряча двойной подбородок, но ничто не могло спрятать его брюхо и чёрные круги под глазами". А каким в первый раз предстаёт перед Диком Окделлом Рокэ Алва?"…пугающая красота... Никогда ещё Ричард не видел человека красивее и… неприятнее. В жилах Алвы текла кровь морисков южной Дигады, но от них Рокэ унаследовал разве что белые зубы и иссиня-чёрные волосы. Слишком большие для мужчины глаза маршала были ярко-синими, а кожа чуть ли не светлее, чем у чистокровных талигойцев. На первый взгляд Ворон не казался силачом, но о его выносливости и умении обращаться с оружием ходили легенды. …протянул унизанную перстнями руку… Ричард прикоснулся губами к гладкой коже, ощутив едва уловимый аромат благовоний".
Эффект совершенно не тот, верно? Кроме цвета волос и глаз, общего разве что запах духов. Кстати о духах. В мыслях Дика далее мелькает: "В семье Окделлов почиталось зазорным переступать черту, отделявшую опрятность от щегольства, Ворон придерживался другого мнения". Мартин в этом плане разделяет скорее мнение как раз Повелителей Скал. Самый известный его персонаж, пользующийся духами – Варис, евнух, то есть уже и не мужчина в полном смысле. Наиболее положительные герои "Песни" весьма неодобрительно высказываются о надушенных мужчинах. Эддард Старк, помимо вышеприведённой сцены с Робертом, при встрече с Варисом думает: "От евнуха пахло какой-то сладкой мерзостью, будто бы могильными цветами". А рыцарь без страха и упрёка Барристан Селми, живя в Миэрине среди гискарских вельмож, которые подчас душатся сильнее знатнейших вестеросских леди, жёстко припечатывает про себя: "Мужчина должен пахнуть потом, а не цветами". Но вернёмся к нашим баранам – то есть Оленю и Ворону. Да, Рокэ столько, сколько Роберт, не лопает и даёт себе вполне приличные физические нагрузки, да и комплекция совсем другая: нет такого объёма мышечной массы, чтобы от сидячей жизни переродиться в жир. А вот многолетние регулярные пьянки вплоть до сомнительных рекордов "не меньше бочонка за вечер", если верить рассказу Лионеля, в жизни никак не могли бы остаться совершенно без последствий – как физических (давно и хорошо известных: цирроз печени, гастрит, почечная недостаточность… импотенция, в конце-то концов), так и психических. Тот же Роберт яркий пример того и другого. Но он потерял всякую меру в возлияниях почти десяток лет назад – а если вспомнить его жёнушку? Серсея начала скатываться в откровенное пьянство, уже лишившись отца – Тайвина нашли мёртвым в самом начале "Пира стервятников", и на протяжении книги читатель наблюдает стремительно прогрессирующее моральное и умственное разложение королевы. То есть ей хватило меньше чем одного года такого образа жизни, какой Алва ведёт минимум с покушения на Винной улице. Однако он продолжает как ни в чём ни бывало блистать как в бальных залах, так и на полях сражений! Ничем иным, кроме раканской магии или авторского произвола (что суть одно и то же), объяснить это невозможно. Ну а как иначе? Заплывшее жиром и заросшее неухоженной бородой существо с небайроничными результатами хронического алкоголизма на девичью грёзу и вправду никак не тянет. Однако обрести своё счастье можно, и не будучи героем романтических фантазий не знающих жизни юных девчонок или эротических фантазий неудовлетворённых дамочек постарше, дальше упаковки не видящих, да и не желающих заглядывать. Был бы человек хороший. Но вот именно с этим, очень мягко говоря, серьёзные проблемы как у изображённого с беспощадным реализмом Баратеона, так и у милостивой авторской волей избежавшего разрушений "излишествами нехорошими" Алвы. Роберт прозрачен, как стопка с чистым спиртом: отношение к жизни откровенно потребительское – чтоб максимум удовольствий и минимум ответственности. Причём все вожделенные удовольствия сугубо плотского свойства: как формулирует без малейшего стеснения сам король, "обжорство, пьянство и распутство", ну и плюс поохотиться и подраться – или, как съехидничал Джейме в сериале, "трахать кабанов и охотиться на шлюх… или наоборот?". А до результатов его поведения – от порушенных женских и детских судеб до всё более явно ещё не рушащегося при жизни Баратеона, но уже расшатывающегося государства – ему и дела нет. Кто хотите и как хотите, так и решайте все проблемы, только поменьше беспокойте его величество: его, как не менее иронично подметил Ренли, "все эти хлопоты… до слёз утомляют". И при этом Роберту ещё и доставало "совести" жаловаться, как, мол, тяжела… жизнь на Железном Троне, хотя фактически он свалил на своего десницу Джона Аррена все королевские обязанности, кроме как "сидеть на этом проклятом кресле, выслушивая жалобы, пока ум не онемеет, а задница не разболится" (и то, по всей вероятности, только потому, что от этой чисто вывесочной "работы" отвертеться не было никакой возможности), а решать проблемы жалобщиков всё равно приходилось тому же Аррену и Малому Совету! Вот мне всегда было интересно: Роберт просто манипулирует, давя на жалость доверчивого Неда, или в самом деле считает, что, "отрабатывая" непрерывные пьянки-гулянки, перенапрягает свой весьма ограниченный ум и необъятное седалище?.. А что насчёт Рокэ Алвы? Как в том анекдоте: всё то же самое, только ещё хуже. Всё действительно включено, даже охота на кабанов. Разве что, как уже упоминалось, обжорства куда меньше, и турниры в Кэртиане уже из обихода вышли, так что вместо них маршал себя развлекает дуэлями. И именно здесь сравнение оказывается точно не в пользу Алвы. Стоит вспомнить, как возмущался, причём неподдельно, Роберт, когда Эддард и сир Барристан ему объясняли, что на турнире никто не осмелится его по-настоящему ударить, ибо король. Какой бы, откровенно скажем, прогнившей личностью Олень на Железном Троне ни был, однако драться, по его твёрдому мнению, надо честно, невзирая на лица и титулы. Тогда как Ворон раз за разом выходит даже не на "спортивные" поединки, а на бой насмерть, отлично зная, что ничего ему сделаться не может! Такое и Роберт охарактеризовал бы далеко не куртуазными выражениями – и для разнообразия был бы совершенно прав. В Кэналлоа, обладая практически монаршей властью и едва ли не полубожественным авторитетом, Алва, очевидно, на деле такой же, как и Баратеон в Вестеросе, правитель-вывеска. Потому что, когда нет войны, предпочитает прожигать жизнь в Олларии, а не "слушать жалобы и считать медяки" в родных землях. А коль скоро Кэналлоа, в отличие от Железного Трона к концу правления Роберта, отнюдь не сидит по уши в долгах, а совсем даже наоборот – процветает пуще всего Талига вместе взятого, там должен быть свой "Малый Совет", правящий герцогством вместо соберано, и явно куда более компетентный и честный, чем у Баратеона. Вот только есть ли в этом хоть самомалейшая заслуга самого Ворона, или автор просто опять заботливо подстелила ему соломки? Ещё хуже с женщинами – и это про обоих, хотя Алва и здесь умудрился даже переплюнуть Роберта. В своё время Кармен Сильва (псевдоним румынской королевы Елизаветы) писала: "Для мужчины несчастная любовь – предлог к наслаждению безо всякой любви". Когда я впервые наткнулась на этот афоризм, подумала, что сказано будто про Роберта Баратеона – но и к Рокэ Алве также прекрасно подходит. Примечательно, что в Великую Лубофф Роберта к покойной Лианне, кажется, верит из лично знающих его людей разве что Нед. Даже Джейме, наивностью по-своему умудряющийся временами бить и Недовы рекорды, хлёстко характеризует чувства Баратеона к Лианне как "гордыню и похоть". И как не согласиться именно с Джейме, когда "пронёсший любовь через всю жизнь" и "до сих пор скорбящий" король, спускаясь в крипту к могиле бывшей невесты, не находит ничего лучше, как с горящими глазами расписывать её брату прелести столичных дамочек, из-за жары щеголяющих в коротких платьицах и купающихся голышом в реке прямо у Красного замка?! А Дарри, где он, пусть и с бранью в адрес жены, но без какого-либо реального сопротивления (а Серсея, как подметил Тирион, "чует слабость, как собака – страх") спустил на тормозах её решение убить ни в чём не повинную волчицу Сансы, несмотря на то, что Нед молил не делать этого "ради твоей любви к моей покойной сестре"?! Если бы самого Эддарда о чём-то заклинали именем Кэйтилин, или, скажем, того же сира Барристана – именем Эшары Дейн, разве отреагировали бы они подобным образом? Что же до Алвы… История с Эмильенной Карси заслуживает отдельного и подробного рассмотрения, здесь же стоит сказать вот что. Спору нет, когда первая настоящая любовь тебя отвергает, да ещё предаёт, а тем более пытается убить – это удар со всей силы в самое сердце для любого. Вот только далеко не любой от этого озлобится на весь женский род и будет вести себя чуть ли не с каждой встречной, даже абсолютно в его душевной травме не повинной, как… животное. И то, что Роберт и Рокэ доходят именно до такого, говорит не столько о силе пережитого потрясения и былого чуЙства, сколько о характере этих… персонажей в целом. Как совершенно верно заметила не по годам мудрая Лианна: "Любовь – милая штука, но она не изменяет природу человека". Однако как бы Роберт с Серсеей друг друга ни ненавидели, как бы по-скотски король ни вёл себя в супружеской постели и как бы при этом ни жаловался, что жена "красива, это верно, но до того холодна… и как стережёт свою щель!", даже ему ни разу не пришло в голову выдать о супруге, тем более в её присутствии, что у неё "не самые лучшие яблоки в королевстве"! Хотя Серсея за подобное могла бы врезать и похуже чем кубком по зубам… Вот её бы на Алву напустить, чтобы знал, как себя с женщинами вести. И хотя Баратеон и имел обыкновение уподобляться своему гербовому животному в гоне, однако за пределами супружеской спальни насилие или принуждение вроде бы было не в его привычках. Известные его женщины, как правило, были либо… профессионалками, либо простолюдинками, которым обычно терять было нечего, либо сговорчивыми вдовушками вроде кузины из Эстермонтов. Пока что самая сомнительная история из Робертова "донжуанского списка" – с Деленой Флорент, которую король на свадьбе своего брата Станниса с Селисой, кузиной Делены, "утащил" прямо в спальню, приготовленную для новобрачных, и там… лишил невинности. Однако об этом случае рассказывает сам Станнис, отнюдь не склонный деликатничать в выражениях вообще и насчёт старшего братца в частности – если бы имело место откровенное насилие, он бы наверняка так и сказал. Алва же постоянно принуждает женщин к сексу, и его ничуть не волнует, хотят они его или нет. Речь даже не о Катарине или "пантерках". Влезть в окно к совершенно незнакомой женщине, явно не профессионалке, и, ни привет ни здрасьте, даже именем не интересуясь, потребовать сначала её, а потом вина – заметьте, это в одном ряду и явно для него вещи одного порядка! – для него обычное дело. Попробуйте поставить себя на место этой женщины и скажите честно: вы верите, что она была сражена кэналлийской красой и "гусарским" натиском, или просто рассуждала, как у Панкеевой весьма точно сказала Аллама Фуэнтес: "Если изнасилования всё равно не избежать, лучше уж отдаться, пока просят"? Ноет и жалуется на свою "горькую судьбинушку" Алва и вправду куда меньше Баратеона – может себе позволить, ибо это с лихвой компенсирует автор устами "группы поддержки" вроде Арлетты и иже с ней. Опять-таки, проблеск здравого смысла, ибо бесконечные словесные потоки саможаления, да ещё и явно с корыстным прицелом – чтобы его, "бедняжку", пожалели и всё для него делали и всё ему прощали, – симпатии к персонажу, тем более взрослому здоровому мужику, живущему в своё удовольствие, отнюдь не вызывают. Но то, что Рокэ хватает мужества и банально самоуважения, чтобы не кричать о таком на каждом углу, не отменяет трусости в главном – нежелания признать собственную вину в своих бедах и поработать над собой. Казалось бы, уж в военной-то области Алва точно превосходит Роберта! Но в действительности – лишь тем, что не терпел разгромных поражений. Единственный раз, когда Баратеон командовал сам, без кого-то более компетентного рядом, и выиграл – битва у Летнего Замка, где победу ему принесла, по сути, неорганизованность противников, которых он успел разбить поодиночке. Как раз совершенно в духе Кэналлийского Ворона. Хотя по большей части свои военные "таланты" Алва "унаследовал" от совсем других персонажей…***
"Непобедимым Воином" Рокэ Алву, очевидно, сделали по образцу Джейме Ланнистера. Хотя на самом деле тот на турнирах незадолго до начала саги и в первом же томе терпит два унизительных поражения. О первом – от Лораса Тирелла – рассказывает Неду Роберт: "На последнем турнире он сбросил Цареубийцу на землю – прямо на золочёную задницу! Видел бы ты выражение на лице Серсеи… Я хохотал, пока не заломило в боках". А прямо на глазах читателя Джейме вышибает из седла уже не юный самородок из Великого Дома, а телохранитель Джоффри, даже не носящий рыцарского звания, "Пёс" Сандор Клиган: "Пики разлетелись в щепки, и когда обломки опустились на землю, …сир Джейме Ланнистер повалился в грязь в своей золотой, но уже помятой броне. …при падении пышный львиный шлем его повернулся, смялся и не желал сниматься с головы. Простолюдины улюлюкали и тыкали пальцами, но Нед слышал громовой хохот короля Роберта, заглушавший все прочие голоса. В конце концов слепому и спотыкавшемуся Ланнистеру пришлось отправиться к кузнецу." Можно ли себе представить, чтобы у Камши блистательнейший Рокэ Алва оказался сбит с ног вассалом собственного родича, да ещё публично, и валялся в грязи на потеху толпе? Впрочем, большой вопрос, даже случись такое, подействовало бы это на него в лучшую сторону. Это Джейме череда неудач и увечье заставили, наконец, задуматься и начать работать над своим поведением. А, например, Роберту "порка Свыше", как известно, впрок так и не пошла. Какой же неподдающийся! Конечно, турнирные успехи или неуспехи – ещё не исчерпывающая характеристика воина. Как говорил Тириону о том же Лорасе Оберин Мартелл: "Говоря, что он их победил, вы имеете в виду, что он выбил их из седла на турнире. Если хотите напугать меня, назовите тех, кого он убил". Как мечник Джейме до потери руки и вправду был на редкость хорош – хотя сам откровенно признавал про себя, что, к примеру, сир Барристан и тогда разделал бы его под орех. А найдётся ли во всей Кэртиане хоть один боец, способный превзойти Алву? Не говоря уж о том, чтобы это признал сам Ворон? В качестве же полководца Джейме оказался… примерно тем же, что и его подробно разобранный выше зять. Удача сопутствовала старшему сыну Тайвина лишь до тех пор, пока его противниками командовали, скажем так, не самые умные и компетентные, вроде Эдмара Талли. Вдвое младший, но куда более талантливый Робб Старк заманил его в ловушку и не только разбил наголову, но и захватил в плен. Много времени спустя вернувшись в Речные Земли, Джейме хоть и вёл за собой армию, но, по сути, действовал только как переговорщик – и в этом как раз достиг определённых успехов. Вот только Алве, даже если армию против него выставляют хоть более-менее приличную, а не подобную скопищу казаронов из первой книги, в оппоненты ВСЕГДА авторской волей (точнее сказать, произволом) достаются в _лучшем_ случае "Эдмары", а не "Роббы". Ну и, само собой, знаменитая связь с королевой и (предполагаемое некоторыми) отцовство её детей! Насколько на самом деле невозможно такое положение объективно, я уже подробно объясняла в предыдущей главе. Здесь скажу только, что Джейме, как известно, со времён… полового созревания любил сестру, не по-детски и не по-братски, но совершенно искренне любил. И действительно готов был чего только ради неё не сделать. И долгое время пребывал в наивной уверенности, что Серсея чувствует в ответ то же самое. Ну а когда сестрица, наконец, недвусмысленно показала своё подлинное отношение, не сразу и не без труда, но нашёл-таки в себе силы порвать с ней. Ворон, похоже, с самого начала не питал ни малейших иллюзий насчёт того, что представляет из себя Катарина якобы Ариго вообще и как относится к нему лично. Разумеется, никакой любовью, ни с одной стороны, там и не пахло, что бы ни воображал себе идеалист Робер. И силой в постель королевы, что бы ни хотелось думать Луизе, маршала явно не волокли: Дорак всё-таки не Тайвин (да и Рокэ далеко не бедняжка Тиша). Однако Алва, презирая Катарину и высказывая своё отношение за глаза и даже в глаза (для разнообразия, вполне заслуженно), тем не менее, продолжает эту связь годами, даже не думая прекращать! То ли это какой-то изощрённый психологический садомазохизм, то ли больное самолюбие не допускает даже самой ничтожной вероятности, что станут говорить, будто это королева, а скорее, кардинал, "отправили его в отставку". Но любой из вариантов никак не в пользу кэналлийца.***
Возвращаясь на поля битвы, нельзя не отметить: общая безжалостность и некоторые конкретные идеи – в частности, затопление долины Биры – Алве однозначно достались от того же Тайвина. Но в самой манере воевать – всех этих оригинальных шагах, до которых никто больше не смог додуматься и на которых "самородок" и выезжает там, где, казалось бы, это было невозможно, – легко узнаётся совсем другой мартиновский образ. Кто же? Не кто иная, как сама Дэйнерис Таргариен! После этого фырканье Ворона в "Лике победы": "Дама командует кораблём? Какая пошлость!" выглядит откровенной иронией. Кстати, стоит вспомнить попытку Дени договориться с "капитанами" Ворон-Буревестников: – Женщина, ты регочешь как ослица, и смысла в твоих словах столько же. – Женщина? – усмехнулась Дени. – Это сказано, чтобы оскорбить меня? Я вернула бы тебе пощёчину, будь ты мужчиной. Уже в "Красное на красном" вновь и вновь угадываются перепевки эпизодов жизни драконьей королевы: - Упоминаемый не раз переход через болота Ренквахи, считавшиеся непроходимыми, сразу вызывает в памяти переход, возглавляемый Дэйнерис, через Красную Пустыню, "негостеприимную, жестокую землю". Только если Ворон со своим войском "рванул через болота, которые кто-то там объявил непроходимыми, а все и поверили", то у реалиста Мартина даже Мать Драконов, несмотря на свою официально подтверждённую избранность, теряла одного человека за другим, и сама "голодала и терпела жажду наравне со всеми… худела день ото дня, пока не стала твёрдой, как палка". - Привлечённые Алвой на свою сторону бакраны – кхаласар, оставшийся у Дени. Она сама честно признаёт, что это лишь "женщины, старики и мальчишки, ещё не заплетающие волосы в косу". Сами по себе эти люди мало что значат, но с ними она учится сама быть лидером и ощущает, "что они принадлежат ей так, как никогда не принадлежали и Дрого". Однако и мир "Отблесков" куда более развит по сравнению с миром "Песни", и Рокэ всё же не пятнадцатилетняя девочка (хотя по поведению иногда не скажешь), так что бакраны ему нужны для другого – обойти пресловутый Золотой Договор, чтобы не втянуть Талиг в войну с куда более сильными союзниками Кагеты. - Знаменитая фраза "Неожиданность бывает двух видов. Первый – когда вас ещё не ждут, а второй – когда вас уже не ждут" прямо отсылает к штурму Юнкая. Дэйнерис тогда сказала наёмникам, чтобы пришли на переговоры к ней назавтра, а "мудрым господам" города – что даёт им три дня, чтобы освободить всех рабов, однако атаковала всеми силами в ту же ночь. То есть прибегла к "первому виду неожиданности". Алва же – ко второму. - Там же без труда находятся корни идеи увешать золотом коней и всадников, чтобы казароны в порыве алчности кинулись за ними и угодили прямо в западню. Наёмному отряду Ворон-Буревестников Дени предложила "золото и славу", а "капитану" Младших Сыновей преподнесла повозку отличного вина, и его наёмники благополучно упились. - Огнестрельного оружия (если не считать за таковое горящие стрелы и горшки с диким огнём) в мире Мартина, конечно, ещё не придумали. Но стремительно перемещающиеся по Дарамскому полю маленькие пушки на запряжках явно напоминают умение дотракийцев стрелять из лука прямо на скаку, обеспечивавшее им серьёзное преимущество (как в нашем мире некогда было с парфянами, название стрел которых стало нарицательным). Стоит вдуматься: профессиональный военный, специально обученный вполне уважаемыми полководцами, включая его собственного отца, и с немалым опытом, воюет аналогично девочке-подростку, по сути, совершеннейшей самоучке! И при этом все, включая врагов, хором поют дифирамбы его гениальности. Но при этом порой возникает впечатление, что сама ткань повествования, пусть и бесконечно насилуемая писательницей, невольно отторгает избыток искусственно нагнетаемого пафоса. Взять, к примеру, столь чем-то полюбившихся Алве верховых козлов. Если Дени – Мать Драконов, то Рокэ тогда кто? Отец Козлов?!***
Отдельные черты, чтобы слепить своего "истинного короля", Камша надёргала и у других персонажей ПЛиО. Собственно, тайное происхождение от высшего рода Алва, очевидно, перенял от Джона Сноу, если верить подтверждённой "Игрой Престолов" популярной теории (а автор ОЭ, похоже, также в числе её сторонников). Регулярно сопровождающее пьянки маршала пение под гитару тоже имеет прозрачный прототип – вот только эти сцены больше похожи на пародию на знаменитые грустные песни принца Рэйгара под арфу, чем на что-то иное. "Смешные песенки, чем похабнее, тем лучше", которые любил горланить на пирах пьяный Роберт, в подобную картину вписались бы куда лучше. Может возникнуть ассоциация со всеми любимым отечественным сериалом про мушкетёров и Атосом в роскошнейшем исполнении Смехова, распевающим "Есть в графском парке чёрный пруд…", но музыкальный фильм – это почти опера: условность жанра позволяет. А в тех обстоятельствах, в которых поёт Алва, это выглядит даже не театрально, а откровенно неестественно. "Крик души", который, видимо, и задумывала писательница, превращается в очередное позёрство для любого случайного зрителя. Для сравнения: тот же Рэйгар ездил в Летний Замок "совсем один, если не считать его арфы". Тогда как Ворон не утруждается ни сказать слугам, что никого не принимает, ни хотя бы дверь закрыть – заходи кто хочешь, слушай, любуйся и восторгайся! Хотя в нормальном произведении, если герой на почве бытовых неурядиц напьётся и начнёт вслух, с чувством и с пьяными слезами на глазах, произносить или распевать нечто пафосно-возвышенное, вроде легендарного монолога "Быть или не быть", над этим наверняка посмеются и свидетели "выступления", и читатели. Собственно, когда сам Ворон напоил оруженосца, и тот уже заплетающимся языком пытается ответить, что "Люди Чести служат своему Отечеству и своему королю", это и вправду забавно. Но как же это – смеяться над _Рокэ Алвой_?.. Южное происхождение, бисексуальность и немалая часть язвительности и наглости, несомненно, позаимствованы у Оберина Мартелла, Красного Змея Дорна. Здесь стоит заметить, что, пусть Змей был ничуть не более высоконравствен и не менее конфликтен и драчлив, чем Кэналлийский Ворон, однако – и это различие принципиальное – не пытался лезть в главнокомандующие. В молодости Оберин был скорее одиночкой-искателем приключений, пусть одно время и возглавлял собственную наёмную дружину за Узким Морем. Повзрослев же, он стал помощником своего брата, правителя Дорна принца Дорана – как говорил тот: "Оберин был змеем, опасным созданием, на которое никто не смел наступить, а я был травой. Мягкой шелковистой травкой, что колеблется на ветру. Её никто не боится, но именно в траве змей прячется перед тем, как напасть". При таком раскладе Мартелл-младший мог позволить себе ту экстравагантную жизнь, которую вёл, и эпатажные и кровожадные выходки. Но Алва? Если уж… идёшь в военные, а тем паче в гражданские руководители, вести себя подобным образом недопустимо. Особенно просто из прихотей и из агрессивного презрения ко всем и вся в мире. Световое знамение в небесах, когда Алве вручили меч Раканов, явно навеяно ещё одним Баратеоном – Станнисом с его якобы волшебным мечом псевдо-Светозарным. Что любопытно, так как Станнис на самом деле – ложный мессия, введённый в заблуждение, в свою очередь, ошибочно принявшей его за обещанного пророчеством Азор Ахая Мелисандрой. Так что если бы в ОЭ Рокэ, а не Альдо, оказался _фальшивым_ наследником Раканов, параллель была бы вернее. Ещё один момент, объединяющий Алву со Станнисом – уже упоминавшееся выше возведение Коннера и Шеманталя, простолюдинов, таможенников, в высокие военные звания, однозначно отсылающее к посвящению Давоса Сиворта, бывшего контрабандиста, в рыцари. Однако, опять же, это тот случай, когда дьявол кроется в деталях. Стоит вспомнить брошенное экс-адуанами Ричарду: "Может, он нас за дерьмо и держит…". То есть, несмотря на все щедроты маршала-Проэмперадора, ни малейших иллюзий насчёт его отношения к ним у новоиспечённых офицеров нет. В речи Станниса откровенной грубости, нередко доходящей до прямых угроз, по крайней мере, не меньше – но, во-первых, он так разговаривает практически со всеми, включая собственную жену и соратницу-жрицу. Хорошо изучившая своего короля Мелисандра замечает в беседе с Джоном Сноу: – Я вижу, его величество полюбил вас. – Да уж. Всего-то дважды пригрозил лишить меня головы. – Бойтесь его молчания, не его слов, – засмеялась красная женщина. А во-вторых и в главных, несмотря на всё ворчание и брань, Станнис всё же по-своему, но привязался к Сиворту и не случайно даже позволяет ему время от времени играть роль "гласа совести" своего короля, как было с идеей Флорента о разорении острова Клешни, от чего Баратеона отговорил именно Давос. Можно не сомневаться: попытайся Клаус или Жан отговаривать Алву от чего бы то ни было, тот бы отмахнулся от них так же, как позже от Вейзеля, умолявшего не затапливать долину Биры. Ворон, конечно, облагодетельствовал таможенников и не грозится в каждом разговоре "лишить их головы", – но ни о какой теплоте и тем более уважении там и речи нет, что те и сами понимают. Суд Альдо над Алвой, разумеется, срисован с суда над Тирионом – сходство ещё более бьёт в глаза, чем в сценах судилища над Ринальди Раканом в "Пламени Этерны". Но, в отличие от случившегося с Тирионом и Ринальди, это отнюдь не осуждение несчастного безвинного. Не случайно Альдо обронил перед процессом: "казнить Алву за Ренкваху и Сагранну я не могу. Из-за «павлинов» с «гусями»". Хотел бы – но не может. На самом деле, одного только того самого селя, обрушенного на бирисские деревни, должно было быть достаточно, чтобы поставить Рокэ Алву к стенке за чудовищное военное преступление. Для сравнения: Тирион сжигал на Черноводной диким огнём корабли вооружённых захватчиков, в то время как его папаша Тайвин в своё время как раз утопил в подземельях Кастамере раненых, женщин и даже детей из семьи Рейнов. Мейстер Яндель сообщает: "Говорят, что сир Рейнард взял с собой больше трёх сотен мужчин, женщин и детей. Ни один из них не вернулся наверх". Разумеется, от летописца, составлявшего свою хронику ещё при Тайвине и по фактическому заказу Ланнистеров, честности в таких вопросах ожидать не приходится. Но насколько бы Яндель ни преуменьшил, едва ли даже Тайвин превзошёл масштабом массового убийства Алву, не пощадившего не только бирисских женщин и детей, но и пленных соотечественников-талигойцев. Однако есть среди этих "частичных прототипов" Кэналлийского Ворона один… субъект, неспособный даже обаять сомнительной харизмой, подобно Роберту, или хотя бы впечатлить масштабом, как Тайвин. Все, читавшие ОЭ, вероятно, помнят этот эпизод:"— …мне любопытно, смогу ли научить Окделла драться, как Алва… Если у меня получится, я возьмусь за Моро. — За Моро? — Именно. Я обучу его играть на гитаре".
А все ли вспомнят мартиновский прообраз? Гренн отодвинулся, выставив вперёд обе руки. – Теперь держись от меня подальше, бастард! Джон улыбнулся: – Прости меня за разбитую руку! Робб однажды ударил меня таким же точно образом, только деревянным мечом. Больно было, как в седьмом пекле. Но тебе сейчас ещё больнее. Знаешь, если хочешь, давай я научу тебя контрприёму. Его услышал Аллисер Торне. – Лорду Сноу угодно принять на себя мои обязанности. Да я скорей научу твоего волка жонглировать, чем ты этих зубров фехтовать. – Принимаю пари, сир Аллисер, – отвечал Джон. – Мне бы хотелось видеть, как Призрак жонглирует, – Джон услыхал, как Гренн затаил дыхание. Все замолчали. И тут Тирион Ланнистер заржал. К нему присоединились трое Чёрных Братьев, сидевших за соседним столом. Смех побежал по скамейкам, захихикали даже повара. На балках шевельнулись птицы, наконец даже Гренн улыбнулся. Аллисер так и не отвёл глаза от Джона. Когда смех обежал весь зал, лицо его потемнело и рука сжалась в кулак. – А вот это была самая прискорбная ваша ошибка, лорд Сноу, – бросил он, словно врагу, самым едким голосом. В итоге, как известно, четырнадцатилетний Джон оказался для рекрутов Дозора куда более эффективным учителем, чем озлобленный на весь белый свет Торне. Можно было бы предположить, что Камша просто припомнила эту напыщенную фразочку, но не того, кому именно она принадлежит. Едва ли кто-то даже из самых заядлых мартинистов помнит всю "Песнь" наизусть. Так могло быть… если бы это была всего лишь одна реплика. Но много позже, фехтуя с Альдо, Дикон вспоминает, _как_ его обучал Алва:«Вы не бык, юноша… И не лиса… Меньше упора на силу, меньше финтов и обманов… Больше скорости… Вы видели мангустов?.. Ах, в Надоре их нет? Но это не повод становиться быком…»
«Закатные твари, что у вас с кистью?! Тверда и незыблема? Юноша, с деревянной головой жить можно, но с деревянной рукой вы протянете до первой дуэли…»
«Дело, конечно, хозяйское, но с вашими увёртками только жаб пырять!»
Слишком, на самом деле, похоже на бесконечные оскорбления, которыми сир Аллисер осыпал своих учеников, чтобы это было всего лишь совпадением. Ещё можно понять, что у Торне отнюдь не вызывает симпатии Тирион, отец которого и сослал его на Стену. Однако, как подмечает зоркий Джон, Аллисер ненавидит всех своих "подопечных" мальчишек, без разбору. Более того, откровенно провоцирует их и самих проявлять жестокость к тем, кто послабее, как это было на первой тренировке Сэма Тарли. Иными словами, вёл Торне себя примерно так же отталкивающе жалко и мелочно, как Арнольд Арамона… и Рокэ Алва. Но почему-то ровно за одно и то же и автор, и читатель презирает Арамону и насмехается над ним, – а "остроумием" Алвы предлагается в очередной раз восхищаться! Пусть двойные стандарты – один из "китов", на которых держится вся эпопея ОЭ, но это уже чересчур! О Первом маршале Талига можно сказать так же, как Лермонтов о своём Печорине: "это портрет, составленный из пороков… в полном развитии". Но при этом то, что минимум половина лично знакомых людей его ненавидит, и его раз за разом предают, Ворон упорно списывает исключительно на своё проклятие. Право, если бы проклятия Ринальди не было, Алве стоило бы его выдумать, чтобы иметь возможность продолжать убеждать себя, будто сам он в таком отношении к себе вовсе не виноват! Вот интересно: если бы кто-то из обожающих Ворона "с безопасного расстояния" солдат оказался на месте Дикона и вынужден был день за днём терпеть поток унижений и оскорблений, да ещё и с упоением заведомой безнаказанности со стороны "монсеньора", – как долго бы продержалось их обожание? Окажись Айрис или даже Луиза на месте одной из тех женщин, к которым Алва… залезал в окна, – выдержала бы их самозабвенная влюблённость, если бы "Мужчина Мечты" отымел во всех смыслах, будто придорожную девку, и ускакал себе в закат? В заключение хочется привести слова умнейшего короля Шеллара из книг Оксаны Панкеевой: "У всех у нас есть друзья и есть враги. И всем нам свойственно любить друзей и не любить врагов. Но почему-то только вы догадались сначала явиться… как враг, а потом удивляться, почему вас там плохо приняли. Знаете, когда я был молодым и глупым, я тоже наивно полагал, что многие не любят меня исключительно из-за внешности. С возрастом эти заблуждения имеют свойство проходить. …Сволочью быть не надо. Вот и всё. …если относиться к людям как к грязи, у вас никогда не будет ни друзей, ни нормальных отношений с женщинами. Лишь враги и рабы будут сопровождать вас по жизни. …никогда не доводилось мне встречать людей — обоего пола, — которым нравилось бы скотское к себе отношение".