– Я помню Роберта в тот день, когда он вступил на престол, он был королём каждым дюймом своего тела, – сказал Нед негромко. – Тысяча других женщин любила бы его всем сердцем. Что он сделал такого, что вы возненавидели его?
Хотя его собственная сестра к этой тысяче точно не принадлежала и высказывала ему свои возражения против брака с Робертом предельно прямо: "Он не ограничится моей постелью", не веря, в отличие от наивного брата, что поведение Баратеона после свадьбы хоть на йоту изменится. И оказалась абсолютно права: что король изменял и не прочь и дальше изменять жене, Нед знает с его собственных слов и личных встреч только недавно в столице с двумя его бастардами. Более того, незадолго до этой самой встречи его коронованный якобы друг на его глазах(!) поставил своей жене фингал, и Серсея признаётся, что это даже не впервые:– Случалось раз или два. Но не по лицу. Тогда Джейме убил бы его даже ценой собственной жизни. – Она возмущённо поглядела на Неда. – Мой брат стоит сотни таких, как ваш друг.
Более того, выясняется, что Роберт вёл себя, откровенно скажем, как последняя скотина, с самой свадьбы:"– В нашу брачную ночь, когда мы впервые разделили постель, он называл меня именем твоей сестры. Он был на мне, во мне… от него разило вином, и он шептал: Лианна! Нед вспомнил бледно-голубые розы, и ему на мгновение захотелось плакать. – Не знаю, кого из вас мне жалеть…"
Интересно, захотелось бы ему жалеть Роберта, если бы он знал всё, о чём позже вспоминала Серсея?"…как пользовался Роберт ею самой, когда он был пьян и не желал довольствоваться её рукой или ртом? Это было хуже всего – лежать под ним, пока он получал своё удовольствие, дыша на неё вином и хрюкая, точно кабан. После он обыкновенно сваливался с неё и начинал храпеть, не успевало ещё его семя обсохнуть на её ляжках, а у неё саднила промежность и болели груди, намятые им. …Для Роберта этих ночей как будто и не было. Утром он ничего не помнил – или притворялся перед ней, что не помнит. Однажды, на первом году, она пожаловалась ему наутро, что он сделал ей больно, и у него хватило совести устыдиться. «Это не я, миледи, – сказал он, надувшись, словно ребёнок, пойманный на краже пирожков с яблоками. – Это вино. Слишком много я выпил». И потянулся за рогом, чтобы запить своё признание элем. Тогда она схватила собственный рог и двинула его в лицо так, что откололся кусочек зуба. Много позже она услышала на пиру, как он рассказывает прислужнице, будто зуб ему повредили в турнирной схватке. Что ж, их брак и был сплошной схваткой, в этом он не солгал. Ложью было всё остальное. Он прекрасно помнил, что делает с ней по ночам, – она это видела по его глазам. Притворяться для него было проще, чем повиниться. В душе Роберт Баратеон был трусом. …Рано или поздно он напивался и приходил, чтобы осуществить свои супружеские права. То, чего он стыдился днём, ночью доставляло ему удовольствие."
Читая это, поражаешься не тому, что Серсея в конце концов муженька убила, а что она, с её-то характером и воспитанием, полтора десятка лет терпела такое обращение и прятала синяки от Джейме, зная, что, дойди до него, она очень быстро будет избавлена от Роберта навсегда. Особенно когда у неё уже был сын, наследник престола. Пусть даже выиграть битву за регентство с Арреном и Серсея не могла рассчитывать, но ведь и после смерти первого десницы Роберта королева решилась расправиться с мужем лишь тогда, когда иначе потеряла бы всё! Люди и даже животные, когда они нормальны, не убивают, если не видят в этом крайней необходимости. У Серсеи – как и у её папаши – психика, однозначно, патологическая, однако даже ей для мужеубийства потребовался повод в виде реальной и близкой угрозы будущему её обожаемого старшего сыночка в качестве нового короля, а её самой – регентши Семи Королевств до Джоффриного совершеннолетия. А что же Эмильенна? Уж её-то никто, даже самые отъявленные… недоброжелатели, не считал и не называл кровожадной маньячкой. Рокэ не вёл себя подобно Роберту, чтобы вызвать такую же личную ненависть. А в плане выгоды получается с точностью до наоборот: практически в прямом смысле сказочную выгоду не только самой девушке, но и всей её семье, причём на обозримые поколения вперёд, принёс бы как раз живой, здоровый и благополучно женившийся на "своей девочке" Алва. Абсолютное большинство невест Талига и не только, подвернись им шанс стать герцогиней Кэналлоа, поскакали бы под венец кентером, даже будь жених страшнее Тириона (причём книжного, а не сериального) и люби он свою будущую супругу ничуть не больше, чем тот же Роберт Серсею! А уж со влюблённым по уши молодым красавчиком – и говорить нечего… Но Эмильенна Карси продаваться нелюбимому не пожелала даже за такую суперцену! Как там у Филатова в "Сказе про Федота-стрельца"? "И пущай он, троглодит, хоть меня озолотит — никакой ответной страсти он во мне не возбудит!" А позже выясняется, что эта барышня не просто не любила Рокэ – она любила другого и хотела замуж только за него! Фамилия её возлюбленного "Лансар" однозначно отсылает к Ланселю Ланнистеру, юному кузену, а позже любовнику Серсеи и её сообщнику в убийстве Роберта. Вот только на этом сходство заканчивается. В отличие от Ланселя, который и поднёс королю на охоте "мех с креплёным вином", после которого Роберт в схватке с кабаном получил смертельную рану, участие Пьера Лансара в покушении на Алву, насколько можно понять, сводилось к роли связного между Эмильенной и его начальником, Вальтером Приддом. Но ещё более важное расхождение состоит в том, что в отношениях Ланселя с Серсеей любовь и мимо не пробегала. Он, может, и был искренне увлечён, а не только тщеславно соперничал с Джейме (за спиной у того) и делал карьеру через постель королевы. Но уж Серсея-то точно, как безжалостно, но совершенно верно подмечает про себя Тирион, "бессовестно использовала кузена и в постели, и вне её" – просто "даже бледная копия Джейме лучше, чем пустая постель". Впрочем, верностью дочка Тайвина себя никогда не утруждала, даже когда вроде как любила. И речь даже не о Джейме. Как узнаёт читатель из её ПОВа в "Пире стервятников", Серсея ещё девочкой влюбилась – во многом выдуманной любовью к идеальному образу, как Скарлетт в "Унесённых ветром" в Эшли, но всё же – в принца Рэйгара Таргариена. Однако ещё при жизни Рэйгара(!) вступила в связь с Джейме, лишь бы не пустить того в брак с Лизой Талли, а после смерти принца вышла за убившего его Роберта. Да, по воспоминаниям Тириона и её собственным, Серсея вовсе не была в восторге от перспективы этого замужества – однако оно всё же совершилось, пусть даже много лет спустя она думает про себя, что "так и не простила Роберту" смерти Рэйгара. Тайвин, несомненно, давил на дочь, но та и сама очень даже хотела, наконец, стать королевой, как ей ещё в детстве папочка обещал и колдунья предсказала. Так что Эмильенна оказывается в данной ситуации полной противоположностью Серсеи. А что насчёт Лианны? Если она действительно сбежала с Рэйгаром, то, без сомнения, по любви. Но он всё же был наследным принцем, первым красавцем Вестероса и великолепным музыкантом и певцом в придачу! А Пьер, которого Эмильенна _не_ променяла на Рокэ? Происхождением не блистал – вполне ровня семье Карси. Состоянием и положением в обществе тоже: всего-навсего мелкий чиновник в ведомстве супрема, и доход соответствующий. О каких-либо особых талантах история в лице автора умалчивает. О внешности тоже – и, зная Камшу, едва ли можно всерьёз предполагать, что даже тогда этот парень мог быть красивее Алвы… Однако всё это – никак не причины думать об Эмильенне плохо. В "худшем" случае – сердцу, как известно, не прикажешь. В лучшем – женщину, не пожелавшую отказаться от любви ни ради сексапильного красавца (мне невольно вспоминается обратный пример – Наташа Ростова с Анатолем Курагиным…), ни ради титула и богатства, можно лишь уважать, а никак не презирать, обзывайся окружение Ворона во главе с Арлеттой как угодно. Но вновь встаёт вопрос: почему Эмильенна решилась на убийство Алвы? Почему, как, по-видимому, та же Лианна, просто не сбежала со своим настоящим женихом? Даже если бы покушение на Рокэ увенчалось успехом и даже если бы герцогу Придду вдруг не хватило… соображения сразу же после этого устранить и как организатора – Эмильенну, так и посредника – Лансара, они всё равно никак не могли бы остаться ни в Олларии, ни в Талиге! Так чего ради было ввязываться в столь рискованное (очень мягко говоря) дело? Почему просто не уехать вместе в какую-нибудь другую страну, не делая себя мишенями одновременно для талигских властей, для верных подданных, родичей и друзей Алвы, и заодно для бывших собственных союзничков во главе с Вальтером? Единственное, на мой взгляд, реальное объяснение, почему всё могло случиться так, как случилось, – из поведения Рокэ Алвы Эмильенна сделала вывод: пока он жив, никогда не успокоится, пока не затащит её к алтарю. А узнай он о Пьере – дни, если не часы жизни её любимого сочтены. Даже если она откажет, и даже если кэналлиец всё-таки отстанет, девушка могла вполне обоснованно бояться, что после такого могущественный герцог способен испортить всю оставшуюся жизнь и ей самой, и своему счастливому сопернику (что, собственно, и сделал после провала покушения), – а то и вовсе существенно её укоротить, по крайней мере, Лансару. А значит, отделаться от назойливого ухажёра и избежать его мести можно, лишь спровадив его из этого мира… Но, не будучи кем-то вроде Арьи или Бриенны, разделаться с Алвой самостоятельно Эмильенне не стоило и пытаться. Женщине (кроме таких, как та же Серсея) первым делом, скорее всего, придёт мысль об отравлении – однако южане вообще и Вороны в частности отлично разбираются в ядах, а их знать, и уж точно правители, ещё и имеют иммунитет ко многим из них. Быстродействующей и не имеющей противоядий отравы, вроде всем в нашем мире известных цианидов или мартиновского "душителя", в Кэртиане, похоже, ещё не изобрели. Так что необходимо было искать союзников и помощников. И Эмильенна таковых находит! Стоит помнить: эта девушка не выросла при дворе, не имеет широкого круга полезных знакомств и связей, не отточила едва ли не с детства искусство интриг. Но, тем не менее, сама(!) выходит на Придда и иже с ним и предлагает помощь в устранении Алвы. Пользуясь терминологией Мизинца, в этой игре она была не фигурой, а игроком наравне с остальными. Кто был фигурой, так это как раз юный Рокэ. Возлюбленная желает его смерти и готовит ему ловушку – а он ничего и не подозревает. За ним, как отмечает, понаблюдав совсем немного, Одинокий, следят – а он и не замечает. Хотя "хвост" за Вороном таскается точно не первый день: такое… мероприятие требует особо тщательной подготовки. И _тогда_ кэналлиец едва ли заметил бы, додумайся заговорщики, скажем, посадить стрелка на крыше какого-нибудь из домов по дороге к Эмильенниному, чтобы, когда незадачливый влюблённый явится на очередное свидание, угостить его контрольным в глупую голову... При желании и старании можно было устроить и "несчастный случай", как Серсея Роберту. Но Люди Чести лёгких путей не ищут! Прямо в доме Карси (словно нарочно для того, чтобы лишить их семью даже малейшей возможности потом уйти от ответственности, сделав вид, что они не при делах) устраивают засаду, в которой принимают участие и родственники Эмильенны… Полный стоп! Почему Карси-то в это влезли? Ясно, что здесь снова отсылка к мартиновскому Ланселю. Однако его мотивы более чем понятны – а родичи Эмильенны, выходит, пошли на такой риск, как соучастие в убийстве одного из знатнейших вельмож Талига, да ещё и соберано Кэналлоа с тамошними традициями кровной мести… только бы девочка после жила "долго и счастливо" со своим Пьером?! Да, далеко не все, подобно Тайвину, Визерису или уже поминавшейся семейке