Отблески Песни

      Пора немного отдохнуть от Рокэ Алвы. Так что на этот раз речь пойдёт о том, кого считали и кто сам считал себя тем, кем на самом деле был Ворон, – Альдо "Ракане".       Что этот персонаж представляет собой в начале ОЭ? Принц-изгнанник, наследник свергнутой династии, осиротевший, укрывающийся в чужой стране и живущий на деньги от продажи фамильных драгоценностей… Злоключения Визериса Таргариена с лёгкостью узнаваемы.       Однако мартиновского "Короля-Попрошайку" то, что ему довелось пережить, как известно, совершенно сломало психически, к началу "Песни" уже превратив если и не совсем в юную копию его папаши Эйриса в худшие годы того, то очень "где-то рядом": весьма слабый контакт с действительностью, нескрываемые садистские замашки и истерики, чуть что не по нему. К счастью, это тот самый случай, когда бодливой корове рогов не дают. Так, жестоким Визерис может быть только к младшей сестрёнке, которая заведомо не даст сдачи. Да и с ней вынужден сдерживаться. Именно вынужден: сколько бы некоторые не приписывали ему благородные мотивы, но факт в том, что сначала он собирался жениться на Дени сам (и, изувечь он её, пришлось бы "любоваться" на это постоянно и с ближайшего расстояния – вспомните: даже сошедший с ума Эйрис свою жену Рэйллу в постели "царапал и кусал, словно зверь", но, например, пальцев не ломал и тем паче глаз не выбивал), а потом – очевидно, с подсказки Иллирио, – вознамерился сестру "выгодно продать", что опять же требовало "товарного вида".       В общем, как и подумала Дени после того, как Визерису досталось от её дотракийских телохранителей за попытку в очередной раз её избить: "Жалкое зрелище". Душераздирающее зрелище, как добавил бы ослик Иа. "Даже не змея — тень её", по определению Джораха Мормонта. Хотя в "эпитафии" братцу Дэйнерис выразилась сдержанней – просто "Он не был драконом".       Да, сир Барристан в беседе с Дени упоминал, что ещё в детстве Визерис не раз проявлял тревожные признаки как минимум склонности к безумию. Однако, как известно, предрасположенность к этому у Таргариенов фамильная – как поэтично сказал тому же Селми король Джейхейрис II, "безумие и величие — это две стороны одной монеты. Каждый раз, когда рождается новый Таргариен, боги подбрасывают монету, и весь мир, затаив дыхание, следит, какой стороной она ляжет". (Наследственные психические заболевания существуют и в нашем мире: об этом ещё Агата Кристи писала.) А всё, что случилось с Визерисом, причём в возрасте, даже по "средневековым" вестеросским меркам детском, было бы запредельно тяжело даже для сильного человека с совершенно здоровой головой, каким принц, увы, отнюдь не был. Так что тому, что в итоге он стал таким, каким его видит читатель мартиновской саги, удивляться не приходится.       Однако у Альдо, насколько известно, не то что у кого-либо из родителей, а среди предков за почти четыре сотни лет (больше, чем вся династия Таргариенов правила в Вестеросе) ни разу не отмечалось случаев сумасшествия! А значит, не было проблемы… столь неблагоприятной наследственности, как у сына Безумного Короля. Он никогда не знал иной жизни, кроме агарисской, а потому не мог и ощущать такого сокрушительного падения, как беглый принц Таргариен. Не остался, сам ещё будучи ребёнком, с маленькой сестрой на руках, без крыши над головой и без малейшей поддержки кого бы то ни было. У Альдо есть хотя бы бабушка, любящая его и способная помочь советом бескорыстно и искренне желая блага, а не как Мопатис Визерису. И до того самого устроенного Адгемаром покушения ему не приходилось бояться убийц – даже если (а скорее всего, так и было) и у Мартина, до памятного Совета Роберта, за Дени с братом никто вовсе не охотился, кроме как в охваченном паранойей воображении Визериса.       Такое впечатление, что Камша тщательно выверила, насколько… нехорошо юному "Ракану" должно житься в Агарисе: достаточно не радужно, чтобы естественно было ухватиться за любой шанс из этой трясины выбраться, но в то же время даже не так тяжело, как Визерису, чтобы читателю не захотелось Альдо всерьёз пожалеть. Сочувствовать вечно смеющемуся парню, который вовсю гуляет по кабакам и "разумным вдовам", как-то затруднительно… (Сказала бы, что в случае кое-кого с чёрной пташкой на гербе это тем более верно, но решила же не говорить о нём!..)       По характеру же Альдо в начале ОЭ производит впечатление совсем иное, нежели Визерис, — если не сказать "немного наоборот"! Даже с поправкой на вышеописанную разницу в жизненных обстоятельствах персонажи настолько отличаются, что здесь явно задействован другой прототип. И понять, какой, тоже нетрудно: гибель одновременно обоих родителей в море, но всё равно развесёлый бездумный нрав, аппетит до хороших кушаний, вина и постельных утех, плюс словно оттеняющий его мрачный и порядочный (хотя в случае Робера стоит правды ради добавить "вроде как") ближайший друг… То есть перед нами очередной персонаж, частично списанный со всё того же Роберта Баратеона.       И, как и Роберт, Альдо восходит на трон, на который не имеет законного права. С той лишь разницей, что Баратеону неправомерность его притязаний была самому ясна изначально. (Хотя неизвестно, он ли до этого додумался, или возвести на престол бывшего воспитанника решил подлинный руководитель восстания, Джон Аррен, когда окончательно убедился: устранение только Эйриса и Рэйгара, а затем долгое регентство при тогда ещё младенце Эйгоне – что было бы самым разумным – Роберта не удовлетворит, так как тому подавай крови всех Таргариенов до единого, не исключая ни женщин, ни детей.) "Принц Ракан" же искренне считал себя законным наследником свергнутой династии.       Уже в талигойской столице, переименованной в Ракану, Робер думает об уже бывшем друге: "Выжать и выбросить… было… с женщинами и лошадьми". Неизвестно, как там с лошадьми, но с женщинами Роберт всю жизнь именно так и обращался. Не первый день знающий его Эддард, хотя с такой беспощадной чёткостью, как Эпинэ, и не формулирует, но не зря стискивает зубы, когда мать последней бастардки короля, новорождённой Барры, плачется ему, что не хочет ничего, кроме того, чтобы его милость к ней вернулся, потому что "он был к ней так добр"…       Правда, в том, чтобы, как Роберт и как собирался Альдо, жениться по расчёту, но заводить любовниц, для королей ничего особенного нет. Знаменитая песенка, что "жениться по любви не может ни один, ни один король", не на пустом месте сложена: если и не никогда, то крайне редко монархам, и реальным, и даже вымышленным, везло не то что заключить брак по любви, а даже обрести счастье в браке по государственным соображениям. Так что фаворитки и фавориты закономерно были обычным явлением во все века и во всех странах. И редко когда законные супруги воспринимали это так болезненно, как Серсея или даже ещё только метившая в жёны Альдо Мэллит (опять же справедливости ради: он ей жениться и не обещал – сама себе надумала). Другое дело, что, как говорится у Пушкина, "всему же есть граница!": скажем, затаскивать в постель невесту родного сына, как Генрих II, отец знаменитого Ричарда Львиное Сердце, или вовсе, живя с любовницей, сажать законную супругу просто по прихоти в заточение в крепости, чтобы в итоге убить, как уже поминавшийся Педро Жестокий… чревато, даже для монарха. По сравнению с ними даже Роберт почти что паинька – гулять, конечно, гулял вовсю, но это всё были исключительно мимолётные связи: постоянных фавориток он ни разу не заводил и положение жены не ущемлял. А предложение, которое Альдо сделал Мэллит… кто смотрел "Ещё одну из рода Болейн", наверняка вспомнит, как герцог Норфолк, один из знатнейших английских вельмож, считал огромной удачей и "триумфом всей семьи", если его племянница Мэри (замужняя, между прочим) станет любовницей короля и родит от того бастарда. У беглой гоганни же больше нет ни могущественной родни, ни приданого… Другой вопрос, что надо всё-таки знать, с кем имеешь дело: Серсее, чтобы смертельно обидеться, много не надо, а для Мэллит "переспать значить жениться!", без вариантов.       А надев корону, Баратеон запросто спускает своим подданным, и тем более супружнице и её родне, поистине вопиющие вещи. Джейме убил короля, которому присягал (причём Роберт так и не узнал, _почему_), – его не только никак не наказали, но и оставили в Королевской Гвардии. Тайвин устроил резню в столице, причём уже открывшей ему ворота, – за это никак не спросили ни с кого даже из солдат, не говоря уж о рыцарях и лордах Запада. Серсея приказала убить близнецов, которых её муженёк заделал одной служанке в Утёсе Кастерли, а их мать продать работорговцам (нельзя не вспомнить: Джораху Мормонту за проданных в рабство браконьеров пришлось бежать за Узкое море, чтобы не отправиться на плаху) – Роберту до этого и дела нет. (Впрочем, как и Тайвину, через голову которого распоряжаться в Утёсе его дочь не имела права, будь она хоть сто раз королевой.) О более мелких случаях, вроде эпизода с начальником городской стражи Яносом Слинтом, который был уличён во взяточничестве, но Роберт снова только отмахнулся, и говорить нечего. Как Альдо потакал Люра и Айнсмеллеру – хотя избавиться потом от последнего ему, в отличие от Баратеона, хитрости и жестокости хватило, а от первого его "любезно" волей случая освободил Ворон. Но Слинт пусть и был ещё при Роберте насквозь продажным (что офицеры городской стражи, собиравшиеся разоблачить его "тайные дела", были убиты именно по его приказу, видимо, так и осталось недоказанным), однако по-настоящему "развернулся" уже после смерти первого Баратеона на Железном Троне. В том числе и с убийством Барры и её матери – хотя исполнил это один из его прихвостней, Аллар Дим. Именно этим эпизодом, очевидно, навеяна сцена с повешением мальчишки, за которым Айнсмеллер наблюдал с таким вожделением. Вот только Камша не учла, что подросток, сам взявший в руки оружие и пошедший убивать из-за угла, к тому же Робера – скажем так, не самого плохого персонажа, – это всё-таки не грудной младенец или беспомощная молоденькая мать.       И ещё одна параллель – между тем, как поступает Роберт с Эддардом и Альдо с Диконом. Лорд Старк был последним оставшимся у короля настоящим другом, единственным, кто хорошо его знал, но всё же думал о нём лучше, чем тот заслуживал. Как Роберт на это ответил? Видно ещё из случая в Дарри, а эпизод с выходкой Джейме окончательно расставляет все точки в этом вопросе. Цареубийца напал на лорда Старка, перебил его спутников и ранил его самого, требуя вернуть своего брата Тириона, захваченного леди Старк без всякого ведома мужа? Роберт узнал – и велит Эддарду приказать Кэйтилин Тириона вернуть, а с Джейме, мол, никакого спросу не будет. Более того, существует версия, что король вполне сознательно использовал Неда, чтобы вскрыть измену Серсеи, – зная, что тот, в отличие от многоопытного политика Аррена, никогда не станет такое замалчивать, и нимало не смущаясь возможными и неизбежными последствиями для самого лорда Старка. Но точно это пока не известно (если кто и знает, как было на самом деле, то разве что Мизинец или Варис, а от них пока что на этот счёт ничего не слышно).       А вот Альдо действительно подставил Ричарда, причём дважды – с отравлением Удо Борна и с тайным убийством Фердинанда в Багерлее. Причём если лорд Старк был уже взрослым мужчиной с немалым опытом (хотя в некоторых вопросах упорно сопротивляется тому, чтобы делать из жизненных уроков правильные выводы), то Дик – вчерашний подросток, жизнь, кроме войны, мягко говоря, мало знает, и тщательно отучен самостоятельно думать и критично относиться и к тем, с кем он "на одной стороне". И самопровозглашённый анакс всем этим пользуется совершенно беззастенчиво, наряду с полным доверием "друга". Да, в отличие от, прямо по Панкеевой, "очень неполезной для здоровья" вражды с Тайвином Ланнистером, в которую, вольно или невольно, Роберт втягивал Эддарда, Дику тогда грозило лишь душевное потрясение: случайно убил попыткой разбудить бывшего приятеля, случайно якобы довёл до самоубийства бывшего короля. Хотя, учитывая то, как упорно Альдо настаивал, чтобы Ричард _сам_ приказал _своим_ слугам расчленить и тайно захоронить тело погибшего Борна… Не пытался ли он устроить юному Повелителю Скал своего рода "привязку", как ранее Роберу – убийством гоганов?       И, конечно, гибель Альдо – тщательно подстроенный "несчастный случай" с участием опасного животного – из всех мартиновских прообразов данного персонажа соответствует только Роберту и его злополучной охоте на вепря. К тому же власть после этого также узурпировала самозваная "королева-регентша" с выводком бастардов…       В целом можно отметить, что сходство Альдо с Робертом Баратеоном по мере развития сюжета постоянно уменьшается – но не исчезает совсем, до самого конца. Причём унаследованные от Роберта черты, которые в том же Алве подаются либо как "простительные слабости", либо вообще как часть его "шарма", в Альдо преподносятся в однозначно отрицательном ключе и чем дальше, тем более сурово осуждаются автором и вроде-как-положительными персонажами.       Однако то, что своё восхождение к власти псевдо-Ракан начинает, приняв предложенную ему помощь иноверцев, практикующих магию, и сам под их влиянием меняет религию, – однозначная параллель с братом Роберта, Станнисом. Хотя у Мэллит с Мелисандрой общего разве что цвет волос да звучание начала имён…       Однако стоит вспомнить поведанную Салладором Сааном Давосу Сиворту легенду об Азоре Ахай, рглорианском мессии, за новое воплощение которого Мелисандра и приняла Станниса. Согласно ей, "горящий меч" Светозарный обрёл силу, чтобы позволить хозяину выполнить его великое предназначение, когда Азор Ахай закалил его, пронзив сердце своей любимой "больше всех на свете" жены Ниссы-Ниссы. Этот момент – только, конечно, "в щадящем варианте" – без труда узнаётся в гоганском ритуале Залога, когда для клятвы на крови одним кинжалом наносится рана в грудь сначала Мэллит, потом Альдо. (Подобным образом в нашем мире, к примеру, кровавые жертвы со временем трансформировались в обряд обрезания, а жертвоприношения через утопление – в крещение.)       Но если по верованиям рглорианцев только и единственно Азор Ахай может одолеть Великого Иного и с тем все силы Тьмы, заставить зиму отступить навсегда, а "смерть преклонить колено" – никто другой вместо него этого сделать не способен, – то Альдо гоганы предлагают "продать первородство" Раканов им. Как в библейской истории об Исаве и Иакове, где младший брат купил у старшего первородство за обед. Только Альдо взамен обещают не чечевичную похлёбку, а ни много ни мало — талигойскую корону. Само собой напрашивается сравнение с Мелисандрой и её “Вы думаете, я проехала полмира, чтобы посадить какого-то тщеславного короля на пустой трон?”       Кроме того, как сообщает красная жрица, Р'Глор за свою милость, а особенно за чудеса, требует жертв, часто через сожжение заживо, "и нет для него слаще", чем жертвоприношение невинного и любимого существа, как было с той же несчастной Ниссой-Ниссой. (Такая же необходимость ради великого свершения принести в жертву того, кого любишь больше всего, появляется в небезызвестном сериале "Однажды в сказке" – но там-то это ритуал сугубо чёрной магии...) Хотя сколько раз Торос из Мира "только молитвой" оживлял Берика Дондарриона, причём, в отличие от Мелисандры, никого для этого не жёг?.. Ракан же (настоящий), чтобы провести Кэртиану через Излом, должен, аки Óдин в скандинавской мифологии, принести в жертву самого себя. Знал бы об этом Альдо, шестнадцать раз бы подумал, прежде чем увиливать от выполнения своей части обязательств по сделке... Будь на его месте тот же Эридани, мог бы, скажем, отталкиваясь от того, что "Ракан может заменить любого Повелителя", попытаться откупиться кем-то из глав Домов или даже всеми четверыми одновременно… вот только Кэртиана не может без четырёх Повелителей, а требовать от Робера с Диком (так как у Валентина, которого считали Повелителем Волн, два младших брата), чтобы каждый из них срочно женился или даже без этого обзавёлся наследником, уже времени не было.       Увы и ах и для Станниса, и для Альдо, собранных ими сил не хватило на то, чтобы покорить не только всю страну, но даже большую её часть. Даже Давос Сиворт, преданнейший из сторонников среднего Баратеона, думает про себя, что, хоть Станнис и называет себя королём Вестероса, "на самом деле он – король Расписного Стола". Псевдо-Ракану, в отличие от Станниса, столицу взять удалось – но столицей да её окрестностями покорившиеся ему земли и ограничились. Однако оба при этом свято считают себя единственными законными владыками всей страны и разговаривают и ведут себя соответственно, искренне поражаясь, с чего это все остальные, от вельмож до простолюдинов, так упорно не желают "преклонять колено". Ладно ещё Альдо, который в реальных "играх престолов" разбирается не лучше Сансы, но Станнис-то взрослый человек, много лет прожил в столице, будучи, на наши понятия, главнокомандующим ВМС, причём более чем успешным, и, в отличие от Визериса, отнюдь не безумен, и, не в пример коронованному старшему братцу, не глуп и не бесталанен! Однако уровень понимания ситуации у персонажей Мартина и Камши, тем не менее, если и не одинаков, то вполне сопоставим…       И, как ни удивительно может такое показаться, именно Станниса напоминает Альдо в истории с убийством Удо Борна. Не в смысле, конечно, хитрой многоходовки с ядом, которую самопровозглашённый анакс для этого провернул, а в том, что неважно, что бывший как минимум неплохой приятель и соратник – важно, что предатель, подстрекающий к бунту. Это не истерика от любого комариного укуса в самолюбие, как у Визериса, не личная "ненависть, доводящая до безумия", как у Роберта к Таргариенам, а по-своему логичное решение, какое принял Станнис в отношении старшего дядюшки своей жены, Алестера Флорента, пытавшегося через голову своего короля сговориться с Тайвином о сдаче. "Измена карается смертью", что вынужден был подтвердить даже Давос.       И, само собой, Альдо со Станнисом объединяет и тот крайне существенный момент, что на самом деле ни тот, ни другой НЕ были _теми самыми Избранными_, которыми их считали и внушали это им самим и их окружению неверно истолковавшие мистические знаки Мелисандра и Енниоль. Вот только средний Баратеон – всегда и во всём прагматик до мозга костей, на самом деле не верящий ни во что, кроме законов и силы, и заключивший союз со жрицей Р'Глора лишь из желания использовать её вполне реальную колдовскую мощь (что с самого начала прекрасно понимала и сама Мелисандра), поскольку все его противники ощутимо превосходят его по силам (аналогичную роль в нашем мире играет огнестрел: как говорилось, "Бог создал всех людей разными, Кольт уравнял их"). Да и в религии предков разочаровался по вполне понятной по-человечески причине: каково ещё ребёнком увидеть собственными глазами гибель обоих родителей? И даже человеческие жертвоприношения, на которые он даёт согласие "красной женщине", по сути, лишь замена одного вида казни на другую: бунтовщиков, изменников, каннибалов или дезертира из Ночного Дозора (как Манс-Налётчик, в обличье которого сожгли Гремучую Рубашку) всё равно лишили бы жизни. А то, насколько мучительнее сожжение заживо, чем обезглавливание или даже повешение… для Станниса это из разряда "мелочи, неважно, какая разница?"       Альдо же, пусть и не сразу, но уверовал в Силу Раканов и в собственную избранность до фанатизма. И чем дальше, тем более скатывается в перед его смертью уже очевидное безумие.       А это вновь возвращает нас к Таргариенам – только на сей раз уже не к Визерису, а к его отцу, Эйрису II, абсолютно заслуженно оставшемуся в истории Вестероса под прозвищем Безумный Король. Тот тоже в молодости "подавал большие надежды", хотя и тогда отличался сумасбродством, мечтая выстроить то новую Стену, то новый банк, то вообще новую столицу – однако неизменно месяца не проходило, как он обо всём забывал. С той же лёгкостью король тогда, подобно Роберту, прыгал из одной постели в другую и открыто "вольничал" даже с Джоанной Ланнистер, женой его десницы и "друга детства" (чего и Роберт себе не позволял, ни с Лизой, ни тем более с Кэйтилин!). Возможно, этой историей и навеян "треугольник" между Альдо, Мэллит и Робером. Вот только юная гоганни-то не была женой Иноходца, даже не встречалась с ним, и влюбилась именно в "принца". Сам же Эпинэ изо всех сил скрывал своё внезапно вспыхнувшее безответное чувство и от самой девушки, и от друга. Так что Альдо, в отличие от Эйриса, здесь можно винить разве что в том, что он не оказался телепатом…       Но со временем король всё больше погружался в манию возрождения драконов и былого величия дома Таргариенов. Не случайно Джейме считал, что, отдавая приказ сжечь диким огнём всю столицу, Эйрис не только не хотел отдать её Роберту и иже с ним, но и, “как некогда Эйрион Огненный, думал, что огонь преобразит его в дракона и он, возродившись, обратит своих врагов в пепел”. Тот же Визерис хотя и постоянно называл себя драконом, но это было скорее подчёркивание своей мнимой исключительности, права крови, по которому он якобы стоит недосягаемо выше всех других людей. Вряд ли он согласился бы продать сестру, которую сам "вожделел не менее страстно", чем корону, вождю дотракийских "лошадников", если бы доходил в своих фантазиях до возможности вывести настоящих драконов или самому превратиться в дракона. Так что в этом — пожалуй, единственном — отношении Визерис смотрел на жизнь всё-таки более реалистично, чем его папаша. Альдо же после восхождения на трон скатывается в не меньшую одержимость Силой Раканов и Зверем, чем Эйрис – драконами.       Однако срыв Эйриса в уже совершенное безумие связан со вполне конкретным и общеизвестным событием – так называемым восстанием Сумеречного Дола, когда король попал в плен. Что именно с ним там произошло – до сих пор умалчивается. Правда, всё тот же сир Барристан Селми, проникнув в город, короля оттуда вывел, а не вытащил на себе, так что пыткам, по всей видимости, Эйриса не подвергали. (Хотя то, что жену вероломного хозяина, леди Сералу – и только её, – не просто казнили, как всех остальных Дарклинов и Холлардов, а сожгли, предварительно вырвав язык и половые органы, а после плена король перестал следить за собой, не выносил прикосновений и возбуждался, чтобы вновь делить постель с королевой, только от вида сожжений заживо, причём, как уже упоминалось, во время секса обращался с Рэйллой, по точному определению прислуги, зверски… всё это вместе наводит на размышления…)       Когда же в сумасшествие окончательно падает Альдо, так и не ясно. "Тридамский ультиматум", как это называлось в "саге о ведьмаке" Сапковского – шантаж угрозой убийства множества совершенно невинных людей, – он выдвигает Катарине, требуя от неё известных ей сведений о подчинении Силы, после завершившейся неудачей попытки совершить магический ритуал с реликвиями Раканов. Однако стоит помнить: "после чего-то" вовсе не обязательно означает "вследствие этого".       Любопытно и другое: несмотря ни на что, даже после угрозы, высказанной Альдо бывшей королеве, никто вокруг не рискнул повторить подвиг Джейме Ланнистера. Дикон-то явно просто не поверил, что "друг" говорит серьёзно, но ведь и Карваль устроил обезумевшему королю "несчастный случай" и даже после его смерти не афишировал свою подлинную роль в скоропостижной кончине "анакса Ракана"! Робер своим выстрелом бывшего друга только добил, причём по его же просьбе…       Хотя Альдо Катарину пока ещё именно шантажировал: массовые убийства, _если она откажется_ сообщить то, что ей хотя бы в теории известно о Силе Раканов. Эйрис же, в отличие даже от сериальной Серсеи, не собирался никому угрожать или "прикрываться живым щитом": как услышал Джейме ещё во время подготовки минирования Королевской Гавани диким огнём, Безумный Король желал, чтобы Роберт "царствовал над кучей костей и горелого мяса". Почти то же самое говорит Эйрис в одном из видений Дени в Доме Бессмертных: "Да будет он королём обгорелых костей и поджаренной плоти… Да будет он королём пепла".       А Альдо до последнего своего дня не доходил ни до чего подобного тому, за что Эйрис получил своё прозвище и был свергнут: устраивать публичные аутодафе, созерцая их с нескрываемым садистским кайфом, и по любому поводу вопить как потерпевший: "Сжечь их всех!" Намерения автора предельно прозрачны: создать максимально жуткое впечатление контрастом между безумным кровожадным нутром – и почти до конца не теряющей обаяния и остроумия "упаковкой". Нет, даже не что-то подобное книжному Эурону Грейджою! Чтобы псевдо-анакс напоминал маньяка из хорошего триллера, который безумен уже давно и безнадёжно, только никто этого не замечает, пока не обнаруживает нож у своего горла…       Долгое время якобы-Ракан казался иллюстрацией к знаменитому изречению "Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно". Очень вероятным выглядело и то, что совершённые над ним с небольшим интервалом магические ритуалы гоганов и "истинников" тоже свою роль сыграли. Однако Камша не нашла ничего лучшего, чем ни с того ни с сего заявить, что Альдо будто бы "каким был, таким и остался"! Всем, кто читал с самого начала, давно стало ясно, что с объяснениями в этом цикле явные проблемы, но это... Мне невольно вспомнилось, как даже "отца фэнтези" Толкина критиковали и критикуют в том числе и за то, что орки у него все как один злобные до мозга костей – "такова их натура", и это неисправимо! Однако если в Средиземье это можно отнести на счёт специфики мироустройства, то в Кэртиане, как известно, Морготов и Сауронов не водится, как и Андуинов, по которым проходит граница. Так откуда у писательницы взялась эта идея низводить кого-то из персонажей до "орков в человеческом обличье", объявляя их (причём уже задним числом) изначально, врождённо "испорченными"? Ведь подлинная трагедия, напротив, именно тогда, когда в злодея превращается ранее не самый плохой или даже хороший человек – как было, например, в "Звёздных войнах" с Энакином Скайуокером, ставшим Дартом Вейдером…