Кевин перелистывал страницы газеты, пока Кейси что-то быстро печатала на ноутбуке. Определить то, что перед ней непосредственно сам хозяин тела оказалось довольно просто. Все движения крайне медлительны, словно заторможены, да и кому еще в голову придет с таким упоением читать обычную прессу, до которой почти никому нет дела в современном мире?
Лишь тому, кто не так часто может созерцать современный мир воочию.
Кейси знала, что Кевин крайне неразговорчив. Вернее, бывало, что он мог начать говорить и потом безумолку рассказывать что-то, но это было так редко и чаще происходило, если кто-то из личностей (чаще Барри) занимал сознание тоже. И все же в большинстве случаев Кевин отдавал предпочтение роли слушателя и, наверное, хотел, чтобы на него смотрели как на обычного человека, простого собеседника, с которым решили переброситься парой-тройкой фраз.
Кейси тоже любила быть слушателем, и это в некотором роде роднило их. Хоть Денниса слушать было куда интересней, если он находил какую-то животрепещущую тему самостоятельно, а не вынуждено завлекался в разговор.
Она обратила внимание на то, что его пальцы слегка подрагивали, возможно, от напряжения, которое Кевин испытывал каждый раз, оказываясь в собственном теле, а возможно, от непривычки смотреть на мир своими глазами, давая собственную субъективную оценку происходящему вокруг. А не так словно он один из тех парней в телешоу, который вынужден покорно кивать и аплодировать по команде помощника оператора.
— М, Кевин?
Кейси облизнула нижнюю губу, следя за его почти моментальной реакцией. Она успела задаться вопросом, откликнулся ли он на ее голос или на собственное имя, но уловив некую неуверенность, и легкий испуг в глазах отрицательно покачала головой, не решаясь озвучить мысли вслух.
Моментами, особенно, такими как этот, когда они оставались в тишине, нарушаемой лишь гудением старого холодильника или уличной шумихой, Кейси вспоминала его слова о восемнадцатом сентября. О самом упоминании этого рокового (в некотором смысле) дня. Она редко задавалась вопросом, что могло произойти
такого, что привело к случившемуся и рождению легенды о Звере.
— Кевин?
— Да? — его голос звучал подавленно, будто личности воздействовали и на речевой аппарат, разрешая произносить по одному слову. Кевин прочистил горло и попытался вложить в свои слова хоть толику уверенности и мужественности что ли.— Кейси.
Она нервно закусила губу, все еще взвешивая, стоит ли спрашивать об этом, ведь это нечто личное, хоть между ними и не было секретов. Да и о каких тайнах может идти речь. Это так глупо, когда все маски давно сорваны и облик истинной сущности обнажен.
— Кевин, — глупо обратилась к нему Кук, чувствуя, что будет корить себя еще долго за свою несдержанность, и она-то дипломированный специалист! — А что произошло тогда? Ну, в сентябре две тысячи четырнадцатого?
Он посмотрел на нее вначале недоумевающе, словно Кейси все это время окликала его и после спросила его имя, но учащенно заморгав, отвел взгляд.
Момент упущен.
***
Кевин хорошо помнил этот день, наверное, лишь по той причине, что не будь в календаре рокового четверга, то ничего бы не случилось. И он бы не встретил Кейси.
Эгоистично, ужасно, омерзительно, скользко, гадко. Но Кевин был рад в какой-то степени, что все-таки он ее узнал, хотя никогда в этом не признавался даже самому себе, ведь не было никакого повода вспоминать об этом.
Четверг.
Это был один из тех четвергов, когда его смена длилась до половины четвертого, а в пять проходили приемы у доктора Флетчер.
Хорошая женщина. Была. Иногда ему действительно не хватало ее, хоть Кевин не мог вспомнить ни одного приема и того, что на них было, но сама мысль о времени, проведенном в ее кабинете, навевала тепло, сочилась кровью на не зажившей ране, которую сложно будет стянуть и заполнить.
Четверг.
Один из четвергов коих немало было в его жизни. А какая осень в Филадельфии? Да, во всей Америке не отыщешь места живописней штата Пенсильвания! Эти воспоминания о желтых листьях, мягкого сентябрьского ветра и поцелуях солнца казались какой-то рекламой туристского агентства.
Но Кевин видел это своими глазами, если перебирал кинопленку воспоминаний, принадлежавших ему одному. Родная Пенсильвания, родная Филадельфия. Не набор слов, а какие-то лживые представления о местности, которая во всей своей суровой действительности не похожа на то, что рисовало сознание.
Кейси тоже любила природу и шелестение золота листвы под ногами, но и это было не то.
В сентябре в Филадельфии тепло.
Середина недели, середина месяца, начало осени. Кажется, Кевин бы мог отправить этот день в копилку дней, когда он проснулся, позавтракал хлопьями без молока и следил за порядком на восточной стороне зоопарка, пока Ларри не сменил бы его.
Барри даже дал ему прозвище «мирового мужика» за полное отсутствие стиля и добродушную улыбку.
В четверг, как и в любой будний день, много учащихся младшей школы, которых вывозят на какие-то экскурсии с приличной скидкой. Детей много и в выходные дни, но преимущественно школьников переизбыток в течение рабочей недели, когда сложно наткнуться на длинные очереди в кассы. Кевин и сам когда-то мог стать участником такой поездки с классом, если бы мать не наказала его за какую-то шалость, природу которой он не смог вспомнить.
А еще нужно быть внимательным и осторожным, когда дети приближаются к клеткам с хищниками, протягивая руки сквозь железные прутья клеток. Но это кажется одно из требований, не привязанных ко дню недели.
Кевин заметил ее не сразу. Невысокая и с довольно юным лицом молодая женщина показывала, по всей видимости, своей дочери тигров, что расхаживали буквально над их головами. И в том энтузиазме, с которым она указывала пальцем, как трехлетка на диких зверей можно было почувствовать силу материнской любви, складывающейся вовсе не в этом. Женщина стояла на коленях, чтобы быть с дочерью одного роста и постоянно улыбалась, обнажая щербинку между зубов.
Как-то доктор Флетчер сказала, что одна из ее пациенток смогла завести семью, и ему тоже не помешало бы попытаться построить серьезные отношения, ведь он не какой-то отверженный или убогий, и кто-то обязательно бы понял его, вошел бы в это нелегкое положения, принял бы таким, какой он есть. Ведь в этом нет ничего плохого.
Действительно, подумаешь, всего двадцать три личности в одном человеке. Ерунда. С кем не бывает?
Кевин усмехнулся собственной шутке и принял вызов Ларри, сообщив, что все в порядке.
Та молодая женщина выпрямилась, но даже не думала отряхивать грязные колени, увлеченная лишь тем, что держит дочь за руку, она продолжала перенимать восхищение ребенка одетого на порядок лучше.
— Кого мы сегодня только не видели, — отрывки разговора долетали до него. — Львы, тигры, да, тигры, а еще зебры и, кажется, медведей. Ух ты, да? Ты не голодна?
Как-то много заботы.
— Вы не подскажите, — эта женщина обратилась уже непосредственно к нему, щурясь, и чуть приоткрыв рот, вновь демонстрируя щербинку между зубами. — У вас здесь есть хот-доги или еще что-то?
Кевин растерялся. Как и всегда когда к нему обращались напрямую, а не смотрели как на взрослого вершителя правосудия, следующего правилам зоопарка.
Молодая женщина повторила свой вопрос и в голосе была какая-то жалость, будто бы он своими руками только что разрушил прекрасный образ, созданный в своей же фантазии. Он указал куда-то вправо, будучи не совсем уверенным, что там стоял фургон с хот-догами и газировкой, и снова ощущал себя бесполезным для общества, разучившимся разговаривать и понимать речь на слух, лишь запрограммированный исполнять команды как заведенный.
Остаток настроения улетучился, а ведь Кевин в какую-то минуту даже подумал, что можно было бы попробовать как-то заговорить с женщиной, возможно, не этой, а какой-то другой и ему тоже найдется место.
Мысли спотыкались, рвались, переплетались между собой и запутывались в один трудно распутываемый узел.
Когда Ларри сменил его, а стрелки наручных часов напомнили о том, что через сорок минут его уже будет ждать доктор Флетчер, Кевин вновь заметил эту молодую женщину, что по-прежнему была весела, и активно жестикулируя, что-то рассказывала своей дочери. Наверное, доктор Флетчер права и иметь семью действительно хорошо.
Настоящую семью.
Осязаемую и смеющуюся. А не тех, кого он привык считать частью себя и семьей, сидящих на стульях в его голове.
Автобус задерживался, и Кевин занервничал, спустя годы он вновь испытывал тот невроз от мысли, что сейчас он опоздает и будет очень не пунктуальным клиентом, а это скажется на его репутации прилежного человека.
Он крепко зажмурился, словно пытался прогнать эти мысли, вне всякого сомнения, навязанные Деннисом, и взять себя в руки. Всего лишь автобус, который если и опаздывает на две минуты, ничего катастрофичного не сделает. Подумаешь, пять минут опоздания. Он платит за эти приемы деньги и сам решает, когда нужно приходить.
А это невежливо опаздывать.
«Если что, — проговаривал про себя Кевин, —
Я скажу, что задержался на работе и Ларри опоздал и долго искал свою рацию или форму»
А врать нехорошо. Плохо врать, Кевин Вэнделл Крамб. Твой отец тоже был отменным лжецом.
И Кевин снова увидел ее. Будто бы эта молодая женщина с ребенком тенью преследовала его. Они стояли неподалеку от остановки, и женщина выглядела чуть обеспокоено, словно разделяла переживания Кевина насчет автобуса. В ее руке уже появилась пачка сигарет, пока девочка рядом продолжала что-то твердить своей матери, потерявшей за какие-то минуты весь азарт.
Он только сейчас заметил эти багряные тени под ее глазами, которые раньше почему-то так ярко не бросались в глаза, как и эти синие вены на руках, и следы от иглы на них. Почувствовав чужой взгляд, женщина посмотрела на него, а после, приоткрыв рот от удивления или напротив сдерживая крик, попятилась назад, обронив свою зеленую зажигалку.
— Нет, Джим! — она закричала пронзительно и, выпустив пачку сигарет, схватила ребенка на руки. При своей худощавой комплекции она сделала это на удивление быстро.— Нет!
Никого не заинтересовала эта драма, а Кевин слишком медленно воспринимал получаемую информацию, чувствуя, что это все не с ним и не касается его, а еще ему надо не вмешиваться, чтобы здесь не происходило.
Этот Джим слишком быстро оказался к нему спиной, размахивая руками, набрасываясь с криками.
— Она и моя дочь тоже! Нет!
— Джессика, ты, блядь, кто такая? Что ты о себе возомнила? — он сыпал на нее ругательствами, повышая голос с каждым словом, указывая на недостойность той ходить по этой земле и вообще хоть пальцем трогать ребенка. — Чертова наркоша! В своем мирке хоть с животными сношайся, а ее ты больше не увидишь.
Кевин чувствовал, как от происходящего шла кругом голова, словно он раскручивался на какой-то карусели, и рвота подступала к горлу. А он даже не знает ее! Господи, он понятия не имеет кто это такая!
Кто эти люди вообще?!
Кто он им? Да, никто. Смотритель в зоопарке и вообще он ждал свой автобус!
Хотелось закрыть уши руками и куда-то сбежать, слишком это напоминало его собственную жизнь, словно провинился он, а не неизвестная женщина перед кем-то по имени Джим.
— Я не наркоманка! — пропищала женщина, закрывая лицо в рыданиях после полученной пощечины. Девочка была передана кому-то в руки как вещь. — Перестань! Помогите!
Кевин помнил, как в этот момент уже подъехал его автобус и как он почти приложил свою проездную карту, но почему-то решил проявить героя, сделав шаг назад и окликнув этого Джима. Тот обернулся нехотя и успел даже крикнуть Кевину в лицо что-то в духе: «Тебя еще сюда не звали, гандон», а после оттолкнуть на землю.
Это была одна из вспышек боли из прошлого.
Не столько из-за физического ущерба, ободранных локтей как в детстве или потока оскорблений. Кевин вспомнил своего отца, грубость и ложь, что всегда были основными составляющими его личности. Он, кажется, тоже носил усы как этот Джим и поднимал руку на мать.
Кевин снова почувствовал эту слабость перед старшим. Ничтожную слабость перед внешними обстоятельствами, которые давили на него сильнее любого пресса.
На удивление он успел на этот автобус и почти не опаздывал к доктору Флетчер, если верить наручным часам и все прежние опасения показались детскими и незначительными по сравнению с этим инцидентом.
Может ли так быть, что Кевин не сможет дать отпор любому, кто посмеет оскорбить его и свалиться с первого же удара? Может
семья была права, и он слаб? Так ничтожно слаб, что упал с одного удара, который нельзя и ударом-то назвать?
Он посмотрел на часы, отмечая, что есть целых двадцать пять минут до начала сеанса, на котором нужно, наверное, обговорить случившееся. Возможно, это паническая атака?
И все.
Следующим, что Кевин помнил — трясущиеся и перепачканные в пыли ладони и перепуганное лицо девушки, которая не походила ни на кого из ранее виденных, а уж тем более на ту незнакомку, чей лик был рябью в потоке воспоминаний.
***
— Кевин? — мягкая и горячая рука Кейси накрыла его запястье, точно та решила просчитать его пульс и вывести из состояния шока. — Мне не стоило об этом спрашивать. Вообще не следует ворошить плохие воспоминания. Ни мне, ни тебе.
Он кивнул и в очередной раз почувствовал жгучую боль во всем теле. Как же он ничтожен.
Ничтожно слаб.
I am tired, I am weary
I could sleep for a thousand years
A thousand dreams that would awake me
Different colors made of tears
Я устал, я утомлен,
Я бы мог проспать тысячу лет…
Тысячи снов — кто бы разбудил меня?
Тысячи цветов, переливающихся, словно слезы.
— The Velvet Underground — «Venus in Furs»
