1.
Солнце высоко поднялось и уже начинало палить, когда они достигли первой деревни. Этими местами владел отец Персиво, и герцог Д’Арбогаст изредка брюзжал, недовольный тем, что охота началась не с его земель, потому что граф Д’Лоран заплатил великому магистру… и епископу Франциску, и фон Каму заодно. Виконт Персиво ожидал, что их тут кто-нибудь встретит. Не обязательно, что будут толпиться, как в те дни, когда отец наезжал со свирепыми проверками. Но хоть пару человек могли бы выйти и принять гостей? Однако деревня стояла, тиха и пустынна: нищие избы закрыты, гнилые ставни на окнах захлопнуты, и ни души нет в грязных, вонючих дворах. Лишь навязчивый лай дворовых собак раздирал тишину, а некоторые скулили и выли, как волки… Верволки. Виконту теперь на каждом углу чудились чудища, которые разорвут его в клочья, в каждой кривой, вросшей в землю лачуге виделись ведьмы, которые его проклянут, а из луж страшными глазами глядели воображаемые русалки. Ведь их было всего четверо против, казалось, целого полчища нечисти. А если не нечисти — то толпы крестьян с косами и вилами наперевес — тех, которые недовольны налогами, проклятыми новыми законами и нищетой. — Здесь магии нет! — тут же отказался от этого места фон Кам, схватив в кулак крепкие вожжи и собираясь покинуть это отвратительное дворянину захолустье. — Откуда ты знаешь? — скрипучим голосом возразил маркиз Деде, у которого уже чесались руки хоть кого-то зарубить. — Ты что, пророк? — Они не несут ему золото! — злобно пробасил герцог Д’Арбогаст и даже выхватил топор, пригрозив им зазнавшемуся фон Каму. — Я прекрасно знаю тебя, прохвост: чем больше тебе заплатят — тем больше ты поймаешь ведьм! Давайте, повеселимся и подожжем этот крысятник ко всем чертям! Герцог басовито захохотал, играя топором, собираясь ринуться и разорить деревушку, которая нищей была и без него. Виконт Персиво не горел желанием за ним повторять… — Мы охотники, а не мародеры, идиот! — фон Кам вышиб топор из ручищи герцога мощным ударом и тут же выхватил свой меч, приставив к его горлу. — Мы воины господа! Если ты нарушишь присягу охотника, я тебя зарублю, Жерар! Топор грузно шлепнулся под ноги его коня, а сам герцог злобно заскрежетал зубами, хищно скалясь из-под шлема. — Ну, наконец-то! Наконец-то! — жиденький, надтреснутый голосок, что внезапно раздался неподалеку, принадлежал весьма пухлому типу, обряженному в новомодный пестрый костюм. Он ехал по неровной и пыльной тропе на низком сером осле в сопровождении одного нетолстого монаха и нескольких пеших солдат, которые, пыхтя, тащили увесистый и запертый сундук. — Губернатор Дюран! — узнал его фон Кам и отстал от Д’Арбогаста, с лязгом загнал в ножны меч. Опозоренный герцог, словно бы украдкой, спрыгнул с коня, подобрал топор и молча влез обратно в седло, уставился куда-то поверх длинной головы маркиза Деде. Виконт не видел лицо маркиза из-за плотного шлема, однако прекрасно расслышал его негромкий ехидный смешок. — Наконец-то вы тут! — губернатор Дюран расплылся в подхалимской улыбке, а монах выпятил из-под рясы длинный свиток и протянул его фон Каму, безмолвно прося, чтобы тот взял. Охотник выхватил пергамент будто клешней, и монах отскочил даже, опасаясь потерять руку: перчатка графа сплошь усажена острыми шипами и лезвиями — того и гляди, отхватит к черту… и не только руку. — Я составил список деревень, где видели нечисть, — поспешил пояснить губернатор Дюран и украдкой кивнул на сундук, который тащили солдаты. — Ну вот, сейчас он кого-то поймает… — процедил сквозь зубы герцог Д’Арбогаст около виконта. — У тебя почерк дьявольской курицы! — рявкнул фон Кам, швырнув свиток монаху на голову, а Персиво грешным делом подумал, что граф не умеет читать. — Я прочту вам, мессир, — смиренно прохлюпал монах, стаскивая достаточно длинный свиток с выбритой макушки. — Люди боятся выходить на улицу, потому что в этой деревне появилась опасная ведьма, — вкрадчиво начал губернатор Дюран, болтая в стременах ногами, обутыми в отвергнутые церковью пулены. Монах же монотонно гнусавил названия, которых виконт Персиво и не знал, а графу фон Каму на них вообще было плевать. — Она каждую ночь насылает на всю деревню козодоя, — продолжал между тем, губернатор, не замечая, что теребит ослиное ухо, а осел под ним обиженно бьет землю копытом. — Поверьте мне, мессир, каждую ночь насылает! — Где она живет? — рявкнул герцог Д’Арбогаст, моментально выхватив топор. — Сейчас разнесем ее чертово логово! — Там, там, господа, она живет в самой дальней избе, у леса! — заволновался губернатор, указывая куда-то, на тропинку, что змеилась среди плебейских дворов с низкими избами. — Будьте внимательны: колдунья козодоя очень, очень опасна! — Постой! — в который раз осадил его фон Кам, однако герцогу надоело ждать, и он, приложив шпорами лошадиные бока, поскакал вглубь деревни, поднимая тучи пыли. — Давай, Деде, ты со мной? — из цокота копыт вырвался его громкий призыв, и маркиз, кивнув, припустил за ним, выхватив меч, со свистом взмахивая им на скаку. Виконт Персиво не знал, как поступить: скакать или остаться, и поэтому — торчал и глупо таращился, на губернатора, как тот заставил низкого осла трусить за проворными рыцарскими жеребцами. Монах все читал, засыпая за чтением стоя, солдаты потели под сундуком. — Что ты торчишь, сопляк, вперед! — свирепый рык фон Кама будто бы вывел виконта из ступора и тот, очнувшись, обязан был пришпорить коня. Сокрушив ветхую, прогнившую дверь, охотники с рыком ворвались в низкую убогую лачугу. В сыром полумраке не нашлось даже мебели, и на тряпье, нашвырянном прямо на черный от плесени пол, сидела эта самая «ужасная ведьма». Охотники сейчас же схватили арбалеты, мигом взяв ее на прицел, готовые изрешетить стрелами из святого серебра… Все, кроме Персиво. Перед ним не рычало жуткое чудище, а плаксиво ныла тощая, грязная, бледная женщина с длинными рыжими волосами, к которой в ужасе жались трое чумазых голодных детей — увидав ее из-за широких спин охотников, виконт понял, что ему их жаль, и он не сможет убить. — Рыжая! — взревел Жерар Д’Арбогаст, а испуганные дети зашлись писклявыми криками, прильнув к несчастной матери. — Жри серебро, исчадье дьявола! — свирепо прорычав, герцог вскинул арбалет и нажал на спуск. Жутко треснула тетива, спустив смертоносную стрелу, и тут же фон Кам нечеловечески быстрым движением поймал ее в полёте, злобно швырнул в скрытую забралом рожу Д’Арбогаста. — Охотники не убивают людей, Жерар! — рявкнул он, и Персиво попятился в суеверном страхе, а нищая «колдунья» скукожилась, прикрывая детей своим тщедушным телом. — Тебе… Тебе мало золота, фон Кам? — негодовал герцог, но по дрожанию в его рычащем голосе, по трясущимся ручищам было ясно: он до чертиков боится бесцветного графа. — Как давно ты овдовела? — осведомился фон Кам у голодранки, игнорируя выпады Д’Арбогаста, ругань Деде, страх Персиво и сопливое бульканье губернатора Дюрана. Толстяк топтался позади всех, гремя своими ногами в пуленах по остаткам сломанной двери, причитая о том, что заплатил за убийство колдуньи козодоя, а не болтовню. — Почти полгода минуло, мессир, — прогнусила ненастоящая ведьма, глотая слезы, обнимая почти прозрачных из-за худобы детей. — Мой супруг был лесорубом, и в лесу его задрал медведь. — А что там с козодоем? — уточнил фон Кам: а вдруг, действительно, наслала… пичугу мелкую, которую только мухи испугаются? — Мессир… — несчастная женщина зарыдала, спрятав костлявое лицо в грязные ладони. — После того, как не стало моего супруга, я продала вещи из дома, и нашу корову, потому что меня никто не хочет нанять на работу! У меня ничего не осталось, и чтобы прокормить моих детей — мне приходится по ночам выдаивать немного молока у соседских коз… Я не воровка, мессир — если я не буду выдаивать, мои дети умрут от голода! — Ясно, — угрюмо проскрежетал фон Кам. — Я думаю, вы слышали, зачем эта женщина берет молоко, — злобно прошипел он, загнав Дюрана в дальний замшелый угол. Толстяк съежился там, наблюдая, как охотники недовольно топчутся с тяжёлым оружием наперевес. Они не убили ведьму, потому что боятся этого графа, который сам — явный ведьмак. Ну, да — чудовищ может ловить только другое чудовище — скорее всего, лишь поэтому инквизиторы его до сих пор не сожгли. — Что ты умеешь? — поинтересовался фон Кам у хнычущей «колдуньи», а ее дети, кутаясь в длинные волосы матери, подняли свои головки и смотрели на него огромными глазами, полными страха. — Шить, стряпать, вышивать, пасти скот… — женщина приподнялась с тряпья, принялась живо перечислять свои многочисленные умения крестьянки. — Ну, вот и отлично! — заключил фон Кам, знаком приказав охотникам убрать ненужное оружие. Д’Арбогаст и Деде подчинились неохотно: очень хотелось убить ведьму — останавливал лишь страх. — Дай ей работу, Дюран! — рявкнул фон Кам и пустил стрелу так, что она встряла в хлипкую стену, сорвав с губернатора дорогую громоздкую шляпу с перьями заморских птиц. — Ай! — толстяк взвизгнул, схватившись за лысую башку, блестящую от пота, а фон Кам, изрыгнув злобный смешок, невозмутимо продолжал: — Я проверю, Дюран! Если сегодня же эта крестьянка не будет на работе — следующая стрела проткнет тебе башку! — Да, да, мессир, конечно, — закивал губернатор Дюран, содрав со стрелы свою шляпу и разорвав ее. — Серебро! — пикнула оборванка, чей взгляд остановился на стреле, прочно встрявшей в гнилое дерево стены. — Это оружие господа, собака! — ругнул ее маркиз Деде за то, что позарилась на святое серебро. — Может, казним ее, как воровку, фон Кам? — кровожадно предложил он, терзаемый дьявольским желанием кого-нибудь прикончить. Ведьму, воровку — неважно, лишь бы лезвие его меча окрасилось кровью. — Прочь с дороги, Абсолон! — оттолкнув маркиза, как плебея, фон Кам схватил свою стрелу двумя пальцами и легко вырвал, почти не повредив хлипкую стену. — Вот, продашь и накормишь детей! — фон Кам сунул стрелу крестьянке, а она выхватила и моментально спрятала в мешковатых складках своей рванины, молясь, рассыпая благодарности шелестящим, безжизненным от голода голосом. Руки ведьмы должны гореть и дымиться, прикоснувшись к святому серебру, а в этой бедняжке нет ни капли магии — ни белой, ни тем более, черной — а только эти дурацкие рыжие волосы, из-за которых ей не давали наняться на работу. — Теперь я понял, почему в твоем захолустье бунтуют блохи, виконт! — рыкнул фон Кам, схватив Персиво за затылок и выпихнув из затхлой избы на грязное подворье. — Потому что такие бездари, как ты, их травят! — Но, — Персиво хотел сказать ему, что графством управляет отец, но фон Кам его снова пихнул, и виконт, потеряв равновесие, едва не обрушился в зеленую стоячую лужу. — Передай своему папаше, что он — ленивый бездарь! — зарычал фон Кам, вскочив в седло, а Персиво все не отпускал страх: он ведь, не успел и заикнуться об отце, а этот охотник его уже обругал… Неужели он слышит несказанное? — К чертям этот клоповник, убираемся отсюда, тут нет ведьм! — приказал фон Кам, и его вороной конь, сорвавшись в галоп, обдал виконта удушливой пылью из-под копыт. — По крайней мере, здесь много других клоповников, — с явным недовольством процедил маркиз Деде, отряхивая с невероятно чистого плаща несуществующую пыль. — Давай, сопляк, не стой! — в свою очередь и он пихнул виконта, садясь на коня. — Черрт! — последним из лачуги вывалился Д’Арбогаст, проклиная все на свете и сатану заодно.***
Медлительный и упрямый осел губернатора здорово отстал от рыцарских коней и почти затерялся, оставшись за поворотом. Фон Кам не желал останавливаться и ждать, пока Дюран пинками и нахлестом заставит серого упрямца скакать, ведь полдень уже минул, а еще столько деревень впереди. Здесь тоже оказалось безлюдно и пыльно — после вчерашнего ливня и луж не осталось, засохло все за ночь, будто в пустыне Синая. И поля неумолимо высыхают, ведь за месяц дождь прошел над землями его отца лишь раз — вчера, и виконт Персиво невольно подумал, что к осени может начаться суровый голод. Неужели и засухи причина — колдовство? Дворы встречали пустотой, захлопнутыми ставнями, дверями, плотно закрытыми на засов да диким лаем цепных псов. До слуха долетал петушиный ор, изредка — хрюканье какое-то да мычание. И в одном-единственном дворе, самом крайнем, топтался у невысокого забора отощавший старик. — Я знал, что начнется охота! — старик улыбнулся беззубым ртом, загадочно кивнув куда-то назад своей головой в неопрятной соломенной шляпе. — Всю неделю я видел в деревне блуждающие огни, а сегодня случилась беда! — Беда? — сейчас же заинтересовался фон Кам, а виконт Персиво ощутил липкий холодок: блуждающие огни всегда сопровождают могильную нечисть. — Соседскую дочь ночью кто-то загрыз, — прохрипел старик, нервно теребя серую, пыльную бороду. — Я знахарь, много ран на своем веку повидал, но таких не видел еще. — Веди! — приказал ему фон Кам, и Д’Арбогаст с Деде согласно закивали, надеясь на то, что девчонку укусил вервольф, а не просто лесная зверюга вроде медведя, которую и чернь может рогатиной забить. Молча кивнув, старикашка потрусил, поднимая босыми ногами облака серой пыли… Невозможная пыль. Виконт задыхался уже, ощущая, как она покрыла его с головы до ног, легла душным слоем, прилипнув ко взмокшему телу… — Напои коней! — приказал старику фон Кам, когда охотники въехали во двор, который у этого знахаря оказался относительно чистым, только облезлые куры ходили, копаясь ногами, да слышалось где-то за вросшей в землю избой свиное похрюкивание. Уставший от жары виконт въезжал последним, и последним спрыгнул с высокого седла, подняв ногами клубы этой самой пыли. Хорошо бы сейчас сбросить всю тяжеленную амуницию рыцаря и искупаться в пруду. Но фон Кам не велел даже шлема снимать — никто не должен видеть выражение лица охотников. — Пожалуйста, мессир! — тихо скользнув, старик взял коня Персиво под уздцы и подвел к поилке, к остальным жеребцам, которые, фыркая, пили теплую на жарком солнце воду. — Она здесь! — старикашка распахнул низкую дверцу, и виконт едва не сомлел от ужасного смрада, что резко и отвратительно ударил в нос, сражая наповал. — Фу, тьфу… — слышал он, как Д’Арбогаст и Деде плюются, топчась на грязном пороге и не решаясь заходить внутрь. В смрадной мгле избы стояло низкое жужжание крупных мух, и различались грубые лавки, на которых виднелись смутные очертания неподвижных тел. — Прошу, господа, — старик пригласил их, в нетерпении топчась, а виконт с отвращением осознал, что не может и шагу сделать в эту жуткую избу. — Не торчи! — фон Кам пропихнул его, свирепо вдвигаясь в узкий дверной проем, и Персиво, споткнувшись о стоптанный порог, буквально влетел в нечеловечески душное пространство, к вони в котором привыкнуть выше возможностей человека. Рывком оглянувшись назад, виконт заметил, что их догнал губернатор Дюран — пыльный и взмокший, он остался снаружи — прыгая на правой ноге, высыпал он песок из левой пулены. И для чего он вообще надел на охоту такую неудобную обувь? — Показывай! — приказал старику фон Кам, и тот послушно двинулся к одной из серых лавок, на которой, под старой драной рогожей, различались очертания тела. — Глядите, господа, — заявил знахарь и сдернул рогожу, отложив ее в сторону. — Так, — пробормотал фон Кам, насильно повернув голову виконта, чтобы тот тоже смотрел. На грубой деревянной лавке в плюхах подсыхающей крови бессильно лежало юное девичье тельце. Желтое платье на ней было заляпано кровью и грязью, беспощадно разорвано чем-то большим и, скорее всего, очень острым, и из чудовищной раны в правом боку выпали на пыльные доски почти все ее внутренности, местами превращенные в кровавую кашу. От ладоней бедняжки почти ничего не осталось: объедены до костей, словно она отчаянно пыталась закрыться от чего-то неминуемо смертоносного. На синеватом личике бедняжки навечно застыла ужасающая гримаса животного страха: большие, потускневшие глаза распахнуты, рот перекошен, а с серых губ стекала кровавя струйка. Мухи кружились, пытаясь облепить лакомое для них тело, но знахарь отгонял их, мотая руками. — Я… Я… Это… — увидав растерзанное тело, виконт отшатнулся к стене, больно стукнувшись об нее спиной и затылком, судорожно ринулся к двери и вылетел на улицу, пропадая от жуткого приступа тошноты, который навалился внезапно, и сдавил горло, лишив дыхания. — Куда? — охотники позади взбесились, но Персиво не слышал их и не слушал — вырвавшись из дьявольской избы, ринулся он, спотыкаясь, куда придется, натыкаясь на все, что было в этом подворье, будто слепец. Столкнувшись с высоким и крепким забором, виконт привалился к нему спиной, осел на быстро высыхающую землю. Сдернув с обезумевшей башки тяжелый жаркий шлем, жадно хватал он перекошенным ртом знойный воздух, изо всех сил давя подкативший к спертому горлу гадкий комок, а рядом фыркал его конь — с укоризной, кажется, осуждая за малодушие. — Иди к дьяволу! — злобно отправил бессловесную тварь Персиво, вытирая кулаками болезненные слезы, и понимая, что он похож сейчас на изнеженную барышню и никак не годится в охотники. Другие глядели на жертву чудовища бесстрастными взглядами, Деде лишь хмыкнул, Д’Арбогаст пожал могучими плечами… а он? — Черт, — кое-как взяв себя в руки, виконт подобрал брошенный на землю шлем, грузно поднялся на вялые ноги и куда-то побрел. Все равно, куда — лишь бы уйти с этого двора и где-нибудь пересидеть. — Что это с ним? — насмешливо хохотнул знахарь, кивнув на дверь, которую Персиво так и не закрыл, вырвавшись, и она болталась на ржавых петлях с хриплым скрипом. — Больной, или как? — Трусливый, бесполезный неофит! — маркиз Деде безнадежно махнул чистой рукой, опасаясь приблизиться к растерзанному трупу, чтобы не испачкаться темной мертвой кровью. — Епископ Франциск навязал. — Что это такое? Я не чую зверя! — герцог Д’Арбогаст перебил его гневным рычанием, внимательно осматривая убитую, едва ли не принюхиваясь к ней, и решив, что она убита как-то не так, не оборотнем, хотя укусы похожи. — Это не зубы вервольфа, — фон Кам согласился с ним, также не чувствуя тут никакого зверя — ни вервольфа не было возле этой несчастной, ни даже простого медведя. — Это железо, — задумчиво буркнул он и поскреб макушку под шлемом. — Что? Железо? — возмутился маркиз Деде, не дав ему договорить. — Пускай солдаты ищут убийц! Поехали отсюда, раз здесь нет охоты! Сколько можно терять время на блох? — Это сделали оружием… Которого даже я не знаю, — продолжил бурчать фон Кам, стащив перчатку, изредка дотрагиваясь до холодных внутренностей жертвы длинным бледным пальцем, чем заставлял чистюлю Деде брезгливо фыркать. — Но я не стал бы говорить, что это — человек: следы колдовства остались! — Наконец-то, началась охота! — рявкнул герцог Д’Арбогаст, шумно топая по сырому полу своими тяжелыми сапожищами — подкованными, будто копыта коня. — Наконец-то, я хоть кого-то убью! — маркиз Деде аж затрясся, предвкушая возможность убивать, а старик-знахарь попятился: почудилось ему в полумгле, что злые глаза маркиза страшно сверкнули из-под шлема. — Мы убиваем только нечисть! — фон Кам оборвал их бесполезный рев и обратился к знахарю, который предусмотрительно отступил к стене, чтобы его не зашиб скачущий Д’Арбогаст: — Где и когда это случилось? — Вчера она пошла в лес, за ежевикой, а сегодня утром ее нашли на кладбище, у опушки, — прошептал знахарь, отошел от стены и накрыл рогожей несчастное изувеченное тело. — Люди слышали вой… Вы постойте! — знахарь скользнул к другой лавке, на которой угадывалось тело побольше. Рогожа над ним насквозь пропиталась кровью, а когда старик убрал ее — отшатнулся даже маркиз Деде. — Вот, крестьянин Франсуа, — откашлявшись из-за невыносимого смрада пояснил знахарь. — Вернее, то, что от него осталось. Нашли позавчера, у болота, скраю кладбища. Сначала я решил, что его съели волки, но вы посмотрите. — Зверь! — взвыл герцог Д’Арбогаст, втянув в необъятные легкие невыносимый запах. А из-за плотного шлема с острыми рогами никто не видел, как он плотоядно оскалился. — Вервольф — на этом теле есть его метка! — злорадно заключил маркиз Деде, пугая несчастного знахаря до дрожи в коленках. — Пора убить! — Пора, — кивнул фон Кам и снова надвинулся на старикашку, грозно сжав кулак. — В деревне есть те, кто пропал и не вернулся? — Аннет, его дочь, — знахарь охотно выдавал все страшные тайны, которые боялся разбазаривать на людях, дабы не вызвать в деревне переполох. — Он ходил ее искать, и — вот. — Аннет, — медленно повторил фон Кам, будто пробуя имя на вкус. — У вас есть ее вещь? — Да, мессир, — закивал бородатой башкой знахарь, накрыл останки Франсуа рогожей и протиснулся мимо Д’Арбогаста к двери. — Их дом пустует, там осталось много вещей. — Отлично! Пора убить зверя! Вперед! — отдав суровый приказ, фон Кам почесал кулак, натащил перчатку и шагнул к выходу, не желая больше задерживаться около трупов в смрадной избе. — Черт подери, где чертов виконт? — пробормотал он, спихнув с дороги хилую и скрипучую дверцу, выдвигаясь во двор. — На кой-черт нам его навязали? Если чертов епископ ни бельмеса в охоте — то магистр мог быть и поумнее! — Ну его к черту! — проворчал маркиз Деде, проверяя на ходу свой арбалет, чтобы его не заело на охоте. — Только мешает, мокрый цыпленок! — Д’Арбогаст, разыскать его! — приказал фон Кам шумному герцогу, который ужасно раздражал его своим глупым мельтешением и дурацким воем. — Боишься что Франциск тебя поджарит? — огрызнулся Д’Арбогаст, который изнывал от желания в кого-нибудь всадить топор или стрелами напичкать, но никак не ползать по загаженным дворам плебеев в поисках бездарного щенка. — Франциск нас всех поджарит, если сопляк не приползет с охоты живым! — зарычал фон Кам, обернувшись, и даже выхватил меч, свирепо пригрозив. — Так что, ноги в руки, Жерар! — Ладно, — угрюмо буркнул Д’Арбогаст, вскочил в седло и унесся искать запропастившегося навесть куда виконта. Он боялся костра инквизиции не меньше, чем фон Кам — и лишь поэтому на время притих. — Дюран, у вас завелись вервольфы! — ехидно заметил фон Кам, наткнувшись во дворе на губернатора Дюрана, который уселся на низкую завалинку под избой и слегка прикорнул, сложив руки на круглом брюхе. — Ой-вой-вой, — заквохтал, встрепенувшись, губернатор, спросонья свалился с завалинки и разодрал сзади свой вычурный костюм… В который можно с успехом шута нарядить — мещанская мода адски нелепа и глупа, как и сами мещане. Водворившись на ноги, губернатор Дюран неуклюже попрыгал за охотниками, задевая носами пулен любую неровность, спотыкаясь и тараторя на ходу: — Господи, вы знаете, что с ними делать? — Будем ловить! — рявкнул ему в лицо маркиз Деде, и губернатор, в сотый раз споткнувшись, рухнул снова, и на этот раз угодил в жирную грязь, где у знахаря с хриплым хрюканьем возились две свиньи. — Теперь у тебя три свиньи, знахарь! — гаркнул фон Кам, и они с Деде раскатисто, басовито загоготали. — Я вам помогу, — испугавшись, что гнев пострадавшего губернатора падет на его голову, знахарь живо подлетел к своей грязище, ухватил барахтающегося Дюрана под руку и принялся, кряхтя, натужно выволакивать. Дюран весил, наверное, раза в три больше, чем этот хилый старик, к тому же он неуклюже скользил своими пуленами — знахарь не мог его удержать, губернатор грузно валился обратно в грязь под хрюканье свиней, которое казалось насмешливым. Виконта мучила жажда, и пот стекал по лбу, застил глаза. Персиво, кажется, потерялся тут, в пыли, среди разнообразных вонючих изб, бестолково крутился, не зная, куда ему брести. Охотники не показывались — они заняты ужасным трупом, и хорошо даже, что не хватают его и не тащат обратно, к трупу, за черти… Вдохнув душный, зловонный воздух, виконт не стал надвигать на взмокшую голову шлем — для чего он, когда защищаться здесь все равно, не от кого? Те, кто смелый — в поле, остальные — безвылазно забились в избы и дрожат от страха. Желая попасть хоть в какой-то тенёк, виконт забрел в первый попавшийся грязный двор, перепрыгнув низкий, покосившиеся заборчик, и встал около замшелой избы, которая удачно загородила его от солнца. Под ногами, издавая писк, бегали какие-то цыплята… или утята — искали себе некий корм в пыли. Один птенец напачкал на сапог, но виконт Персиво заставил себя их не замечать. Вспомнив дивный лик своей дамы с портрета, Персиво облокотился о гниющую, пахнущую сыростью стену и принялся сочинять в честь эфемерной любви новые строфы. — Не желаете воды, мессир? — мягкий голос вывел его из болезненного ступора, и виконт, глупо обернувшись, увидал юное создание перед собой. Низкая и очень худая крестьянская девушка в драном бесцветном подобии платья, подпоясанном обычной веревицей, протягивала ему грубую глиняную чашу, полную мутноватой воды. Она слегка опустила голову, глядя вниз, на свои босые грязные ноги, и Персиво видел её макушку, выгоревшие на солнце волосы, заплетенные в простую косу. — Спасибо, — Персиво невероятно хотел пить — из лужи бы даже напился, поэтому и не подумал брезговать не очень чистой водой в грубой чаше, из которой хлебают плебеи. Девушка на миг подняла глаза — васильково-синие, огромные на худеньком личике — и смущенно улыбнулась ему, слегка покраснев. Персиво только протянул руку за чашей, как раздался грузный топот тяжелых копыт андалузского скакуна, и в нищий двор злым ураганом ворвался Д’Арбогаст, сокрушив в щепки несчастный заборчик. Его храпящий конь едва не задавил крестьянку копытами, а та от испуга застряла, не смела бежать, а лишь глазела на герцога и дрожала с чашей в трясущихся руках. — Прочь, собака! — заревел Д’Арбогаст, взмахнув топором, и чуть не разрубил бедняжку надвое. Чаша вырвалась из ее тоненьких ручек и треснулась о землю, расколовшись на черепки. Из огромных синих глаз брызнули слезы, однако девушка не трогалась с места, закрыв ладошками побледневшее от страха лицо. — На колени перед герцогом, безродная шваль! — Д’Арбогаст забил топор за пояс и выхватил хлыст, взмахнул им, страшно щелкнув, собрался обрушить его на беззащитную голову девушки, но Персиво подставил меч. — Нет! — виконт постарался рявкнуть так же грозно, как квадратный герцог, а жесткий хлыст накрутился на лезвие, звонко лязгнув железным шариком, что был привязан к его концу. Девушка, рыдая, закрыла голову руками, а виконт, выдержав испепеляющий взгляд Д’Арбогаста, встряхнул мечом, сбросив с него тяжелый хлыст, и процедил сквозь зубы: — Не смей! — Да я тебя сейчас… Никчемный щенок! — Д’Арбогаст собрался огреть хлыстом и виконта, замахнулся, заведя ручищу за крупную голову в агрессивном рогатом шлеме, а Персиво, готовый к страшному удару, как мог, защитился мечом. — Эй, Жерар, хватит распугивать блох! — с улицы донесся раздраженный выкрик фон Кама, а через секунду его скакун, перемахнув остатки забора, уже гарцевал во дворе. — Что здесь за блошиный цирк, господа? — Она принесла мне воды, — Персиво выступил вперед, загородив собой съежившуюся девушку и не пряча меч: а вдруг и фон Кам решит поглумиться над ней? — Хотела опоить юнца зельем! Ведьма! — рявкнул Д’Арбогаст, устрашающе щелкая хлыстом — возможно, он может напрочь перешибить им человеческую шею, а то и спину. — Очередная блоха! — определил фон Кам, мельком взглянув на рыдающую крестьянку. — А я уж решил, что Д’Арбогаст наткнулся на ведьму! Случайно! — добавил он, помолчав, и разразился неприятным смехом. — Она не встала передо мной на колени — давай зарубим ее! — зловеще предложил Д’Арбогаст, избавившись от душного шлема, мотая бородищей и рыжими патлами, расшвыривая своих вшей. — Скажешь, что ведьму убил, а, фон Кам? — Постой, — негромко отказался фон Кам и даже наклонился к всхлипывающей бедняжке, внимательно разглядывая ее. Она всего лишь хотела напоить гостя, а получилось, что попала в лапы к этим чудовищам — еще объявят ее ведьмой и зарубят, лишь за то, что она неосторожно вышла во двор. И Персиво ничего не мог для нее сделать: он не сладит с двумя охотниками, и они зарубят и его. — Что ты знаешь об убитой? — беззлобно осведомился фон Кам, а крестьянка нырнула вниз, сгребая черепки от разбитой чаши исцарапанными пальцами. — Н-ничего, мессир, — чуть пролепетала она, глядя в землю, подбирая никому не нужные теперь куски так, будто это золотые монеты. Возможно, это была ее единственная чаша. — Ничего, — повторила она, прижав пыльные осколки к тощей груди, и один из них выпал в пыль. — Чертова жарища, — угрюмо пробормотал фон Кам, стягивая шлем с головы, а бедная крестьянка, случайно увидав его гадкую рожу, пронзительно взвизгнула и унеслась в избу, теряя на бегу черепки, забилась в темные сени и захлопнула ветхую дверь. — Кто еще из нас распугивает блох? — зашелся адским хохотом герцог, запрокинув взлохмаченную, потную и красную башку. — Да от твоей хари драконы дохнут! Фон Кам зарычал отборную брань, с лязгом выхватив меч, а Д’Арбогаст занес опасный хлыст, попытавшись огреть его по загривку. Фон Кам взмахнул мечом со страшным свистом, и отрубленный кусок хлыста брякнулся вниз, а в ручище герцога осталась крепкая дубовая рукоятка. — Да чтоб ты лопнул! — громыхнул Д’Арбогаст, злобно швырнув ее, бесполезную, наземь… — Черт с вами… — буркнул Персиво и напялил шлем, утаскиваясь прочь с этого двора и от них, таращась на ноги в рыцарских шипастых сапогах. — Я знаю, кто это сделал, охотник! — скрипучий, вкрадчивый голос будто пригвоздил, и Персиво замер на месте, подняв глаза. К подворью медленно, переваливаясь, ковыляла хромая старуха в серой косынке на грязной голове, а за ней семенил тощий старик, потряхивая клочковатой пегой бороденкой. — На кладбище поселился жуткий горбун! — проскрежетала старуха, указав костлявым пальцем в сторону близкого леса, на опушке которого расположилось гиблое болото и то самое старое кладбище, откуда по ночам приходят блуждающие огни. — Это чудовище ворует детей и режет наш скот! Горбун убил Женевьеву! — заявила она, тряся седыми косицами, а по холодной спине Персиво побежали злые мурашки. Хорошо, что горшковый шлем полностью скрыл лицо, и никто не видит, что виконт малодушно корчится, и губы его дрожат. — Женевьева… — машинально повторил Персиво, с ужасом думая о том, что месиво на лавке у знахаря когда-то было человеком, имело имя, и возможно, ее кто-то любил. Персиво сам рискует превратиться в месиво, если по глупости своей наткнется в этих жутких местах на настоящего вервольфа, и рядом не окажется ни фон Кама, ни на худой конец, Д’Арбогаста или Деде. — Вы уверены, что это — горбун? — отстав от Д’Арбогаста, фон Кам весьма скептически осведомился и, кажется, ловить его совсем не спешил. — Кто-то видел его? — Эжен видел, как он раскапывал могилу! — выкрутилась старуха, кивнув птичьей башкой в сторону, где переминался тощий старик. — Все ясно, это обычный вор! — отказался от горбуна фон Кам и повернул коня, чтобы убраться отсюда прочь. — Солдаты схватят его и привяжут к столбу! Поехали, найдем Деде — мы должны осмотреть кладбище! — Давно пора! Жаль, не успел навалять тебе, гуннская свинья! — взревел герцог Д’Арбогаст. Лишившись хлыста, он всё больше ярился и, кажется, желал снести к чертям бесцветную башку фон Кама, чтобы сбросить злость. — Давай, сопляк, ищи свою клячу, будем охотиться! — гаркнул он виконту и унесся на своем скакуне, специально доломав трухлявый забор, превратив его в груду щепы.***
Фон Кам сварливо бурчал, внушая Персиво доблести охотников на нечисть, гневно отчитывал его за малодушие, а виконт молча направлял своего коня вперед по ухабистой проселочной дороге. Д’Арбогаст и Деде по бокам от него противно хихикали, насмехаясь, но виконт Персиво даже не смотрел на них, без толку разглядывая безликие деревья у дороги, цветочки, глупых бабочек… Солнце низко висело над сизой полосой леса, и, хвала господу, прекращало беспощадно палить. — Дочь крестьянина Аннет! — вколотил фон Кам своим грубым голосом, взмахнув перед носом виконта огрызком голубой тряпки. — Вот ее вещь, и мы должны ее найти! — Да, — без эмоций согласился виконт, лишь бы не возражать и не злить и без того злого охотника. Вон как сверлит он его своими красными глазами, точно собрался дыру просверлить. — Гляньте, что за сборище? — недовольно фыркнул маркиз Деде, внезапно указав длинным пальцем куда-то вперед. — Что? — Персиво нехотя взглянул и ощутил тревогу: впереди виднелось некое скопище, люди шагали, поднимая пыльные облака. — С поля идут, — пожал плечами виконт, заметив очертания лопат, мотыг и прочего, чем обычно работают крестьяне. Хотя, как-то странно шли они — топали очень плотной толпой, когда обычно крестьяне медленно тянутся с поля гуськом, едва бредут, уставшие и нагруженные тяжёлым инвентарем. И много их так — не меньше пятидесяти. Толпа напрочь перекрыла дорогу, и фон Кам даже вынужден был остановиться. Герцог и маркиз встали за ним, и Персиво натянул вожжи, сбавляя ход. — Ну, чего встали, грязные крысы? — зарычал на крестьян Д’Арбогаст, жалея о том, что потерял отменный хлыст в шутовской перепалке с фон Камом — а то бы хорошенько стегнул им человек десять, а то и пятнадцать плебеев. Крестьяне и не подумали уходить с дороги — прочно встали, вооружённые ржавыми вилами, замаранными лопатами и острыми косами. Многие зажигали факела, и все они галдели, грязно бранились, напрочь не желая их пропускать. — Мы ничего вам не дадим! — захрипел один из них — изможденый работой, коричневый и лысый. Он выступил вперед, грозно неся вилы, и собрался проткнуть насквозь любого, кто рискнет его разозлить. — У нас больше нечем платить вам налоги! Мы весь урожай отдаем на повинность графу! Все жалкие гроши — идут на налоги королю, которые все время растут! Нам нечего есть, нечего пить, когда король пирует! Прочь отсюда, или мы вас прикончим! — Послушай, мы не рыцари короля, а охотники на нечисть, — фон Кам обратился к нему миролюбиво, однако простолюдин угрожающе взмахнул вилами. — Охотники на налоги! — злобно изрыгнул он, грязный весь, запаршивленный до мерзкой коросты и смердящий так, что около него кружилась голова. — Вы специально пугаете нас нечистью, чтобы мы забыли, что король обирает крестьян! Убиваете наших детей, чтобы мы поверили в ваши грязные сказки! Давайте, бьем их! — сипло гаркнул он всей нестройной ораве, и черный люд загудел, выпятив перед собой вилы, косы, струганные колья и ревущие злобным огнем факела. — Беееей! — крестьянин заревел и понесся вилами вперед, а за ним, грохоча, вопя, топоча ринулись все остальные. — Да чтоб вас, — выхватив арбалет, фон Кам принялся с треском отстреливать их святыми серебряными стрелами, предназначенными только для нечисти. Передние мигом полегли, убитые, а остальные плебеи будто обезумели, завидев блеск серебра. — Серебро! Мы богаты! — бешено взвыл хромой оборванец, и живые простолюдины кидались вниз, выдирая стрелы из тел убитых, дерясь за них друг с другом… — Дай еще, у тебя их много! — те, кому не досталось, наседали, стремясь проткнуть вилами, ограбить и затоптать до смерти. — Больше, больше серебра! Герцог Д’Арбогаст исступленно рубил их топором, снося за раз по три головы, маркиз Деде колол мечом, протыкая насквозь, фон Кам, рыча, рубил и стрелял одновременно, что совсем не подобает охотникам, которые не должны трогать людей. Виконт Персиво стушевался, прильнув к шее своего коня. Арбалет, из которого стреляют одной рукой, оказался для него слишком тяжел. Он не мог удержать его и навести прицел, и страх подползал к душе, вышибал веру, съедал доблесть, лишал чести. Он никогда не видел столько безумных врагов, которых надо крошить без сожаления. Над ухом свистнула коса, в живот едва не угодили вилы. И от ударов спасло лишь провидение бога. — Давай же, юнец, помоги, слизняк безмозглый, сопляк! — из рева толпы вынырнул рычащий вопль фон Кама, и Персиво взялся было за меч. Кто-то швырнул факел в лицо, и огонь, полыхнув, опалил ресницы и брови, горячие искры полетели в глаза. Вскрикнув, Персиво отшатнулся, отдернув руку от рукояти меча, уронив арбалет, и в ужасе пришпорил коня, заставив его панически рваться сквозь плотную толпу. Если бы не шлем — викноту напрочь сожгло бы кожу, а так лицо почти не пострадало, но паника сожрала волю, и Персиво, не замечая, что подкованные копыта рыцарского коня сминают под собой людей, скакал и скакал, стремясь лишь вырваться отсюда и не слышать больше криков, стонов и лязга металла.2.
Уставший от бешеного галопа жеребец сбавил ход и небыстро рысил, пыля копытами по узкой тропке, едва заметной в высокой траве. Виконт Персиво сидел в седле ссутулившись, не замечал, что вокруг него — лес, не видел цветов, не слышал пения птиц, и даже едет куда — не видал, ощущая себя последним негодным трусом. Виконт мог бы с одного удара снести тому простолюдину грязную башку, но он просто взял и сбежал, и даже не помог остальным. Их осталось только трое, и толпа, конечно же, их задавила. Конь и вовсе встал, принялся щипать траву, лениво жуя, а Персиво все торчал в седле, будто чучело для упражнений с копьем, и чудилось ему, что небес с укоризной глядит Эсклармонда, качает головой настоящий Парцифаль, да и господь безмолвно осуждает и уже подал великому магистру знак снова отправить горе-охотника в пажи. Ведь в рыцари ему дорога закрыта. Да и не хочет он больше быть рыцарем. Солнце почти сползло за зеленую стену вековых дубов, птицы замолкали, и ветерок подувал прохладный, сырой, принося откуда-то белый промозглый туман. Вскоре сумерки сгустятся, наступит ночь, кузнечики уступят место сверчкам, и придет время волков… и вервольфов, ведь грядет полнолуние. Никудышный охотник сейчас рисковал угодить на дикую трапезу хищников, однако не трогал коня и не двигался с места, опасаясь возвращаться в аббатство, где ждет его разъяренный отец. С мечом наголо, чтобы отрубить ему голову. Где-то над ним пищала в ветвях какая-то птица — натужно, протяжно, и словно бы в ужасе. Стоп. Персиво вскинул растрепанную голову и нахлобучил шлем. Это ведь не птичий голос, и вовсе не в ветвях — это кричит человек, дама кричит, и кажется, она зовёт на помощь! — Вперед! — рявкнул виконт Персиво, вспомнив что он — будущий рыцарь, пришпорил коня и понесся во весь опор, безжалостно сминая кусты. Уставший конь храпел, покрывшись мылом, однако Персиво и не думал остановиться, гнал его, слушая пронзительные крики, которые становились все громче. — Помогите! На помощь! — виконт различил в перекошенных ужасом воплях слова. И еще — некое хрюканье да гундосое, злое бормотание. Сокрушив очередной разлапистый куст, виконт вырвался на широкую поляну и увидал, как несколько громил схватили юную девицу. Бедняжка вырывалась, ударяя их бессильными ручонками, но гады лишь смеялись, толкая ее по кругу от одного к другому. — Спасите меня! Меня убьют разбойники! — она визжала до хрипоты, но громилы, сопя, потешались, а один, кучерявый, будто цыган, с гоготом пихнул ее, и девица упала навзничь. И это не просто девица — это та самая, что принесла ему воды. — Отпустите ее! — Персиво грозно крикнул, а его конь наступил копытом на толстую ветку и сломал ее напополам. Громилы повернули кудлатые головы, услыхав крики и треск, ощетинились разношерстным оружием: мечи, дубины и кривые клинки были направлены виконту в сердце, однако тот отринул страх. — Спасите! — взвизгнула девица, лягнув одного разбойника в сальную морду, и Персиво рванул вперед, выдрав из ножен сверкающий меч. — Аааа! Бей червя! — медведем заревел самый здоровый разбойник, зажав огромную дубину в тяжелом, грязном кулаке, и поскакал навстречу храбрецу, взмахивая грозным оружием, которым можно человека надвое перешибить. — Получай! — виконт со свистом рубанул, когда верзила прыгнул, и разбойник, зарубленный, покатился по траве, обливаясь кровью. Победа придала сил, и виконт храбро понесся вперед, на других, которые, озлобившись, ринулись в оголтелый бой, кинув девицу. Отпущенная, она отползла назад, прижалась спиною к толстому стволу, подобрав под себя острые колени. Доспехи спасали от клинков, однако тяжелые удары сыпались со всех сторон градом камней, и Персиво едва успевал защищаться, отбивался ногами, целясь в оскаленные морды. Здоровенный цыган с золотой серьгой рубанул сарацинской саблей, однако виконт успел подставить меч, и клинок разбойника, разбитый надвое, отлетел в кусты. — Ах ты ж, щенок! — другой разбойник с размаху навернул дубиной, угодив виконту прямо в лоб. Шлем загудел, как колокол, и Персиво будто оглох, потерял равновесие и свалился с седла, треснувшись о камень, что притаился в траве. Перед глазами плыло, и боль в голове лишала сознания, виконт не мог встать, а лишь глупо копошился, чувствуя на себе болезненные удары сапог. Меч куда-то пропал, а шлем скатился с битой головы, Персиво оказался совсем беззащитным, и смог только свернуться в клубок, закрывшись руками. Безумный гогот разбойников слился в протяжный рев, откуда-то прилетел удар в лицо, и виконта поглотила темнота.