***
Персиво был несказанно рад тому, что все это закончилось. «Показуха» — как же точно фон Кам определил эту бутафорскую «казнь», на которой даже никого не казнили. Париж уже маячил позади, теряясь в знойном мареве — они покинули Ситэ и бодрой рысью шли по неизвестной виконту тропе. Это не тракт — тропа узкая, и ездят по ней мало: зарастает, да ветви деревьев над ней низко висят. Д’Арбогаст пел — ревел быком о храмовниках, как они браво «рубят всех», надеясь на господа. Фон Кам иногда подпевал — рычал, ни капли не попадая в мотив. Персиво эту песню слыхал — от менестреля отца — и понимал, что герцог фальшивит отчаянно, а фон Кам — и того хуже. Ехали гуськом, и Персиво был предпоследним — за ним ехал маркиз Деде, а впереди пылил на осле брат Доминик. Маркиз и монах молчали, и это хорошо, не лишают слуха ужасным пением. Они долго скакали, углубились в какой-то лес… И в один момент Персиво осознал: охотники никого здесь не ищут, они куда-то едут прямой наводкой, и явно знают, куда именно им надо. Странная какая охота, да и срезать решили через чащу, где бурелом да валежник то и дело преграждают путь, ветки цепляют тунику, а тропка — чуть заметная ниточка среди толстого слоя подстилки. Но всё же, в лесу лучше: густые кроны закрывают беспощадное солнце. Фон Кам велел гнать лошадей, пустил своего фриза в галоп, и остальные мчались за ним, расшвыривая палки да сухие листья, что в воздухе рассыпались в пыль. Тропки больше не было — охотники с неё давно съехали. Их кони врывались в кусты, перескакивали валежник и узкие, извилистые ручьи с грязными, раскисшими берегами. Душный зной постепенно превратился в зябкую сырость: ехали болотистой низиной, и под копытами чавкала мокрая грязь. Какие-то птицы протяжно взвизгивали, иные — выпархивали прямо из-под копыт и уносились куда-то в даль, петляя между стволами деревьев. Персиво порывался спросить, куда они едут, и зачем через лес, когда можно проехать трактом, но все на него шикали да требовали, чтобы коня подгонял. Впереди показался просвет, виконт подумал, что они выберутся к опушке, но ошибся. Дикое лесное озеро сверкало на солнце так ярко, что пришлось сощурить глаза. Острые листья камышей густо усеяли берега, колыхались на безмятежной воде жёлтые чашечки кувшинок. Йохан приказал остановиться, подняв правый кулак. — Пора напоить коней, — негромко сказал он, спрыгнув на чёрную и вязкую от сырости землю. Персиво и сам дьявольски хотел пить. Он понял, что устал, тело ломит от тряской езды в седле. Сколько они проехали — виконт не мог понять, но солнце уж покинуло зенит и опускалось к сизым верхушкам деревьев. Взмыленные кони жадно хлебали озерную воду, пофыркивали, отгоняя хвостами мух. Охотники расположились на пологом песчаном берегу — прямо на песок улеглись, стащили шлемы. Персиво тоже свой снял, положил возле себя. Волосы пропотели так, что оказались совсем мокрыми, слипшимися. Без шлема стало куда легче дышать — Персиво вдохнул полной грудью. В воздухе витал какой-то неприятный запах — сыростью, болотом тянуло. Виконт отцепил от пояса фляжку и припал к ней, выпивая противно потеплевшую воду. Это место Персиво не понравилось. Несмотря на солнечные блики на глади воды, мирный птичий перезвон и кваканье лягушек, было здесь нечто зловещее. Голову заполнили гадкие мысли: всплыл бешеный сенешаль на турнире, равнодушная маркиза и миледи Алана, которая запретила к ней подходить под страхом костра. Под ложечкой куснул подспудный страх: в замке явно творится что-то жуткое, и миледи Алана замешана. Однако, сколько виконт ни пытался рыться в её пудреницах и блоховках — не нашел ничего, что позволило бы заподозрить её в колдовстве, или в отравительстве, или в чём-либо ещё. Персиво понимал, что запутался, из него никудышный шпион. Охотники о чем-то негромко гомонили, время от времени заходясь басистым хохотом. Прислушавшись, виконт разобрал, что Д’Арбогаст болтает о том, как попытался склонить к пороку дочь какого-то трактирщика и получил ухватом в срамные места, а потом ещё — по голове и по ребрам. — Отходила меня так, что еле уполз! — изрек герцог — непринужденно, словно бы они до сих пор в том же трактире сидят. — Обязательно вернусь к ней, будь я проклят! Охотники гоготали, а брат Доминик тем временем суетился: приволок суму и вынимал из неё разношёрстную снедь, будто наворованную на рынке: несколько яблок, лепешки, хлеб да сладости, какие купцы привозят из Византии. — Йохан, — негромко сказал Персиво, тронув охотника за плечо. Фон Кам захлопнул рот, оборвав раскатистый хохот, и повернулся с недоумением. Виконт отпрянул, судорожно вцепившись в нательный крест. Йохан изменился в лице: жутко заострились нос и скулы, рот разъехался в змеиную пасть. Но особенно виконта напугали глаза: из голубых они сделались красными, зрачки вытянулись в вертикальные щели. — Ну, чего ты хотел? Говори! — буркнул Йохан, закинув в пасть византийскую сладость. — Не трясись, скоро привыкнешь к его роже! — Деде больно пихнул виконта в бок да мерзко рассмеялся, видя его бледное и перекошенное страхом лицо. — В лесу не обязательно рядиться человеком, — хохотнул фон Кам, хлопнув Персиво по плечу. — Полную метаморфозу держать очень трудно, да и не Париж здесь! На его руке не оказалось перчатки, и на ладони и пальцах ясно виднелись какие-то чёрные буквы. Да, недаром отец сторонился этих охотников. Персиво даже показалось, что они вывезли его в глушь, чтобы съесть. Д’Арбогаст и Деде — тоже какие-то нелюди, да и брат Доминик скалит крысиные зубы… — Так что ты хотел мне сказать? — настаивал Йохан, специально при этом жуя и шамкая набитым ртом. — Не распускай сопли — есть мы тебя не станем, ты невкусный! Охотники в который раз зашлись хохотом, хватаясь за животы, а Персиво уже и забыл, чего спросить собирался. Всё его существо рвалось от страшного озера прочь. Но обратной дороги виконт не знал. Ему некуда бежать. «Шагнёшь к зверю, и потеряешь душу», — врезались в память слова карлика из погорелого трактира. Вот он, «зверь» — перед ним, доел уже все сладости. Страх и ужас вытеснили разум — виконт резко вскочил на ноги и выхватил меч. — Прочь! Прочь от меня! — безумно закричал Персиво, со свистом взмахивая мечом и не замечая, как отступает к озеру. От его криков взлетали какие-то птицы, лягушки прямо из-под сапог убегали… А потом — его внезапно ударили сзади и вывернули руку, лишив меча. Персиво швырнули навзничь и обступили. Фон Кам разглядывал его меч, и тот на солнце страшно сверкал. Персиво от испуга и жары чуть не сомлел — уже начал закатывать глаза, но его облили холодной озёрной водой. — Эта железка для охоты не годится! — изрек Йохан, и меч виконта встрял около его головы. — Очухался? — фон Кам наклонился к Персиво, опершись о колени руками. Мокрый виконт ошалело хлопал глазами, старался отвернуться от солнца, которое его слепило. Сердце готово было выскочить, но от холодной воды в голове прояснилось… — Поднимайся уже! — Йохан схватил Персиво за воротник и поднял на ноги рывком. Виконт шатался, Йохан усадил его и сел напротив. Охотники уселись в круг, и последним опустился на песок брат Доминик. В руке монах держал какую-то длинную штуковину с привязанными к ней яркими перьями. — Чинунпе, — брат Доминик произнёс странное слово с не менее странной ухмылкой и подал штуковину Йохану. Персиво решил, что всё это — сон, или видения от жары. Ему даже показалось, что в штуковине Йохана загорелся огонёк, когда тот щёлкнул над ней пальцами. — Все мы не совсем люди, брат, — начал фон Кам и засунул свою штуковину в рот, глубоко вдыхая идущий из неё дым и выдыхая его через нос. — Но, ты знаешь, чему в таком случае учит нас царь Соломон? Фон Кам требовал от Персиво ответа, но голова виконта была совсем пустой — крутилась в уме молитва «Отче наш» по десятому кругу. Персиво молчал, не без страха взирая на дымные клубы. — Не читал царя Соломона, потому что скучно! — фыркнул охотник, и виконт вздрогнул: он был прав. Персиво открывал «Песнь песней», но бросил читать уже в самом начале: скучно… — Неверные весы — мерзость пред Господом, но правильный вес угоден Ему, — негромко и медленно процедил Йохан. — И это значит, что неверное мнение о чём-либо может сломать тебе всю жизнь. Чинунпе? Охотник протянул виконту дымящуюся штуковину, но тот побоялся брать. Дым валит из ноздрей сатаны… — Плохо, что ты не умеешь курить чинунпе. Но, это мелочь, научишься, — фон Кам с ухмылкой отдал «богомерзкую» вещь брату Доминику, и тот тоже принялся дышать дымом. — Ты очень быстро станешь одним из нас. — Я не хочу быть одним из вас, — честно отказался виконт. — Я хочу вернуться домой. Можно мне вернуться? — Придётся стать: ты уже влип, — отрезал фон Кам. — Помнишь, я говорил тебе, что Земля — это шар? Брат Доминик передал чинунпе Д’Арбогасту, а тот, надышавшись, сунул Деде. Йохан нёс ересь — о каком-то народе, который, будто бы, живёт за краем Земли и дышит дымом. Персиво чувствовал, как его вера шатается. Если учение Фомы Аквинского ошибочно — каким образом тогда Господь создал мир? — Человек не способен к охоте, виконт, — Йохан забрал у маркиза чинунпе и снова попытался всучить Персиво. — Поэтому настоящей охотой занимаются те, кто способен! — Я — человек, — заметил виконт, отказавшись дышать дымом. — Я никогда не хотел быть охотником, это желание отца… Йохан шикнул и медленно покачал головой. — Вервольф тебя уже царапал, это не пройдет никогда, какие бы зелья тебе ни давали… — Ты сказал, что это была ветка! — воскликнул Персиво, вновь сорвавшись от захлестнувшего его отчаяния. Виконт хотел вскочить и накинуться на охотника, но Деде и брат Доминик усадили его, вцепившись в плечи с обеих сторон. — Фаза отрицания может длиться несколько лет, но это нормально, — вздохнул Йохан, кажется, сам себе. — Царь Соломон говорит так: «Придет гордость, придет и посрамление; но со смиренными мудрость». — Я… попаду в ад? — Персиво почти что, плакал. Да, он в деталях запомнил, как чудовище расцарапало его руку, но уже готов был поверить, что оцарапался веткой и видел кошмар. А сейчас Персиво осознал весь ужас: ему уготована судьба такого же чудовища и адский котёл. А главное — отверженность и одиночество, потому что он не сможет обречь Люсиль на жизнь с таким, как он. — Не попадёшь, если будешь охотиться во имя господа, — вкрадчиво ответил Йохан. — Так что ты хотел мне сказать? Персиво собрался с духом. С огромным трудом он отринул мысли о собственной участи. Главное — это безопасность Люсиль, нужно любой ценой оградить её от миледи Аланы. — Миледи Алана устраивала ристалище, — начал виконт, стараясь вдыхать поменьше богомерзкого дыма. — Мне приказали одеться Белым рыцарем и сражаться за руку миледи Аделин… — Белый рыцарь? — хмыкнул Йохан, криво ухмыльнувшись. — Ну-ну… — А что ты имеешь против? — Персиво мрачно огрызнулся и уставился перед собой — на спокойное озеро и лошадей, топчущихся у воды. — Да ничего, — пожал плечами фон Кам. — Ты, хоть, легенду знаешь? — Не до легенд мне, — пробубнил виконт. — Миледи Алана настаивает на том, чтобы я женился на маркизе… — Вот что, — перебил его Йохан и мерзко ткнул в грудь острым концом чинунпе. — С миледи я разберусь сам, а ты — вотрись в доверие мосье Вансу! Я знаю про твоё ристалище, про кузена и про то, что многоуважаемый сенешаль спятил, когда увидел тебя в этом дурацком костюме! И мне это очень не нравится, буду честен! Так что, действуй! Персиво молчал. Ему совсем не хотелось наступать мосье Вансу на хвост из-за дамы, которая его не интересует. Даже лучше, если миледи Алана выдаст маркизу за Старшего советника. Он куда больше подходит ей… — Надо же — такой воробей, и вдруг — Белый рыцарь! — насмехался охотник, пуская дым виконту в лицо. Тот задерживал дыхание и кашлял, но всё равно, надышался, и в горле у него запершило. — Я не хочу ссориться с мосье Вансом, и миледи маркиза совсем не для меня, — проблеял Персиво сквозь этот самый навязчивый кашель. — Но, миледи Алана пообещала, что Люсиль сожгут, если я ослушаюсь её приказов… — А тебе не предлагают ссориться — тебе предлагают дружить! — перебил Йохан, взглянув на солнце, которое уже зацепило острую верхушку огромной ели. — Попади в его личную охрану! Всё, поднимаемся, пора ехать! — Чёрт, искупаться охота! — прокряхтел Д’Арбогаст, потягиваясь, разминая ручищи и широченную спину. — Я бы в эту воду не лез! — заметил Деде, схватив под уздцы своего коня. — Не хочу попотчевать русалку! Охотники натаскивали шлемы, садились на коней, а Персиво стоял… Пару раз бессмысленно взглянул на воду — русалку там, что ли, искал? И вдруг, понял: он знает это место. Именно у этого озера он видел… русалку. Когда тварь унесла Люсиль из «Хмельного Лиса» — Персиво в её поисках забрёл именно сюда. Вон и то поваленное дерево виднеется невдалеке… — Шевелись, виконт! — рявкнул ему фон Кам — его голос прозвучал глухо, издалека, и виконт понял, что они уже порядком отъехали. В воде раздался плеск, закачались кувшинки. Страх загнал его в седло и заставил наподдать скакуну шпорами. Если уж Деде боится русалку — ему и подавно тут делать нечего. Персиво заметил, что охотники выехали на тропу — широкую и разъезженную, и опять же — знакомую. Неужели, они возвращаются в Ле-Бли? Коней уже не гнали — рысили не спеша, и брат Доминик говорил Йохану про какой-то меч — цедил невнятно сквозь зубы. — Ну, даже если и звёздная, то что? — Йохан отмахнулся от монаха, но тот не отставал. — А то, что люди не способны их делать! — зло зашипел брат Доминик. — Ты что, вчера родился, или как? — Ну, делать — нет, а найти — за милую душу! — Йохан изобразил смешок, но вышло у него фальшиво. — У катаров полно такого, они душу продадут за обломки! — У катаров обломки валяются! — настаивал брат Доминик. — Они не могут нагреть их, чтобы что-то ковать! Ты, хоть, глянь на него, я взял его с собой! Брат Доминик расстегнул седельную суму и вытащил какой-то свёрток, но фон Кам пальцем показал ему, чтобы засунул назад. — Ну и зачем взял — дабы утерялся? Надо было в стальной сундук запереть! — Йохан свирепо оборвал разговор, который явно был ему не по душе и, видимо, не к месту. Монах фыркнул, но свёрток убрал, тихо бранясь под длинный нос. Едва Персиво хотел спросить о Ле-Бли, как фон Кам повернулся к нему и выкрикнул: — Надеюсь, ты уже понял, куда мы приехали! И скоро узнаешь, зачем! Они уже скакали мимо полей, и низкие деревенские избы проглядывали сквозь пыль и дымку. Иногда виконт замечал среди колосьев работающих крестьян. Одни бросали работу и кланялись рыцарям, другие же, напротив, отворачивались. Деревушка встретила тишиной и закрытыми воротами, но Йохан просто заставил своего коня перепрыгнуть шаткий забор, которым она была обнесена. Другие тоже перепрыгнули, а Д’Арбогаст ещё и расколотил часть забора и ворот. Специально. — В следующий раз заставлю тебя строить новый забор! — ругнул его Йохан. — Сам и будешь строить, ведьмачья рожа! — огрызнулся герцог, заставив андалузца ещё раз лягнуть забор. Персиво не глядел на их очередную перебранку — уже привыкать начинал — его насторажили тишина и безлюдье, что владели деревней. Дворы пустые, многие запущены, ни души не видать. Лишь в одном дворе виконт заметил шевеление: на соломенной крыше серой избы топтался козел. Самый обычный — серый с подпалинами, рогатый и какой-то облезлый. Временами он хрипло кричал, вытягивая тощую шею, слезть пытался, но скользил копытами по скату и лез назад. Старый козёл — такой уже не сгодится на стол. — Едем к знахарю, — угрюмо буркнул Йохан, направив коня по уже знакомой виконту улочке. Персиво удивился: знахарь убит, для чего к нему ехать? Со всех дворов громовито лаяли псы, из одной избы кто-то выглянул и сейчас же захлопнул ставни. — На место мосье Сержа уже прислали новенького, — бормотал фон Кам, оглядываясь по сторонам. — Зайдешь в хибару и прикажешь ему искать сундук со свитками, понял, виконт? Персиво кивнул, чтобы его не злить, хотя никакого сундука со свитками не знал, и спрашивать о нём не хотел. Хотел домой, вернуться, к стихам и той жизни, которая у него раньше была. Двор знахаря был захламлен и запущен. Грядки покрылись пышными зарослями сорняков, которые растут и на камнях, а грязь, в которой ранее свиньи купались, засохла и потрескалась. Животных тут вообще не водилось, даже пёс не лаял — не было больше пса. — Заходи! — шепнул фон Кам, подпихнув Персиво вперёд. Охотникам же он махнул, чтобы уезжали прочь, и сам убрался за ними. Кони пропылили по улочке и быстро скрылись за поворотом. Персиво остался один посреди неприветливого, пустого двора, напротив покривившейся, рассохшейся лачуги. Окна пыльные, дверь открыта и болтается на одной петле — ровно так же, как болталась она, когда Персиво выскочил отсюда, увидав растерзанный труп. Скорее всего, Йохан ошибся: не прислали никого на место мосье Сержа. Персиво с большой неохотой спешился и привязал коня к скрипучей перекладине забора. Положил шлем на седло. Подошёл к приоткрытой двери, постоял около неё немного, потом постучал. Ответа не дождался, скорее всего, изба брошена, никто в ней не живёт. Виконт осторожно приоткрыл дверь, отчего ржавая петля громко заскрежетала, шанул в тёмные сени. От пыли сразу же зачесалось в носу, и Персиво несколько раз громко чихнул. — Будьте здоровы, мессир, — тихий голос застал виконта врасплох, и тот от испуга выцарапал меч. Из-за открытой двери в комнаты на него таращился рыжий, конопатый юнец. Поморгав, он тоже чихнул — так же, как и виконт. — Прошу, мессир, — прогудел этот юнец, задёрнув носом, и посторонился, пропуская Персиво в дом. Одет он был нище: серая дырявая чемиза с верёвкой вместо пояса и шоссы, уже дырявые на коленях. — Ты кто такой? — поинтересовался Персиво, пройдя в тесную клетушку, такую же пыльную, как и сени. Только тут было чуть посветлее, из-за окошка, и в лучах солнца крутилась пыль. — Я племянник мосье Сержа, Икар, — прогнусавил юноша и снова громко чихнул, принялся тереть нос кулаком. — Икар… — Персиво слегка удивился необычному имени юноши, а тот, в свою очередь, бросил на него быстрый взгляд и отошел в угол. — Вы же тот ведьмак, да? — осведомился Икар почти что шепотом, нервно переставляя на столе какие-то пыльные плошки, принадлежавшие еще старику. Около плошек пристроилось отбитое блюдо с крупными яблоками, и юноша едва не смахнул его на пол неуклюжим движением. — Нет, — отказался виконт, чувствуя себя тут не в своей тарелке — угнетал его дом покойника, тайны эти все и странные убийства. Он решил ничего не спрашивать у Икара про «ведьмака», а просто попрощаться с ним и уйти… — А что вы тогда здесь делаете? — Икар заметно расслабился, и даже повеселел, схватил одно из яблок. — Хотите? — спросил он, готовый простецки бросить этот фрукт Персиво. — Нет, спасибо, — виконт интуитивно отказался что-либо у них брать: с недавних пор ему везде чудились проклятия и порча. — Мы… Персиво отвлёкся и совсем забыл, о чем просил его фон Кам. Он и так не понимал, что они тут ищут… — Виконт, ты ему приказал? — прорычали со стороны двери, и в тот же миг ветхое полотно спихнули могучим плечом. Фон Кам ввалился из сеней с видом хозяина, зашаркал, обчищая о низкий, стертый порог комья грязи со своих сапог. Икара как ветром сдуло — неизвестно куда он вообще забился, увидав охотника. — Ну, чего торчишь? — рявкнул фон Кам, и Персиво понял, что просто стоит и таращится на него без толку. — Сбежал этот лягушонок — ну и плевать! Толку с него — как с козла молока! Давай, виконт, ноги в руки — и полезай в погреб! — А… Зачем? — изумился Персиво, да так и остался — торчать и глазеть в ту сторону, куда смылся Икар. Кажется, там дверь… — Настоечка завалялась у мосье знахаря! — усмехнулся охотник и развалился на лавке. Схватив самое большое яблоко, фон Кам принялся его грызть, а потом взглянул на застрявшего виконта исподлобья и сердито фыркнул: — Ну? — У тебя не брюхо, а бездонная бочка, фон Кам, — резонно заметил виконт, который совсем не желал лезть в пыльный погреб мертвеца. — Скоро без ума останешься! — Так, ты мне тут не умничай, недотепа! — рыкнул фон Кам, проглотив это яблоко и вцепившись в другое. — Ползи в погреб и ищи сундук со свитками! Живо, на нем клеймо с башкой кота! Охотник стукнул кулаком по дряхлой столешнице, расшатав ее вдрызг, и злобно указал виконту вниз, на дырявую крышку со ржавым кольцом. Какой он свирепый сегодня, черт его подери! — Да ладно, — огрызнулся Персиво, уселся на корточки и приподнял эту самую крышку, которая выплюнула противный скрип. В лицо пахнуло сыростью и, кажется, тленом. Гадко скребясь, врассыпную кинулись крысы. Во мгле погреба Персиво что-то различил… Но что это — лестница? Сундуки какие-то, или просто хлам — он так и не смог понять. Какой же глубокий у мосье знахаря погреб — виконт даже не ожидал. Два его роста точно будет. — Свечи есть? — пробурчал Персиво, опасаясь лезть в темноту. — Черт, ну и людишки! — плюнул фон Кам, не скрывая презрения. — В темноте не видят, медленные, глупые, хрупкие как ваза! Какие из них охотники? У Папы булыжник в голове, черт бы все это подрал! Охотник уже все яблоки сожрал и, не найдя на столе ничего съедобного, скинул блюдо на пол. Он бранился так, что чертям тошно, но виконт постарался его не замечать. Персиво молча покопался по сундукам, пошарил по запылившимся полкам. Да, вот и свеча — торчит огарок в залепленном воском подсвечнике, пыльный такой. Ясно, что Икар не успел еще тут обжиться. Схватив свечу, Персиво поставил её на стол — подальше от фон Кама, чтобы не скинул — и завертелся по пространству кухни… Кресало должно быть где-то здесь. — Ну и беспомощность! — безнадежно покачал башкой фон Кам, с раздражением щелкнув пальцами над свечой. — Давай, лезь уже, а то я состарюсь тебя ждать! Персиво вытаращился на жуткий огонек, что затрепетал на фитиле, и не решился взять свечу в руки. Тут, в глуши, фон Кам не утруждает себя человеческим поведением — вся его болотная сущность расцвела махровым цветом. — Не торчи! — громыхнул фон Кам и даже соизволил встать, чтобы всучить свою нечистую свечу Персиво. — Времени нет, а ты копаешься, как хомяк! — Тебе так нужно — сам и лезь! — фыркнул Персиво, однако не решился противиться — взял свечу и не без опаски поставил ногу на верхнюю ступеньку прогнившей, шаткой лестницы. Это и ступенькой не назовешь, жердочка какая-то, которая сломается, если ступить на нее чуть более неловко. — Я еще сделаю из тебя охотника, червяк! — прорычал фон Кам и шумно утопал — расселся на лавке, виконт это понял по скрежету. В этом погребе кого-то захоронили, можно смело давать на отсечение руку. От вони голова шла кругом, вонь вызывала тошнотворные спазмы… Просто убивала на месте — виконт спрятал нос в воротник, чтобы хоть как-то существовать здесь, среди жутких миазмов. Теперь Персиво понял, что фон Кам отказался сюда лезть вовсе не из лени, черт бы его подрал вместе с его охотой! Свет свечи вырвал из отвратительной мглы некие многоэтажные полки, сундуки и кучи тряпья — все в гадкой плесени. Крысы под ногами шныряли с визгом, задевали хвостами и гадкими лапками. Персиво сморщился, застряв посреди этого гадкого подземелья. Даже в застенках инквизиции не было так жутко, как тут, воняло тоже, но не так. — Шевелись, давай, мелкий слизняк! — долетел сверху рев охотника и глухие удары его сапога в гнилые доски пола. Будто по голове ляпает, аж больно в ушах. Мысленно послав гада ко всем чертям, Персиво обернулся вокруг себя. Сундук со свитками требовал от него охотник. Да в такой проклятой сырости все свитки уже давно в кашу превратились, каким бы крепким ни был сундук. Персиво видел здесь сундуки — то тут, то там они стояли, покрытые пылью веков, захлопнутые наглухо, а может, и запертые к тому же. — Эй, тут полно сундуков! — заорал Персиво, вспугивая крыс. — Ты знаешь, какой тебе нужен? — Я уже говорил — с башкой кота, бестолочь! Но если у тебя куриная память — все тащи! — вынес вердикт фон Кам и опять заляпал сапогом над головой Персиво. — Да ты спятил! — сорвался виконт, сердито отопнув крысу, которая вздумала залезть ему на сапог. — Здесь их штук двадцать! Мало того, что двадцать, так еще навалены один на другой — башку кота эту чертову до зимы искать. — Ну, тащи, чего торчишь? — не унимался охотник и, кроме сапога, заляпал чем-то еще, скорее всего, мечом. — Да черт с тобой! — плюнул виконт и полез наверх. Вывалившись из смрадного погреба, Персиво первые минуты жадно глотал воздух, молясь, чтобы его не стошнило. Если фон Каму так кортит — пускай сам лезет и сам тащит… — Ну, где сундуки? — охотник навис над ним, упершись ручищами в колени. — Тебе они нужны — сам их и вытаскивай! — пропыхтел Персиво, поднимаясь на ноги. — Там смердит, как в аду… — Червяк!.. — отрубил фон Кам и злобно замахнулся кулачищем, но скрип двери его отвлек. — Послушай, он здесь, — с улицы показался монах и толкнул перед собой кого-то, обряженного в широкий плащ с плотным капюшоном. — Не прошло и года, черт подери, — плюнул фон Кам, почесав тот кулак, которым замахивался на виконта. Персиво и рад был, что охотник отстал — виконт откочевал на дальнюю лавку и там засел, наблюдая, как безликий гость молча шагает и садится за стол. — Жарища, — пробормотал он каким-то очень знакомым голосом и сдернул капюшон, показав густые темные кудри. Виконт узнал его, и ему стало не по себе: в дом знахаря, как ни в чем не бывало вдвинулся Аделард Лангедокский. Живой. И, кажется, здоровый. — Сколько мне еще творить это непотребство, фон Кам? — осведомился Невидимый, взглянув на охотника с волчьей угрюмостью. — Пока затаись, — негромко ответил охотник, присев рядом с ним, и что-то еще сказал, но слишком гнусаво и невнятно — так, что Персиво ничего не понял. Кажется, они не брали виконта в расчет — бурчали сами себе, а Персиво затих и пытался прислушаться. Официально фон Кам должен был охотиться на Лангедокского, а что получается? Они заодно? Брат Доминик в избу не зашел — впихнул Невидимого и исчез, притворив дырявую дверь. Персиво заметил, как монах прошмыгнул мимо окна… — Слушай, Лангедокский! — нарочито громко взревел фон Кам и мощно хлопнул Невидимого по плечу. — Я не буду обзывать тебя ведьмаком, потому что — а какой с тебя ведьмак? Ты слабак и трус! Невидимый сдержался, не ойкнул, чтобы не уронить достоинство, и промолчал, быстро оглянувшись на виконта. Его глаза недобро прищурились, а потом он снова что-то зашипел фон Каму. Персиво поднялся с лавки и пошел прочь, специально обратив на себя внимание топотом. — Я пойду, — буркнул он, проигнорировав крепкое словцо, которым наградил его Невидимый. — Ступай, — оскалился фон Кам, мотнув башкой в сторону двери. Персиво показалось странным, что он просто так его отпустил, и Лангедокский промолчал… Но виконт прикинулся дурачком — с простецким видом прошаркал мимо них и выпростался во двор. — Ты искал сундук со свитками? — тихий голос настиг его врасплох, перепугав не на шутку. Персиво рывком обернулся — слева от него топтался Икар. Слегка потерянный, бледноватый — ясно, что не рад гостям… Да кто вообще обрадуется таким гостям? — Искал, — кивнул Персиво и на всякий случай отвел мальчишку подальше от избы, к конюшне. Оттуда неслось фырканье и топот копыт, но человеческих голосов Персиво не услышал, и это к лучшему. Д’Арбогаст и Деде шастают по деревне непонятно для чего — и хорошо, что убрались. — Я должен был вам его отдать, — прохлюпал Икар, прижавшись к гниющей стене. — Но я боюсь разговаривать с ведьмаком… Знахарей и так обвиняют в колдовстве. — Угу, — кивнул Персиво, опасаясь как оговаривать фон Кама, так и выгораживать — мало ли, в чем теперь обвиняют инквизиторы… — Пойдем, — шепнул Икар, осторожно зацепил Персиво за рукав и куда-то повел за собой. Мальчишка обогнул избу, не прекращая воровато озираться, и замер у какой-то дверки — низкой, будто нора. Чтобы протиснуться за нее, придется сгибаться в три погибели. Икар приложил палец к губам, призывая Персиво хранить тишину, и тот молчал, прислушиваясь к птичьему перезвону и отрывистым крикам животных в чужих дворах. Мальчишка вынул связку ключей, начал перебирать их, и, наконец, всунул один в скважину заржавленного замка. — Не тот, — тихо фыркнул Икар, когда замок не пожелал отпираться, и запихнул другой ключ. — Тоже не тот… Мальчишка сосредоточился на ключах, Персиво — тоже вперился в эти ключи, что казались одинаковыми: длинные, ржавые… — Ага, шарите в дырах, мелкие крысы? — герцог Д’Арбогаст словно бы выскочил из ада и надвинулся взбесившимся медведем. Персиво опешил: как он мог не услышать поступь тяжелого андалузца и топот этого верзилы? Икар же хотел сбежать, юркнув у стены, но Д’Арбогаст схватил его за воротник и выдрал из рук связку, поднес к бешеным глазам. — Что там у тебя? — взрычал герцог, вбив в замок первый попавшийся ключ, и провернул его с треском и лязгом. — Эт-то не тот ключ… — пикнул бледный как смерть Икар, вяло болтаясь в захвате. Но герцогу на это было плевать. Швырнув мальчишку себе под ноги, он крутил ключ, зажав его в кулак — до тех пор, пока этот самый ключ не сломался пополам. — Черрт! — драконом изрыгнул Д’Арбогаст, дернул дверцу, но она не открылась, хоть и затрещала, подняв облако трухи. Икар отполз от топочущих ножищ Д’Арбогаста подальше, но сбежать не посмел. Персиво молчал и наблюдал за тем, как багровый герцог перебрал все ключи, а потом со злобным рычанием шмякнул связку наземь. — Чего шумим? — осведомился недовольный голос, и за спиной виконта возник фон Кам с мечом наперевес. — Жерар, тебя мавры услышали… — Один уже приперся! — огрызнулся Д’Арбогаст, затаптывая ключи. — Этот крысеныш что-то спрятал от нас, снеси ему башку ко всем чертям! — Мессир герцог не могут открыть дверь, — прошептал Икар, топчась возле Персиво. Виконт видел, как за фон Камом тянется Деде, и брат Доминик семенит… Да и Лангедокский тут как тут, но близко не подошел, встал поодаль и напялил капюшон. — Ничего, сейчас откроем! — рявкнул фон Кам, притопал здоровенными шагами и высадил дверку чудовищным ударом сапога. Старые доски сломались с грохотом, и в воздух взвились пыльные облака. — Черт, да что за дыра? — охотник недовольно рыкнул, увидав, что ход, который скрывала таинственная дверца, разве что, для собаки сгодится. Узкий, темный, да еще и отвесно срывается вниз. — Не пролезешь, Йохан! — желчно заметил Деде, который держался подальше от дырки, чтобы пыль не осела на его белоснежный плащ. — Давай, виконт, загони туда мальчишку! — грозно приказал фон Кам, взмахнув мечом. — И пошевеливайся, а то я зашвырну туда твою башку! Персиво молча кивнул Икару, и тот не мешкал — мышонком забрался в дырку и зашуршал там, закопошился. Д’Арбогаст даже орать прекратил и подошел ближе, однако взялся за топор: опасался, что наследник знахаря владеет черной магией и заготовил ловушку воинам господа. — Он сказал, что знает, где сундук со свитками, — прошипел Персиво фон Каму, чтобы тот меньше свирепел. Лангедокский явно разозлил его — охотник так и зыркает красными глазищами, не стесняясь змеиных зрачков. Чуть ли не поджигает все вокруг себя. — М-да? — хмыкнул фон Кам, забив меч в ножны. — В этой дырке, что ли? — Тут, — согласился виконт. — Он боится тебя, поэтому сбежал. — Ясно… — свирепо прошипел охотник, зыркнув на Персиво так, что его чуть не стошнило — закружилась голова и к горлу подобрался душный ком. Персиво отшатнулся от него, уперся лбом в сырой и замшелый ствол здоровенной одичавшей яблони. По шершавой коре вверх-вниз ползали муравьи… Икар выбирался из дырки задом наперед, согнувшись, и сундук тащил по земле, ухватив за одну ручку. В таком сундучище не свитки впору хранить, а золото — он оказался обит толстым железом и заперт на замок размером с хороший кулак. — Все… — красный и потный Икар бросил сундучище среди двора и привалился к нему, отирая лоб залатанным рукавом. — И чего ты расселся? — громыхнул на него фон Кам. — В дом затаскивай! Помоги ему, виконт, а то он до утра будет рыться, чертов щенок!***
Кошачья голова — это клеймо артели «Рыжий Кот», у отца тоже есть и сундуки, и ларчики с таким же клеймом. Странно лишь то, что «Рыжий Кот» стряпает для богачей — хитроумные вместилища с двойным, а то и тройным дном, с механическими замками, или просто — золотые да усыпанные каменьями. Изделия «котов» далеко не дешевы, и явно не по карману деревенскому знахарю. — Конечно, нет! — ухмыльнулся фон Кам, помахав длинным ключом. — Я его закрывал, я и открою! Персиво просто отодвинулся и не лез. Что в сундуке — не его дело. Для чего охотник его спрятал — тоже не его дело. Да и вся эта охота — не его дело. — Ну, да, ты не такой уж и бесполезный — если бы я тебя не взял — пришлось бы весь чертов погреб перерывать, — цедил охотник, методично проворачивая свой ключ… то вправо, то влево, то сдвигая в стороны. Хитроумный замок от «Кота» потрескивал и щелкал, а потом отпустил крышку, и она медленно приоткрылась, влекомая потайным механизмом… Который вдруг заело: крышка пальца на два приподнялась и застряла. Внутри сундука нечто натужно скрипело, крышка подергивалась, но открываться не пожелала. Фон Кам таращился на все это и злобно морщился — Персиво подумал, что он сейчас разнесет к чертям сложное устройство и сорвет крышку. Однако охотник залез в открывшуюся щель мизинцем — вывернул руку так, словно пытался достать там что-то, до чего нелегко добраться. Плюясь бранью, фон Кам смог сдвинуть некую деталь, и во чреве сундука зародился звонкий лязг. Крышку откинуло рывком — охотник едва отскочить успел, а то бы получил ею в рожу. — Косорукие черти! — обругал охотник умельцев из «Рыжего Кота». — Надо же, столько денег выкинул за кусок железяки! Хитроумный сундук хранил в себе множество свитков — они торчали, всунутые вертикально, все одинаковые и посерелые от времени. Фон Кам зря бранил «Котов» — сундук сработан наславу — ни капельки влаги не попало внутрь, хоть и стоял он в сырой норе. Каждый свиток был сухим, и пергамент даже не растрескался, хотя провалялось все это годы. Охотник кивнул с довольным видом и протянул руку, однако ничего не взял, так и остался стоять раскрытой ладонью вниз. — Ага, — изрек он сам себе, и, наконец, схватил один из свитков — как показалось Персиво, наугад. Свиток был перетянут темным шнурком, который фон Кам очень аккуратно развязал и так же аккуратно развернул пергамент — по виду даже не смытый, но абсолютно пустой. Ни слова, ни буквы — на коричневой от времени коже никто ничего не написал, не нарисовал, ничего. — Ты… уверен? — уточнил изумленный Персиво — для чего нужен свиток, в котром только печать знахаря виднеется, и та уже бледная? — Абсолютно! — ухмыльнулся фон Кам, аккуратно свернул пергамент в трубочку, перевязал шнурком и затолкал за пазуху. Персиво поверить не мог, что фон Кам приперся сюда только за этим бестолковым клочком и столько шума поднял, хоть святых выноси. — Что в нем — я тебе не скажу, — охотник ухмыльнулся так, будто сундук золота нашёл. — Если знают двое, то знает свинья! Захлопнув сундук, фон Кам уселся на лавку перед столом и закинул ногу на ногу. — Я тебе другое скажу, виконт, — охотник хлопнул рукой по лавке, показывая, что Персиво должен сесть рядом, однако тот остался стоять. — Помнишь девицу, которую мосье знахарь нам показывал первой? Виконт невольно сделал шаг назад: даже от воспоминаний о вонючем растерзанном трупе его тошнило. — Она не вервольф, и укушена никем не была, — бормотал сам себе Йохан, глядя в заросшее паутиной окошко. — Но, в брюхе у нее ничего не осталось, чёрт подери! Ни кишок, ни желудка… Как думаешь, куда могли деться её потроха? Виконт в ответ смог лишь икнуть, судорожно глотая ком тошноты. Он даже рад был тому, что хлипкая дверь отворилась с жутким скрипом, и в тесную комнатушку стеной вдвинулся Д’Арбогаст. Герцог напевал под нос ту же самую свирепую песню, которую орал, пока ехал, да тащил за собой какую-то горбатую бабку. Та шаркала, стуча о пол клюкой, и изрекала бранные слова. За Д’Арбогастом мелко семенил брат Доминик, и вместе с ним этот Невидимый, которого Персиво опасался, несмотря на то, что они с фон Камом заодно. Д’Арбогаст пихнул бабку вперед, а та, развернувшись, свирепо показала ему кулак. — Вот, поймали, — буркнул герцог, увернувшись от удара суковатой клюки. — Не поймали! — рявкнула бабка мерзким ведьминским голосом и агрессивно шагнула вперед. — Мне нужен святой отец! Эти твари надругались над моей внучкой! Бедняжка Сесиль понесла от подонка! Позади Д’Арбогаста Персиво заметил Деде — маркиз вдвинулся в горницу, а около него плелась вусмерть испуганная, бледная девица. Под дряхлой чемизой и лохмотьями накидки явно виднелся огромный живот: внучка «старой ведьмы» была на сносях. — Внучка, — пробормотал Деде и встал подальше, а Сесиль, вывернувшись от него, запряталась за бабку. — Вы знаете точно, кто надругался над вашей внучкой? — вперед выскользнул брат Доминик и осведомился как всегда вкрадчиво, выпятив монашеский крест из складок рясы. Пускай, деревенская темнота видит, что перед ней — воины господни и святой отец. — Пускай, ведьмаки пойдут прочь! — скрипуче заревела бабка, взмахнув клюкой и заступив Сесиль. — Гнилые могут проклясть дитя! — Послушайте, — начал было, брат Доминик, однако старуха сердито ткнула клюкой куда-то ему за спину. Монах быстро оглянулся, и за ним и Персиво. В полумраке, у двери в кухню, молча торчал Йохан, и рядом с ним Лангедокский топтался. — Вот! — изрыгнула бабка, ткнув в них клюкой во второй раз. — Пускай проваливают к дьяволу, прости господи! — Идем, ведьмак, — фон Кам схватил Лангедокского за шиворот и поволок к сеням. Он — не дурак, и отлично понял, что спор с дубовой бабкой только отнимает время. — Д’Арбогаст, Деде, выметаемся, — негромко, но сурово приказал он, поравнявшись с охотниками. Те послушались: молча вывалились в сени и исчезли за захлопнувшейся дверью. Персиво тоже хотел прокрасться за ними и спихнуть бабку на брата Доминика, однако та загородила ему дорогу клюкой. — Сесиль будет говорить с тобой! — выплюнула бабка виконту в лицо. — А мне святому отцу надо кое-чего рассказать! Наедине! — добавила она, пихнув Персиво клюкой. — Давай, виконт, — пожал плечами брат Доминик, кивнув в сторону кухни. — Веди деву туда, а мы с миледи тут потолкуем.***
Персиво остался наедине с этой девицей и… заглох, не зная, как начать с ней разговор. Она словно не реагировала на его присутствие — сидела с отрешеннным выражением на простом конопатом лице и таращилась в никуда. Она глупо улыбалась самой себе и абсолютно не выглядела настолько несчастной, как описала ее безумная бабка. — Расскажи мне все, что ты знаешь! — приняв вид умудренного старца, потребовал Персиво, однако девица лишь громко расхохоталась ему в лицо — как лошадь заржала. Да, она не в своем уме — виконт даже усомнился, умеет ли Сесиль говорить. Девица принялась раскачиваться на лавке взад-вперед, гнусаво затянула какой-то мотив… — Мосье Дюран нас любил, — изрекла она неожиданно низким и каким-то старушачьим голосом, выпучив на виконта зеленые бездумные глаза. — Он водил нас к Великому. Персиво застыл, превратившись в слух, ловил каждое невнятное слово, слетающее с растрескавшихся губ полоумной девицы. Она то замирала, и разглядывала потолок, то шепелявила, не выговаривая половины букв — многое приходилось угадывать. Однако перед виконтом все четче вставала жуткая картина: холм со здоровенным дубом и рогатый толстяк на пне, в окружении богомерзких. Сесиль водили туда с Женевьевой — с той самой, которую недавно разодрал на части чудовищный зверь. Дюран забирал их по ночам — завязывал глаза, сажал в повозку и увозил, а возвращал до крика петухов. — Кто этот Великий? — уточнил Персиво, в надежде на то, что Сесиль хоть как-то опишет это существо, которое пугало его до чертиков. Да, вылавливать шваль по лесам — задача настоящих охотников, однако земли принадлежат его отцу. — Наши дети — его, — ответила Сесиль, а потом подалась к Персиво и больно схватила его за запястье. — У меня есть кукла, — шепнула она ему на ухо. — На ней мосье Дюран отмечал дни, когда мы должны ходить к Великому. Теперь ты поведешь меня туда? Персиво словно бы кипятком облили: он считал, что бедняжку использовал Дюран, а оказалось, все гораздо хуже, гораздо страшнее. Фон Кам обязательно зарубит ее, когда узнает правду — Персиво стало жалко Сесиль. Он даже хотел промолчать о ее ребенке, но подспудно чувствовал, что не имеет права никого выгораживать. Даже полоумную, которая, скорее всего, недопонимает, что с ней произошло. — Ты поведешь нас к Великому? — повторила Сесиль с таким видом, словно считала это «хождение» своей обязанностью. Виконт даже растерялся, лихорадочно соображая, что ей отвечать. О смерти Женевьевы эта девица ни сном ни духом… — Да, — нашелся, наконец, Персиво. — Покажи мне пожалуйста, свою куклу, Сесиль. — Я прячу ее от бабки, а то сожжёт, — Сесиль растянула длинную улыбку, показав ряд крупных «лошадиных» зубов, и залезла к себе за пазуху. Пошарив немного, она извлекла на свет… Виконт и не подумал бы, что это кукла — небольшой, растрепанный пучок сена, стянутый веревочками и замотанный в драный кусок серой рогожи. На рогоже углем начертаны некие значки, в некоторые из них вколоты булавки, другие — пустые… А еще — стрелки какие-то — толстые и тонкие, ведущие от одного значка к другому. Виконт повертел эту нехорошую вещь и так и эдак, но ничего не понял ни в значках, ни в булавках. Надо ее фон Каму показать, но деревенские боятся его как огня… — Я возьму ее… на время? — спросил виконт так, как мог бы спросить у пятилетней девочки. — Нет, Марселин моя, — возразила Сесиль, впившись в куклу грязными пальцами. — Отдай, мосье Дюран просил никому ее не оставлять. Фон Кам бы просто отобрал у девицы куклу, но виконт не хотел ее запугивать — а вдруг, она знает что-то еще, и замолчит, если он станет на нее давить? — Послушай, Сесиль, — Персиво постарался быть как можно добрее. — Давай мы с тобой переоденем Марселин? — У вас есть платье? — Сесиль удивленно поморгала, но куклу положила. — Да, — кивнул виконт, вспомнив, что у него остался кружевной платок миледи Аланы. — Твоя Марселин будет не хуже принцессы. Сесиль согласно закивала и по-детски захлопала в ладоши, взвизгнула даже, увидав, каким красивым будет новое платье ее неказистой куклы. Персиво тем временем старательно отдирал ветхую рогожу от соломенного тела. Он старался не повредить ткань, которая казалась давно истлевшей и разлезалась под пальцами, и не нарушить расположение булавок. Коричневых костяных булавок, которым тоже лет сто, а может и больше. Персиво по толике снимал, вспотел даже от натуги, однако все равно прорвал рогожу в нескольких местах. Но рисунок не испортил и булавки не выдрал — повезло, будет что фон Каму показать. По-быстрому накрутив на солому платок, виконт отдал куклу девице, а рогожу взял осторожно, как древнюю икону, и хотел уйти, но Сесиль остановила его вопросом: — А где Женевьева, мосье? — О-она уехала… к родне, — соврал виконт, в чьей памяти растерзанные остатки Женевьевы, кажется, останутся до гроба. — Мосье Дюран не велел уезжать, — с детской непосредственностью возразила Сесиль, прижимая куклу к груди. — Сказал, что нельзя, пока не родим… Нам скоро нужно будет снова идти, а ее нет. Великий накажет нас. — Она скоро вернется, Сесиль, — соврал Персиво, поднимаясь с лавки с рогожей в руках. — Идем, тебе пора спать. Персиво подал ей руку, потому что так надо, и Сесиль вцепилась в нее с каким-то дурацким неуклюжим поклоном и громко, басовито рассмеялась. Она пыталась кружиться, делая грузные шаги вперевалку, но Персиво свирепо шикнул. Дурочка стушевалась и поплелась к двери, опустив нос. — Да что же ты, богомерзкий? — дверь с грохотом сорвалась с петель, и в кухню влетела злобная бабка. Она замахнулась клюкой, но виконт вовремя успел перехватить ее, и не получил оплеуху. — Полегче, мадам… — пробурчал Персиво, а Сесиль оторвалась от его руки и прильнула к бабкиной спине собачонкой. Бабка яростно вырвала у виконта клюку и плюнула на пол, скривившись, как настоящая ведьма. — Не видишь, что ли, что с девочкой хворь? — каркнула она, поглаживая Сесиль по неопрятной голове, как маленькую. — Какого черта ты ее так долго держал? Я уж решила, что худо с ней творишь! — Мне надо было ее допросить! — холодно отрубил дурацкие причитания виконт, стараясь запрятать рогожу с куклы так, чтобы бабка не заметила ее. — А если вы против — пойдете на костёр! Бабка заохала и немедленно смылась, схватив в охапку непутевую внучку, а Персиво тут же пожалел, что рявкнул. Эти крестьяне и так ненавидят и отца, и его самого, и церковь с инквизицией, а он только хуже сделал. Сейчас как раз все верзилы идут с полей — еще нажалуется, и озлобленные плебеи его на вилы поднимут… Персиво невольно выглянул на улицу через мизерное, пыльное окошко — и увидел их — крестьяне тащились несуразной толпой, закинув на плечи свои мотыги, лопаты и что еще у них там есть… Один повернул заскорузлую башку, и виконту почудилось, что он прямо в душу ему уставился. Тем более, что это — Этьен… — Спишь? — некто осведомился негромко и вкрадчиво, пнул разломанную дверь. — Или тебя тут отмутузили, пока меня не было? — А? — Персиво повернул оглупевшую башку. Охотник стоял, загородив собой опустевший черный дверной проем, и требовал от него ответов — много ответов, это читалось в его позе и взгляде. — Это ты, — Персиво спрятал вздох облегчения, чтобы фон Кам не понял, что он боится бунта крестьян. — Да, не Этьен, — мерзко ухмыльнулся фон Кам, прошелся по остаткам двери и развалился на лавке. — Давай, не тяни кота за хвост! — Я от нее много узнал, — начал Персиво, присел напротив и осторожно вытащил рогожу Сесиль… — Тряпку давай! — выплюнул фон Кам и заграбастал рогожу себе. — Черт подери… — он принялся браниться, разглядывая значки и булавки. Определенно, охотник подслушивал под дверью, не надеясь на Персиво, и услышал все, что ему нужно. Так даже лучше: виконт не будет маяться тем, что упустил нечто, или перепутал. — Ты убьешь ее? — Персиво поинтересовался судьбой Сесиль, однако охотник отрицательно помотал головой. — Мы останемся тут до завтрашнего вечера, а потом кое-куда съездим, — буркнул он, возя рогожей по столу. — Пойди, скажи мальцу, что мы заночуем у него! — Но, — Персиво совсем не хотел ночевать в этой проклятой дыре, где его хотят на вилы поднять — за то, что отец задавил их налогами, а он сам — кошмарит в шайке ведьмаков. — Бегом! — охотник рявкнул так, что звякнули пыльные посудины на полках, и вскочил, перевернув лавку бешеной ногой. Во дворе Икара не оказалось, Персиво выбрался на пыльную улочку. Он понятия не имел, где его искать, пошёл в первую попавшуюся сторону, мимо серых дворов. Калитки повсюду закрыты, двери и ставни — тоже. И нигде не души, хотя люди уже вернулись из поля. — Виконт! — мрачный голос окликнул его из одного двора. Рука виконта сама собой легла на рукоять меча. Он обернулся на голос и чуть не попятился: у скрипучей калитки высился заросший, угрюмый Этьен. Верзила был один и вовсе не собирался наброситься. Присмиревший и явно чем-то напуганный, Этьен тихо попросил Персиво подойти. Виконт остановился посреди улицы, не решаясь заходить в его двор. — Чего тебе? — Персиво вспомнил, что сеньор здесь — он, и осведомился свысока, однако руку от меча не убрал. — Дьявол в нашей деревне, мессир, — хрипло проворчал Этьен, без толку теребя калитку, отчего она высоко, противно скрипела. — Люди исчезают, мы не выходим из домов после захода солнца. Это уже не вервольфы, оно намного страшнее. Персиво топтался в смятении и не знал уже, чего ему бояться. В замке какая-то жуть, Йохан — чудовище, и сам он тоже под вопросом… — Охота идёт, — неопределенно буркнул виконт, желая отделаться от Этьена. Странно, что он даже не вспомнил о Люсиль. — Ты Икара не видел? — спросил у него Персиво, потому что больше не у кого было. — Пошли, отведу, — буркнул Этьен, выбираясь со двора. — Он у старухи Берзэ. Старуха Берзэ оказалась женой бунтаря Эдуара, который, как оказалось, тоже пропал. Она лежала в затхлой каморке на грязном тюфяке и выла волком, вытянув жутко изувеченные ноги. Икар присел возле неё, смачивал полоски ткани в каком-то горячем отваре и, молясь, бинтовал её раны. — Кто на неё напал? — тихо спросил Персиво, пропадая от запахов нечистот, грязи, крови, гнили и травяного отвара, которые, смешавшись, превратились в удушливое зловоние. — В поле попали косой, — буркнул Этьен. — Хорошо, что хоть какой-то знахарь здесь есть. Персиво подумал о том, что хорошо бы позвать брата Доминика, но алчный монах вряд ли будет врачевать бесплатно. — Икар, ты нужен охотникам, — тихо сказал Персиво юному знахарю и сбежал из ужасного дома, потому что не смог больше переносить все эти запахи. Икар разыскал виконта в углу двора — тот стоял и просто вдыхал воздух да глядел на солнце, что уже почти скрылось за сизой полосой леса. — Этьен боится, что его утащат в ад, — прошептал Икар, приблизившись. Персиво не заметил его и вздрогнул, а потом глупо спросил: — Кто? — Этьен и сам не знает, — вздохнул Икар да поплелся к калитке, чтобы вернуться в избу знахаря. — Люди пропадают уже давно, и ещё никто не вернулся.***
Персиво хотел войти, но замешкался и застыл у приоткрытой двери. За столом напротив фон Кама сидел брат Доминик и глухо гудел, поминутно озираясь: -…Девка родит ночью, и я должен изучить плод… — Хорошо, — бубнил в ответ фон Кам. — Только не умерщвляй, и, главное — не давай бабке. Соври, что родился мертвым… — Ты считаешь, он назначен Зверю? — протарахтел брат Доминик. — Не только назначен… — помотал башкой фон Кам, а потом — злобно уставился… Персиво прямо в душу. — Виконт, не ройся там, как мелкая крыса! — рявкнул охотник, стукнув по столу кулачищем. — Заваливай сюда, и малого тащи! А ты — прочь! — шикнул он монаху и спихнул его с лавки. Персиво еле выбрался из лап липкого ужаса и толкнул скрипучую дверь. Он понял, что подслушал то, чего не должен был, и теперь — вообще к охотнику боялся подходить. Икар выполз вслед за ним, а мимо зловещей тенью скользнул брат Доминик. — Притащил малого — хорошо! — рыкнул охотник и кивком определил обоим место на лавке, где доселе сидел брат Доминик. Персиво решил не спорить и молча сел, да Икар боязливо придвинулся. Йохан окинул обоих тяжёлым взглядом и выложил на стол ручищи, сцепив пальцы в замок. — Мы ночуем у тебя, — сообщил он Икару, пригвоздив того огненным взглядом. — Скажи, в деревне есть повитуха? — В… соседней, мессир, — проблеял Икар, ерзая, словно сбежать собрался. — Поехать туда и привезти! — постановил фон Кам. — Чтобы завтра к вечеру была тут! — Слушаюсь, мессир, — булькнул Икар и хотел, было, убежать, но охотник рыкнул: — На ночь глядя не смей! С утра поедешь. А сейчас — накорми-ка гостей и приготовь постели! Йохан широко зевнул, не потрудившись рта прикрыть, и откинулся назад, навалившись на стену. Он не собирался никого казнить за подслушивание и не орал, даже наоборот, выглядел каким-то довольным и сонным. — Слушаюсь мессир, — Икар подскочил с лавки и низко поклонился, однако не стал ни печь топить, ни стряпать. Вместо этого он юркнул за дверь — виконт догадался, что он по деревне пойдет, просить еду у соседей. — На сегодня все, виконт, — Йохан снова зевнул, приоткрыв один глаз. — Можешь расслабиться и даже поспать! Пока Жерар с Абсолоном не приперлись! — А где они? — спросил Персиво, поняв, что охотников нет в избе: они не шумят, не топают, не бранятся. -Ай, на сеновале, наверное, — охотник беззаботно махнул рукой. — Небось, делят девиц! — Слушай, Йохан, я тебе, как сеньер говорю: прикажи своим верзилам никого не трогать!.. — расхрабрился Персиво и даже подался к охотнику и за тунику схватил, заглянул в лицо. Змеиные глаза пугали до дрожи в коленях — человекоподобная тварь, разумная тварь куда опаснее хищных зверей… Однако Персиво выдержал чудовищный взгляд. — Я в личную жизнь подчиненных не лезу! — Йохан небрежно скинул руку Персиво да продолжил ехидно: — И, вот, скажи мне, как сеньер: вот, у тебя печь не топлена, дрова отсырели, сыро, холодно в избе. Что ты будешь делать? — Пойду сухих дров наколю… — прогудел Персиво и хотел утащиться к поленнице, однако Йохан встал и заступил ему дорогу. — А потом будешь до утра кресало искать? — хмыкнул он и придавил его за шею одной рукой, развернув к темной, растрескавшейся печи, с которой сырость стекала. — Э, нет, так не пойдет, я умру от чахотки! — Тогда не знаю, — виконт хотел освободиться из захвата, однако охотник сильнее придавил, даже начал душить. — Плохо, — укорил он и, наконец, отцепился, пихнув виконта в дальний угол. А потом развернулся к печи и, как показалось Персиво, что-то туда бросил, хотя в руках у него ничего не водилось. Грохот едва не оглушил, и пламя в печи взвилось такое, что едва не спалило избу. — Ай! — взвизгнул Персиво и отпрыгнул, закрыв руками оглупевшую башку. С шипением и паром высыхала сырость, а промозглый воздух враз сделался душным, как в бане. — Ну, теперь здесь будет тепло и сухо, — довольный голос Йохана прорвался сквозь звон в ушах и сменился хохотом. — Что ты сделал? — проорал Персиво, все боясь убрать вялые от ужаса руки и взглянуть на печь, которая казалась ему теперь адским котлом. — Растопил тебе печь, спасибо скажи, — зевнул Йохан и откочевал назад, на лавку. Устроившись на ней, он прикрыл глаза и явно собрался вздремнуть, пока тут безлюдно и тихо. — Пошел к дьяволу, нечисть! — вкрай перепуганный виконт послал гада куда подальше и поспешил убраться из избы, лишь бы только не видеть богомерзкого. — Фаза отрицания, — буркнул Йохан себе под нос. — Ничего, привыкнешь…***
Персиво до сумерек болтался по деревушке, спасал душу, «охотясь во имя господа». Стучался в дома, пытался расспрашивать людей, однако те уклончиво и неохотно отвечали, что ничего не видели, да захлопывали двери. Цепные псы рычали и лаяли, лязгали цепями, грозя сорваться — Персиво из каждого двора спешил уйти, пока не покусали. Его тошнило и покачивало — возможно, от жары, а может быть, от страха… — Эй, виконт, ужин поспел! — вкрадчивый голос прилетел из-за спины и заставил Персиво трусливо съежиться. Рука в который раз ухватилась за меч. — Пуганый какой! — сварливо возмутился вкрадчивый голос, и его обладатель, шаркая, обошел виконта кругом. «Чудищем» оказался брат Доминик — у виконта аж от сердца отлегло, обрадовался, что его не подкараулил тот самый «адский» похититель. Монах укоризненно покачал головой и махнул рукой, показав, что Персиво следует обратно, к дому знахаря плестись. Виконт молча кивнул и поплелся бездумным бараном. Он чувствовал себя измученным, даже ужина того не хотел — хотел заснуть и проснуться в отцовском замке, на перине, где с детства спал. Проходя мимо серой избы, Персиво заметил, что козла с крыши уже стащили. А может и сам слез да сбежал… Во дворе знахаря монах выбился вперёд и потрусил к покривившемуся колодцу, вокруг которого уже собрались охотники. Лангедокский таскал воду — пыхтя, накручивал ржавую цепь, доставал ведро и обливал охотникам руки. Монах сразу же присоединился к ним, засучив широкие рукава. Они набирали воду в ладони, тщательно тёрли пальцы, снова набирали… У виконта даже это нехитрое действо вызвало дурацкий суеверный страх, и он застыл, глазея на них. — Давай, присоединяйся, — кивнул ему фон Кам. — Это помогает защититься от хвори живота! — Я не хочу колдовать… — гнусаво пробормотал Персиво и остался стоять на месте. — А мы и не колдуем — мы просто смываем грязь! — рявкнул Йохан и закатился хохотом, специально брызгая на виконта водой со своих нечистых рук. Персиво отскочил, и тогда и Д’Арбогаст с Деде зашлись так, что аж вороны разлетелись с ближайших деревьев. Один лишь брат Доминик глянул серьезно и пробормотал с ноткой обиды: — Мракобес ты, виконт! Ты даже не знаешь, как у эллинов почитали гигиену! Да ты даже не знаешь, что такое — гигиена! — с укоризной прибавил он, заметив крайнее замешательство на лице виконта. — Гигиена — это когда чисто! Понял? — Угу, — прогудел виконт, лишь бы не молчать. Они все вперились, глазеют — даже Икар выглянул из-за конюшни… — Ну, если понял — иди к нам, мыть руки! — приказал брат Доминик. — А то не пущу тебя за стол! Ужин не помешал бы Персиво: пустой желудок давно уже подкатывал к горлу и выл, требуя подачки. — Ладно, — кивнул он и нехотя подошёл, принялся плескать их воду на грязные ладони… С угощением Икар постарался: всю деревню, наверное, обегал, чтобы столько насобирать. И даже бочонок с чем-то кислым, что Жерар хлебал с нездоровым упоением. — Промочи, горло, виконт! — герцог толкнул к Персиво полную кружку, расплескав пену на стол. — Спасибо, — без эмоций кивнул Персиво, взял кружку, но пить не стал. Наверняка, крестьяне отдали последние крохи, лишь бы охотники не учинили в деревушке дебош… А может, надеялись, что охотники освободят их от странной напасти — как в тот раз, когда убили Дюрана. Фон Кам почему-то тоже есть не стал. Краем глаза заметил Персиво, как он вдруг вскочил из-за стола, кинув погрызенный окорок, и сбежал бегом непонятно куда. Персиво даже решил ненароком, что охотника обуяла хворь живота, не помогли ему мытые руки. Едва виконт вернулся к жёсткой лопатке, как разорвал тишину топот копыт. Фон Кам явился верхом и в доспехах — конь его мчался так, что казалось, будто он сейчас стол расшибет. — Ужин отменяется — мы уезжаем! — рявкнул охотник, мощно натянув поводья, от чего скакун взвился на дыбы. — Давай, шевелись — времени мало! — Эй, чего? Да ты чего? — Д’Арбогаст и Деде загалдели наперебой, нехотя оставляя начатые харчи. — Ты же сказал, что завтра едем, а на сегодня — отбой! — Сейчас же! — отрубил фон Кам и, свирепо пришпорив коня, помчался куда-то к лесу. — Подскакивай, чего сидишь? — Д’Арбогаст мощно спихнул Персиво с лавки и потопал на конюшню, на ходу вгрызаясь в кабанью ногу. Персиво был, как обычно, последним — они ждали его, свирепо бурча, и виконт подъехал с опаской. Он ожидал, что Йохан будет на него орать, однако тот молчал и странно глазел в небо. Остальные бормотали, а Лангедокский, завидев виконта, приложил к губам засаленный палец и шикнул. Йохан перевел пространный и какой-то глупый взгляд на тропу, что змеилась через через высокие колосья ржи к темному лесу. А потом — вынул некую тряпицу и завязал себе глаза. Виконт изумился странности и едва хотел спросить, как Лангедокский снова шикнул, и Д’Арбогаст с Деде повернули недовольные рожи. Йохан несильно пришпорил коня, и тот потрусил по тропе, кажется, и вовсе наобум. — Замыкающим не пойдешь, — пробурчал виконту Деде и подпихнул его, заставив ехать перед собой. — Ладно, — кивнул виконт, пристроившись в хвост к Лангедокскому. Поначалу поле совсем не показалось широким — лес виднелся… близко? Да, Персиво считал, что вот-вот, и они будут на опушке. Однако стоило углубиться в море колосьев — оно превратилось в пугающую волнующуюся бесконечность. Сизые сумерки сгущались все больше, на небе загорались бледные звезды. Подспудный страх не давал виконту покоя: куда Йохан сорвался так на ночь глядя? Персиво хотел уж подъехать поближе к нему и спросит, как внезапно что-то шмыгнуло мимо него, завозилось среди колосьев и бесследно пропало. Виконт невольно припал к шее коня, взглянул украдкой на охотников впереди. Те казались расслабленными, ехали вальяжно, медленно — и Персиво успокоился: раз не волнуются они, бояться нечего… — Персиво! — внезапно виконт услышал свое имя в мерном шорохе колосьев. — А? — он обернулся, но позади флегматично торчал в седле маркиз да ковырялся в зубах охотничьим ножом. — Персиво! — эфемерный, призрачный голос стал куда отчетливей, и виконт его узнал: где-то там, в поле его звала Люсиль! — Персиво! — она крикнула еще громче, и виконт уже готов был поворачивать коня, когда Деде вскинул арбалет и пустил стрелу куда-то в хаос колосьев. Неведомая тварь с лысой башкой подскочила, издав истошный визг и рухнула, объятая жутким синим пламенем. — Это не Люсиль! — хохотнул Деде, убирая арбалет. — Теперь ты понял, почему не идешь замыкающим? Виконт смог только кивнуть, устрашившись: глаза маркиза сверкнули желтым, но тут же погасли. Деде безмятежно прицепил арбалет обратно и снова принялся ковыряться в зубах. Ни Д’Арбогаст, ни фон Кам даже не оглянулись, хотя чудище, сгорая, визжало так, что уши болели. Один Лангедокский бросил на виконта быстрый взгляд, однако тут же уставился вперед, будто бы ничего не произошло. «Оглянешься — и лишишься души», — наверняка, все они следуют этому правилу.