Drugs You Should Try It

Перед Шугой разворачивается чужая жизнь двоих людей. Он смотрит, как Чонгук обнимает Тэхёна, как целует его в щёку, и искренне пытается сдержать рвущуюся наружу боль. Потому что иначе он просто закричит. Он прячется за домами, за деревьями, за чужими машинами, дабы не спалиться и не дать своей гордости пасть ещё ниже. Хотя, казалось бы, куда уж ниже? Смотреть, как чужие пальцы переплетаются, сродни проезжающему по тонкой коже запястья лезвию. И Юнги никогда не замечал за собой склонность к саморазрушению, но иначе он не может объяснить то, что со злобой и болью на дне глаз продолжает пялиться на этих двоих. Счастливые. Наверное, любят друг друга. «До чего тошно», — думает Юнги и медленно шагает домой. Этого всего могло бы и не быть, если бы Мин хотя бы раз подумал головой, а не сердцем, и закрыл перед носом Чонгука дверь. Этого всего могло бы и не быть, если бы Шуга не умел прощать и не вёлся на красивые слова. Этого всего могло бы и не быть, если бы он не дорожил Чонгуком настолько сильно. — Я дома! — звонко доносится из прихожей родной голос, который мило щебетал нежные слова другому человеку пару часов назад. — Ты чего такой хмурый? Чонгук выглядит так, словно ничерта и не было, и Юнги охотно подыграет, потому что что-то доказывать бесполезно — Чон найдёт глупую отмазку типа «тебе показалось». Но хочется высказать всё. Хочется прижать к стене, хорошенько врезать, чтобы до крови и синяков. Хочется кричать до режущей боли в горле и звона в висках, чтобы до этого глупого мальчишки наконец дошло, что так поступать — ужасно. Но ещё ужаснее нагло врать в лицо при святом «я с тобой всегда честен». — Да так.. задумался просто, — тихо отзывается Юнги и встаёт с дивана. В конце концов молчать и подавлять свои чувства он всегда умел.