Его земля

Первая ознакомительная прогулка по лесу оставила после себя мерзопакостное впечатление. Билл спотыкался на каждой коряге, несколько раз вляпывался во внушительные кучи звериного дерьма, по очереди потерял: коробку с патронами, фляжку с водой, фонарик, солнцезащитные очки и второй нож — между прочим, любимый. Венцом всего стала белка, цапнувшая его за палец. Перед этим мерзкий комок меха будто бы специально спустился на землю, очень располагающе помахал пушистым хвостом у Билла перед носом, а когда тот протянул руку, чтобы погладить, обнажил выдающиеся верхние резцы и сделал своё подлое дело. Сайфер мог поклясться чем угодно, что выражение крошечной морды при этом было злорадное. — Ну, вашу же мать, — обратился Билл неизвестно к кому, когда спустя несколько часов осознал сразу три вещи. Во-первых, солнце почти зашло, фонарик он благополучно посеял, а потому уже через полчаса рисковал остаться в жутковатой лесной темноте. Во-вторых, к ночи в лесу он был решительно не готов — ни теплых вещей, ни какой-нибудь захудалой тряпки, чтобы бросить на землю, ни еды, ни воды, — а в-третьих, Билл никак не мог вспомнить дорогу к арендованному домику. Он слишком привык полагаться на память, потому ориентиров не оставлял. Да и толку в них, когда вскоре можно будет двигаться вперёд только на ощупь. Как только небо в просветах между кронами деревьев принялось характерно сереть, темнота как будто загустела. Сумерки стали плотными, ночь начала подступать с сумасшедшей скоростью. До совершенно непроглядной темени оставалось не более десяти минут, когда намётанный глаз заприметил вдали, между деревьев, крохотный пляшущий огонёк. Расчёт был простым: где огонь — там люди, а Биллу сейчас не помешала бы компания. Способная одолжить припасы и фонарик, а лучше принять его к себе на ночлежку. В сторону огня Билл и двинулся, стараясь не упускать его из виду, но, когда пройдена была, по ощущениям, минимум половина пути, источник света не приблизился ни на йоту. Билл продолжал упрямо идти вперёд, рискуя споткнуться и переломать к чертям собачьим ноги — если не сразу шею, — когда под подошвами ботинок вдруг неприятно и сыро захлюпало. А со следующим шагом он, не успевший даже выругаться, и вовсе по середину голени провалился оказавшееся у него на пути болото. Первоначальный испуг быстро сошёл на нет — особенно после того, как Билл достаточно громко и в самых ядрёных выражениях описал своё отношение к сложившейся ситуации. Вляпываться в топь ему уже доводилось, и в тот раз всё было намного хуже. Он застрял сразу по пояс, вокруг ни души, а единственная ветка, за которую можно было ухватиться, находилась в полутора метрах над головой. Тогда он, кажется, впервые за всю жизнь молился — помогло ему это не больше, чем прочим, а спас его не Бог, а какой-то случайно оказавшийся поблизости турист. Билл сел, примостив зад подальше от увязших ног, а потом и вовсе лёг, на всякий случай, и принялся по одной вытаскивать конечности из липкой грязи. Резко накатившая усталость явно не способствовала ускорению процесса. Кульминация происходящего наступила, когда правый ботинок, вроде бы плотно зашнурованный вокруг щиколотки, с влажным чавканьем соскочил с ноги и намертво, как приклеенный, засел в грязи, оставив Билла в состоянии глубокого разочарования и недовольства жизнью. — Дерьмо, — резюмировал Сайфер со вкусом. Где-то над головой с явным садистским удовольствием каркнула и захлопала крыльями птица, после чего на правое колено Биллу шмякнулась грязно-белая клякса. — Пожалуйста, хватит на сегодня! — взвыл Сайфер, снова растянувшись на спине. Едва показавшиеся на небосклоне звездочки ехидно подмигивали ему сверху и явно были не против понаблюдать за его страданиями еще немного. Интересный факт настиг сознание Билла резко и непредвиденно. Сейчас он находился очень глубоко в лесу — несравнимо дальше, чем заходили суеверные местные. Отсутствие тропинок легко объяснялось тем, что мало кто по лесу шастал, мусора не было по той же причине… но куда подевалось все зверьё? Непуганое, абсолютно дикое и незнакомое с человеком зверьё? На Сайфера накатила сильная беспричинная жуть, как только он додумал мысль. От всего этого за милю несло неподдельной мистикой — но не бывает же такого! Просто не бывает! Само собой, в паранормальное он не верил — ровно до той степени, до которой может являться скептиком человек широкого мышления. То, что шириной мышления называл он сам, окружающие чаще считали психическим расстройством. Лишенный большой части социально-духовных стереотипов Билл в глазах общественности находился где-то между безнадёжным дураком и опасным психопатом с сомнительными наклонностями, что было, конечно, не совсем правдой, но определяло в итоге их к нему отношение; но, так или иначе, важно сейчас было одно: во всякую мистическую ерунду Билл верить отказывался. Но не верить — одно, а вот сталкиваться с фактическими проявлениями объекта своего неверия Сайфер был решительно не готов. Не сейчас, посреди ночи в незнакомом лесу, где творится какая-то чепуха, а из возможностей защитить себя — разве что последний оставшийся нож да острый язык, которым, по личному убеждению Билла, он бы и дьявола заболтал, выпади ему такая возможность. — Сгинь, нечистая, — навскидку буркнул он, цепко вглядываясь в окутывающую его темноту. Огонёк, ещё недавно пляшущий между деревьями, в процессе его метаний успел потухнуть, и теперь вокруг не осталось ни единого источника света. Идти куда-то без ориентиров в этой кромешной тьме было бы глупостью. Билл отполз от болота назад, к раскидистому дереву, и привалился к нему спиной, морально готовясь к ужасно унылой бессонной ночи — рисковать, засыпая здесь без малейшего прикрытия, он не собирался. Вырубился, однако, как только перестал активно шевелиться. Свернулся в клубок где-то в корнях, подложил руку под голову и засопел, расслабляясь. Утреннее солнце застало его в весьма некомфортном положении. Шея смертельно затекла, спина — ныла. Особым откровением стала сводящая ногу боль. Билл, зевнув, недовольно разлепил глаза и попытался было принять сидячее положение, когда что-то удержало его на месте. Он скосил глаза и недоуменно застыл: ногу от бедра до самой щиколотки оплело, разодрав прочную, почти брезентовую штанину, жёсткое щупальце какого-то незнакомого растения. Вьюн с его руку толщиной щетинился крупными колючками и намертво прижимал ногу к земле. Билл ошарашено сглотнул. Это выросло за ночь? Вокруг ноги? Серьёзно, мать вашу?! — Какого… — с трудом выговорил он побелевшими губами. А потом, панически путаясь в пальцах, метнулся свободной рукой за пояс брюк за ножом. Жесткие волокна растения едва поддавались. Нож соскальзывал со стебля и несколько раз Билл, пока пытался перепилить росток, чуть не воткнул лезвие себе в ногу. Тихо чертыхаясь и матерясь сквозь зубы, он ковырялся с неведомым представителем флоры порядка двух часов. Солнце жарило, пот градом катился по лбу и шее, но Билл упрямо продолжал свой труд. Как только нога была освобождена из плена, под кожу, по ощущениям, впились тысячи иголок. Билл сдавлено охнул и принялся растирать пострадавшую конечность. Утро начинается не с кофе, сказал он себе, ещё раз чертыхнулся и решил, что прямо сейчас незамедлительно найдёт дорогу до дома. Не до города — нет. Ещё минимум день, чтобы утвердиться или разочароваться в своих подозрениях, и только потом неплохо было бы обсудить произошедшее с местными: с теми, что поразговорчивее. Наверняка в городе есть те, кто знает больше того пропойцы в баре или мотельной девки. Добывать любого рода информацию Билл умел, как никто другой — ему вообще легко удавалось заговаривать и обводить людей вокруг пальца. На пороге временно своей лесной хижины Билл появился только к вечеру. Злой, как бешеная собака, и примерно в той же степени вымотанный. Настроение не улучшали ни комары, роившиеся рядом со всеми открытыми участками тела, ни жара, которой в лесу вроде как и не должно быть, ни — в особенности — внезапно выползшая на дорогу гадюка. Как раз с той стороны, в которой, по соображениям Билла, располагался дом. Вытащенный из болота ботинок насквозь пропитался жирной грязью и противно хлюпал при каждом шаге. Прежде ему доводилось слышать о всяческой лесной нежити, но ни одна из этих тварей за весь его богатый опыт скитания по дремучим чащам не попадалась ему на пути. С другой стороны, в череду настолько нелепых совпадений Билл верил ещё меньше, чем в мистику. Закономерные вопросы напрашивались сами собой. Охотиться сонным и вымотанным стал бы только форменный самоубийца. Плюнув на всё, Билл, закончивший с переодеванием и обработкой поцарапанной ноги, с сомнением взвесил в руках ружьё и отложил его в сторону. Зато — взял с собой карты, которые следовало заполнить, навигационные материалы и самый необходимый для выживания набор в рюкзаке, и, на ходу жуя наспех слепленный бутерброд, потащился обратно к выходу. Ноги едва шевелились от усталости и больше напоминали деревянных болванчиков, по какой-то дурной случайности оказавшихся прикреплёнными к остальном туловищу, но Билл не был бы Биллом, если бы согласился просто вернуться в избушку и как следует выспаться, отдохнуть и вообще вот это вот всё по списку. Любопытство просто спалило бы его изнутри, а вместе с бренным мешком костей и кожи добрую половину окружающего леса. Любопытство было одним из фундаментальных свойств психики Сайфера. В далёком детстве из-за этой его черты ему часто пророчили будущее учёного, но для этого Биллу не хватало усидчивости. Ну, вообще-то, дело было не в её дефиците — усидчивостью как таковой Билл вовсе не обладал. Каким-то подобием терпения — да, может быть, умением выжидать, но усидчивостью — нет, ни в каком виде. Если бы кто-то попросил его объяснить, а где здесь вообще разница, он не смог бы оформить свои мысли в более-менее связную речь, но попытками измучил бы точно. Эта прогулка по лесу получилась лишь немногим лучше вчерашней. Калечился о мироздание Билл всё в том же ритме, но, по крайней мере, домой вернулся на закате. Ночь в постели, пусть даже такой пыльной и наверняка кишащей всякой мелкой инсектоидной дрянью, была определённо лучше ночёвки рядом с болотом. От этого матраса хотя бы вони поменьше. Отключился он чуть ли не прежде, чем голова успела коснуться подушки, но спал беспокойно. Во сне ощущение чужого взгляда, которое сознание благополучно научилось игнорировать ещё в первые проведённые в лесу часы, свободно проходило мимо всех фильтров человеческой рациональности. Билл беспокойно ворочался, отмахивался от кого-то невидимого, но, тем не менее, не просыпался. А с утра никак не мог вспомнить, что ему снилось. Первым делом он решил отправиться в город, немного разузнать о местных суевериях, связанных с лесом. И прикупить себе какой-нибудь еды посерьёзнее составляющих для бутербродов.