***
Знаете, я соскучилась по своей прошлой жизни. И дело тут не в не-до-семье и не в не-до-друзьях, и даже поп-культура тут не при чем. Вам, наверно, ниебаться как интересно, в чем же дело. Ну, что ж, дело в том, что когда я была там, в реальном мире, у меня было несколько довольно простых задач: учиться, отдыхать и выполнять ежедневную рутину. Умыться с утра и почистить зубы, позавтракать какой-то хренью, потому что на большее просто нет сил и времени, собрать учебники с тетрадями, дойти до остановки, подождать автобус, доехать до школы, отсидеть муторные восемь часов, а потом обратно домой, чтобы, не делая домашку, сразу сесть задротить в игры, аниме, сериалы, мульты или книги по физике. Звучит так легко. Раньше это все казалось пресным, тяжелым, и утомительным, и даже хобби, которые призваны радовать, только лишний раз напоминали, что они являются лишь заглушкой для извечного чувства одиночества и бессмысленности бытия. Ну, знаете, как у многих подростков бывает. Сейчас, когда мне в очередной раз прилетает кулаком в лицо, моя прошлая жизнь кажется легкой, беззаботной и довольно таки красочной. — Ну ты бы хоть уклонялась! — это прозвучало довольно глухо после удара по голове. Я как-то не рассчитывала на него. То есть, я рассчитывала на удар, но не рассчитывала, что он прилетит в голову. Скорее всего это случилось из-за того, что я не туда и не так уклонилась. Надо принимать все удары на тело. Не хочу ходить с отбитой к херам головой и мигренью. Сегодня утром, где-то в промежутке между долгим и тяжелым пробуждением и походом к навигатору, я все-таки осознала несколько вещей. Так уж получилось, что за работой на камбузе, пока меня никто не трогал, у меня было очень много времени на раздумья. И вот, первая штука, о которой я долго думала - это унижения Портгаса. Ну, то есть, Дьюс не воспринял их как что-то резко негативное, значит, оно и не должно быть резко негативным. В таком случае, нахера, а главное зачем? Ну, моя теория в том, что веснушчатый придурок решил “сжалиться” надо мной и замотивировать на более активную работу. Правда, вчера это скорее почти заставило меня упасть духом (если бы было куда падать, напоминаю: я уже на самом дне), нежели вдохновило. Тем не менее, именно в тот момент, когда все это до меня дошло, мне захотелось как следует отдубасить Портгосятину. Если бы я только могла… — Если ты думаешь, что твое побитое лицо меня хоть сколько-то трогает, — он замахнулся для удара. — то нет! — я услышала какой-то звук, похожий на хруст. Наверное, какой-то сустав дал о себе знать. Еще одна штука, о которой я подумала… А чем, собственно, я буду тут заниматься? Ну, то есть?.. Надо ли мне домой? Смогу ли я туда однажды попасть? И как я попала сюда? Ну не умерла же. Я, конечно, была близка к суициду, но не настолько, чтобы по-настоящему покончить с собой. Пф. Хоть в чем-то Огненный Кулак прав - я слишком слабая. Умереть по другим обстоятельствам я тоже навряд ли могла. Не знаю, просто не верится в это, понимаете? А как еще попаданцы попадают в разные миры? На данный момент моя единственная теория - Вегапанк. Не думаю, что кто-то еще, кроме этого таинственного деда мог что-то сделать. Что же касательно будущего? Тусуясь на камбузе, я толком не смогла ответить на этот вопрос четко и внятно, но во время очередной драки с огненной башкой у меня появилась довольно конкретная цель - не подохнуть. — ДА ТЫ ЗАЕБАЛ, — выкрикнула я, отойдя от звона в ушах после очередного удара в висок. Пират хотел было еще раз ударить, но вот, впервые, мне удалось нормально уклониться и, более того (в тот момент я вполне могла бы умереть от восторга, не будь так зла), сбить Портгаса с ног, потому что, не попав по мне, он по инерции полетел дальше. Мне оставалось только поставить подножку и крайне неловко (настолько неловко, что я сама чуть не наебнулась) попытаться перекинуть его через плечо, хотя очевидно, что такой дрищ как я смог только увести эту огромную тушку чуть влево. — Ты вообще в курсе, что от ударов по голове нарушаются нейронные связи мозга?! — кричала я на уже лежащего и прибывающего в легком ступоре парня. — А в этой хрени, — я постучала пальцем по виску. — записано слишком много критически важной информации! Например, песни Битлов! Я закашлялась. Все эти действия и крики выжали из легких воздух. И вообще, дышать стало как-то тяжеловато. Я не успела даже построить причинно-следственную связь, которая хоть как-то объяснила данное недомогание, как улетела на пару метров от удара в живот. Удивительно, как мне только удалось удержать в себе резкий порыв блевануть. Тем не менее, встать у меня уже сил не было. Это казалось сверх моих возможностей. Ну, разумеется, как будто кто-то сможет встать с избитыми к чертям ногами, руками и поврежденной дыхалкой. Нет, может Джон Сина и сможет, но я то уж точно нет. Еще и кровь носом опять пошла. Ну вот. И все в этой ситуации было бы настолько обычно и даже рутинно, что я бы просто смирилась и забила. Встала бы рано или поздно, обработала бы все раны и ушибы, возможно, чуть-чуть поплакала бы, а потом принялась снова и снова тренироваться, чтобы стать хоть немного сильнее. Но в этот раз все было немного иначе. Совсем немного иначе. На один смешок иначе. — Ты хули ржешь, дед? — процедила я сквозь зубы, залитые кровью - я прикусила щеку во время очередного удара. До меня не сразу дошло, кому именно и что именно я сказала. Покойся с миром, Ева, ты никогда не была ни умной, ни красивой, ни достаточно смешной, и в целом, никто не будет в полной мере жалеть о твоем уходе. Как говорится, земля тебе стекловатой. Или не так говорится?.. Я подняла глаза и встретилась с абсолютно ледяным и серьезным взором. Было ощущение, что этот самый взгляд может меня расплющить. Ну то есть буквально. Как будто воздух сверху давит несколькими тоннами. — Так смешно наблюдать, как избивают детей? — мое эго горело ярким пламенем. Он смеется надо мной. Этот старикашка смеется, блять. надо мной. Чего смешного в том, что я не могу дать отпор? Это нихуя не смешно! Я стараюсь быть лучше! И нехер смеяться с того, что у меня что-то не получается, даже если ты… блять… — Что ты сказала? Голос звучал как гром. Настоящий, блин, раскат грома по затянутому свинцовому небу. Рокочущий, твердый и хриплый, как продувающий до костей студеный ветер. По всей спине пробежал не табун, а ебанный табунище мурашек, и кровь застыла в жилах и стала еще более вязкой, чем кисель из школьной столовки. — Я сказала, что, вот это сюрприз, нехуй смеяться над тем, как избивают ребенка, — я вдохнула настолько глубоко, насколько смогла, но вновь закашлялась, тем не менее, не опуская глаз. Старческое серебро пробивало насквозь и затягивало в себя. Нет, я просто была не в силах оторвать взгляд, понимаете? Это был и страх, и моя разыгравшаяся гордость, и что-то неизвестное, что мне казалось крайне понятным, но необъяснимым. Боль в одно и то же время и исчезла, и стала стократ сильнее. Ощущение реальности пропало напрочь. Я попыталась сесть на колени хотя бы. И, о чудо, у меня получилось. И примерно в этот момент, когда я так тщательно пыталась расшифровать взгляд Белоуса, а он - мой, ко мне подбежал Сатч и положил руки на плечи. В любой другой ситуации я бы наверняка, почувствовала себя безопаснее или вроде того, но тогда, только тогда, были только я и этот великан, которого называют Сильнейшим в Мире Человеком. — Ева, — голос четвертого комдива звучал очень взволнованно и напугано. — Ева, давай ты сейчас извинишься, и мы забудем все что ты.. — Нет, — твердо сказала я. Пожалуй, мой голос никогда не звучал так твердо. Кок выпал в осадок. Я пыталась успокоить разбушевавшееся сердце. Одновременно хотелось и кричать, и замолкнуть, сжигая старого пирата взглядом. — Смеяться над тем, кого избивают - аморально. Однажды я вам этот смех знаете куда запихну… — Ты хоть понимаешь, кому ты сейчас это все говоришь, девчонка? — голос Ньюгейта прозвучал все так же грозно. Грозно. Точно. Он как гроза. Гроза на Гранд Лайн, неожиданная и подобная Всемирному Потопу, просто библейских масштабов. — И понимаешь ли ты, что тебя ждет за твои слова? Я хохотнула. Хохотнула, сука. Почему я это сделала? Я не знаю. Клянусь всеми великими физиками мира, я не знаю, почему мне стало смешно, но щеки свело улыбкой, и я не могла ничего поделать. — Да таким людям, как я, никогда не рано умереть, знаете ли, — это прозвучало… отчаянно. Настолько отчаянно, что я чуть ли не заплакала в попытке пожалеть саму себя. Но что-то меня остановило. Я просто не смогла этого сделать. Уголки губ все не опускались, как я не старалась это сделать. — Если мне суждено сейчас… что ж… Я встала. Ого. Каких только сил мне это стоило? Дышать все еще было тяжело. Когда же эта хуйня пройдет? И когда уже чертова кровь перестанет идти из носа? Это не прикольно вообще ни разу. Надо прекращать пачкать одежду Харуты кровью, это как минимум невежливо, да? И… я наверняка выглядела просто жалко. Убого. По-настоящему убого. Как забитый зверь. Слабый больной волк, загрызенный своим же сородичем. — А если нет? — он улыбнулся. На самом деле, мне всегда казалось, что он улыбается двадцать четыре на семь из-за этих усов-полумесяцев. И сейчас улыбка казалась раза в два больше из-за них же. Глаза старика блестели каким-то особенным азартом, который я, пожалуй, еще никогда не встречала. Может, дело в том, что мне всего четырнадцать… а, нет, уже все пятнадцать лет от роду, а может в том, что в моем мире и времени и обществе так не улыбаются… — Если нет, то я вырасту и стану самым сильным в мире человеком, — не задумываясь ни секунды, ответила я. Не знаю, почему именно это. Оно первое пришло в голову, и я сказала. — Обещаю. А знаете, что случилось дальше? Он засмеялся, да так громко, что у меня уши чуть не заложило. Марко как-то странно (злобно?) посмотрел на меня, а Сатч шумно и вроде бы облегченно выдохнул. Портгас смотрел как-то ошарашенно и… жалобно? Че… чего? У Харуты, что в этот момент тусовался с Кохэку (он как-то необъяснимо, вроде иронично, сделал “трунь” по струне гитары), кажется, отвалилась челюсть, а эмоции Дьюса, сидевшего все это время с аптечкой и дожидавшегося побитую меня после очередного “раунда” с Огненным Кулаком, вообще было сложно описать словами. Остальной же экипаж то охуел, то обрадовался (почему?), то засмеялся. Было стойкое ощущение, что я подписала себе самый настоящий смертный приговор и попала в самую гущу событий.***
— Я не знаю ни единого факта из твоей жизни, но, поверь, это было наитупейшее твое решение за все четырнадцать… — Пятнадцать, — поправила я пирата. — Пятнадцать лет! — закончил Маскед, перевязывая бинтами мои намазанные какой-то пахучей дрянью синяки на ногах. Я не знаю, хрен ли он вызвался лечить меня после побоев Портгаса, но это было не так важно. Мало что в тот момент было важно. Я наконец осознала, какую же хуйню я ляпнула и что именно после этого меня ждет. Лучше смерть. Правда, лучше. — Тебе разве не четырнадцать? — пират нахмурился в недоумении. — Уже пятнадцать, — без особых эмоций эмоций ответила я. Озарение на лице мужчины так же не вызвало никакого отклика. — Так у тебя?.. — Забей, я ненавижу этот день, — будто выплюнула я, ковыряя старую болячку на коленке. — Не сегодняшний, а конкретно эту дату. Сегодняшний день вообще получился довольно таки хорошим в сравнении с тем, что происходит обычно. — Мне страшно представить, что происходит обычно, — он сжал мою руку в своей ладони чтобы я прекратила расковыривать рану. Ледяная конечность, которая еле двигалась до этого, начинала будто бы оттаивать. Стало хорошо и спокойно. Я выдавила из себя улыбку, которая наверняка была самой фальшивой из всех, что мне приходилось делать за эти недолгие пятнадцать лет. — Все не так ужасно, как ты мог подумать. Легкие опять как-то неприятно сжались. И вот, снова кашель, а под грудью тело пронзила резкая боль, которая до этого была тупой и тянущей. Я зажмурилась до звездочек в глазах. — Можно?.. — он осторожно взял край кофты и потянул вверх, обнажая живот. Я взглянула вниз. По коже растянулся наливной сливово-черничный синяк, размером с ладонь. — Ты… ты слышала какой-нибудь хруст? Треск? — Да, было че то такое, — я пожала плечами. Дьюс тихо матернулся. — Посиди тут спокойно, ладно? Я приведу Дока, — он встал и отряхнул колени. Вообще, в лазарете было довольно чисто, в отличие от большей площади Моби Дика. Мне ли не знать, хах. — Этот веснушчатый имбецил тебе ребро сломал. — Круто. Маскед вновь посмотрел на меня с нечитаемой эмоцией (вероятно, она была бы вполне читаема, будь он без маски) и, матернувшись довольно круто, но все еще не дотягивая до моего уровня, ушел из мед. пункта, продолжая что-то бурчать себе под нос. Я же аккуратно, чтобы не потревожить ребро, легла на кровать. Она оказалась на удивление мягкой, такой, что в ней легко можно было бы уснуть, даже если спать вовсе не хотелось. А затем… затем я задумалась. Нужно было обмозговать все, что произошло. Начала я с обещания. А с чего еще начинать? Я дала обещание Йонко. Настоящему Йонко. Какой придурок так вообще поступит?.. ах, да… Что это значит? Ну, это значит, что теперь мне придется пахать в два, а то и в три раза усерднее. Видите ли, когда твой воспитатель не реальная жизнь и не реальные люди, а куча вымышленных героев и вымышленных историй, ты становишься… таким же. Чертовым идеалистом с непрогибаемой моралью и кодексом чести. Это случилось со мной, к сожалению или к счастью. И если я дала обещание, я кровь из носа (актуальная фигура речи) его выполню. На самом деле, если так хорошенечко подумать, то все не так уж и плохо. Если мне суждено остаться в этом мире, то нужна какая-то цель, нужно для чего-то жить, а иначе… Это было первое. Второе - что это было за лицо у Веснушки? Оно не было ехидным, не было злобным или насмешливым или каким-то таким. Оно было… сочувствующим? Что я такого сказала? Или сделала? Я ни грамма не понимаю в этой ситуации. Сюр какой-то. Настоящий сюр. Даже если он хотел мне "помочь" унижениями или даже драками, он не стал бы просто так с нихуя так эмпатично ко мне относится. Но что именно его так зацепило? Что?.. Спокойно додумать мне не дали. В лазарет пришли Доктор (в душе не ебу, как его имя; его, вроде как, все зовут просто “Док”) и пара медсестер, а еще вернулся Маскед. Меня осмотрели и сказали, что нужно лежать. Три ебанных недели. Это почти месяц. Я взбунтовалась тут же. Вы представляете? Потерять целый месяц тренировок, тусовок с Харутой, занятий с Сатчем и помогания на камбузе! Разумеется, я была не намеренна просто так просиживать штаны, учитывая еще и то, что я ляпнула. Только вот мне обещали вколоть транквилизатор и привязать к кровати, если я не буду следовать указаниям врача. Ну заебись теперь. А еще оказалось, что пока что слабая боль - это из-за шока, и что через некоторое время меня раскосоебит так, что морфия мне придется колоть побольше, чем Доктору Хаусу, если я не хочу корчиться от боли. В тот момент у меня были причины возненавидеть мир. Потому что я терпеть не могу болеть. Так уж исторически сложилось, что я скорее буду стабильно ходить в школу по пять дней в неделю и, пожалуй, делать вообще все домашние задания, чем соглашусь заболеть и проваляться в кровати две недели. Казалось бы, такая диванная картошка как я должна быть не против подобных перспектив, но когда ты просто бесполезный мясной мешок, любой физический недуг карает и ментальное здоровье, потому что начинаешь казаться себе еще более бесполезным, чем был всю жизнь… О чем это я? Ах да… — Туза я крою козырной семеркой, а любую карту, какая у тебя она там не была, покроет козырной король. Я опять выиграла. — Я ненавижу играть с тобой в карты, — пробубнил Дьюс. — Ты их считаешь, да? Я улыбнулась. На этот раз искренне и победно. Откровенно говоря, я даже не считала, сколько раз я выиграла. Это бессмысленно, потому что я выигрываю в что-то около восьми случаях из десяти. Издавна повелось, что мне нет равных в карточных играх. Виноват ли в этом мой математический склад ума, удача, подаренная мне с рождения, или просто ужасное неконтролируемое пристрастие к карточным и прочим азартным играм, я не имею ни малейшего представления, однако… — Если тебе не нравится “дурак”, можем поиграть в техасский холдем, — предложила я, мешая карты, пока Иннокентий, сидя на тумбочке, поедал остатки моего яблока. В целом, у нас собралась неплохая компания: не-до-писатель, не-до-пират и просто крыса. — Не то чтобы тебе это даст больше шансов на победу, но… Дверь хлопнула о стену, не дав мне договорить. В помещение влетел Кохэку с гитарой в руках и плюхнулся ко мне на кровать, улыбаясь как ума лишенный. Понятия не имею, что он от меня хочет, то что-то точно хочет. Крыс посмотрел на пирата, а потом полез под одеяло, устроившись у меня под правым здоровым боком. Холодненькие лапки ощущались на удивление приятно. — Что за “Битлы”? Ага. Да. Понятно. — Извини, но сейчас ты точно не увильнешь от ответа, и наверняка единственный шанс уломать тебя на… — он выглядел довольно взволнованным и радостным. И где-то в глубине это почему-то согрело мою душу. — Ты точно не умеешь ни на чем играть? Я закатила глаза и глубоко вздохнула, что было ошибкой, потому что ребро. Отойдя от боли, которая застелила глаза темной пеленой на пару секунд, я протерла лицо рукой. Ладно, если он сможет сыграть мне что-то, то день выйдет не таким уж и плохим, пожалуй… — The Beatles, — объяснила я. — Классные ребята. Ну там, знаешь, Hey Jude, Here Comes The Sun, Yesterday, All Together, Yellow Submarine… — перечисляя, я загибала пальцы и смотрела в потолок, будто там в столбец были выписаны названия песен. Глупо ли говорить о группе, которая не существует в этом мире? Вероятно. Но мне было все равно. Музыка. Мне нужна чертова музыка. — Я могу написать слова и напеть мотив, — я начала чесать бинт на руке, который закрывал разного рода болячки. Кажется, у меня нервный тик. — Это будет скорее всего убого, но… Я с ума сойду, если не послушаю хорошей музыки. Рыжий музыкант засиял, доставая из кармана штанов блокнот, в который, наверняка, планировал записать тексты песен. — Только одно условие, — прервала я ликование. Кох наклонил голову на бок, ожидая продолжения. — Принеси мне энциклопедий из библиотеки. А иначе я сдохну тут от скуки, когда вы уйдете.7 июля 20ХХ
Я сделала самую идиотскую вещь в жизни. Довольна ли я собой? Определенно да. Что я сделала? Бросила вызов Белоусу. Как говорится, отец и дед сцепились по пьяни, каждую пятницу одно и то же. К чему это приведет я в душе не ебу. Тем не менее, все не так уж и плохо, если подумать. Кажется… кажется, я ему нравлюсь. Как-то по-своему, по-стариковско-кусочному, но нравлюсь. Кстати, хочу со всей уверенностью заявить, что это был один из наименее убогих дней рождений в истории. Рыжий оказался прекрасным музыкантом, который схватывает все на лету, а потому в лазарете состоялся вечер The Beatles, параллельно которому проходил вечер “обыграй Дьюса во все известные карточные игры и полюбуйся его недовольной моськой”. К нам еще успел заглянуть Харута. Он предпочел наблюдать, нежели участвовать в игре. За кого он болел, я так и не поняла.***
Ночью всегда как-то по-особенному тихо. Возможно из-за осознания, что все спят, а оттого не нужно быть на чеку и пытаться предугадать абсолютно рандомные действия окружающих людей, от чего мозг расслабляется и создает ощущение настоящего, спокойного и теплого одиночества. Это приятное чувство. Его всегда ожидаешь с трепетом. Читать в свете керосиновой лампы - сомнительное удовольствие, но я не могла занять себя ничем другим, а спать мне не особо хотелось. Но лучше бы я спала. Открываясь, дверь противно заскрипела. От неожиданности и в какой-то степени устрашающего звука, я дернулась, а сердце застучало чуть быстрее и загнанно. Оторвавшись от энциклопедии, которая была посвящена островам Норт Блю, я взглянула влево, в сторону пронзившего воздух звука. Обрамленный светом полной луны, в проеме стоял Марко. Его лицо было тяжело разглядеть в темноте, я не имела ни малейшего понятия о его эмоциях. Сердце забилось сильнее. Страшно. Жуть как страшно. Что бы он не решил сделать, я не отбиться, не убежать не смогу. Захотелось спрятаться под одеяло, прямо как в детстве, когда в темноте казалось, что по всем углам попрятались страшные черти, готовые в любой момент выскочить и сожрать тебя заживо. Только вот старпом сожжет заживо и глазом не моргнет. Феникс зашел и закрыл дверь. Каждый стук его сандалий о пол отдавался стуком сердца прямиком в уши, прямо как тогда, на камбузе за завтраком, а пальцы сжали книгу и заледенели так, что у меня не было мочи двинуть ими ни на миллиметр. Подойдя совсем близко к постели, комдив наклонился надо мной, смотря прямо в глаза. Я забыла, как дышать. У него просто убийственный взгляд. Меч не выглядит так страшно, как жидкий металл его глаз, пронзающий насквозь. В зеркалах чужой души блеснула лазурь. Я бы сказала, что это красиво, если бы мне не было в тот момент так страшно. Рваный вдох. Неровный выдох. Сквозь громыхание крови послышалось тиканье часов. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Как звон пещинок в песочных часах жизни. Тик-так, тик… Я не успела подумать ни единой мысли, как он прижал одну руку к моему рту, а второй надавил на сломанное ребро. Так истошно я в жизни не кричала. Даже под обезболивающими это была адская боль. Когда я в детстве ломала конечности, лазия по деревьям, это было не так больно. Когда я выбила себе молочный зуб, это было не так больно. Когда… никогда. Просто никогда не было настолько больно. Из глаз тут же потекли слезы. Я жалобно посмотрела на мужчину. Тот ничуть не изменился в лице, но руку убрал. — Значит так, — начал он, не убирая ладонь от моих губ. — Сейчас ты мне рассказываешь все, а иначе… Он собирался вновь надавить на перелом, но я замотала головой в панике, а потом покачала ей, соглашаясь. И вот он, настоящий Апокалипсис.