***
Тихая весенняя ночь опустилась на военную академию. Мягкий тёплый ветерок пах свежими травами. Серебром светился ореол вокруг полумесяца, а россыпи звёзд игриво мерцали и перемигивались на тёмном бархате неба. Такой была последняя ночь курсантов сто четвёртого кадетского корпуса в стенах военной академии. Но, несмотря на позднее время суток, военный полигон был забит новобранцами. В их жизни наступил долгожданный момент распределения. Выстроившись коробкой, все они стояли затылок в затылок и бок о бок с людьми, которые окружали друг друга в течение нескольких лет. Делили хлеб и тяготы военных испытаний, вместе готовились к трудностям и вместе преодолевали преграды. И теперь замерли в едином строю, готовые ступить на следующую ступень лестницы жизни. Перед ними открывался новый этап, каким он будет, не знал никто, но все они встречали его одинакого, как солдаты — ноги на ширине плеч и сцепленные за прямой спиной руки. На отстроенном деревянном помосте, возвышающимся над военным полигоном, выстроился весь командный состав академии. Освещаемые светом факелов, они выглядели величаво и взирали на новобранцев, прошедших действительно сложный курс обучения, с гордостью. Так отцы смотрят на своих сыновей, отправляя их в боевое крещение. Вперёд шагнул инструктор владения клинками и оглядел ровный строй курсантов пристальным взглядом. — Новобранцы, — громко произнёс он, — я помню тот день, когда все вы пришли сюда ещё зелёными юнцами. Тогда вы звались слабаками, и трусость была вашей фамилией. Но сейчас, — глаза инструктора сверкнули в свете факелов, — передо мной стоят не зелёные юнцы. Не слабаки и не трусы. И теперь уже даже не курсанты, — он на мгновение коротко улыбнулся, после чего, повысив тон, громогласно объявил: — А солдаты! И как солдаты вы должны помнить ту цену, которую человечество заплатило за сотню лет спокойной жизни! Мы были не готовы к внезапному появлению Колоссального титана и потерпели сокрушительное поражение. Мы потеряли бесчисленное множество человеческих жизней и лишились трети нашей территории. Запомните это! Вот чем чревата слабость солдат и слабость каждого из вас в отдельности! Ведь даже сейчас, — инструктор нахмурился, — прямо в эту самую секунду, возможно, титаны пытаются пробить брешь в стене. И именно на вас ляжет ответственность за спасение гражданского населения. И тогда вы должны будете сделать это, во что бы то ни стало, — инструктор горделиво задрал голову, — пожертвовав всем, что у вас есть! Пожертвовав своими собственными жизнями! — Есть, сэр! — разом прогремели все курсанты. Стоящий чуть поодаль капитан Шадис коротко усмехнулся. Инструктор владения клинками немного отступил назад, пропуская главнокомандующего военной академии. — Три долгих года вы провели в этих стенах, — объявил капитан Шадис. — Ваш путь был непростым. Мы намеренно создавали вам трудности и выстраивали перед вами препятствия. Когда вы тонули, мы не подавали вам руку помощи. Мы вас топили! Специально! Но это было для того, чтобы вы научились выплывать. Изо дня в день ваш характер закалялся подобно металлу на кузнице, а навыки оттачивались, способности заострялись. Теперь вы стали идеальным оружием. Так не посрамите же честь своих учителей-офицеров! — рявкнул он. — Однако помните, что вы обрели здесь не только боевые умения, но и товарищей. Ведь даже в сражении мы используем не один клинок, а два! Сегодня вы завершите обучение, а завтра навсегда покинете эти стены, и я надеюсь, что, когда придёт час, вы сплотитесь перед лицом врага и вместе станете той несокрушимой силой, которая спасёт человечество. Вы солдаты и новобранцы, и в ваших руках будущее людского рода, — он обвёл их внимательным взглядом. — И сегодня я спокоен. Потому что знаю, что ваши руки достаточно крепкие и надёжные для того, чтобы пронести эту ношу по своему пути. Но я не отрицаю, что этот путь может оказаться коротким. Для кого-то, быть может, он оборвётся завтра, для другого — через год. Но важно не это, и потому, — капитан Шадис вмиг будто стал выше ростом, вытянувшись в гордую и несокрушимую скалу, — курсанты сто четвёртого кадетского корпуса, слушай мой последний приказ! С этого самого мгновения и до самого смертного одра, когда бы он вас не ждал, будьте сильными и стойкими! Не отступайте перед лицом врага! Будьте такими, какими мы научили вас быть! Вам ясен мой приказ?! — Так точно, сэр! — громыхнул строй курсантов так, что деревянные балки помоста завибрировали под ногами командования. — Посвятите свои сердца! — гаркнул стоящий позади инструктор владения клинками. — Есть! — ещё одним раскатом грома откликнулись курсанты, и все, как один, с муштрованной синхронностью мгновенно отдали салют, прижав кулак к груди. — Сейчас каждый из вас получит Аттестат о военном образовании и военный билет, — продекламировал инструктор. — А также рапорты о поступлении на службу, которые вы должны будете заполнить. Первые десять учеников, показавшие на выпускных испытаниях самые высокие результаты, получат рапорты с привилегированной графой для вступления в ряды военной полиции. Я буду поочерёдно вызывать вас, и тот, чьё имя названо, должен будет пройти к постаменту и получить свои документы. Итак, номер первый, — он опустил взгляд в бланк, который держал в руках, — Аккерман, Микаса! Никто не был удивлён. Названная девушка, на чьём лице отсутствовало всяческое проявление эмоций, вышла вперёд и медленно поднялась по деревянным ступенькам на возвышение. Особого триумфа от осознания первенства, судя по всему, Микаса не испытывала и весьма сдержанно приняла документы из рук преподавателя теории. Когда капитан Шадис пожал её руку, коротко что-то сказав, она лишь равнодушно кивнула и, спустившись вниз, встала перед постаментом. — Номер два, — произнёс инструктор, — Браун, Райнер! Дженни быстро нашла взглядом стоящего немного впереди блондина. Тот, услышав своё имя, величаво расправил широкие плечи и твёрдым шагом вышел из общего строя. Поднявшись на постамент, он благодарно кивнул преподавателю теории, который протянул ему документы. После чего пожал ладонь капитана Шадиса, который сказал ему несколько одобрительных слов, на что Райнер слегка ухмыльнулся, поблагодарив инструктора. Затем, сбежав вниз по лестнице, он остановился подле Микасы. Следом свои документы получил Бертольд, за ним — Энни. — Номер пять, — продолжил инструктор, — Йегер, Эрен! Мейер, не в силах сдержать почему-то проступившую на губах улыбку, скосила взгляд на стоящего сбоку от неё парня. — Есть! — тихо возликовал Эрен, сверкнув ясным взором зелёных глаз. — Поздравляю, — шепнула ему Мейер. Тогда Йегер ослепил её ответной улыбкой и, покинув строй курсантов, вихрем поднялся на постамент. Он широко улыбался всем: преподавателю теории, который отдал ему документы, остальному командному составу, даже капитану Шадису, который, пожимая Эрену руку, что-то тихо втолдыкивал ему дольше, чем прочим курсантам. Наконец, спускаясь по деревянным ступеням с постамента, он озарил торжествующей улыбкой всех курсантов кадетского корпуса и горделиво встал в строй сбоку от Энни. — Вот же, — закатил глаза Жан, которого радостный порыв Йегера только вывел из себя, — напыщенный кре… — Номер шесть, — тем временем продолжал инструктор, — Кирштайн, Жан. Договаривать Жан не стал, так как на его лице вмиг воцарилась улыбка не менее радостная, чем у Эрена минутой назад. Вручение продолжалось. Один за другим курсанты выстраивались в шеренгу перед постаментом, и первая десятка новобранцев уже почти собралась полным составом. — Номер десять, — продолжил инструктор владения клинками, — Мейер, Дженни. Упомянутая девушка встрепенулась, но далеко не сразу осознала, что её вызывают для вручения. Видимо, произошла какая-то ошибка, так как место в десятке явно должна была занять… Дженни недоумённо посмотрела в сторону Имир, которая не менее ошарашенным взглядом косилась на Кристу. Затем, тихо и злобно выругавшись сквозь зубы, она перевела пылающий и разгневанный взор на Мейер, и обе девушки пересеклись взглядами. После чего у Дженни возникло стойкое ощущение, что в этот момент на неё наслали тысячу проклятий. Следовательно, Мейер не послышалось, и она действительно заняла это десятое место. Происходящее казалось невероятным. Хотя девушка, конечно, отчётливо понимала, насколько сильно ей повезло. Повезло в том, что рукопашный бой, в котором она до ужаса плоха, не входит в перечень выпускных баллов. Повезло, что стрельба, в которой она удивительно хороша, напротив входит в выпускную аттестацию. Повезло, что Райнер нашёл её во время финального приоритетного испытания и рассказал, где она сможет найти баллоны с газом и макеты титанов. Пусть она была порядком хороша в управлении приводом, когда дело касалось стремительных манёвров и виражей, и клинками управлялась весьма сносно, но это ведь было явно маловато для места в десятке лучших. — Дженни, ты чего замерла? — энергичным шёпотом поторопил её стоящий позади Армин, стараясь незаметно вытолкнуть застывшую девушку вперёд. — Иди уже! Спасибо Арлерту, Мейер вновь возвратилась к реальности. Постаравшись взять себя в руки, Дженни на негнущихся ногах вышла из строя курсантов и медленно поднялась по лестнице, больше всего надеясь не споткнуться о ступеньку, ибо такого позорного падения она бы не перенесла. Преподаватель теории выдал ей документы, и она приняла их дрожащей рукой, слабо кивнув ему. — Неплохо, Мейер, — капитан Шадис протянул ей ладонь, — хорошо справилась. — Спасибо, сэр, — сиплым голосом отозвалась Дженни, пожимая ладонь капитана, что было крайне непривычно и казалось каким-то сном. После чего, спустившись вниз, она прошлась вдоль шеренги курсантов и остановилась подле Саши. Жан и Марко, приметив растерянное состояние Мейер, ободряюще ей улыбнулись, и она просто не могла не улыбнуться в ответ. Затем Конни с Сашей одобрительно подняли вверх большие пальцы, а Райнер, улучив момент, весело подмигнул девушке. И тогда Дженни отпустила от себя все прочие мысли. Да, возможно, она не так хороша, как хотелось бы, но она, как никто другой, старалась бороться со своими слабостями, а потому вручённое ей десятое место было не таким уж и незаслуженным.***
Этой ночью столовая военной академии не пустовала. Сюда забился весь сто четвёртый кадетский корпус в полном составе, дабы отметить окончание обучения и свой выпуск. Завтрашние солдаты веселились и праздновали: то и дело отовсюду слышался громкий смех, радостные выкрики и шумный глухой звук ударов о стол кружками с положенной солдатской порцией пива. Завтра их ждала совершенно новая другая жизнь, но сегодня они могли себе позволить почувствовать себя простыми людьми и немного расслабиться. За одним из столов проходила интересная игра. Подле жующей ломоть козьего сыра Саши сидел Конни, на чей лакированный лоб была наклеена бумажка с корявой надписью «Жанусик», выведенной рукой Эрена. Сам Йегер, ехидненько ухмыляясь, сидел напротив Спрингера. Рядом с ним Дженни медленно потягивала пиво из своего небольшого стакана, а стоящие позади них Армин и Марко то и дело не без улыбки оглядывались по сторонам. — Итак, я курсант? — предположил Конни, поочерёдно оглядывая всех ребят, что сидели и стояли вокруг него. Те единодушно закивали. Тогда парень продолжил: — Я девушка? — курсанты тут же отрицательно замотали головами. — Парень, значит, — резонно отметил Спрингер. В ответ на его замечание Эрен хотел что-то брякнуть, но сидящая подле него Дженни предусмотрительно ткнула парня локтем в рёбра, ведь Йегер славился тем, что частенько случайно мог ляпнуть подсказку. Поэтому, чтобы сохранить интерес к игре, Эрена приходилось сдерживать. Тем временем Конни продолжил: — Я сейчас есть в столовой? — Ну, разумеется, — ответил Армин. — Здесь весь корпус собрался. — А, ну да, — Конни задумчиво почесал затылок. — Так, а я вхожу в десятку лучших? — Да, — вразнобой ответили курсанты. — Каким-то чудом, — не сдержавшись, едва слышно прокомментировал Эрен и тут же словил очередной тычок острого локтя Дженни, которая предостерегающе сверкнула на него глазами. — Ух ты, — Спрингер радостно хлопнул ладонью по столу. По счастью, едкой фразочки Йегера он не услышал, однако тот факт, что загаданный ему человек входит в десятку лучших, существенно сокращал обхват его поисков. — Хорошо, а я сильный? Мускулистый? — Ну как сказать, — неоднозначно протянула слегка нахмурившаяся Мейер, — в целом, сойдёт для сельской местности. — То есть, не силач, — подытожил Конни. — Значит, не Райнер. Ну, может быть, я высокий? — Эмм, — задумалась Саша, — это смотря с какой стороны посмотреть. Не то, чтобы очень, но… — Но не Бертольд в общем, — понимающе закончил за неё Спрингер. — Какого-то странного парня вы мне загадали: ни рыба, ни мясо. Ну он хоть симпатичный? Эрен не выдержал и громко заржал. Армин с Марко многозначительно промолчали, спрятав свои улыбки в кружки с пивом. Выкручиваться пришлось Дженни и Саше. — Ну, ты знаешь, вкусы у всех разные, — уклончиво отметила Мейер и тут же по примеру парней поспешила отпить из кружки. — Да, кому-то, может, и нравится, — так же неуверенно добавила Браус. Выслушавший это Конни пришёл к следующему выводу: — Короче, не симпатичный он, значит, это не я, — парень вновь почесал затылок. — Блин, ну он хоть умный? Эрен сложился в повторном приступе смеха. Остальные же опять демонстративно уткнулись в свои кружки, однако плечи Дженни и Марко слегка тряслись от беззвучно хохота. Конни недовольно закатил глаза к потолку, приняв реакцию ребят в качестве ответа на свой вопрос. — Вы чего, прикалываетесь надо мной, что ли? Какого-то лоха стрёмного мне загадали! — возмутился Спрингер. — Не сильный, не высокий, не симпатичный, не умный! Да разве бывают такие неудачники? В этот момент на скамейку возле Дженни плюхнулся Жан, при этом ненароком пролив немного пива из своего стакана на стол. Мейер резко дёрнулась в сторону, дабы на неё не попали капельки хмельного напитка, но Кирштайн этого даже не заметил, обращаясь ко всем остальным курсантам: — О чём вы тут трындите? — полюбопытствовал он. И тогда до Конни, наконец, дошло, кого именно ему загадали. Он издал радостный возглас, ткнув пальцем в Жана, чем, естественно, привлёк к себе его внимание. Среагировал Спрингер достаточно быстро, сорвав со лба бумажку с надписью «Жанусик» и затолкав её себе в рот, ибо больше её выкинуть было некуда. Второпях бедный парень подавился, и Саша, используя это в качестве предлога, выволокла парнишку из-за стола и потащила в сторону бадьи с родниковой водой, дабы там откачать его и вернуть к жизни. Тем временем Эрен, непринуждённо насвистывая какую-то незамысловатую мелодию, отошёл в сторону, прихватив с собой Армина, а Марко под шумок как-то особенно незаметно растворился в толпе. — Ну что, моя боевая подруга, — Кирштайн мастерски проигнорировал дружное исчезновение других курсантов и зазывно поднял вверх кружку, при этом закинув свободную руку на плечо Дженни, — вот и настал конец! — А разве это не начало? — скептически скосившись на обнимающего её Жана, переспросила Мейер. Стойкий аромат хмеля, веявший от парня, не двусмысленно намекал, что за эту ночь Кирштайн успел выпить далеко не один стакан пива. Затуманенные поволокой глаза и развязная ухмылочка свидетельствовали о том же. Сама Дженни, честно признать, тоже не была трезва, как стёклышко, и на то была достаточно веская причина: алкоголь она пробовала впервые. Потому странное покалывание в кончиках пальцев и затуманенность в голове были для неё в новинку. — Для кого начало, а вот для тебя точно конец, — ещё шире усмехнулся Жан и, пользуясь ступором девушки, звонко чокнулся своим бокалом о её кружку с пивом, крепче притянув к себе растерянную Мейер. Под удивлённым взглядом девушки, он лихо залпом осушил свой стакан, не оставив там ни капли хмельного напитка, после чего удовлетворённо протёр уголок губ рукавом рубашки и обвёл осоловелым взглядом шумную столовую. — Ты пьян, Жан, — сокрушённо покачала головой Дженни, стараясь незаметно выбраться из неожиданно крепких объятий парня. Кто же мог предположить, что Кирштайн окажется таким не стойким по отношению к алкоголю? Кажется, парень явно перестарался, празднуя своё шестое место в десятке лучших курсантов. — Кто пьян? Я? — округлил глаза Жан, после чего удивление резко сменилось на его лице каким-то равнодушным смирением, и он безразлично пожал плечами: — Возможно. Но это неважно… Взгляни вон туда, — он качнул головой, указывая ей в дальний угол столовой. Дженни нехотя перевела туда взор, и увидела самую главную парочку их кадетского корпуса. Высокий и тёмноволосый Франц нежно обнимал со спины Ханну, поправляющую свой хвостик. Он тихо что-то нашёптывал ей на ухо, отчего девушка умилённо улыбалась, а взгляд её глаз постоянно метался из стороны в сторону. От созерцания этой преувеличенно романтичной картины Дженни отвлёк Жан, который пьяно прогнусавил: — Понимаешь о чём я? — Если честно, то нет, — перебегая взглядом с упомянутой парочки на Жана и обратно, протянула Мейер. Что именно имел в виду Кирштайн, ей было явно невдомёк, однако то, куда он клонит, совсем не нравилось Дженни. Одно было ясно: этот разговор не к добру. От пьяного Жана хорошего не жди. — Какая ты недогадливая, — недовольно буркнул Жан, качая головой. — Ладно, а если так? — ладонью, которой всё ещё держал кружку пива, Кирштайн указал в противоположной конец столовой, где спиной к столу сидел Райнер, воодушевлённо что-то рассказывающий стоящим подле него Томасу, Самуэлю и ещё нескольким парням. Как это водится у Дженни, увидев Брауна на мгновение выпала из реальности. Время шло, а она всё никак не могла к этому привыкнуть. Его взгляд, голос, мимика, движения — всё в нём моментально выбило её из колеи и повергало в ступор, лишая способности мыслить. — Ты ведь до сих пор ему не сказала, я прав? — Что?.. — переспросила Дженни заворожённо глядя на то, как Райнер залился хохотом, немного запрокинув голову назад. Для того чтобы слова Жана достигли сознания Мейер потребовалось время, а затем она, удивлённо округлив глаза, перевела взгляд с Брауна на Кирштайна. — Нет! Нет, нет, нет! Я думала, что ты забыл про это и прекратил меня доставать! — Доставать? — с нотками обиды в голосе переспросил Жан, а затем важно протянул: — Да я решил протянуть тебе руку помощи и раскрыть глаза! Ты должна ему признаться в своих чувствах! — Да тише ты! — зашипела на него Дженни, обеими ладошками закрывая рот парня, после чего спешно оглядевшись по сторонам, заметила лишь мирно о чём-то болтающих Конни и Марко, да удаляющуюся спину Бертольда, который направлялся к пивному бочонку. Облегчённо выдохнув, Мейер перевела пылающий взор светло-зелёных глаз на Кирштайна, который, лишённый возможности говорить, только сверлил девушку не менее горящим взглядом. — Скажи, ты бредишь?! Что за сумасшедшие мысли посещают твою пьяную голову?! — Дженни, очнись! — смахнув руки Мейер, осадил её Жан таким же яростным шёпотом. — У нас выпуск сегодня! Ты понимаешь, что это значит? Наш кадетский корпус распустят, мы разойдёмся в разные войсковые подразделения, и что дальше? Даже если и случится так, что вы выберите одни и те же войска, то это ещё не значит, что вас распределят в один район. Только представь, тебя отправят на восток, его на запад, и единственное, что тебе останется, так это мысль о том, что ты упустила свою возможность. Вот и будешь ты куковать вдали от своего ненаглядного, неся свою службу на разных концах мира и ожидая встречи, которая произойдёт, когда, — Жан выразительно стрельнул глазами, — никогда! Никогда, возможно, не произойдёт! И вот тогда ты вспомнишь меня и мои слова. Наплачешься ещё о том, что не послушала мудрых советов старины Жана. — О, тогда поведай-ка мне, старина Жан, — Дженни оглядела столовую, — почему ты сам ещё не признался Микасе? — А я что, сильно похож на Эрена? — Кирштайн как-то по-особенному горько усмехнулся, оперев локти о стол и спрятав лицо в ладонях. — В моём случае признание ничего не исправит. Здесь полный бесполезняк, — парень тяжело выдохнул, а Дженни с неожиданной ясностью осознала, что напился Жан вовсе не из-за того, что ему так уж сильно хотелось отпраздновать своё шестое место. Причина оказалась гораздо глубже. — Поэтому отстойно видеть, как вы двое упускаете свою возможность. У вас-то всё по-другому, — поднявшись из-за стола, Жан собирался уйти, но перед этим ободряюще похлопал девушку по плечу, как бы невзначай добавив: — Осторожнее, пиво больно забористое. Дженни удивлённо проводила взглядом удаляющегося Жана, который при том немного пошатывался. Этот вне всякого сомнения странный разговор оставил за собой послевкусие лёгкой горечи, как от мутного пива, что всё ещё плескалось в стакане девушки. В голове слабо мутилось, неприятный осадок как будто тихо нашёптывал ей обо всех скорбях неразделённой влюблённости, которая к тому же случилась в жизни Дженни впервые. Взор светло-зелёных глаз сам собой переместился со спины Жана на профиль Райнера, который периодически отпивая пива из большой кружки, отшучивался и посмеивался в беседе с Томасом и Самуэлем. Возможно, что Кирштайн не так уж и неправ? Мысль о службе на разных концах мира плотно засела в подсознании, а предстоящее расставание обрело конкретные очертания их военного рапорта. Одно лишь удивляло Мейер: как эта простая мысль до сих пор не пришла ей в голову? По глупости ли, по ветреной ли беззаботности — она упустила из виду эту важную деталь, которая теперь свалилась на неё с той сокрушительной внезапностью, с какой обрушивается оползень в горах. И глядя на то, как широко усмехающийся Райнер закатывал рукава своей рубахи, Мейер медленно поднялась из-за стола, готовая последовать совету Жана. А затем тут же резко села обратно на скамью, утыкаясь взглядом в тёмную поверхность деревянной столешницы. Ну до чего же она самонадеянно глупа! Разве может приличная девушка пойти и первой признаться парню в чувствах? Это ведь совсем не женственно, а решительные представительницы слабого пола к тому же отпугивают мужчин. Плохая идея, очень плохая, и ничего хорошего из этого точно не выйдет. Райнер — само воплощение мужественности, и он, наверняка, предпочитает скромных милых девиц. Вроде той же Кристы! А Дженни со своими постоянными неуместными выходками ну никак не вписывается в подобную категорию. А если она к тому же первая попытается проявить инициативу, то точно навсегда укоренится в глазах Райнера в качестве навязчивой нелепости. Но все мысли начисто вылетели из головы Дженни, когда Райнер привычно размял шею, положив на неё ладонь, а после слегка растрепал свои немного отросшие светлые волосы. Да пусть горят синим пламенем все эти ненавистные предрассудки и пережитки прошлого! В том, чтобы сообщить дорогому человеку о своих чувствах, нет ничего такого, за что Мейер можно осудить. И она не станет трусливо поджимать хвост, когда на кону лежит нечто необычайно ценное для неё, ведь через несколько дней, возможно, их пути разойдутся раз и навсегда. Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, Дженни махом решительно осушила кружку пива, не оставив в ней и капли, а после чего по примеру Жана отёрла губы рукавом блузы. От внезапно поступившего в организм хмеля, голова на мгновение пошла кругом. Но так было даже лучше. Поднявшись из-за стола, Мейер твёрдой походкой двинула по направлению к Райнеру, пробираясь сквозь толпы галдящих курсантов. Чем ближе она подходила к Брауну, тем сильнее подрагивали её колени, но она упорно шла. Не сдаваться её научили именно в академии. Не сдаваться — таков был последний приказ капитана Шадиса. Поэтому, не выпуская Райнера из виду, она упорно направлялась к нему, пусть походка её и стала несколько менее уверенной. Сам Браун долго не замечал девушку, и лишь тогда, когда она почти приблизилась к их веселящейся компании, цепкий взгляд его янтарных глаз выхватил из общего скопа новобранцев Мейер. И ему захотелось улыбнуться ей, помахать рукой или хотя бы просто кивнуть, но ничего из этого он сделать почему-то не смог. Словно ступор. Словно грозой посреди ясного бледно-голубого неба. Словно что-то, чего он очень ждал, но к чему оказался совсем не готов. Даже не глядя на ребят, он рефлекторно бросил им, что ему надо отойти, и, всё ещё не разрывая зрительного контакта с Дженни, он поднялся со скамьи и медленно двинулся к ней навстречу. — Можно тебя, — сиплый голос девушки немного подрагивал, и побороть это не представлялось возможным, — отвлечь на минутку? Поговорить. — Да, разумеется, — теперь Браун наоборот никак не мог поймать светло-зелёный взгляд Дженни, который неожиданно начал метать по столовой, и её нервозность передалась и ему тоже, словно заразительный вирус, из-за чего он как-то порывисто взлохматил волосы на голове. Но боевой дух Райнера никогда не угасал, потому он, легко коснувшись предплечья девушки ладонью, повёл её вслед за собой подальше от гвалта толпы подвыпивших курсантов. Остановившись подле расставленных у стены столов, он, полуприсев на один из них, произнёс: — Я тоже собирался поговорить с тобой. — Правда? — от удивления взгляд Дженни даже прекратил метаться из стороны в сторону, и она уставилась на блондина. — О чём? Может, начнёшь первым? — Ну уж нет, — Райнер не смог сдержать нервной ухмылки, принимаясь торопливо постукивать пальцами по гладкой поверхности стола. — Как мужчина, я должен уступить даме. — Весьма благородно с твоей стороны, — процедила Мейер окинув парня быстрым взглядом. После чего, глубоко вдохнув и выдохнув, она попыталась настроиться на предстоящий разговор. Что-то внутри неё тревожно зудело, заставляя нервничать всё больше и больше. Сама того не замечая, Дженни отбивала сбивчивый ритм каблуком полуботинка. Если бы не хмельная туманность в голове, вызванная выпитой залпом кружкой пива, то Мейер точно уже позорно сбежала бы подальше от пронзительного взгляда янтарных глаз. — В общем, я хотела, — она немного замялась, после чего, собираясь с мыслями, крепко смяла в пальцах плотную ткань тёмно-синей длинной юбки, — сказать тебе спасибо. — Сказать спасибо? — нахмурившись, переспросил Браун, от удивления даже перестав постукивать пальцами по столу. Замешательство, отразившееся на его лице, было чуть ли не написано печатными буквами. — Да, сказать спасибо, — с ещё большей неуверенностью поддакнула Дженни, переступив с ноги на ногу. Её ладошки, уже успевшие вспотеть, мелко задрожали, из-за чего она спешно спрятала руки за спиной, сцепив их в замок. — Ты мне, — взгляд коротко переметнулся со стены на лицо Райнера, и тут же испуганно перебежал обратно, — очень помогал… Всё это время. Во время тренировок и вообще в целом. И на финальном испытании. Я… Если бы не ты, я бы провалилась. Ты очень, — она сглотнула, — многое для меня сделал. И поэтому, я… — сердце начало стучать в несколько раз быстрее обычного. — Я очень тебе благодарна. Между ними повисло напряжённое молчание, во время которого особо отчётливо был слышен нестройный ритм, который Дженни всё ещё отбивала каблуком, и быстрое постукивание пальцев Райнера о поверхность стола. В отличие от Мейер, взгляд Брауна не метался по сторонам, а был словно приклеен к лицу девушки, и во взоре его отчётливо читалось не то недовольство, не то разочарование. А, может быть, и всё сразу. — Да ладно, — наконец, грубый голос Райнера прорезал их молчание, словно лезвием клинка. — Не стоит, правда. Я помогал тебе, потому что мне этого хотелось, поэтому не нужно меня благодарить. И, — прикрыв глаза, он почесал бровь костяшками пальцев, — это всё, что ты хотела мне сказать? — Ну, — протянула Дженни, и это междометье словно сыграло симфонию на его воспалённых ныне нервах. — Вообще-то, есть ещё кое-что, — девушка перекатилась с пяток на носки и обратно, а взгляд её глаз вновь начал метаться по столовой. В какой-то момент она увидела Жана, который издали с интересом наблюдал за этой сценой. Поймав направленный на него взор Дженни, он как-то ободряюще ей ухмыльнулся, отсалютовав кружкой, вновь наполненной пивом. Почему-то это придало ей смелости, и Мейер заставила себя взглянуть на Райнера. Его янтарные глаза, глядящие на неё в упор, действовали подавляюще, но, собрав все силы в кулак, она не отвела взор. — Это для меня очень важно. Наверное, стоило сказать тебе об этом давно. Но ты ведь знаешь, какая я трусиха, — Дженни слегка улыбнулась. Теперь, когда она почти на финишной прямой, говорить стало немного легче. — Сегодня наш выпуск, и теперь уже тянуть дальше нельзя. И я хочу сказать тебе, — она неуверенно коснулась его пальцев, которые незадолго до этого момента прекратили тарабанить по поверхности стола, — Райнер, ты был прав тогда, ты мне вовсе не чужой, и я теб… Что-то с силой врезалось в неё, и рефлекторно зажмурившая Дженни едва не отлетела в сторону. От падения её спасла крепкая хватка ладони Райнера, которой она до этого касалась. А следующим, что она ощутила, был неприятный липкий холод, опаливший грудь и живот. Распахнув глаза, Мейер оглядела себя и увидела огромное мокрое пятно, расползшееся по её блузке, из-за чего та прилипла к телу. Подняв растерянный взгляд вверх, она увидела не менее обескураженного Райнера, продолжавшего машинально держать её запястье в своей мёртвой хватке. Взгляд его глаз метался с девушки на стоящего подле неё сконфуженного Бертольда, держащего в руке большую пустую кружку, в которой секунду назад было пиво. Хувер смущённо чесал затылок, с досадой глядя на Мейер. А несколько в отдалении Жан, ставший свидетелем данного инцидента, сокрушённо прикрыл глаза ладонью. — Дженни, прости, — залепетал брюнет, оглядывая облитую девушку, — я споткнулся. Прости, пожалуйста! — Вот же… — обречённо протянула Мейер, свободной рукой стараясь безрезультатно стряхнуть влагу с мокрой насквозь блузки. Такого разочарования она не испытывала давно, и единственным желанием, которое сейчас теплилось в её душе, было содрать с себя пропитанную пивом тряпку и придушить ею Бертольда. — Берт, ты перепил, что ли? — раздражённо рыкнул Райнер, выпуская запястье Дженни из своей хватки. Пылающий взгляд блондина прошил друга насквозь, и в этот момент его желание абсолютно совпадало с желанием девушки, пусть он того и не знал. Разъярённо выдохнув, он плотно сжал челюсти, чуть не стирая зубы в порошок. Заметные желваки заходили на его скулах. — Да, видать, перебрал маленько, — Бертольд попытался натянуть улыбку, но это вышло у него достаточно плохо. Стараясь не смотреть на Брауна, он обратился к девушке: — Дженни, ты вся мокрая. Давай я провожу тебя в казарму? Хочешь? — Всё в порядке, — сухо откликнулась Мейер, стараясь отлепить влажную ткань от тела. До дрожи в коленях хотелось слинять отсюда в какой-нибудь угол и взвыть от досады, обиды и злости. — Я сама справлюсь, не стоит. — Точно? — для проформы уточнил Хувер, которого в действительности ответ Дженни и не больно-то волновал. — Да, — процедила она, а после коротко взглянула на Райнера. То же разочарование, что душило её, заметно тяготило и парня. Но мгновение было безвозвратно упущено, и, передёрнув плечами, Мейер развернулась и заторопилась в сторону выхода из столовой. Когда фигура Дженни растворилась в толпе, Браун перевёл взбешённый взгляд на Бертольда, который абсолютно спокойно глядел на него в ответ. Равнодушие Хувера раздражало ещё больше, и блондин, не сдержавшись, со злобой ударил кулаком в деревянную поверхность столешницы. Послышался неприятный треск, но никто не обратил на это внимание. Подобное проявление силы никак не повлияло на Бертольда, и он, совсем не впечатлённый, глядел на друга с тем же нервирующим безразличием, что и раньше. Краем сознания понимая, что этот немой конфликт всё больше и больше выводит его из себя, Райнер оттолкнулся от стола и двинулся к громкой толпе курсантов. Желание сильно пихнуть друга плечом было велико, но Браун сдержался и просто прошёл мимо, лишь наградив того напоследок пылающим взглядом. Ведь самой главной причиной его злости на друга было понимание того, что Бертольд прав.***
Праздничное настроение улетучилось, не оставив за собой и следа. Когда уже переодевшаяся Дженни покинула женскую казарму, единственным переполняющим её чувством было раздражение на весь белый свет. Выводило из себя практически всё вокруг, и даже казалось, что каждая мелочь была настроена против Мейер. Назойливый приторный запах черёмухи щекотал нос, и от него хотелось отмахнуться, но толку от этого никакого. Рубаха, которую она надела вместо мокрой блузы, была из более грубого материала и неприятно тянула в плечах. Громкий стрёкот сверчков, прорезающий густую тьму ночи, бил по ушам трелью расстроенного струнного инструмента. Торопливыми нервными шагами она направлялась обратно к зданию столовой. Желания праздновать и веселиться не было. Признаваться в любви — и подавно. Возникал вопрос, для чего тогда Дженни вообще возвращается? Ответ был до безобразия прост: ради недопитой бочки пива, которое Жан обозвал весьма забористым, и сейчас это казалось ей хорошим качеством для алкоголя. Она вообще-то не знала всех тонкостей действия алкоголя, но ходил слух, что он успокаивает нервы, поэтому она решила проверить эту информацию на прочность. К тому же, в книжках герои часто напивались с горя после неудач на любовном фронте, а Мейер сейчас оказалась как раз в подобной ситуации. Это будет выглядеть очень лирично, когда в будущем она станет вспоминать сегодняшний день. Поток сумбурных размышлений прервал тёмный силуэт, отделившийся от тени ближайшего здания. Дженни резко замерла, удивлённо воззрившись на эту фигуру, которая задорно ей помахивала. Она даже на всякий случай несколько раз поглядела по сторонам, дабы удостовериться, что внимание направленно именно на неё. — Что-то ты долго, — произнёс тёмный силуэт, и, наконец, вышел в свет ближайшего факела. Вестником ночи оказался беззаботно улыбающийся Марко. — Там веселье в самом разгаре, а ты тут мотаешься. — Да я просто… — залепетала Дженни, вспоминая свою вымоченную в пиве блузку, но потом лишь раздражённо махнула рукой. — А, неважно. Пойдём? Марко кивнул, и они теперь уже вдвоём двинули дальше в путь. От Мейер по-прежнему веяло всезжигающей нервозностью, и он отчётливо это ощущал. Он вообще был невероятно чутким и понимающим парнишкой, который относился к своим товарищам с преданностью и даже заботой. Ему казалось неправильным оставаться в стороне во время чужого горя, Ботт не мог не протянуть руку помощи, не мог бездействовать. И Дженни всегда поражалась его искренней бескорыстности. Такой, как сейчас. Приметив состояние подруги, Марко мог бы деликатно промолчать, но это было явно не про него. Почёсывая затылок, он сначала не очень уверенно начал рассказывать Дженни забавные случаи этого вечера. Постепенно, напряжение спадало, и Ботт с гораздо большей живостью вёл свой рассказ, приправляя его всё большими смешными деталями. Магия его голоса, словно поток родниковой воды, омыла девушку от невесёлых мыслей, заставив тихо и заговорщически посмеиваться эпитетам, которыми Марко награждал Кирштайна. — Ну и что ты думаешь? — весело говорил Ботт. — Жан, а ты помнишь, как много он выпил, кинулся на Эрена. У него и без того шансов почти не было, но Эрен к тому же почти не пил. Ну он его в общем-то и… Ты понимаешь. — Жан хоть живой? — переспросила Дженни. — Физически жив, но вот морально… уничтожен, — ответил брюнет. — Но это ещё не всё! Ты ведь знаешь, что эти двое не успокоятся, пока морды друг другу не расквасят в фарш. Так вот, закатывают они рукава и кидают опять друг на друга, как вдруг… Появляется чудо-рыцарь в сияющих доспехах! Спасая Жана от неминуемых гибели и позора, он с лёгкостью подбрасывает Эрена в воздух, потом мастерски закидывает его на плечо, и они вместе красиво уносятся в ночь. Теперь загадка: кто был рыцарем? — Райнер? — девушка произнесла первое имя, пришедшее ей в голову. — Пфф, — со смешком отмахнулся Марко, — Микаса! — Ты врёшь, — расхохоталась Дженни, пихнув парня локтем. — Да никогда! — со святой искренностью в голосе откликнулся брюнет. — Это чистая правда! А взгляд Жана, глядящего им след… Это стоило видеть. Хотя потом офицеры выгнали нас из столовой, мол мы слишком разошлись. — Стоп, — Мейер резко замерла. — А куда мы тогда идём? — Скоро узнаешь, — Марко резко дёрнул её за локоть, заводя за угол. Вдали от главной улицы, освещённой факелами, было темно, и Дженни неосознанно вспомнила об охотничьем ноже парня, который он всегда носит с собой на всякий случай. Теперь они брели где-то позади зданий военной академии, путаясь в высокой траве, до тех, пока внезапно не затормозили подле одного из них. — Пришли, — протянул брюнет, осторожно постучав в окно, из-за зашторенных занавесок которого пробивался слабый свет. После он немного громче позвал: — Открывайте. — Это же мужская казарма, — оторопела Дженни, нахмурившись. Но Марко не успел ей ответить, так как одна из занавесок слегка отодвинулась в сторону, и кто-то там внутри явно пристально оглядел двух вторженцев. После чего их, видимо, признали своими, и шторы отодвинулись в сторону, форточка распахнулась, а взору Дженни предстало ухмыляющееся лицо Жана. — Ну, Марко, тебя только за смертью посылать, — недовольно отозвался выглянувший из окна Кирштайн, прихлёбывая что-то из кружки. — Я тут уже плохого нафантазировать успел! Протянув Дженни руку, Жан выжидающе воззрился на неё, но та, однако, не спешила воспользоваться его помощью. Несколько секунд она с недоверием вглядывалась в ладонь парня так, словно эта рука однажды успела всадить нож в её спину. Но таковых случаев со стороны Жана ещё не приключалось, и Мейер решила, что доверять ему всё-таки можно. Ну, по крайней мере, в Марко она точно не сомневалась. Потому, наконец, ухватившись за протянутую руку, Дженни при помощи Кирштайн взобралась в окно и таким вот нестандартным образом вошла в мужскую казарму. Внутри царил шум и гам — весь сто четвёртый кадетский корпус перекочевал из столовой сюда. В воздухе отчётливо пахло хмелем и весельем. Все тумбочки, что только были в распоряжении курсантов, сгрудили вместе и заставили их графинами и бутылками, остатками какой-то еды, а вот одинокий высокий столик равнодушно отодвинули в сторону. В помещении было тесновато, потому разглядеть что-либо было сложно. — Вы все с ума посходили?! — опешила Мейер, оглядываясь вокруг. — Вы чего устроили? Повезло ещё, что вас офицеры до сих пор не застукали, иначе всех бы уже на гауптвахту отправили! Сильно на губу захотелось, что ли? — Да не кипишуй ты, — отмахнулся Кирштайн, уволакивая Дженни в сторону столов. — Смотри, чем я тебя угощу, — парень продемонстрировал ей глиняный кувшин и плеснул из него светлой прозрачной жидкости в стакан, после чего протянул его девушке. — Держи. Наслаждайся. — Что это? — Дженни принюхалась. Жидкость пахла резко, и девушка вздрогнула, отдёрнув от носа стакан, из которого всё ещё тянулся далёкий шлейф аромата ягод. — Вино? — она перевела недоверчивый взгляд на Жана и после его довольного утвердительного кивка слегка пригубила напитка. Вино неожиданно сильно обожгло язык и ударило резким вкусом. Скривившись, она слегка закашлялась. — Что за?.. Кислятина. — Ничего ты не смылишь, я так и знал, — высокомерно откликнулся Жан. — Это то самое белое Каранесское, о котором я тебе рассказывал. Привёз его из Троста, когда был в последнем увале. Но это неважно! Лучше скажи, — Жан доверительно приблизился к Дженни и склонился к ней, обдав девушку настойчивым запахом кислого вина. — Успела ль ты ему признаться? Или то был очередной провал? — Что значит очередной?! — тихо возмутилась Дженни, после чего сдавшись, сокрушённо покачала головой. — Полный провал, полный. Этот Бертольд, чтоб его титаны… Если бы не он, я бы призналась, я почти сказала это. Но, видимо, не судьба. — Судьба, не судьба, — монотонно протянул Жан, отпив из бокала. — Чушь это всё. Выброси из головы эти глупости и лети навстречу к своей радости! Любовь — это подарок небес, так отбрось все сомнения и распахни объятия для счастья… Кстати, а где твоё счастье? — резко прервав свой возвышенный монолог, парень принялся оборачиваться по сторонам, выискивая среди толпы объект своих рассуждений. В толпе Райнер обнаружился не сразу, ибо его светлая макушка, вопреки ожиданиям, не возвышалась над остальными курсантами. Браун удобно уселся на стул за тем самым одиноким высоким столиком, отодвинутым к стене за ненадобностью. Криво ухмылясь, блондин закатывал рукава своей рубашки, словно готовился к поединку. Следом внимание Дженни и Жана привлёк Эрен, который, притащив табуретку, поставил её подле того же самого столика и плюхнулся на неё прямо напротив Райнера. Мейер удивлённо покосилась на стоящего подле неё парня, и Кирштайн, также не понимающий в чём дело, просто пожал плечами, продолжив наблюдать за происходящим. Ещё более кровожадно усмехнувшись, Райнер слегка склонил голову набок, размяв шею. Однако Эрен не устрашился и, наградив блондина воинственным пылающим взглядом, поставил локоть правой руки на стол, и Браун тут же последовал его примеру. После чего ладони обоих парней сжались мёртвой хваткой. Дженни не могла поверить своим глазам: они действительно решили устроить соревнования по армрестлингу? — Ты тоже это видишь? — неверующе переспросила она у Жана. Ухватившись левой рукой за край опасно пошатывающегося стола, Эрен всем своим весом лёг на правую руку, стремясь наклонить руку Райнера к столу. Тот же, даже не пытаясь надавливать на руку Йегера, ухмылялся, без труда удерживая свою позицию. — К сожалению, вижу, — мрачно прокомментировал Кирштайн. — Вот придурок, он действительно думал, что уделает Райнера? — Жан хохотнул, иронично изогнув бровь. После чего, всучив опешившей Дженни свой бокал с вином, он деловито поправил свою жилетку и двинулся к двум соревнующимся парням. — Сейчас я разберусь. Держа в обеих руках по стакану, Мейер удивлённо хлопала глазами, глядя вслед удаляющемуся Жану. Тот, гордо пройдя к столику, положил свою ладонь поверх руки Эрена и начал помогать тому сокрушить Райнера. Теперь, когда давление со стороны соперника удвоилось, Брауну пришлось приложить силу, чтобы не оказаться поверженным. Кирштайн, поначалу решивший, что таким образом сможет продемонстрировать Йегеру свою мощь, сейчас как-то позабыл о громыхающем между ними конфликте. Да и Эрен, удившийся подоспевшей подмоге, моментально отбросил в сторону лишние эмоции. Оба парня поразительно быстро объединились в тандем и теперь старались общими усилиями уложить руку Райнера на стол. Но Браун не сдавался, принявшись прикладывать все свои силы против двух противников. Все три руки мелко подрагивали, вены вздулись, мышцы слегка перекатывались. Напряжение отразилось и на лицах курсантов. — Вот идиоты, — не удержалась от комментария Дженни и рефлекторно поднесла к губам свой стакан с вином, сделав один большой глоток. Напиток тут же обжог ей язык резким кислым вкусом, и она скривилась. — Гадость какая… Тем временем поединок троих армрестлеров не остался без внимания. С громким криком «Атас!» из толпы вынырнул Конни, а следом за ним показался и Марко. Особо не церемонясь, они шустро примкнули на сторону Эрена и Жана, положив свои ладони поверх их сцепленных рук и наваливаясь всем весом. Столь неожиданно появление подмоги вызвало смешки Эрена и Жана, а также заставило расхохотаться Райнера, который тут же утратил весь свой боевой настрой. Естественно под весом всех четверых парней, его рука обрушилась на стол, который сразу после этого опасно накренился. Послышался громкий деревянный хруст, с которым треснулся одна из длинных тонких ножек, после чего стол, окончательно сломавшись, повалился на пол, а вместе с ним обрушились и все пятеро курсантов, не переставая оглушительно хохотать. — Гауптвахта обеспечена, — тихо отозвалась наблюдавшая эту сцену Мейер, однако не сдержала тёплой улыбки, в которую губы растягивались сами собой. И вновь рука механически подняла стакан, но девушка вовремя успела себя одёрнуть: хватит с неё на сегодня этого «чарующего» вина. Когда отсмеявшиеся армрестрлеры, наконец, поднялись с пола, первым делом, особо не заморачиваясь, отпихнули останки поломанного стола под одну из кроватей. Под громкий гогот и шутливые выкрики, они ещё пытались как-то оправдать свою выходку. А потом Конни неожиданно извлёк откуда-то гитару и, пару раз брянкнув, проверил настроены ли её струны. Убедившись в готовности инструмента, он принялся наигрывать какую-то незамысловатую мелодию, напевая при этом знакомую армейскую песню. Это подкупило и всех остальных курсантов, которые, рассевшись по кроватям, принялись слушать. Парнишка не обладал невероятно шикарным и красивым голосом, однако у него был хороший слух, а весёлые и задорные нотки его пения неизменно очаровывали всех, и вот уже бывшие новобранцы не заметили, как принялись притопывать или прихлопывать в такт мелодии, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Некоторые исполняемые им песни они знали хорошо, другие чуть похуже, но атмосфера захлестнула всех с головой. — Ведь я солдат, люди! — вместе с Конни припев хором запел весь сто четвёртый кадетский корпус, ибо эта песня была любимой у всех без исключения. — А это значит, что не страшны мне ни горе, ни беда! Ведь я солдат, люди, солдат не плачет! И не теряет бодрость духа никогда! Песни лились бурным потоком. То и дело с разных сторон слышался весёлый смех. Кто-то периодически громко и заливисто посвистывал. Раздавались подбадривающие и призывные окрики. Спустя ещё несколько песен гитара перекочевала из рук Конни в руки Марко. Вместе с музыкантами сменилась и атмосфера. Ботт, тихо наигрывая медлительные красивые мелодии, напевал романсы. В этот момент хорошо знакомый всем Марко, добряк и простак, показался совершенно другим человеком. Он пел столь проникновенно, что многие поразились широте его души, возвышенности. Дженни мысленно отметила, что будущей избраннице Марко очень повезло, ведь таких романтичных парней ещё нужно поискать. По завершении своего выступления, Ботт сорвал целый шквал аплодисментов. Затем, когда намучившуюся гитару отложили в сторону, все собравшиеся в мужской казарме курсанты ударились в воспоминания обо всех трёх годах службы в военной академии. Болтуны громко рассказывали забавные ситуации, которые происходили в их кадетском корпусе. Шутники то и дело разбавляли их речь смешными комментариями. А молчуны, улыбаясь, слушали. Бывших новобранцев то распирал задорный смех, то одолевала светлая грусть. Никто так и не мог до конца поверить, что завтра им придётся навсегда распрощаться со ставшими родными стенами военной академии, к которой неожиданно захлестнула волна обуреваемой благодарности. Удобно умостившаяся на одной из кроватей Дженни чувствовала себя на своём месте, сидя между Райнером и Армином. На полу перед ними устроился Эрен, широко улыбающийся и что-то приговаривавший им. На душе Мейер было так спокойно, как не было довольно давно, и она запоздало поняла, что в военной академии обрела дом, который когда-то давно потеряла в Шиганшине. Но далёкая трагедия сейчас казалась мифом, не более. Реальной была лишь мужская казарма и заполнившие её люди: друзья, товарищи, сослуживцы. На сердце было так легко, Дженни ничего не тревожило. Более того, её переполняло ощущение, что она сможет справиться со всеми неприятностями, какие бы не ждали её в будущем. Лёгкие дуновения тёплого ветерка сквозь раскрытую форточку приносили с собой далёкий аромат черёмухи, который пьянил пуще белого Каранесского вина. Стрёкот кузнечиков звучал переливчатым аккомпанементом, задавая особый антураж. В этот момент Дженни была просто счастлива. Всё было хорошо.