***
На деревню спустились сумерки. Закат медленно скрывался за снежным горизонтом, а в домах один за другим зажигался свет. По пустынной улице гулял свистящий ветер, скрипя хлипкими калитками и накренившимися заборами, в то время как Пак по-прежнему сидел на крыльце, начищая тряпицей поблёскивающий в закатных лучах меч. Сталь приятно холодила кожу, успокаивая расшалившиеся ещё с утра нервы, благодаря чему альфа наконец смог выдохнуть, выпуская в сумрачный воздух полупрозрачное облачко своего дыхания. Из-за приоткрытой двери дома доносился голос Ухёна, не оставляющего в покое свой лук, и это невольно отвлекало от тяжёлых мыслей, вызванных напряжением перед предстоящим разговором. Омега и альфа негласно перенесли его на более позднее время, когда мальчишка уснёт крепким сном, не имея возможности услышать что-то лишнее, и Чанёля такой вариант устраивал целиком и полностью. Особенно сейчас, когда каждое их взаимодействие с Бэкхёном превращало всё вокруг в пепелище. Конечно, Пак понимал, почему с ними это происходило. Старые обиды не упускали возможности дать о себе знать, и Чанёль откровенно устал сдерживать эти порывы за время пути от Клевера вплоть до Межи. В крепости внутри альфы будто что-то надломилось, взыграла уязвлённая семь лет назад гордость, и мужчину дико раздражало это демонстративное отрицание со стороны Бэкхёна, как бы альфа не понимал, что омеге сейчас не легче. Истинность душила, подобно болезни, с которой каждый из них не в силах был бороться, несмотря на всю силу воли, бушующую пожаром в груди у обоих. Им просто стоило признать, что не всё в этом мире поддаётся самоконтролю, и тем более теперь, когда их совместное проживание явно не ограничится лишь парой дней. Чанёль не хотел бы думать, что всё это — предпосылки кровавой войны внутри стаи, но именно об этом говорили вспыхивающие в королевстве бунты и тот факт, что законный правитель сейчас лишь прятался в глубинах Севера, не пытаясь предотвратить надвигающийся кошмар. И Пак омегу не винил, прекрасно понимая его мотивы и внутренние тормозящие механизмы, не позволяющие действовать безрассудно. Альфа по голубым глазам видел, как отчаянно Бэкхён вгрызался в шансы на выживание, и не упрекал за проявленную трусость. У мужчины не было детей, но он осознавал, каково это, когда им грозит опасность. Что-то интуитивное внутри порождало это понимание, и Чанёль ему не противился, разделяя с омегой все эти переживания и откровенный страх. Возможно, виной тому была всё та же истинность — Пак в этом не копался, но именно этому её влиянию альфа не противился каким-то естественным образом. Словно так и должно было быть. Словно они и не чужие ему вовсе. И Пак не спешил душить в себе это ощущение, вопреки громыханию внутренних протестов. За спиной скрипнула дверь, отвлекая от не радужных мыслей, в то время как Чанёль лишь сейчас заметил, что диск светила скрылся за белёсым горизонтом почти полностью. — Если ты снова не одет, иди в дом, — глухо бросил Пак, краем уха улавливая оборвавшийся звук мягких шагов. Впрочем, после мгновения сомнений поступь вновь возобновилась, вслед за чем на ступеньки опустились облачённые в тёплую обувь ноги. Бэкхён молча сел рядом и протянул альфе кружку с шлейфом тёплого пара, отдающего пряными запахами трав. — Исин попросил принести, — предупредил Бэк, кутаясь в тёплую накидку. Зарывшись носом в шерсть на воротнике, омега обнял себя руками и с любопытством взглянул на чужой меч, в сомнениях пожевав нижнюю губу. — Син не изменяет своим методам, — взглянув на кружку в своих руках, хмыкнул Пак и с улыбкой добавил, — семь лет назад он мирил нас этим же способом. — Но стоит отдать ему должное, этот метод работает, — ответил омега, ловя на себе чужой взгляд. Выдержав зрительный контакт с минуту, оба отвернулись почти синхронно. Чанёль продолжал натирать меч, в то время как Бэкхён взял в руки поставленную им на ступеньки кружку. — Прости за сегодня, ты был прав, — заговорил Бэк через какое-то время, осторожно пригубив чужой напиток. Заметив позволяющий кивок краем глаза, омега начал поглощать отвар куда смелее, облизывая покрасневшие губы на последнем глотке. — Я порой забываю о… всём происходящем. Мы не застрахованы от опасности даже здесь. — А я всё ещё не знаю почему, — со вздохом напомнил Пак, откладывая начищенный меч на ступеньки. — И если ты думаешь, что я опасаюсь мятежа, то ошибаешься. Ты как никто другой знаешь, чем сулит вторжение Южан на наши земли. А я видел, какими способами они укрощают непокорных, и твоя молчанка уж точно ситуации не поможет. Они вырезают Северных, как скот. И вырежут всех, если ты продолжишь поджимать хвост. — Ты не понимаешь, — Бэкхён опустил голову. — У меня есть сын, и я не хочу… — Твой сын — законный наследник престола. Он — Светлый, как и ты. И место Светлых уж точно не в глухой деревне на отшибе территории Долины, — твёрдо ответил Чанёль и положил руку на чужое плечо, чуть сжимая его поверх накидки. — Расскажи мне, и мы вместе решим, что с этим делать. Я привёз вас сюда не для того, чтобы потом выбросить за порог, как беспризорных щенят. Я хочу вам помочь, и мне не нравится то, как упорно ты отказываешься мне довериться, хотя уже сделал это ещё в Клевере. Бэк, — скользнув рукой ниже, альфа накрыл ладонью замок чужих рук и расслабил закаменевшие пальцы, — не бойся. Страх именно то, чего от тебя ждут волки, покусившиеся на ваши с Ухёном жизни. И они попытаются ещё раз, если ты… мы продолжим бездействовать. Ты не один. Если не все, то я буду на твоей стороне, что бы ни случилось, — заверил Чанёль, взглядом не позволяя омеге отвернуться. Сомнения читались на бледном лице по едва дёргающимся уголкам губ и почти неощутимому подрагиванию тонких пальцев, поэтому мужчина сжал омежьи руки чуть крепче. Бэкхён набрал в лёгкие воздуха, готовясь наконец дать свой ответ, когда за их спинами приоткрылась дверь, и на улицу высунулась лохматая головка Ухёна. Альфа тут же выпустил чужие руки, подхватывая свой меч, а омега предпочёл занять ладони давно опустевшей кружкой. — Что такое? — ласково спросил омега у сына, поворачиваясь к нему вполоборота. — Спать хочу. Ты обещал мне историю, — негромко ответил мальчишка, потирая слипающиеся веки. Видеть такого щенка было непривычно, словно источник энергии в нём по щелчку потух, превращая всегда активного ребёнка в нечто мягкое и трогательное. — И правда, совсем забыл, — Бэк хлопнул себя по лбу, — я… — Не стой на холоде, папа сейчас придёт, — заговорил Чанёль, жестом наказывая щенку зайти обратно в дом. Мальчишка послушно кивнул, скрываясь за дверью уже через мгновение, в то время как Бэкхён спешно засобирался, вставая с припорошённых снегом ступенек. — Я уложу его и… — Встретимся на кухне, — кивнув, ответил Пак и мягко улыбнулся. — Иди. Поймав благодарный взгляд, Чанёль проводил фигуру омеги и наконец встал со ступенек, взъерошивая полувлажные от снега волосы.***
Дом почти полностью затих, когда звонкий голос Ухёна стих где-то на втором этаже. Неугомонный мальчишка наконец заснул, позволяя тишине воцариться вокруг, и Чанёль не сказал бы, что это особо способствовало его самообладанию. Отвлечься не позволяло даже методичное натирание крынок досуха, что вскоре заметил Исин, промывая тарелки в небольшой лохани. — Мне стоит уйти? — негромко спросил лекарь, вручая альфе последнюю деревянную миску. Чжан вытирал влагу с рук, пока мужчина обдумывал ответ, сведя брови на переносице. — Нет, останься, — наконец заговорил Пак, ставя миску на подсвеченную горящими свечами полку. — Чёрт его знает, как я на всё это отреагирую. — Думаешь, всё так плохо? — На Светлых открыли охоту, Исин. Что может быть хуже этого? — отозвался Чанёль чуть резче, чем следовало, за что тут же извинился взглядом и мгновенно напрягся, почувствовал прикосновение к плечу. — Для начала выслушаем его. И ты пообещаешь мне, что не начнёшь действовать необдуманно, — строго предупредил Чжан, отпуская плечо альфы в момент появления в дверях кухни худой фигуры Бэкхёна. Омега несмело ступил за порог, словно готовился к настоящей казни, и у Чанёля от этого груз на душе легче не становился. Каких размеров этот груз у Бэка, мужчина и представить боялся. — Заснул? — миролюбиво поинтересовался Исин, в приглашении указывая омеге на место за столом. — Мигом, — кивнув, ответил Бэкхён, сцепляя пальцы в замок. — Если бы он так быстро засыпал и в Доме, моя жизнь была бы значительно легче, — добавил он с улыбкой, скрывая смешок за ладонью. — В Долине щенки почти все такие. Днём покоя не дают всем и каждому, а стоит лишь стемнеть — засыпают без задних лап. Не знай я вас лично, подумал бы, что Ухён местный. — Думаю, он просто не привык выплёскивать столько энергии за день, — согласился Бэк и едва вздрогнул, когда Чанёль громыхнул чем-то на столе. Альфа с извинением обернулся и сложил руки на груди, требовательно взглянув на омегу. В комнате горели свечи, озаряя ночной полумрак мягким свечением, отчего светлые волосы Бэкхёна казались чисто золотыми, блестя в тусклых световых лучах. Омега сидел сгорбившись, всем своим видом показывая нежелание говорить, и Пак, кажется, был близок к тому, чтобы плюнуть на всё и отпустить Бэка в очередной раз. Мужчина терпеливо сжимал кулаки, приказывая себе не забирать у омеги последние секунды, и почти махнул на всё рукой, когда Бэкхён неожиданно выпрямился, шумно выдохнув перед этим. — С чего мне начать? — голос Бэк старался держать ровным, однако Чанёль всё же слышал в нём нотки надломленности и даже гнусавости, выдающей чужие слёзы, но омега не плакал, лишь смотрел прямо перед собой, борясь с собственными страхами. — Попробуй начать с чего-то хорошего, — подсказал Исин, улыбнувшись уголками губ в знак поддержки, на что Бэкхён вскоре кивнул, задумываясь на секунду. — Виол готовился проводить ежегодный королевский бал, — облизав губы, начал Бэкхён, вздохнув как-то обречённо. Омега, в принципе, хорошо держался, если бы не тонкие нотки волнения в густом запахе роз, легко улавливаемых стоящим неподалёку Чанёлем. Казалось, альфа чувствовал каждую составляющую в этом аромате, отчего сжал челюсти до проявления желваков, приказывая себе успокоиться. Бэк тем временем продолжал, переведя взгляд на свечу в центре стола и чуть дрожащий огонёк на обугленном фитиле. — Вся столица была занята приготовлениями и Родовой дом в том числе. Всё было… слишком спокойно. — Словно затишье перед бурей, — добавил Пак себе под нос, ловя мимолётный взгляд Бэкхёна. — Да. И я не знаю почему не понял этого раньше. — Это произошло на балу? — спросил Исин, накрывая омежьи руки. Те были холодные, как лёд, из-за чего лекарь бросил на Чанёля взволнованный взгляд, но тут же осёкся, замечая, что альфе было ничуть не лучше. — Нет, после, — Бэкхён мотнул головой. — Это произошло поздним вечером, когда все гости давно покинули город. — Выжидали, когда в Доме не останется никого, кроме Светлых, — глухо прорычал Пак за омегу, после чего прикрыл глаза, позволяя продолжить. — Днём я ничего не почувствовал. Гвардейцы вели себя обычным образом, ничего не предвещало беды, но ближе к ночи… — Омега на секунду затих. — Сначала я услышал треск огня… — Пап? Омега обернулся на тихий голос сына и вопросительно склонил голову в бок, наблюдая за тем, как ребёнок тискает в ручках одну из подаренных на балу игрушек. Тряпичный волк «бежал» по снежным холмам из одеяла, в то время как Ухён задумчиво смотрел на игрушку из чёрного материала с красными точечками вместо глаз. — Почему этот волк такой странный? — взглянув на родителя, спросил мальчишка, насупив аккуратный носик и бросив игрушку перед собой. Волк, однако продолжал «смотреть» прямиком на маленького альфу, словно возмущаясь подобным вопросом. — Разве? — Бэкхён опустился на подоконник и едва улыбнулся, наблюдая за потугами сына выиграть у игрушки игру в гляделки. — У него тёмная шерсть, но она темнее, чем у крестьян. А ещё у него красные глаза. Разве такие бывают? — Эту игрушку тебе подарил странник, — напомнил омега, кивая на лежащего волка. — И можно предположить, что он видел таких волков. — Я ему не верю, — ответил Ухён, деловито сложив ручки на груди. — А сам я таких не видел. Значит, их нет! — А если я скажу, что видел их? — хитро прищурившись, произнёс Бэкхён, ловя недоверчивый взгляд ребёнка. — И мне не поверишь? — Где ты мог их видеть? В Виоле их точно нет! — Не спорю. В столице таких волков и правда нет. Они куда дальше отсюда, — продолжал омега, оттолкнувшись бедром от подоконника. Приблизившись к кровати, Бэк опустился на её край и чуть приподнял подол лёгкого платья, поджимая под себя одну ногу. — В нашем королевстве, помимо Юга и Межи есть ещё земли. Во-он там, — омега указал в сторону окна и мельком взглянул на щенка, легко угадывая его заинтересованность. — Это Север. — А почему мы туда не ездим? — подсев к родителю ближе, Ухён не переставал задавать вопросы. — Эти красноглазые волки опасны? — Нет. Они не опасны для нас. Для кого угодно, но только не для нас. — Почему? — Дедушка не рассказывал тебе историю об одиноком волке? — Бэкхён вздохнул, получив отрицательный ответ, и протянул руку, без слов позволяя ребёнку прижаться к его боку. Щенок тут же обнял родителя поперёк пояса и поудобнее уместил щёку на его животе, показывая готовность слушать. — Это о-очень старая история. Её рассказывал ещё твой прадед, а потом её внесли в сборник легенд. — Рассказывай! Я хочу знать о них всё! — воскликнул Ухён, подвинув к себе красноглазую игрушку. Бэк же потрепал сына по волосам и поспешил начать. — Давным-давно, когда волки жили разобщёнными стаями, мир тонул в бесконечных войнах и кровавых побоищах в борьбе за территорию и добычу. Стаи грызли друг друга, брат шёл против брата, и никто не мог это прекратить. Сражения росли, кровь пропитывала землю, а могучие леса, веками скрывающие волков от холодов, начали гореть. Огонь пожирал целые рощи, лесные склоны полыхали в языках пламени. Убивающие друг друга волки сгорали живьём, оставаясь на сырой земле горстями пепла, и тогда появились они. — Кто? — Ухён поднял на омегу любопытный взгляд. — Огненные. Волки из пепла и искр, способные проходить сквозь огонь без единого ранения. — Они всех спасли? — Спасли. Огненные провели волков сквозь пламя горящих лесов и вывели на бескрайние просторы Северных земель. Утонувшие в огне рощи остались далеко на Юге, территорий и добычи на просторе было огромное множество, но алчным волкам было мало этого, и они возобновили войну против друг друга. — Как же они всех не перебили? — Они были близки к этому. Огненные были больше не нужны. У них не было цели жить, отчего один за другим они обращались в пепел, из которого однажды родились. Мир вновь утопал в хаосе, пока на Севере не остался последний Огненный волк. Его жизнь тлела, подобно догорающему угольку, но этот волк боролся. Он отшельником скитался по Северным землям, ступал лапами по окровавленному снегу и без конца выл на Луну, прося у неё спасения. — Луна его услышала? — Да, — Бэкхён улыбнулся и погладил сына на волосам. — Волку осталась последняя ночь, которую он решил провести на высоком обрыве. Волоча лапы из последних сил, волк рухнул на самом краю обрыва, освещаемого жёлтым диском Луны, когда в её свете что-то будто бы блеснуло. Волк решил, что за ним пришла Смерть, поэтому покорно склонил морду к земле, смирившись со свей участью, но ничего не произошло. Наоборот. Его лапы окрепли, в теле вновь чувствовался истинно огненный жар, а чёрная шерсть вновь заискрилась как прежде. Полный жизни волк поднялся с земли, желая отблагодарить существо, спасшее его жизнь, но увидел перед собой лишь маленький комочек золотой шерсти. Это был Светлый щенок — сын Луны и Солнца, двух светил этого мира. Но он был слишком слаб, чтобы выжить в суровых условиях Севера. Огненный не мог оставить его на том обрыве, поэтому он решил отблагодарить его защитой. Чёрный волк стал его тенью. Следовал за его светом шлейфом огня, пока они вдвоём не пронеслись по всем уголкам волчьих земель, оживляя некогда почивших волков. Стая росла с каждым днём, Светлые вели её за собой, а Огненные неизменно шли по правую лапу от них. — Так значит, эти Огненные — наши защитники? — Ухён встрепенулся, хватая с покрывала свою игрушку. — Защитники, — ответил Бэкхён, твёрдо кивнув, и поднялся с кровати, вновь удаляясь к окну. — И именно поэтому странник подарил тебе эту игрушку. Теперь она — твой оберег. — А если я встречу Огненного, он меня защитит? — Защитит, и в игрушке уже не будет надобности, — заверил омега и улыбнулся, замечая блеск в детских глазках. Мальчишка вскочил на постели и выставил перед собой игрушку, явно не желая отправляться спать в свои покои, что Бэкхён тут же пресёк, сменив миролюбивый тон на строгий и даже немного жёсткий. — А теперь, Ваше Высочество, извольте отправиться спать. — Не хочу-у! Расскажи ещё историю! Про Огненных, — не унимался Ухён, прыгая на перине вместе с тряпичным волком. — Ну уж нет, скоро сюда придёт Лухан, и я не стану запрещать ему дёргать кое-кому уши, — деланно зловеще пригрозил Бэкхён, и ему стоило немалых усилий не усмехнуться на то, как резко мальчишка прижал ладошки к своим ушам. Омега и сын боролись взглядами несколько секунд, после чего щенок всё же сдался, нехотя спрыгивая с кровати. Бэк уже намеревался пойти провожать сына, так и не дождавшись прихода слуги, однако замер на полшага, навострив дёрнувшиеся под волосами уши. Жестом попросив Ухёна никуда не уходить, омега медленно приблизился к окну, откуда секундой назад услышал знакомый, приглушённый ветром треск. — Пап? — А знаешь, — заговорил Бэкхён, повернувшись обратно к сыну. Омега натянул улыбку и опустился на корточки перед щенком, кладя руки на детские плечики. — Я не против ещё одной истории, — закончил Бэк, улыбаясь чуть шире в ответ на радостный смех Ухёна. Уложив его в постель, омега незаметно нашарил под кроватью меч и крепко сжал рукоятку, не сводя взгляда с окна, за которым медленно разгорался некогда цветущий сад. — В тот момент я заподозрил нечто нехорошее, — Бэкхён продолжал, низко опустив голову и стискивая сцепленные в замок пальцы. Легче не становилось даже благодаря Исину, поглаживающему его руку, но омега продолжал цедить слова сквозь зубы. — Пожар намеренно не тушили. С улицы то и дело доносились крики и звон схлестнувшихся мечей. Мне это не нравилось, но я понимал, что сбегать сейчас — всё равно что кинуться с места в карьер. Я не знал, что происходит за стенами Дома. Всё, что я мог — это сохранять спокойствие перед Ухёном и не пугать его раньше времени. — Вы ждали гвардейцев? — Чанёль стоял на своём месте недвижно. Пальцы в сжатых кулаках почти полностью слились с цветом рубахи, однако мужчина не чувствовал боли. Болело лишь где-то внутри от понимания, что всё услышанное — лишь начало этого кошмара. — Да. Я надеялся, что кто-то из стражи сообщит мне о произошедшем, но к нам не пришёл даже Шивон… — И как вы узнали о мятеже? — Прибежал мой слуга. Лишь с его слов я узнал, что мятежники убили моего отца, а остальных заперли в хлевах. Я даже не знаю, живы ли они. Не исключено, что их заперли там, чтобы сжечь заживо, — закончил Бэкхён, срываясь на последнем слове. Голос предательски стих, надломился, точно тонкий, переломившийся прут, и омега чувствовал, как нечто подобное происходило и с его внутренним стержнем. В кухне повисла тишина, лишь огоньки на свечах взволнованно дрожали, а об окна бил снежный ветер начавшейся метели. Ночь была точно такая же — тёмная, промозглая и зловещая. — И вы сбежали, — продолжил за омегу Чанёль, видя, как тяжело тому продолжать, но он просто должен был довести этот разговор до победного, чтобы поставить в этой пытке жирную точку. — Почему вы сбежали из Родового Дома, не задумываясь? Вожак… это он поднял восстание? — Пак эти вопросы задавать не хотел так же сильно, как и слышать на них ответы, но продолжал докапываться до истины, желая наконец дать трезвую оценку своим догадкам. — Бэкхён, — проговорил альфа твёрдо, приказывая омеге посмотреть ему в глаза, — вожак открыл охоту за вашими головами? — Но как такое возможно? — неуверенно пробормотал Исин, бегая ошарашенным взглядом по столешнице. — Зачем ему мятеж, когда он держатель власти? — Он Южанин, — ответил Бэк раньше Чанёля, глубоко вдохнув, точно перед прыжком. — Наш союз с ним — тропа мира, проложенная нашими королевствами в попытке прекратить кровавую войну. В это верили все. И я тоже верил, — добавил омега чуть тише, с опаской взглянув на Пака. — Я действительно считал, что этот брак спасёт наши стаи от вымирания, но… со временем я начал осознавать обратное. — То есть? — Исин вопросительно заломил бровь и сжал омежьи пальцы чуть крепче. — Ему претил тот факт, что слово Светлых весомее слова вожака. Он ненавидел тот факт, что Родовой дом — мой целиком и полностью. Сначала я думал, что всему этому виной избалованная южная жизнь, но… позже… Он всё чаще называл Северных сбродом, выродками, и это наталкивало меня на некоторые мысли. Он не признавал Ухёна своим сыном лишь потому, что тот внешне — Светлый. Моя плоть и кровь с головы до пяточек. Он зверел от этого факта и… — Что он делал? — Чанёль оттолкнулся бедром от печи и опёрся руками о стол, глядя на омегу сверху вниз. От догадок внутри всё выжигало неукротимым пожаром, и Пак до последнего надеялся, что ошибся. — Чанёль… — Исин попытался его успокоить, заметив, как сжался Бэкхён под его взглядом, но тут же замолк, когда альфа ударил по столу совсем рядом со сцепленными руками омег, вынуждая лекаря в испуге выпустить ладони Бэка из своих. — Что. Делал. Этот. Сукин. Сын? — голос мужчины гремел, подобно июньской грозе, сотрясая воздух вокруг, точно выжигая. Свеча на столе вспыхнула неестественным жаром, а в угольных волосах Пака будто бы заискрили маленькие огоньки. Красные глаза горели, словно два адских котла, и Бэкхён было откровенно страшно открывать рот в эту минуту. Омега лишь молча распустил шнуровку на груди, спуская с плеча рукав свободной рубахи, где на коже вились уже знакомые мужчине шрамы. — Это моё наказание. Лишь одно из немногих, — просипел Бэк едва слышно и невольно задержал дыхание, уже не сдерживая подкатывающего к горлу скулежа, когда Чанёль сорвался с места со звериным рыком. В передней хлопнула дверь, запуская внутрь свистящий ветер, после чего Бэкхён вскочил с лавки, выбегая из кухни, вопреки предостережениям Исина. Не слыша лекаря и собственного внутреннего голоса, омега вылетел на крыльцо босиком, не мешкая при виде сильной волчьей спины. Огромный чёрный волк клацнул зубами, ступая тяжёлыми лапами по снегу, и двигался к хлипкой калитке, прожигая следы под собой. Снег таял до самой земли, чернея тёмными пятнами во мраке ночи, в то время как Бэк не чувствовал ни кусачего холодного снега под ногами, ни раскалённой, словно догорающие паленья, земли. — Чанёль! — крик тонул в метели, забирающейся под подол тонкой рубахи болезненным холодом, однако омега продолжал упорно бежать следом за утробно рычащим зверем. Волк его не замечал. Красные глаза смотрели куда-то далеко вперёд, словно пытаясь сжечь горизонт дотла, но Бэкхёна это не пугало. Уверенность, что Пак ему не навредит, толкала хрупкое тело всё дальше вперёд, пока ему наконец не удалось встать прямо напротив разъярённого зверя. — Чанёль, — омега позвал ещё раз, не чувствуя, как немели пальцы на ногах, стоя прямо на снегу. Бэкхёна не защитила бы даже рубаха на нём, сейчас лишь струящаяся по телу следом за направлением ветра. Волк стоял в полуметре, продолжая клацать острыми клыками едва ли у омеги не перед носом. Звенящий в глотке рык глушил своей злобой, а лапы продолжали сгребать землю под растаявшим снегом. Бэкхён видел, как горело чужое пламя где-то под чёрной шерстью, но даже при этом омега робко поднял правую руку, медленно дотягиваясь ею до волчьей морды. — Чанёль… — голос сорвался на хриплый шёпот, а слёзы, струящиеся по щекам, обжигали куда сильнее огня в красной радужке чужих глаз. Омега не чувствовал пробравшего до костей холода, не слышал угрожающего рыка и стука волчьих зубов. Бэкхён продолжал тянуть руку к агрессивно поджатым ушам, пока наконец не коснулся жёсткой шерсти одними только кончиками пальцев. — Тише. Ти-ише. — Шёпот выходил сбивчивый, срывающийся на окончании слов, в то время как в красных глазах зверя всего на мгновение, но всё же промелькнуло нечто осмысленное, родное омежьему сердцу. Сделав навстречу ещё один шаг, Бэк смелее вплёл пальцы в чужую шерсть и шумно выдохнул, услышав скулёж, сменившийся на пугающий рык. — Всё хорошо, Чанёль, слышишь? Всё хорошо. Волк переступил с лапы на лапу, после чего медленно моргнул, словно просыпаясь. Вновь проскулив, зверь медленно опустился перед омегой на полурасстаявший снег, и будто бы извиняясь, лизнул замёрзшие пальцы его ног, укладывая морду на лапы. Альфа поджал уши, стоило Бэкхёну опуститься на снег коленями и полноценно обнять волка за шею, пряча покрасневший от слёз нос в густой, согревающей шерсти.