Pawn's story

      То, что у молодой герцогини неприятности, понимает даже он — как уж тут не понять, когда ее отправили в дальнее поместье и держат там под строгим присмотром стражи.       То, что Мастер захочет помочь ей, он понимает тоже — понимает, как факт, но никак не может объяснить самому себе, почему она это делает. Почему она делает это после того, что из-за этой самой герцогини, у которой теперь неприятности, сделали с ней.       Спрашивать об этом правда не решается — боится, что даже при том, насколько он уже научился понимать людей, сейчас — не сможет этого сделать.       Не решается он спрашивать и о том, что произошло в поместье, в которое он с двумя другими прислужниками пробрался через старые тоннели для сточных вод, которые теперь облюбовали под свое логово бандиты. Сначала было просто некогда — сначала нужно было убить тех, кого они потревожили, и кто сейчас в ответ пытался достать Мастера, а потом… а потом он заметил, как по-разному смотрят друг на друга герцогиня и Мастер, и решил, что это не его дело — он всего лишь прислужник, ему важно только защищать и держаться рядом, собирать травы и коренья, добывать камни для оружия и шкуры для брони, а то, что в груди странно колет от этих взглядов — не важно, не имеет значения.       Герцогиня улыбается ей, бросается, чтобы обнять, и замирает — растерянная и смущенная, словно не знающая, как отреагируют на ее действия. Если бы она знала, что та задумала — остановила бы сразу, отшатнулась бы или сказала что-то, только бы не…       Герцогиня тянется к ее лицу, ведет пальцами по щеке, по тонкому шраму, оставшемуся от наказания, выданного придворным палачом — ох, как он был зол, что она умеет терпеть и молчать, даже когда больно, как он хотел выбить из нее хоть какой-то звук…       Герцогиня тянется к её губам своими, и она только сейчас понимает, что происходит, только сейчас почти испуганно качает головой и делает шаг назад.       — Я не…       — Нет, не нужно.       Ей хочется извиниться за то, что, наверное, какими-то действиями дала надежду или позволила думать, что испытывает к этой светловолосой девушке не просто сочувствие, а что-то совсем другое.       Она думает, что уже поздно.       — Мы должны уходить, стража скоро поймет, что я совсем не присланный из столицы новичок.       Герцогиня кивает — медленно, так медленно, словно не то превращается в камень, не то пытается из камня стать человеком — и отводит взгляд в сторону, а она думает, что румянец, заливший щеки девушки, это просто отсвет от поясного фонаря. Это ведь так и есть, правда?       — Твое сердце уже занято, да? — тихо спрашивает герцогиня, отвернувшись к прикроватному столику, делая вид, что собирает с собой бумагу и перо. Если бы она и правда взяла их, в эти действия можно было бы поверить. — Тот темноволосый юноша, который ходит с тобой в городе, но который ни разу ни был с тобой во дворце. Она молчит. Герцогиня тихо смеется.       — Я должна была понять сразу, но привыкла, что люди редко помогают просто так, а не когда… что-то чувствуют.       Он думает, что служанка герцогини понимает в происходящем куда больше, чем он сам — видит, как она смотрит на свою подопечную и на Мастера, как переводит взгляд с одной на другую и разве что не плачет.       Кажется, происходящее понимают и те двое стражников, что сейчас почти силой ведут герцогиню за собой — их ждет корабль, но до порта еще нужно добраться.       Мастер молчит и лишь с сожалением смотрит в спины четверым уходящим.       — Нам стоит отойти от этого места и разбить привал? — тихо спрашивает он, когда молчание затягивается слишком надолго. Когда ушедших уже не просто не видно, когда прошло несколько минут с того момента, как они, ставшие не фигурами, а точками на горизонте, исчезли за одним из спусков.       — Я бы хотела отправиться в Кассардис, — Мастер оборачивается, и он только сейчас замечает, какая бледная у нее кожа, и как покраснели глаза.       — Вы в…       — Да, — она слабо улыбается и кивает, отвечая на прерванный вопрос. — Я в порядке, просто чувствую себя немного… неловко.       — Что-то случилось?       — Нет, как раз наоборот, — ее улыбка становится задумчивой, тает на губах как масло на солнце. — Ничего не случилось, совсем ничего.       — Герцогиня выглядела… — неуверенно начинает он и обрывает сам себя, понимая, что говорит лишнее.       — Так, словно она предложила кому-то жениться на ней, а ей отказали, — со слабой усмешкой отвечает Мастер и на несколько мгновений замолкает, прежде чем продолжить. — Она думала, что если я пришла к ней на помощь, то что-то чувствую. Что-то большее чем просто желание помочь.       — Что-то чувствуете? — переспрашивает он, не понимая, что Мастер имеет в виду.       — Например, что я люблю ее.       — Как это?       — Это… — Мастер замирает, растерянно смотрит на него, а потом улыбается — мягко, но совсем не так, как делает это обычно. — Это когда ты хочешь заботиться о человеке, защищать его, помогать ему, иногда учить его чему-то, а иногда учиться вместе с ним.       — Как мы с вами? — неуверенно уточняет он после небольшой паузы, когда смысл ее слов становится не просто понятным, когда он становится чем-то родным.       Мастер тихо смеется, закусывает губу и отворачивается, поправяет ремень наплечной сумки, кажется, на несколько мгновений подносит ладонь к лицу, но ему ведь могло и показаться?       — Почти как мы с тобой, Мироун, — тихо отвечает она, прежде чем встряхнуть головой и достать из сумки принесенный из Рифта камень. — Все готовы к небольшому путешествию?