Пратитья-самутпада

      — Стоп, снято! — Изабель выглянула из-за камеры, с легкой улыбкой осмотрев парней.       Джейс сразу расплылся вяленой лужей. Жара стояла, будь здоров. Алек, наоборот, словно приободрился — такая температура воздуха всегда хорошо на него влияла. Наверное, именно поэтому он так любил то, чем они занимаются. Бесконечные переезды, смена обстановки, океаны, моря, горы. Самой большой страстью были жаркие страны, такие, как Таиланд.       Они давно лелеяли идею показать всему миру, что такой, казалось бы, заезженный туристами Тай, может быть диким и неизведанным для тех, кто не ограничивает себя рамками путеводителей и знаниями экскурсовода. Тусовка стала отличным поводом приехать и совершить задуманное.       — Нам не стоило упоминать алкоголь, — вздохнул Эрондейл, взлохмачивая светлые волосы. — Это не корректно.       — А трава — корректно, — поддакнул Алек. — Джейс, не тупи, все знают, что на подобных тусовках люди употребляют.       — А у тебя заслуженный статус алкаша, — напомнила Иззи, смеясь.       Закатывание Джейсом глаз почти любимая картина Лайтвуда. Просто этот жест настолько в друга впитался, стал его частью, что без него уже будто и не существует вовсе.       — Клевета и ложь, — пробубнил Эрондейл. — Почему меня за пару банок пива упрекают, а Магнуса, не выходящего из стадии алкогольного опьянения двадцать четыре на семь, нет?       — Магнусу все можно, он же наш спонсор, — Алек встал и потянулся, пытаясь игнорировать боль в руке.       — Он твой любимый мужчина, — Изабель подмигнула брату, — ну, а спонсорство уже дело десятое. К тому же, мы имеем свой доход, хоть и не такой большой.       Алек только хмыкнул, делая вид, что согласен.       — Пойду, поваляюсь в комнате, — нашарив здоровой рукой мобильник в кармане шортов, он сжал его, глуша в ладони вибрацию от приходящих смс. — Кондиционер на максимум, чтобы снег пошел с потолка, — улыбнулся он, пытаясь игнорировать настороженный взгляд Джейса. — Что? — все же вздохнул Алек, понимая, что это не удается.       — Кто тебе все пишет? — прищурился тот.       Алек закатил глаза.       Рассмеялся, понимая, что перенял у Эрондейла этот жест, и все же ответил:       — Магнус пишет. Как говорит Изабель — «мой любимый мужчина». Могу я с ним поговорить наедине?       Джейс кивнул.       — О, спасибо, великий! — Алек, кривляясь, отвесил шуточный полупоклон.       Он направился в сторону бунгало, которое должно было стать их домом на ближайшие несколько дней на Пангане, все еще сжимая в кармане мобильник. Алек улыбался уже на автомате: все привыкли к веселому Алеку.       К бесшабашному и дурному Алеку.       К Алеку, встречающемуся с Магнусом.       К Алеку, который ластится к Магнусу, словно большой кот.       Ко всегда счастливому Алеку.       — Чтобы мне написал Магнус, — пробормотал Алек сам себе, — должен пойти метеоритный дождь. Или чтобы Бейн захотел секса, — зайдя в бунгало, Алек отряхнул ноги от песка, а затем осмотрелся, — Магнус, а ты здесь или тебя нет? — крикнул он на всякий случай.       Ответом ему была тишина.       — Отлично, — Алек прошел вглубь их временного дома (бунгало подобрала на свой вкус Иззи), направляясь на кухню.       Он по пути ответил на несколько смс, внимательно вглядываясь в экран телефона, а затем удалил переписки, на случай любопытного носа Эрондейла, который действительно мог хватануть чужой мобильник.       Алек вздохнул и открыл ящик стола: там лежали лекарства. Везде, куда бы ни поехала их компания, один ящик на любой кухне отводился под таблетки. С учетом рода их деятельности, аптечка пополнялась регулярно и в ней были лекарства практически от всех болезней. Алек шарился одной рукой в ящике, поджав губы и пытаясь почти наощупь найти нужный блистер с таблетками. Один врач в клинике Египта, куда они летали не так давно, подсказал экстренный вариант для обезболивания руки: несколько таблеток, перетертых в порошок и смешанных друг с другом, давали прекрасный и быстрый эффект. Алек проникся почти нежными чувствами к тому доктору, вспоминая его добрым словом пару раз в неделю точно.       Конечно, рекомендация была на случаи совсем экстренные, но кто сказал, что адская боль не из их числа?       Короче говоря, Алек спасался этими таблетками постоянно. Где-то внутри грызли остатки совести, потому что он понимал — такая борьба с травмой совсем не панацея, но отказаться от быстрого облегчения не мог. В конце концов, кому его судить?       Уж явно не тем, кто понятия не имеет, что такое серьезная травма и как тяжело с ней жить, ежедневно, ежесекундно ощущая адскую боль в постоянно сведенных мышцах. Алек был уверен в том, что он, как взрослый человек, в состоянии сам принимать решения касательно своей же конечности.       Он ссыпал с ложки перетертые таблетки себе в рот, морщась от мерзкого вкуса и от того, что слегка промазал, попав себе на губы. Запив все холодной водой, Алек провел здоровой рукой по лицу, стирая капли пота, а заодно и остатки таблеточного порошка, а затем вздохнул, прикрывая глаза. Пальцами здоровой руки он впился в столешницу, пережидая очередную вспышку боли. Которая, впрочем, уже отступала под начавшими действовать лекарствами.       — Грустишь в одиночестве? — раздался позади мягкий голос.       Алек хмыкнул.       Магнус.       Человек, который умел подкрадываться, будто маг. Словно он вообще ничего не весит, или же передвигается при помощи порталов, которые сам же и создает, просто появляясь там, где ему хочется.       Таблетки действовали.       Алек приходил в себя.       Алек улыбался.       Он повернулся к Магнусу как раз вовремя — тот приблизился настолько, чтобы в следующее мгновение уже обнять. Алек провел здоровой рукой по предплечью, а затем плечу, подцепил пальцами лямку очередной переливающейся майки, а затем оставил ладонь на слегка влажной от жары шее.       — Привет, — вместо ответа на вопрос, сказал Алек, подставляя губы под поцелуй.       — Так чем ты занят? — Магнус провел ладонями по спине Алека. Вверх, затем вниз, слегка надавливая на напряженные после приступа боли мышцы. — Как рука?       «Будто тебе это интересно», — подумал Алек.       — Все в порядке, — ответил он вслух. — Воду пил, а так ничем особо. Видео записали с Джейсом.       — И как? — снова спросил Магнус, всматриваясь в красивое лицо напротив.       Красивое и будто чужое.       Магнусу все чаще казалось, что все его попытки достучаться до Алека проходят в пустую. У них были отношения, и даже за это уже можно ставить ему памятник при жизни: добиться стабильности от Лайтвуда было сложно. Но сейчас, когда все уже вошло хотя бы в какую-то колею, когда с каждым проведенным вместе днем все должно было налаживаться, Магнус чувствовал, что становится хуже.       Он привык доверять интуиции, которая вопила о том, что не все в порядке.       Но на деле Алек был идеальным парнем.       Он улыбался каждый раз, когда Магнус оказывался в зоне видимости. Он с удовольствием обнимал его и целовал, даже тогда, когда они были не одни. Алек не отказывал в сексе и во время него не выглядел недовольным или что-то в таком духе.       Алек был с ним ласков.       Придраться было не к чему.       Да, идиотизма в нем хватало, а про выходки на пару с Джейсом можно было снимать релиз «тупой и еще тупее», но это нельзя было связать непосредственно с любовными отношениями между ними.       Разборки на ровном месте Магнус пережил еще в школьные годы, и деградировать до того уровня в своем немалом возрасте (в отличие от этой парочки, едва вышедшей из пубертата. Хотя Джейс все еще вызывал сомнения на этот счет, тридцатилетний Магнус был едва ли не на пару ступеней выше по развитию) не желал.       От непрямого разговора Алек уходил, а спрашивать в лоб то, что Магнус толком и сформулировать не мог, было бы глупо.       — Как что? — Алек рассмеялся. Тихо, но вроде бы, искренне. — Запись прошла? — он все еще улыбался. — Все отлично. Я свободен до вечера, пока не начнется основная тусовка, — он потянулся и прикусил Магнуса за мочку уха, заставляя того поежиться от мурашек, — и, кажется, я придумал, как проведу это время.       — Александр, — Магнус отстранился, — может, прогуляемся и перекусим? Я планировал поработать, не хочешь присоединиться? Заказал бы билеты на паром для всех вас. Когда вы там планируете поехать до Паттайи?       «Хватит делать вид, будто тебе интересно совместное времяпрепровождение. Ты же знаешь, что я откажусь, да и сам хочешь совсем не этого», — подумал Алек.       — Давай мы билеты завтра закажем, — он поцеловал Магнуса в щеку, — или потом, попозже. Послезавтра? — он провел языком по шее, собирая с нее соленый вкус и аромат древесного парфюма, который так любил Магнус. — А кушать я не хочу. Еще вопросы? — он выдохнул, обжигая горячим воздухом мокрый след на шее от своего же языка.       Бейн сдался.       Он всегда сдавался, когда Алек был так настойчив.       — Где все? — хрипло спросил Магнус, сжимая задницу Алека сквозь шорты.       — Как раз-таки есть и пошли, скорее всего, — Алек откинул голову назад, подставляя шею под ставшие настойчивыми поцелуи, — а что?       — Тогда далеко не пойдем, — усмехнулся Магнус и вздернул Алека вверх, усаживая на столешницу.       Алек довольно улыбнулся и прикрыл глаза, ощущая, как Магнус, как-то слишком бережно придерживая его больную руку, почти отрывает мелкие пуговички на ширинке шортов. ***       Ладно, Юра готов был признать, что поторопился, проклиная паром и самого себя тогда, когда только ощутил морскую качку, стоя на костылях. Он хотел посмотреть на пейзажи, но быстро понял, что никакая хваленая координация фигуриста не спасет его от падения на паром, потому что ходить на костылях было очень тяжело.       Казалось бы, чего там напрягаться? Юра думал, что его физическая подготовка, которой было за всю спортивную карьеру в избытке, поможет ему, но хуй. Костыли натирали даже подмышки! Они давили, пальцы на руках немели, а опираться только на одну ногу, оставляя вторую в покое, было нереально.       Когда Плисецкому пришлось подвинуть свою гордость, приняв помощь какого-то улыбчивого тайца, чтобы банально сесть, он понял, что слегка встрял.       Да он охуеть, как влип, додумавшись припереться на вечеринку на костылях!       Вечеринку ночью.       На пляже.       На костылях.       Оглядываясь по сторонам, Юра бы и не понял, что находится в Таиланде, а не, к примеру, в любой другой стране, где ему доводилось побывать: многонациональная тусовка пестрела всеми цветами кожи. В общем, уродов хватало на любой вкус, как сам для себя определил раздраженный Плисецкий. Со всех сторон орала громкая музыка (со вкусом у ди-джея явно так себе, такое говно слушает чертов Джей-Джей). При воспоминании о канадце Юра разозлился еще больше, решая, что засранец не достоин даже по имени зваться. Много чести. Вокруг воняло алкоголем несмотря на ветерок со стороны воды, веселые выкрики каким-то чудом заглушали биты модного хита, пестрые одежды людей превращали ночь в настоящий праздник — мерзкое, в общем, зрелище.       На Плисецкого пялились, и от этого приходилось ненавидеть всех еще сильнее.       — Просто огонь, — шипел он лучше любой змеи, кое-как передвигаясь по мокрому песку вдоль пляжа, пытаясь не упасть и не задеть костылями танцующих вокруг людей. — Юра красавчик, просто бомба, а не идея. Вышка блять. Да сорян! — кажется, он по неосторожности звезданул кого-то костылем.       Повернув голову в ту сторону, Юра заметил на парне, по которому попал, майку с канадским флагом.       — А, ну так тебе и надо, — усмехнулся Плисецкий и поковылял дальше.       Он несколько раз проверял инстаграм и уже знал, что ребята из блога Ugly Boys на месте. Парочка фоток с прикольными тегами красовалась в профиле Ugly Boys Blog или сокращенно UBB, как они себя сами называли. Примерно поняв по комментариям и по самим снимкам, где команда блогеров ждет своих фанатов, Юра изо всех сил торопился. Конечно, он ковылял, по сути, наугад, ведь ни Алек, ни Джейс не обещали, что будут стоять на месте. Плисецкий понял, как сглупил, даже не написав ребятам, например, в директ заранее. Он вообще не понимал, зачем их ищет. У него не было совершенно никакого плана.       На самом деле, Юра и подумать толком не успел. Голова уже несколько недель, как перемалывала внутри черепной коробки исключительно страхи и загоны. Наверное, просто хотелось вживую увидеть человека, который с серьезным увечьем продолжает жить — Плисецкий огляделся по сторонам — вот так.       Юра решил хотя бы дойти до той стороны пляжа, где были сделаны последние фото из инстаграма.       Его скорость равнялась скорости парализованной на все конечности черепахи.       Он, неудачно поставив костыль и попав им в какую-то ямку, начал падать. С криком Юра уже приготовился встретиться с песком и хорошо, если не носом, как вдруг ощутил крепкую хватку поперек груди. Его, резко дернув, вернули на ноги и даже всунули подмышку упавший костыль.       Плисецкий приоткрыл один глаз и понял, что жмурился от страха падения, как идиот. Судя по всему, после полученной травмы он обзавелся еще и легкой формой фобии (идиотизма, поправил он сам себя). Прекрасно.       — Ты в порядке? — спросил его незнакомый парень. Он был, вроде бы, азиатской внешности, но не был тайцем. Хотя, Юре было сложно утверждать: вокруг темно, мелькают огни и мерцают прожектора, развешанные повсюду. А этот точно узкоглазый. — Эй, парень!       Таких называют приметными. Всем всегда кажется, что чем ярче ты выглядишь, тем больше шансов выделиться из толпы. Но, когда вокруг тебя лишь пестрое марево: гавайские цветы на шеях, яркие шмотки, волосы всех цветов радуги, термоядерные расцветки коктейлей — одетый во все черное парень кажется самым приметным. Раскосые глаза — и те были какого-то темного цвета. Резко выбритая полоса висков сразу напомнила о… Да блять.       — Да, все окей, — мотнув головой, отвечает Юра, надеясь, что неожиданный спаситель его слышит сквозь грохочущие басы.       Пора завязывать с этой хуйней. Сука.       Чертов канадец. Король нахуй. Граф Жоп-Жоп.       — Нужна помощь? — собеседник смотрел совершенно спокойно, словно и не надо было Юру, стоящего посреди буйства тусовки на костылях, жалеть.       Ведь именно это все и делали — жалели и смеялись.       Незнакомец этого делать явно не собирался. Но, вроде бы, и смеяться над хромым «тусовщиком» тоже.       — Вряд ли ты поможешь, — Юра хмыкает, — ищу парочку ребят-блогеров, у них тут, вроде бы, встреча с фанатами.       — Закон притяжения в действии, — парень даже едва заметно кивнул, — я Отабек.       — А я Юра, — ошарашено ответил Плисецкий, не понявший, с чего вдруг они знакомиться начали.       — Русский? — Отабек окинул его взглядом.       Юра кивает, понимая, что начинает закипать.       Ему тяжело стоять, руки свело от неудобных костылей, а нога после парома и дороги до комнатки в кондоминиуме, снятой на трое суток, которые будет длиться вечеринка, ноет так, словно он танцевал вприсядку.       Он, правда, благодарен этому Отабеку за то, что тот спас его нос от встречи с песком, но разговор о национальности не входит в топ-десять пристрастий Плисецкого, привлекающих его посреди ночи на пляжной тусовке.       — Чувак, спасибо, — начал Юра, — но я пойду, окей? Мне еще надо как-то их найти.       — Могу подвезти, — вдруг спокойно говорит Отабек, будто не его только что почти послали. — Я из команды этих блогеров.       Юра таращится на него, боясь моргнуть. В голове борется желание принять помощь, потому что передвижение даже на сраной моторашке, которые тут в особом почете, лучше, чем чертовы костыли и мокрый песок, да и желание послать Отабека на хрен, потому что они знакомы три минуты, и он, может, вообще людьми торгует!       Судя по всему, Отабек понимает сомнения Плисецкого правильно.       Со вздохом он достает из кармана мобильник, набирает на нем какой-то номер и включает громкую связь. А потом подходит как-то слишком, по мнению Плисецкого, близко, чтобы музыка не мешала услышать гудки и ему, и Юре.       — Отабек? Что-то случилось? Ничего же не слышно! — из динамика раздается смутно знакомый голос.       Юра наклоняется еще ближе к телефону.       — Алек, привет, — говорит Отабек, повышая голос, — встретил тут одного из ваших с Джейсом фанатов, хочет встретиться. Вы там же?       — Да, пусть идет в конец пляжа, там еще вывеска громадная, огненные буквы! — Алек, а это он, смеется, — будем тут еще минут двадцать точно!       Отабек сбрасывает вызов, убирает в карман мобильник, а затем смотрит на оторопевшего Юру.       — Подвезти? — снова предлагает он.       Юра вздыхает и возводит глаза к небу, где сплошные огни звезд. И, кажется, замирает так на какое-то мгновение. Его жизнь сделала кульбит. Долбанный четверной тулуп. Он уже совершил самый идиотский поступок: он стоит посреди пляжа на костылях, потеряв все самое дорогое в жизни, находясь при этом в стране трансвеститов и собирается встретиться с людьми, которым он, возможно, вообще нахрен не сдался. Хотя сам Плисецкий был уверен, что он сдался всем и каждому. А кому нет — так те просто пока своего счастья не поняли. Жоп-Жоп вот не понял. Ну и пошел нахуй. Хехе.       Внезапно стало как-то очень весело.       Лед был слишком далеко, а он на чертовых костылях стоит посреди пляжа на каком-то тайском острове. Умора!       — Окей, местная народность, вези. Только у меня тут лишних две конечности, — Юра машет костылем в воздухе и чуть не врезает им прошедшему мимо человеку. — Упс. Сорян!       Его русский тут не понимает никто, кроме, кажется, внезапного знакомого, потому что он как-то многозначительно хмыкает. Отабек оглядывает Юрин рюкзак и указывает кивком головы в сторону дороги.       — Так будет быстрее, чем по песку.       Плисецкому, в общем-то, похрен.       И он рад, что этот чувак не предложил ему помочь с поклажей или еще с чем, лишнее сочувствие раздражает, даже когда помощь реально нужна. Отабек уходит вперед не слишком быстро, словно позволяя Юре не торопиться, но и не плетется рядом, демонстрируя бритый затылок и спину, обтянутую байкерской курткой.       «Сто пудов есть тату», — отрешенно думает Юра.       — Пять минут, — говорит вдруг Отабек, развернувшись к Плисецкому. К парню подходят какие-то знакомые, с которыми он обменивается небольшой сумкой. Те кивают, что-то говорят (сквозь музыку и не слышно) и уходят.       Когда они выходят на дорогу Юра почти задыхается от восторга: у парня не беспонтовая тарантайка, а чертов Харлей.       — Ахуеть, — комментирует Плисецкий по-русски. — На таком на ебаный край света. Он нужен мне в инстаграме. Срочно.       Отабек только кивает, мол, пожалуйста. В свете огней тусовки байк выглядит, как восьмое чудо света. Юра фотографирует, забив на неудобство от костылей, почти высунув язык от усердия, подбирает самый ахуенный фильтр и тут же выкладывает в ленту.       — Ангелы обосрутся от восторга! — сам находясь на грани почти влюбленности в железного коня, говорит он. И узкоглазый незнакомый тип уже не кажется возможным маньяком. Не может быть плохим человек, гоняющий на таком красавце. — Это твой? Скажи, что твой. Он невъебенный. Бля, — поняв, что половина произносимого на родном матерном, Юра хочет перевести хотя бы как-то на английский, но Отабек лишь перекидывает ногу через байк.       — Я знаю русский.       — Дай угадаю. Узбек? Татарин?       — Казах, — отвечает Отабек, а Юра думает, что его вполне могут неправильно понять.       — Я не расист, — на всякий случай уточняет он. — Я хуесосю только канадцев, но за дело.       — Не отпускает Монреаль семьдесят второго?       А ведь близко.       — Дело во льду, но не этом. Хотя фильм сняли ахуенный.       — Ахуенный, — соглашается Отабек.       И ведь почти попал. У них с канадцем тоже война двух стран. Вообще вся его жизнь — война, только на льду, потому что нельзя опозорить свою страну и обязательно принести нужно победу.       Он вот свою страну подвел.       Юра усаживается на сиденье позади, пристраивая оба костыля в одну руку, держа их вдоль байка. Как-то так, чтобы не слишком Отабеку мешать. Байк рычит почти до мурашек по Юриной спине. В кармане пиликают уведомления, там точно есть что-то от Никифорова. Пляж горит огнями и красками, когда они проносятся мимо него по дороге. Вокруг музыка и шум, от специфического запаха кажется, что нечем дышать. Не воняет, просто даже сам воздух другой. Плисецкий одной рукой держится за грудь Отабека, но тот перекладывает его руку ниже, к себе под ребра. Держаться стало удобнее, но как-то стеснительно. Юра ловит кайф от ощущения скорости, сжимает костыли в пальцах и ему на мгновение кажется, что он может не просто ходить, как раньше, — летать. Душный, пропахший соленой водой и специями воздух, сменяется другим запахом: Плисецкий утыкается носом в чужую спину. Кожа куртки пахнет так, как и должна. Моторным маслом и в целом, самой кожей.       Ахуенно. Юра хочет выбросить костыли и сделать еще одно фото, чтобы было видно и куртку эту, и спину, и огни. И чтобы Жоп-Жоп там от зависти себе локти кусал.       Плисецкий вдруг думает, что ничего не знает о казахах. У них на льду от Казахстана были только юниоры, как-то не нашлось у этой страны того самого героя, что будет в их войне на льду побеждать. А жаль, Юра бы посмотрел на это. Особенно в каком-нибудь народном костюме. Что у них там? И на коне. Прям на льду. Обязательно. Под какой-нибудь бодренький «Самарканд».       — А можно шутить про кумыс? — кричит он в ухо Отабеку.       У того спина начинает дрожать, словно он смеется.       Юра считает, что раз его с байка не скинули, то можно. И снова прижимается щекой к кожаной куртке.       Подъезжают к месту они слишком быстро, Юре кажется, что он не накатался, хочется еще, но байкера он и не знает, так что просить как-то впадлу. Плисецкий слезает с Харлея, с сожалением оглаживая черные металлические бока.       — Напрокат, с нашими переездами свой возить накладно, — отвечает вдруг Отабек на старый вопрос. — Пойдем, — кивает он и добавляет, вдруг как-то внимательно вглядевшись в лицо Юры, — солдат.       «Солдат», — смакует сказанное Плисецкий. Ему нравится.       Не фея и не леди.       Солдат.       И Отабек ему совсем не кажется стремным.       — Ты чего Алеку звонил-то? — к Отабеку подходит какой-то мужчина.       Юра достаточно насмотрелся на судей, тренеров и просто богатеньких родителей выступающих, чтобы понять — человек, что-то сейчас говорящий на ухо его новому знакомому, далеко не прост.       Пусть он и выглядит как педик.       Хотя нет.       Как педик выглядит Никифоров. Со своей манерной улыбкой и мягкими жестами.       Этот мужчина, с подведенными черными тенями глазами, в мерцающей майке, демонстрирующей сильные руки, загорелой кожей и ирокезом на голове выглядит опасно. Да, по-гейски, если брать Юрин субъективный взгляд, но опасно.       Вообще, на субъективный взгляд Юры, почти все люди пидоры. И дело как бы не в ориентации. Хотя и в ней тоже, если брать отдельно взятый мир фигуристов-одиночников. Пидор пидором погоняет. И впереди Виктор Никифоров как предводитель пидорасов на льду. Флаг ему в руки и какой-нибудь бодренький трек на фоне. Что-то типа «голубой луны», хотя напеть захотелось песню про мужиков, падающих с неба. Черт бы побрал Милу с ее идиотскими видео на ю-тубе.       Плисецкий прищуривается, удобнее перехватывает костыли, и делает почти удачный шаг вперед. Почти — потому что Отабек снова ловит его около земли, не давая упасть носом в песок.       Опять.       — Я тебе дважды должен, — бормочет Юра. Но сам думает: «а вот хренушки, а не долг». Он переводит взгляд на второго мужчину, который пьет виски из горла бутылки, и смотрит на него в ответ. — Хэллоу, май диар френд.       — И тебе привет, Рапунцель, — тот салютует ему бутылкой. Сравнение с принцессами. Прекрасно. Когда им только надоест? — Я и хочу, и не хочу знать, почему ты приехал с моим другом.       — Он к Алеку и Джейсу. Фанат, — отвечает вместо Юры Отабек.       И делает это так, словно вступается. Не так откровенно, чтобы Юру выбесить, но и не так незаметно, чтобы можно было оставить это без внимания. Он ненавязчиво придерживает его ладонью под лопаткой, когда Плисецкий снова валится назад.       Чертовы костыли.       — Он тебе обещал доплатить за доставку? — хмыкает мужчина, отпивая виски.       Отабек улыбается и Юра слегка залипает, потому что ему вот, например, так никто не улыбался. Легко, словно само собой разумеющееся, не дарил нежную улыбку.       Дружескую, не дружескую, похуй. Хоть какую-нибудь.       — Это Магнус Бейн, — Отабек указывает на друга, возвращаясь к привычному, видимо, для себя выражению полного спокойствия на лице. — Тоже из команды.       — Спонсор, — Плисецкий с удивлением отмечает выражение легкого шока на лице Магнуса, — что? Я умею отличить майку от Версаче и шмотку с лотка за сто пятьдесят батт.       Хотя сам он, как любой исконно русский пацан считает, что все самые крутые шмотки можно найти на Черкизоне. Свою любимую леопардовую толстовку он именно там купил.       — Почти убедил, — Магнус все еще не отпускает Юру.       Гипнотизирует своими глазами, очерченными черным цветом. И вот что они все пялятся?       — Загугли «Юрий Плисецкий», — фыркает Юра и поворачивается к Отабеку, — покажи, куда идти?       Тот указывает вперед, туда, где мерцает огнем вывеска, о которой, скорее всего, и сказал Алек в телефонном разговоре. Народу там на порядок меньше, это видно сразу. Силуэты мелькают куда реже, кое-где вообще собрались небольшие компании. Видно, что эта часть пляжа отдана скорее под «тусовку для своих».       Если бы не случайная встреча с Отабеком, хер бы Юра сам сюда доковылял.       Он идет вперед, оставляя Магнуса и Отабека позади, и думает. Ему только сейчас становятся понятны слова Отабека. Закон притяжения в действии. Он искал, и он нашел, пусть и немного иным способом.       Юре душно.       От усилий, прилагаемых для передвижения.       От слишком влажного, почти липкого воздуха даже ночью.       Слишком жарко.       Слишком не достает такого родного льда.       Впереди, у кромки воды, отдельно от небольшой толпы, судя по всему, фанатов, стоят трое: Джейс, Алек и темноволосая красивая девушка. Их лица озаряют улыбки, а Плисецкий так и замирает, когда они оборачиваются в его сторону, стоит ему подковылять ближе.       Как-то резко накатывает осознание: вот именно сейчас и именно тут он никто. Не надежда большого спорта, не Ледяной Тигр России, не многократный золотой чемпион.       Он — парень на костылях, с рюкзаком за плечами. И никто его тут не знает.       Легко быть тем, кем хочешь, он ведь словно начал с чистого листа.       Отабек его нагоняет, окрикивая Лайтвуда с его друзьями, Юра смотрит на этих людей, а позади — океан. Его мягко подталкивают в спину, чтобы отмер, и Плисецкий подходит совсем близко. А Отабеку, кстати, даже руки оторвать не хочется.       «Это все из-за Харлея», — уверен Юра.       Парни, стоящие напротив, выглядят старше, хотя бы потому, что им от природы не досталась внешность ебаного Леголаса или Королевы Цветов из детских сказок. И выглядят они так же, как и на видео. Нет вокруг них никакой стены из выстроенного пафоса от какой-никакой, а известности, нет чего-то отталкивающего. Вокруг Плисецкого есть, он и сам знает. Сам старательно эту стену по кирпичикам выкладывал. И для чего? Чтобы, когда потеряет все самое важное, остаться совершенно одному? Зато с крутым прозвищем, стеной, увешанной медалями, и деньгами.       — Привет, — просто говорит Алек и его лицо озаряет улыбка.       Он выше, намного выше Плисецкого. У него темные волосы, красивое по-мужски лицо.       — Йоу, — приветливо машет рукой Джейс и по-братски хлопает подошедшего Отабека по плечу.       Юра смотрит на Алека, на замершую, словно камень, руку.       И получает взгляд в ответ.       — Привет, — просто говорит Плисецкий. — Я Юра.       А набегающая на берег вода пенится у его ног и накрывает безобидной волной его леопардовые кеды. ***       — Алек, нет! — Джейс хмурится и отворачивается от друга, гипнотизируя линию горизонта, которая озаряется первыми отблесками рассветных солнечных лучей.       — Алек да, — спорит Лайтвуд.       Хотя и спором назвать это сложно. Александр для себя все решил, а уж метод воздействия на Джейса найдется обязательно.       Они отошли от их компании, в которой к утру остались лишь свои.       Свои и Юра.       Этот мальчик, стойко выдержавший ночь на костылях, с повязкой, виднеющейся толстым комком даже через слой легких штанов, и длинными светлыми волосами, в которые Алек вместе с одной из своих фанаток вплели бусины и ленточки.       Сам факт появления на дичайшей тусовке этого года такого персонажа немного поражал. Плисецкий толком ничего о себе не говорил, только хмурился и наблюдал за Алеком. Это могло показаться смешным, но так оно и было. Ничего не спрашивал толком, так, говорили о чем-то совершенно отвлеченном, разве что один раз в разговоре Юра успел сболтнуть, что, кажется, умудрился потерять все, что только было.       Он и выглядел потерянным. Растерявшимся каким-то, хотя хорохориться получалось. Никто, кроме Александра, кажется, и не заметил, что помимо костылей подмышками, у этого Плисецкого есть какая-то проблема. А ведь пялились все на него знатно, что неудивительно — красота Юры поражала. Почти фэнтезийная, будто воздушная, которую он пытался прикрыть резкими фразочками, отталкивающими жестами, грубой речью. И складка эта еще между бровями, словно от вечного недовольства. Прямо как у Отабека.       Они разговорились, пока Юра придерживал собственные волосы, помогая Алеку, который мог работать только одной рукой. После перелета вторая почти не шевелилась, не помогал даже массаж, и вечером следующего дня Алек должен был ехать в больницу, временно оставив тусовку из-за здоровья.       В итоге Лайтвуд шокировал всех тем, что предложил Юре задержаться с ними, посниматься для блога и просто потусить вместе. Если поначалу все восприняли это как шутку, даже сам Плисецкий, то под утро, когда пришла пора разойтись, каждый понял, что Алек не пошутил.       Благо, Магнус и Отабек покинули их компанию на какое-то время, отговорившись работой. В целом, Джейс, Алек и Изабель привыкли к их отлучкам, ведь разница во времени играла большую роль и порой приходилось вести дела действительно по ночам.       — Зачем тебе этот пацан? — шипел Джейс, — как ты объяснишься с Бейном?       — Причем тут Магнус? — Алек провел пальцами по волосам, хрустнул затекшей шеей и оглянулся на Юру, сидящего на песке чуть поодаль, — ты видишь, что ему плохо?       — Алек, мать твою! — Джейс был в бешенстве, — мы в стране третьего мира, тут большинству населения плохо! Я смирился с тем, что ты тащишь домой всех помоечных собак и кошек, которых, кстати, я выхаживаю, но это пацан! Человек, Алек! У которого есть семья, я не знаю, работа, учеба!       — Нет, — Алек вдруг мотнул головой.       — Что «нет»? — не понял Джейс.       — У него ничего этого нет. Ни работы, ни семьи, ни учебы.       Джейс вздохнул, закусив губу.       — Мне жаль, Алек. Но как ты объяснишь присутствие парня в нашем блоге? Что ты скажешь? Что пожалел его? Да он первый тебе ебнет, характер у этого Юры оторви и выкинь!       — Вполне нормальный характер для заблудившегося кота, — Алек смотрел на Плисецкого, не отрываясь.       Легкий теплый ветер ерошил длинные светлые волосы. Бусины тихо звякали, а перья путались со светлыми прядями. Леопардовая футболка съехала с одного плеча. Больную ногу Юра вытянул, а вторую подогнул, устраивая подбородок на коленке. Тонкие, но явно сильные руки перебирали какие-то яркие бусы, скорее всего, подаренные кем-то из фанаток Алека или Джейса.       Рядом лежали костыли.       Алек не мог объяснить, что чувствует.       Но он понимал, что поможет этому пацану, даже если придется расшибиться. Просто вот так бывает. Можно знать человека лишь пять минут, даже не говорить с ним толком, просто посмотреть со стороны и понять, что знаешь его.       Как свое отражение в зеркале.       Александр такое чувство знал. С ним уже было. Когда он впервые встретил Джейса. Вот и Плисецкий сразу показался ему таким, каким нужно. Каким должен быть человек, который будет рядом.       Он чувствовал в Юре то, чего не хватало ему.       Язвительности, порой грубости, наглого взгляда и умения говорить «нет» тогда, когда захочется. Упорства и желания совершать странные поступки.       Да, Алеку и Магнус, и Джейс, и даже сестра говорили о том, что он перегибает палку в экстриме. Отабек просто молчал, но его взгляд был красноречивее любых слов. Но сам Алек считал совершенно иначе.       И сейчас он чувствовал, что Юра сможет его понять.       Он знал это.       Плисецкий потерялся сам в себе, равно как и Алек.       Он искал, и поиски привели его сюда.       Лайтвуд видел в этом гребаный знак судьбы.       Или просто выдавал желаемое за действительное, плевать.       Затеянный им трюк, ради которого они все прилетели в Таиланд, требовал не столько подготовки, хотя без нее, конечно, никак, сколько безбашенности и полного отсутствия инстинкта самосохранения. Алек понимал, что его друзья могут отказать.       А Юра нет.       Потому что он такой же, как и Алек. Сейчас ему начало казаться, что сумасшедшая идея, о которой еще никто и знать не знал, может осуществиться. Возможно, именно Юрино присутствие поможет совершить невозможное. Пока он здесь, нужно было действовать.       Лайтвуд собирался выжать из этого максимум.