Пратитья-самутпада

      — Ну, и? — Магнус закрыл за вызванным им ранее врачом дверь и посмотрел на Алека.       Тот сидел в плетеном кресле, сжимая в здоровой руке бутылку с водой и лимоном. Таблеток в Лайтвуда было впихано не так уж и мало, и потому он был слегка дезориентированным. Хотя, может, это из-за проведенного на горе времени, которое приблизилось к двум часам, пока Магнус отвез Джейса и вернулся обратно. Конечно, Изабель развлекала брата, как могла, оставленный плед спас от прохладного ветра и возможной простуды, но вот жесткие камни, на которых пришлось сидеть в ожидании и больная рука к согласию не пришли, и потому Лайтвуда с горы Магнус вез под сопровождение его же тихих стонов, которые не приглушала даже закушенная в упрямстве губа.       Магнус вызвонил баснословно дорогого врача, заставив его ехать через весь остров ранним утром. Уложил Изабель спать, выдав измученной от волнения девушке снотворного, и заливался энергетиком сам, пытаясь не схватиться за первый попавшийся предмет и не забить им блядского Алека до смерти.       Бейн устал.       Усталость его дошла до той стадии, когда становится почти все равно. Узнав, что Алек вляпался в очередное дерьмо, слыша в трубке мобильника голос Юры, он поймал себя на мысли о том, что ему плевать на Алека. На его травмы и ранения, на его душевное состояние, на все, что с ним связано в принципе. Магнусу было мучительно стыдно перед Отабеком, который только бросив на него взгляд понял, что на гору они оба едут за Джейсом и Юрой, а Алека его, вроде как, мужчина, готов был оставить там на всю ночь.       Спасла от этого лишь Изабель, которую Магнус любил как свою младшую сестру. Она молчала, но по ее щекам текли слезы. Она переживала и волновалась за идиота, который едва не угробил двоих людей, потащив их с собой на гору ночью просто так, даже не подстраховавшись.       Устал.       Это тот момент, когда постоянная нервотрепка становится настолько привычным для организма состоянием, что ничего внутри не екает при виде потрепанного Алека, мучающегося от боли в руке и смотрящего на него, Магнуса, виноватым взглядом.       Магнусу хотелось заорать. Разбить о тупую башку Алека стакан с недопитым виски, в котором, кажется, был намешан энергетик. Где-то внутри пустого желудка плескался эспрессо, грозясь вперемешку с алкоголем вызвать приступ гастрита, но Магнусу снова было плевать.       Он будто до сих пор слышал в голове слова Отабека, которые, хоть и были обидными, болезненными — в любом случае оставались правильными.       — Он тебя убивает, — обычно молчаливый, с ним Отабек разговаривал достаточно часто. Все же, не зря они были друзьями, пережившими вместе слишком многое, чтобы отделываться от проблем друг друга простым «все будет нормально». — Магнус, пора завязывать. Ты работаешь как попало, и просто настанет такой момент, когда я не смогу прикрыть.       — Прости меня, — сжимая переносицу пальцами, Магнус пытается унять боль в голове. Мысли роем кружатся внутри, грызутся друг с другом, не давая принять решение.       Хотя, кого он обманывает?       В такой ситуации есть только одно правильное и, что немаловажно, адекватное решение.       — За что ты извиняешься? — Отабек подходит ближе и прикладывает к вискам Магнуса божественно прохладные пальцы. Он с нажимом массирует их круговыми движениями и Магнусу кажется, что боль начинает отступать. — Нельзя помочь тому, кто этого не хочет. Ты делаешь шаг вперед, а Алек пять, даже десять назад. Ты взрослый мужчина, Магнус, а бегаешь за пацаном, которому девятнадцать лет.       — Любовь зла, — находит в себе силы на иронию Магнус.       — Зла, — вдруг как-то слишком спокойно соглашается Отабек.       Магнус открывает глаза, которые до этого прикрыл, наслаждаясь приятным массажем от Алтына, и натыкается на слишком внимательный взгляд. От такого у него внутри все сворачивается в узел. Так Отабек смотрит только на тех людей, за кого готов убить. Так и сам Магнус смотрит на Отабека.       Просто потому, что они гораздо больше, чем друзья, прожигающие вместе свою жизнь.       — Делай, что хочешь, — тихо говорит Отабек, положив ему ладони на плечи, — хоть в узел завязывайся, но прекращай это. Ты спиваешься, Магнус. Ты бухаешь ежедневно. Не пьешь, не выпиваешь — нажираешься. Ты приводишь себя в порядок по полтора часа, потому что ни один твой любимый тональный крем не замазывает синяки под глазами. Ты едва не провалил последнюю сделку, потому что Алек в очередной раз из-за записи блога просрал визит к врачу, и пришлось вызывать водителя, чтобы его отвезти. Он не хочет лечиться, он хочет быть суперменом. Причем за твой счет. И я сейчас не только о деньгах.       Магнус выдохнул, вспоминая, что нужно дышать.       Отабек был прав во всем.       Алек был наркоманом, только адреналиновым. Он жил, казалось, для того, чтобы кому-то и что-то доказать. Со стороны смотрелось круто, ведь красивый парень, попавший в сложную жизненную ситуацию, вызывал не банальную жалость, а восторг со стороны фанатов придуманного им блога. Конечно, нельзя было приуменьшать заслуги Алека: все же тот не сдался, пережил смерть родителей, собственную травму, не дал себе скатиться, вытащил еще и сестру, помогая ей оплачивать учебу и бегая на занятия сам, но предел есть у всего.       Магнус влюбился в смелого, совсем немного безрассудного парня, который покорил его, пытаясь с травмой руки прыгнуть с вышки в бассейн, куда Бейн пришел после трудового дня поплавать и сбросить напряжение. Магнус пропал в ярких глазах, белозубой улыбке, смущении и вечно горящих кончиках ушей, которые краснели каждый раз, когда Алек слышал комплимент в свой адрес.       Магнусу было плевать, что у Алека травма. Даже если бы тот лишился руки в принципе, любви Магнуса это бы не уменьшило.       Услышав идею Алека о блоге, Магнус его поддержал. Зная историю с Джейсом, смирился с присутствием этого блондина рядом, отчасти понимая, что несмотря на внешний идиотизм, Эрондейл умеет вовремя включить мозги. Магнус усмирял свою ревность, видя, как Алек, признавшись в одном из эфиров в своей ориентации, отвечает на откровенные комментарии некоторых подписчиков.       Магнус, несмотря на риск для него самого, засветился в блоге ребят, да еще и Отабека туда затащил. Им стоило больших трудов находиться в объективе камеры, одновременно с этим оставаясь в тени из-за специфики работы.       Но Алеку нужно было больше.       Больше внимания, больше драйва, больше адреналина.       Только вот любви, кажется, ему больше нужно не было.       И Магнусу было горько это осознавать.       Ему тридцать. Нет, это далеко не старость, да и Магнус никогда не зацикливался на возрасте. Он красив, умен, богат. Он бисексуал — а это в два раза больше возможностей и партнеров, но…       Алек.       Магнус не знал, что он сделал не так. Не понимал, в какой момент все пошло по пизде настолько, что даже их секс стал напоминать обычное исполнение обязанностей. А еще противнее было тогда, когда Алек выпрашивал что-то у Магнуса таким способом или пытался загладить очередной косяк. Нет, Магнус не был против минета, в шутку сделанного ради нового телефона: в конце концов каждая парочка может посмеяться над чем-то подобным, особенно когда кто-то один зарабатывает больше.       Но когда секс превращается в тупую валюту внутри собственных отношений — мерзко. И Магнус не понимал, почему из них двоих подобное неприятно только ему, а Алеку будто бы плевать.       Устал.       Как же он устал.       — Что делать-то будем? — снова спросил он, выплывая из собственных мыслей и глядя на все еще залипающего в кресле Алека.       Тот встрепенулся и кое-как встал, пошатнувшись и едва не запутавшись в собственных ногах. Магнус с горечью отметил про себя, что ему не захотелось кинуться к Алеку и придержать, чтобы тот не упал. Он глотнул виски, поморщился от боли в желудке и сделал себе зарубку на память: обратиться к врачу самому. А лучше Отабека попросить, тот точно пнет его в направлении больницы.       — Ты устал, — все же сказал Магнус, — поспать бы.       — Я в порядке, — моментально среагировал Алек.       Магнус закатил глаза и, психанув, с размаху кинул уже пустой стакан на пол. Осколки разлетелись по кафельной плитке, причудливо блестя в узорчатых разводах стилизованного под мрамор пола.       — Ты не в порядке, блядь, — тихо заговорил Магнус, заставляя Алека напрячься.       Он один раз слышал, как Магнус разговаривал с кем-то в таком тоне. Тогда его вывел кто-то из сотрудников, попытавшись выкрасть из фирмы деньги. Алек до конца так и не понял, но суть уловил: Магнус нашел виновного и не поленился сделать так, чтобы того доставили к нему лично для беседы. Алеку, случайно подслушавшему его часть, стало страшно: Магнус разговаривал так, будто собирался в тот же момент прострелить провинившемуся мужчине голову. Он буквально размазал его морально, в красках расписав, какой будет его жизнь в той тюрьме, куда Магнус его отправит.       Кажется, Алек потом слышал, что мужчина повесился, едва вернувшись домой.       Хотя, может, попытка суицида оказалась неудачной.       В любом случае, Алеку стало не по себе, потому что в данный момент Магнус разговаривал с ним тем самым тоном. Неужели он дошел до той черты, за которой заканчивается предел терпения?       Алек этого не хотел. Он знал, что порой перегибает, но у него не было выхода. Он, сам того не желая, загнал себя в сложную ситуацию, из которой никак не мог вылезти. Магнус был частью его жизни, и причем приятной. Алек привык к нему, привязался. Стал зависим от заботы, которой его окружал Магнус. Хоть и приходилось многое скрывать и улыбаться, когда внутри все буквально заворачивалось в узел, Алек знал — у него есть Магнус.       Пусть у них странные отношения.       Пусть порой на грани срывов.       Магнус был константой.       Которая сейчас грозилась рассыпаться в прах.       Кому-то из них нужно было остановиться.       Нажать педаль тормоза, чтобы не расшибиться вдребезги на крутом повороте.       Оба давили на газ.       — Зачем бьешь посуду? — Алек понимал, что его несет.       Он знал, что играет с огнем, но не мог остановиться.       Не знал, почему не может остановиться.       Не понимал сам себя.       Он запутался, а помочь было некому.       С того самого момента, когда они с Изабель остались одни, у Алека не было ни одной блядской возможности обратиться куда-то за помощью. Воспитанный правильными родителями, которые так и не успели узнать, что их сын гей, Алек обладал ослиным упрямством, гордостью, и повышенным чувством ответственности. Что-то из этого ему помогло, ведь он смог справиться с собой и, откинув нытье, начать зарабатывать, пытаясь прокормить и себя, и Изабель, которая хоть и была старшей, в глазах Алека оставалась девушкой, которую необходимо оберегать. Неуемная гордость его топила, так и норовя просто убить, погребая под собой.       Алек не умел просить.       Он искренне считал, что просто так, по доброте душевной, для него никто и ничего не может сделать. Он был убежден в том, что все хорошее в жизни происходит только потому, что это выгодно одной из сторон.       Вот, например, он и Магнус.       Тот ему деньги, Алек — секс.       Хорошо? Хорошо.       Выгодно? Более, чем.       Не может же Магнус действительно его любить.       Любить можно качественный минет и когда любовник глотает, а не сплевывает.       Любить калеку только за то, что он есть — нельзя.       Алек пытался доказать всем, насколько многое он может, даже несмотря на травму руки. Что человеческие способности безграничны, а все рамки только в голове каждого. Алек из кожи вон лез, чтобы блог набирал популярность, а он сам получил, наконец, хоть какое-то удовлетворение.       Популярность росла, самоутвердиться не получалось.       Может потому, что каждый раз отходя от травм и видя взволнованное лицо Магнуса сразу же, стоило только прийти в себя и открыть глаза, Алек ощущал странное, тянущее чувство внутри? Которое не проходило даже после примирительного секса. Которое никуда не девалось даже тогда, когда Алек несколько раз подряд «извинялся» перед Магнусом, ловя его в разных частях дома и опускаясь перед ним на колени, привычно расстегивая ширинку?       В моменты, когда Магнус приходил со своим охрененно дорогим лэптопом в их кровать, бросая на время все дела, ставил рядом пиццу, включал кино и аппетитно ел, роняя крошки на клавиатуру, Алек замирал, ощущая что-то странное. Он все ждал, когда закончится фильм, и Магнус, наконец, трахнет его, а тот лишь обнимал и целовал, отбирая последний кусок пиццы. Алек не понимал, чего Магнус хочет, каким в этот раз будет их взаимовыгодное сотрудничество, и от того терялся, не зная, куда себя деть.       Он вскакивал с кровати, накидывал первую попавшуюся одежду и бежал прочь, совершая очередной поступок, после которого невозможно шевелить рукой, внутри все дрожит, а адреналин, кажется, хлещет через край. Очередное испытание на грани, после которого, когда он открывал глаза, все шло по тому же сценарию:       Злой Джейс.       Заплаканная Изабель.       Потерянный, взволнованный, бледный Магнус.       Последний раз добавился напуганный Юра. Перед которым Алек тоже чувствовал свою вину.       Хреновый расклад получался.       Но у Алека и без того в жизни давно шла беспросветная черная полоса. Одной неприятностью больше, одной меньше, какая уже, нахрен разница?       — Алек, что с тобой происходит? — Магнус пытался быть спокойным.       Он даже попытался улыбнуться. Наверное, предпринял последнюю попытку сгладить конфликт. Но вышло хуже, чем у Джокера с его разрезанным наполовину лица оскалом.       — Со мной все в порядке.       — Заело? — Магнус уже скалился, а не улыбался. Он вдохнул, затем выдохнул. Сжал зубы так, что на скулах заходили желваки. — Алек, последний раз прошу, скажи, что с тобой происходит? Я не мастер вести задушевные беседы, из меня хреновый психолог. Но я всегда готов выслушать напрямую все то, что ты хочешь мне сказать.       — Напрямую? — Алек усмехнулся.       Внезапно стало весело.       Он расхохотался, запрокидывая голову. Едва не начал извиняться, видя, как Магнус дернулся, будто от пощечины. Его взгляд, всегда мягкий и ласковый, обращенный на Алека, леденел.       «Да ладно тебе, — подумал Алек, — я бы никогда тебя не ударил».       — Магнус, давай возьмем тайм-аут, — сказал Алек вслух.       Что?       Он хотел сказать и сделать совершенно не то. Он думал, что они оба, возможно, накричат друг на друга. Он доведет Магнуса, а тот его жестко трахнет, наказывая за потраченные нервы. Он будет нежным с Магнусом, а тот, как обычно сначала отвесив подзатыльник, обнимет и прошепчет в макушку что-то о том, как он волновался.       Он должен был как-то исправить ситуацию, а стало почему-то до глупого весело.       Теперь недавний неуместный смех горчил, оседая внутри пеплом из порушенных отношений. Оба прекрасно понимали, что понятия «тайм-аут» по факту не существует. Это был гребаный конец. Блядское все, после нескольких лет, казалось бы, понятных им обоим отношений.       Алек считал их общение взаимно-выгодной сделкой.       Тогда почему так до странного больно? И не из-за ощущения какой-то невосполнимой потери, а из-за того, что Магнус смотрит не так, как делал это обычно.       Магнус стоит напротив и кажется чужим.       А еще с этого момента Магнуса нельзя обнять и выпросить прощения сексом.       Вот блять.       — Алек, — начал Магнус после оглушающей тишины, висящей между ними несколько минут, — я бы хотел оставить это между нами.       «Для тебя я Александр!» — вопило что-то внутри.       Рука разболелась с новой силой, а вместе с ней и мышцы во всем, казалось бы, теле. Словно Алека долго и упорно пинали, планируя превратить его в аморфную массу.       — Как ты себе это представляешь? — получилось слишком тихо и хрипло. Алек прокашлялся и переспросил: — будем обниматься при всех, уходить в спальню, а потом решать, кто сегодня на полу, а кто на кровати?       — Я сделаю так, что наш сон совпадать не будет, не переживай, — Магнус говорил с ним таким же тоном, каким обсуждал поставки с партнерами. — Я не хочу разговоров. Не сейчас. Просто веди себя, как обычно, — он усмехнулся.       Алек не хотел больше ничего говорить. Не хотел слушать и что-то еще решать.       Нарешались уже.       — Окей, — резко ответил он и хотел было выйти из дома, но координация подвела. Алек пошатнулся и едва не упал, вовремя ухватившись здоровой рукой за спинку кресла. — Я в спальню.       Магнус дернул плечом и вышел, не сказав больше ни слова.       Алек прикрыл глаза, сглатывая ком в горле. Глаза щипало. Рука разболелась еще сильнее. Он дошел до кухни и выжрал двойную дозу таблеток, которые ему помогали хотя бы на какое-то время. Шатаясь, добрался до спальни и упал на одеяло, не находя сил даже раздеться и укрыться. Он лег на спину, кое-как пристраивая здоровую руку.       Больно было везде, и снаружи, и внутри.       Улыбайся, Алек. Улыбайся.       Ты же это умеешь. ***       — Йооо, чуваки! — Джейс энергично тряс рукой, махая в камеру, — я классный, да? Тому, кто посчитает все синяки на моем лице, я отправлю фотку с автографом по почте, прямиком из Тайланда! — едва отошедший после больницы и переставший блевать от сотрясения Джейс в этот раз сидел на записи видео между Алеком и Юрой, которые подпирали его с обеих сторон. Иначе он завалился бы на песок, потому что жара все еще доканывала ослабевшего после падения на горе Джейса. — Кстати, вцените, наша фея теперь больше не может трясти локонами! — он потыкал Юру пальцем, попадая в ямочку на щеке.       — А то я прямо каждые пять минут тряс, господи-прости, локонами, — проворчал Плисецкий, убирая за уши короткие прядки волос, непривычно раздуваемые ветром. — Привет всем, — он улыбнулся в камеру, — хотел, пока Джейс снова не заговорил тут всех, сказать спасибо за поддержку. Я, серьезно, прочитал все ваши комментарии, и круто, что многие из них от моего фанклуба! — Юра поддернул лямку майки, как всегда съезжающую с плеча. Возможно, стоило перестать покупать себе майки за сто батт, которые растягиваются через пять минут носки. Но на этой был тигр! — Короче, спасибо!       — Но помните, что главный представитель блондинистой масти — я, — Джейс почесал щеку с заживающей на ней корочкой от царапин. — И я ревную!       — Епт, — вздохнул Юра, — у кого есть телефон психолога, подкиньте в комментах, для Джейса! А то чувак, кажется, слегка съезжает, — он хехекнул, — обещаю свой автограф тому, что найдет нашей ревнивой блондинке дельного мозгоправа! Можно русского! Точно! — Юра даже в ладоши хлопнул, — давайте отправим Джейса в русскую больницу!       — Фу-фу-фу, Плисецкий, — замахал на него руками Джейс, сразу же морщась от головокружения. Он дернулся, теряя равновесие даже сидя, но ощутил неожиданно сильную руку, перехватившую поперек спины. Юра улыбался в камеру, крепко придерживая. Все же юное дарование фигурного катания нельзя было считать слабаком. Джейс вернул себе идиотско-счастливое выражение лица и снова посмотрел в камеру. — Кстати, я тут котика нашел!       — И он не про меня, — уточнил Юра, незаметно снова садясь ровно.       — Тьфу ты, — Джейс рассмеялся, — короче, у нас в бунгало теперь живет котенок, кажется, мальчик. Жду от вас в комментариях варианты его имени, м? Если выберем ваше, то пришлем вам… — Джейс задумался, а потом вдруг пихнул странно молчавшего Алека в бок, — бро, что мы пришлем?       — Кому? — Алек будто только пришел. Он хлопал глазами, явно пытаясь вернуть себя в реальность.       — Я найду и пришлю что-нибудь леопардовое из Таиланда, — выручил всех Юра.       — Главное, не самого леопарда, — Алек, наконец, пришел в себя. — Извините, ребята, задумался, — он махнул в камеру, растягивая губы в улыбке. — Давайте перейдем к сути? — он глянул на Джейса и Юру, которые кивнули, — мы решили пойти по новому пути.       — Просто стихи, — ввернул Джейс.       Алек отмахнулся здоровой рукой.       — Подъем в гору натолкнул нас на мысли.       — Которые в наших головах редкие гости, — снова не смог удержаться Джейс.       Плисецкий влепил ему подзатыльник, мило улыбаясь в камеру.       — Спасибо, дорогой, — Алек, дурачась, послал Юре воздушный поцелуй.       Плисецкий сделал вид, что его тошнит, а потом добавил: «хехе».       — Короче, мы немного откладываем мою задумку, тем более, ее воплощение требует большего количества времени, чем я рассчитывал. К тому же, она вполне впишется в новую концепцию наших Тайских приключений.       — Так как я решил задержаться здесь и вообще потусить с ребятами, — присоединился к объяснению Юра, — было решено остаться в Королевстве Тайланд на парочку недель. Возможно, сроки будут меняться, но мы решили слетать на Пхукет, а там уже решить, куда дальше.       — И вот тут начинается самое интересное, — потер руки Джейс.       — Стихии! — Алек поднял палец вверх, — мы будем покорять стихии!       — П-пафос, — Плисецкий хмыкнул.       — Гору засчитаем за стихию земли, как вам? — Алек подмигнул будущим зрителям видео, смотря в камеру, — останется воздух, вода, огонь и, позже, мы придумаем вариации того, как еще можно обуздать стихии. Круто, да?       — Я уверен, что все будут говорить именно «да», — снова влез Джейс, — и, раз наша фея упомянула Пхукет, раскрою тайну: серфинг!       — Хуерфинг, — проворчал Юра по-русски.       — Это он Сатану вызывает, потому что не умеет стоять на доске, — Алек по-доброму улыбнулся Юре, — но мы научим. К тому же, тот пляж, который мы приглядели на Пхукете, идеально подойдет для новичка. Назвать нас с Джейсом покорителями волн тоже сложно, поэтому будем все преодолевать себя!       — И увидимся в следующем видео, чуваки! — помахал Джейс.       — Подписывайтесь на наш инстаграм, — договорил Юра, — мы будем рассказывать небольшие факты о Тайланде, постить наши фотки, а Изабель обещала покидать вам много всего из ее архивов! Будет интересно, йо!       Изабель, снимающая их, махнула рукой и остановила запись, улыбаясь и кивая головой. Она быстро проглядела на экране то, что получилось, чтобы убедиться в качестве записи, а затем посмотрела на ожидающих ее решения парней.       — Все отлично, снято!       — Ураааа! — простонал Джейс, — кроватка! Срочно! Умираю!       Изабель фыркнула, начиная собирать аппаратуру. Отабек подхватил еле как вставшего с песка Джейса, перекидывая его руку через свое плечо: сотрясение все еще давало о себе знать. Они медленно пошли в сторону бунгало.       Юра проводил взглядом широкую спину Алтына.       — Эй, — Алек, с которым они после всего произошедшего толком и поговорить не успели, коснулся его плеча. — Ты в норме?       — Это я у тебя должен спросить, — посмотрел на него Плисецкий.       — Я в порядке, — Алек дернул плечом.       — Ага, — Юра прищурился.       Алек был не в порядке.       Он был помятым, с красными глазами, замазанными тоналкой синяками под глазами и даже для него чересчур взъерошенными волосами. Плисецкий миллион раз видел подобные последствия эмоциональности на Никифорове, который, поругавшись с Юри, мог наворотить дел, а наутро пытаться не спалиться на общей тренировке.       У Алека тоже что-то произошло и он пытался не спалиться.       Юра понял, что переживает. Но одновременно с этим видел, что Алек закрыт для любых попыток хоть как-то поговорить.       — Правда, я в норме, — с нажимом сказал Алек. — Я извиниться хотел.       — За что? — Юра опешил.       — За гору, — Алек сел рядом, прижавшись горячим от солнца плечом. — Не хотел, чтобы Джейс поранился, ты испугался.       — Ой, Лайтвуд, — Юра скривился, — я тебе что, корова на веревочке? Ты меня позвал, и я такой «му-у-у-у» и пошел, да? То, что мы туда погребли ночью — наш общий маразм, и потому забей хер, ладно? Меня вот волнует то, что нужно встать на доску для серфинга.       — Встанешь, — Алек удивленно глянул на Юру, — ты же на коньках катаешься.       — Сравнил, блять, — вздохнул Плисецкий и поднялся с песка. Он дернул Алека за торчащую прядь волос. — Ладно, если что, можем поговорить. Потом. Когда-нибудь. Если тебе будет нужно.       — Да все в порядке! — Алек хотел предпринять еще одну попытку убедить Юру в том, что у него все хорошо, но, обернувшись, увидел, что тот просто пошел к бунгало, не давая ему и шанса оправдаться.       Юра просто сделал свои выводы, и нельзя сказать, что неправильные.       Алек посмотрел на волны, лениво наплывающие на песчаный пляж, где он сидел. Изабель унесла аппаратуру, пока они еще сидели с Юрой, Отабек увел Джейса, а Магнус… его Алек не видел с того их разговора.       Даже странно было, они ведь даже не просто в одном доме живут — в одной комнате. Магнус, судя по всему, вообще не хотел его видеть.       Улыбайся, Алек. Улыбайся.       Ты же это умеешь. ***        — Вы рехнулись, я не умею стоять на серфе! — Плисецкий ржал, убегая от чокнутого и слетевшего с катушек по его мнению Джейса.       По бунгало раздавался слоноподобный топот. Слонов Юра не видел, но уверен, что шума они с придурком Эрондейлом наделали даже больше, чем эти животные. Плисецкий захохотал, когда Джейс чуть не схватил его, но успел перепрыгнуть (перепрыгнуть, он только позже поймал себя на мысли, что такие физические нагрузки с его ногой вообще были нереальны пару дней назад) через стоящий на полу ноутбук Магнуса под грозное «Идиоты!» хозяина техники.       — Джейс, отвали, — Плисецкий сквозь смех поймал Изабель, удачно прикрывшись девушкой от особо активного сегодня Эрондейла.       Иззи засмеялась, натолкнувшись на Джейса, а Плисецкий успешно скрылся в своей комнате под перестук ракушек на занавесках. Он выдохнул, отсмеявшись, потому что их общая идея в очередной раз показалась совершенно сумасшедшей. Серфинг! Серфинг, нет вы себе это представить вообще можете.       На воде.       На жидкой воде.       Не на замерзшей.       Но он же фигурист, он же скользит совсем по иной поверхности. Идея встать на серфинг казалась совершенно безумной. Юра выдохнул, поняв, что наконец-то отделался от Джейса, и оглядел комнату. Беспорядок, который всегда творился в его родной квартире, перекочевал и в бунгало: плед с вечно незастеленной кровати валялся на полу, прямо на цветастом тканном коврике, леопардовые кеды и сланцы валялись во всех четырех углах комнаты (причем сланцы были по одному от разных пар), на вечно открытом окне гордо висели шорты в цвет родного триколора. Поняли? Россия захватила Панган.       «Надо прицепить их на палку и выставить перед бунгало», — подумал Юра.       Чтоб все знали, кто тут папка.       Идея показалась крутой. Лучше, чем идея встать на доску.       Джейс идиот.       Юра в который раз похехекал, а потом зазвонил телефон. Плисецкий, увидев знакомый номер на видео-звонке, послушал пару секунд очень громкое и натуральное кудахтанье петухов, которое стояло у него только на одном номере, и взял-таки трубку.       На экране тут же показалось лицо Виктора.       Никифоров, кажется, ахуел, что ему ответили. В гостиной кто-то врубил музыку: что-то кубинское, явно из архивов Эрондейла или Изабель, которые любили бодренькие мотивы и барабаны. Виктор пару раз удивленно моргнул, а потом заорал:       — Плисецкий!       Почему-то вытянутое лицо Виктора Юру рассмешило и он, глядя на экран, расплылся в улыбке.       — Здоров, голубая часть человечества, как дела? — с экрана Виктор все никак не мог прийти в себя.       Конечно, Плисецкий столько дней игнорил даже его комментарии в инстаграме, а тут на тебе. Сам учил, что удивлять надо.       — Юра, ты с ума сошел! Какая гора! Какое восхождение?! — Виктора прорвало. — Ты уезжал из России, едва в состоянии ходить. Как ты вообще прошел через врачей и толпу своих фанаток, оставшись незамеченным? Ты что, вертолет с крыши больницы арендовал? Ты ненормальный, я не для этого показал тебе блог этих отбитых парней, чтобы ты пытался разбиться на горе ночью!       То есть теперь они уже отбитые? А до этого — смотри и учись, Юрочка.       — А ты на наш блог подписался? — Юра не мог не улыбаться.       Волнуется, нет, вы посмотрите на него. Озабоченный папаша.       Озабоченный. Лол.       Юра хекнул и чуть носом не хрюкнул от мысли. Виктор, кажется, ахуел еще больше.       — Юра, ты должен вернуться! Тебе нужно обследоваться!       — Я тут обследуюсь, спокуха. Все под контролем. Казахская братва бдит.       — Ты… Господи, Юра, ты в адеквате там?       Плисецкий не выдержал этих гримас на экране и засмеялся в голос.       — Прости, Виктор, у тебя просто такое тупое выражение лица. Я обследуюсь в клинике, у меня все огонь. Я жив и здоров.       Никифоров как-то недоверчиво поджал губы, а Юра вдруг поймал себя на мысли, что он сейчас настолько не зависит от мнения и одобрения этого человека, что у него действительно больше не осталось ни капли того груза поклонения, что было раньше. Словно камень с плеч. Он никогда так легко не говорил с Никифоровым. Вот он — на экране, смотрит на него взволнованным взглядом. Смотрит на него, не на Кацуки своего. Волнуется за него — Плисецкого. И ни за кого больше. Чувствует свою вину и ответственность. А Юра от этого больше не зависит.       Ему давно не было так легко.       — Если ты можешь подниматься в гору, то есть большие шансы вернуться на лед.       Плисецкий поджал губы и задумался.       Он знал, что на прежний уровень вернуться не сможет. Те нагрузки, что раньше он прилагал для тренировок и выступлений ему не под силу. А кататься хуже он не сможет. Реально не сможет. Выйти на лед и показать, что ты стал хуже? Что скатился? Что ничего больше не можешь, только ездить и вдохновленное лицо к потолку Ледового дворца возводить? Юра не сможет. Да, он отвлекается и не думает о травме, забывает о боли и живет эти дни, не обращая внимания ни на один раздражитель вокруг, стирая все позитивными мыслями, как учил его Отабек. Они вообще много говорили о смысле замещения негативных мыслей позитивными.       И у Юры только-только начало это получаться.       — Вспомни, лед — это твоя жизнь! Вспомни, как ты катался, Юра. Ты точно сможешь стать тренером.       Вспомни. Вспомни то, вспомни се.       А Отабек ему говорит, что прошлое остается позади и не имеет ровным счетом никакого значения, потому что изменить содеянное мы не имеем возможности. И планировать будущее не имеет смысла, ведь завтрашний день может быть непредсказуем, как погода в России. Есть только здесь и сейчас. А здесь и сейчас он — вот он. Стоит, слушая перестук ракушек, щурясь от яркого солнца за окном, смотря в лицо Виктора на экране. В гостиной играет кубинская музыка, от которой хочется не то, что жить, танцевать. Плисецкий сам не верит этим мыслям. Он ведь помнит себя прошлого: злого, обиженного на всех, на себя в первую очередь. А теперь… А теперь все так.       И сам не замечает, как по лицу расплывается такая счастливая улыбка, что Никифоров замирает.       Юра улыбается счастливо-счастливо и думает «а почему бы и не серфинг?»       Он вскрикивает и начинает ржать, когда сзади его обхватывает поперек корпуса долбанный Джейс и подбрасывает вверх с воплем «попался, принцесса!». Юра едва не роняет телефон, слыша голос Виктора:       — Плисецкий, я не хочу, чтобы ты там пытался себя угробить!       Джейс опускает его на пол просто потому, что Юра далеко не пушинка, хоть и мелкий, продолжает его тискать, кладет голову на плечо, смотрит в экран, говорит «Йо!», поднимая вверх пятерню для приветствия Никифорова, словно они и с ним миллион лет знакомы. Виктор обнимающего Эрондейла старается игнорировать, а Плисецкий пихает его, твердя, что сколько можно лапать вообще. Фу, Эрондейл. Фуфу таким быть. А потом обращает внимание на телефон и говорит совершенно серьезно:       — Я не угробиться пытаюсь, а начать жить. Все в порядке, Виктор. Дядь Яше привет, пусть тоже подпишется на наш блог, я собираюсь сегодня встать на серф.       — Он согласился яхуу! — заорал Джейс ребятам в гостиной, отпуская-таки Юру из цепких лап.       — Плисецкий, одумайся! — кричит с экрана Никифоров, а Плисецкий отключает видео-звонок и, подбросив мобильник в ладони, направляется ко всей компании в гостиную.       А почему бы и не серфинг?