Пратитья-самутпада

      Ебаный стыд.       Пиздец.       Когда Юра открыл глаза, то понял, что изъясняться на приличном-английском или хотя бы не-матерном-русском он уже не в состоянии. Оценка обстановки в первую секунду была ужасающей: где он, блядь?! Не было ни шума воды за окном, да и окно было не то, и ракушек на занавесках не было. Потом он, к счастью, вспомнил, что такая обстановка была в бунгало на острове, а сейчас он в Паттайе в номере гостинице. Наверное.       Плисецкий открыл и закрыл глаза.       Вроде нормально.       Потом попробовал сесть.       — Суууука.       Лег обратно.       Голову раскололо на две половины, затошнило. Твою мать. Плисецкий никогда не пил так. И никогда не курил. Кажется, вот эту чертову поеботу называют похмельем. Юра никогда не понимал, почему все после попоек ноют, что они пить больше никогда не будут. Теперь понял. Мерзко было, просто пиздец. Хотелось то ли пить, то ли кишки выблевать, то ли просто застрелиться. Пришлось пересилить себя и дотащиться до туалета, а потом быстро доползти обратно, его все еще пошатывало. Не протрезвел еще, что ли... так бывает вообще?       Лучшим вариантом Юра признал просто лежать и не шевелиться.       Прикрыл глаза — может получилось бы уснуть, но так тошнило, что какой там сон.       Фу.       А потом обрывками вспомнил вчерашний вечер.       Глаза распахнул.       Выматерился вслух.       И лучшим вариантом сразу стал тот, где он себе голову о бочок унитаза разбивает насмерть.       Пиздец.       — Пиздец.       Память ему, к сожалению, не отшибло, хотя некоторых фрагментов явно не хватало. Юра дотянулся до мобильника на краю кровати — спину и правую руку почему-то ломило, и начал проверять ленту. Ну, конечно.       В собственном сторис в инстаграме сначала было видео с ди-джейского постамента, где он на весь клуб врубил Скриптонит (а вот это круто было, между прочим, Юра собой загордился), а потом второе: красный коридор, его пьяная морда с патлами растрепанными, коктейль в руках (его Плисецкий, кажется, спиздил). И спина Отабека.       Пиздец.       Телефон мигал десятками пропущенных от Никифорова, Фельцмана и Барановской.       И это была полная задница, потому что о причине Юра догадывался. Пролистал все уведомления не глядя, открыл то, что от Бабичевой. Ссылка на статью в нем, конечно же, присутствовала.

«Известный русский фигурист Юрий Плисецкий избил американского репортера в Таиланде».

      Прекрасно.       В самой статье присутствовали фотографии разукрашенной морды того журналиста и скрины с видео — кто-то снял это на телефон. А еще говорилось, что травмы у Плисецкого нет, просто он скатился в самое днище и бросил все ради тусовок. Жесть.       Захотелось просто зарыдать.       Единственное, что остановило — голова, которая разорвалась бы на части.       А лучше бы разорвалась.       Сдохнуть так сильно, как сейчас, никогда еще не хотелось.       Мила написала:       «Сегодня первое соревнование Гран-при. Для тебя кину в Джей-Джея камнем. Фельцману не звони, он в бешенстве».       Юра Бабичевой написал короткое «спс».       Потом дотянулся до толстовки, валяющейся комом на стуле, подбился поплотнее к подушкам, укрылся ею вместо одеяла (кровать расправлять сил не было). В кармане обнаружился комок наушников. Отлично. Юра запихал их в уши, включил музыку и попытался умереть.       Теперь был финиш. То есть совсем.       Он приехал сюда, чтобы найти себя, понять, как ему двигаться дальше, а теперь что? Полный пиздец.       Проебал свою честь, как фигуриста, подставил Якова и Лилию.       И Отабек.       Юра предполагал, что прослушивание русского рэпа ему настрой не поднимет, но у него и цели такой не было. Посмотрел на экран, где красовалась обложка «Фосфора», а в ушах со скрипом орал Голубин. Они, кстати, знакомы были. В одном отеле когда-то останавливались в Европе (что был за город, Юра не знал). Их тогда со спины спутали.       Вспоминать об этом было веселее, чем о прошлой ночи.       Смешно на самом деле. Придурки из сборной плевались всегда на музыку, которую Плисецкий врубал. Поэтому приучился всегда в наушниках ходить. Плисецкий не понимал никогда, что за прикол такой: гнать на чью-то музыку? Ну, нравится ему слушать маты Фараона, он же и не заявляет, что это шедевр. Вот Бетховен и Вагнер — шедевры, их Юра тоже слушает, под них кататься здорово. Просто если музыка приносит кайф и удовольствие, то какая разница на жанр.       Плисецкий поставил на повтор любимый пятый трек из альбома.       Перевернулся на спину и постарался не рыдать.       Как же он все мастерски проебывает.       Дедушку. Спорт. Сбежал от предыдущих друзей, чтобы не жалели.       Юра открыл сообщения и отправил Миле еще одно.       «правда спасибо большое».       С маленькой буквы, правда, и без знаков препинания.       И еще одно:       «удачи там гоше сегодня».       Бабичева прочла, но отвечать не стала.       А еще Юра знатно проебался тут: хотел начать с чистого листа, найти себя заново, а в итоге загнал в угол. Не хотел думать о болезни, не хотел думать про то, что Лерой вынудил-таки его признаться самому себе, что он, мать вашу, пидор. Его дед, блядь, не так воспитывал. И Плисецкий признавать не хотел, что не нравятся ему девчонки. Списывал на спорт. Некогда мне, деда. Девчонки времени много отнимают. Лерой тоже много времени отнимал. Так что дело было не в этом. Юре казалось, что пока он все отрицает, пока сам будет в это верить, все будет хорошо. Потом канадец сказал «давай попробуем» и Юра признал. А потом его бросили.       Прилетев в Тай, Плисецкий опять попытался об этом забыть: не гей он, а нормальный. И друзья у него нормальные. Юра ничего против геев то не имел (его Никифоров с соплячьего возраста воспитывал все-таки), но самому таким быть не хотелось. Страшно.       Прилетел, нашел нормального друга. И тоже феерично проебал.       Юра покрутил телефон в руке. Открыл телеграм.       Написал:       «у меня дружить хуево получается».       «извини я не хотел просто крышу сорвало».       Чего он там не хотел: курить, на шею вешаться, лезть целоваться — не уточнил. Отабеку отправил и стал ждать. Сердце чуть ли не в пятках ухало.       Хуевый из него друг получился.       Ответ пришел почти моментально, Юра даже вздрогнул. Решил сначала не читать, потом пнул себя мысленно. Открыл дрожащими пальцами. Его послали там нахуй, вот честное слово.       «Все в порядке, Юр».       «Как плечо?»       Еще и со всеми знаками препинания, хе. Вроде должен был спокойно выдохнуть, но затрясло еще сильнее.       Плисецкий просто помнил, как Алтын умопомрачительно целуется.       Блядь.       «а че с плечом?»       «Ты чуть не упал с мотоцикла».       Ебать, реально что ли?       Юра аж протрезвел от новости. Ответить не успел. Пришло еще следом:       «Это полностью моя вина, не знаю, как меня угораздило посадить нас на байк»       «Не пытаюсь оправдаться, но я тебя поймал».       «прям на ходу что ли».       «На светофоре».       «лол».       Вроде стало легче, а вроде и нет. Настроение оставалось где-то на самом дне. Юре хотелось кучу всего написать: оправдаться по полной программе, но в голову не шло совершенно ничего. Он все набирал сообщение, психовал, стирал, не отправляя. Потом понял, что Бек эти его попытки видит и вообще перестал пробовать подбирать слова. Как он там говорил? Прошлое остается в прошлом, Юра все равно уже ничего изменить не может.       Телефон завибрировал: еще что-то пришло.       «Тебе будет сильно хотеться есть».       «Поешь обязательно, станет легче».       Ну, кстати, да.       Хочется.       «это побочка?»       «Не у всех, но лучше станет».       Пожрать Юра всегда за.       «Рад, что разобрались, но я спать лег час назад».       «ебать».       «что делал то».       «Юр».       «а?»       «Отвали, я сплю».       Плисецкий захохотал. Прислал Отабеку стикер с котом. Подумал, прислал еще один. Алтын его убьет. Хехе.       В ответ пришла картинка: скриншот с Шазама. Там в найденном была песня. Алтын написал:       «Она тебе вчера понравилась».       Смеяться Юра перестал. Щеки безбожно ошпарило.       Твою мать, Отабек. Что ж ты сволочь то такая.       Нельзя так делать. Вести себя, словно Юра для него настолько важен. Песню Плисецкий не помнил, что что-то просил найти — тоже. Тут же вбил название в поиске.       Включил.       И сел.       Она была великолепной.       Like a phoenix rising.       This will be my empire.       Как восходящий феникс.       Я стою в одиночестве.       Я — легион.       Юра вслушивался в слова и понимал, что да. Пьяным и обдолбанным у него вкус не изменился: песня была шикарной. Из тех, которые вдохновляют на что-то. Плисецкий вспомнил: он говорил Отабеку, что стал бы под нее чемпионом. Да, стал бы.       Голова начала проходить. Юра, выдернув наушники из телефона — песня заиграла на всю комнату — пошел в душ. Немного шатало, но не лежать же весь день в постели. Нужно было привести себя в норму, хотя бы относительно. Душ помог взбодриться, Юра даже немного навел порядок: раскидал все сваленные в кучу вещи равномерно по комнате. Нашел три разных носка без пары. Воровато запихал их в мусорку и остался собой доволен. Пока он мыл голову, ему еще несколько раз позвонил Никифоров. Был пропущенный даже от Кацуки.       — Вот хитрый пидор, — хмыкнул Юра почти восхищенно.       Что, думает, что номер япошки у Плисецкого не записан, и типа с незнакомого номера Юра трубку возьмет. Ну-ну. Фиг там. Записан. Как «Котлета», правда, но какая разница-то.       Покрутил телефон в руке.       Подумал.       Потом встал и пошел в гостиную, понимая, что скорее всего все спят, хотя время за обед перевалило. Сегодня после такой тусовки явно никто не будет способен на бурную деятельность, но в гостиной обнаружилась Изабель, которая, по обыкновению, обрабатывала отснятое. Она удивленно глянула на взлохмаченного после душа Плисецкого.       — Доброе утро, — Изабель посмотрела на Юру так, словно привидение увидела. — Не думала, что кто-то выползет раньше ужина.       Она потянулась. Плисецкий почесал не расчесанную гриву.       — Да выспался вроде, — оказывается, голос у него охрип. — Есть охота.       — Можем в кафе спуститься, — предложила она.       Юра перекатился с пятки на носок и обратно.       Изабель вопросительно глянула на него.       Плисецкий шмыгнул носом и спросил:       — Можешь с собой камеру взять? ***       Юра старался не смотреть в камеру, чтобы не чувствовать себя не в своей тарелке. И просто говорил.       — Мне, наверно, давно надо было видос записать или просто объяснить все. А то вокруг начинается параша. Не понимаю, что за прикол, когда не знаешь чего-то, придумывать самостоятельно, но сегодня вышла статья, после которой я решил немного прояснить.       Видео он записывал для ангелов.       Не для себя, не для того журналюги. Посторонние его не волновали, а вот мнение ангелов было важно. Эти девчонки были с ним, считай, с тринадцатилетнего его возраста. Не хотелось, чтобы они думали, что Юра реально решил просто свалить.       Тяжелее всего было говорить про травму — не морально, просто сложно выговариваемый диагноз все время вылетал из головы, поэтому он гуглил прямо во время видео, читая с телефона описание.       — Я могу ходить, могу бегать. Я смогу встать на коньки, да. Даже смогу, скорее всего, сделать какую-нибудь элементарщину типа одинарных или дорожек каких-нибудь, — он помолчал. — Но это же не то. Я на таком уровне даже в юниорах не катался. Я потерял бы в любом случае место в сборной и на Гран-при, которое сегодня начинается, мне бы вообще ничего не светило. Суть в этом. Я не готов кататься хреново. Меня так мой тренер, Яков Фельцман, — все же помнят такого мрачного дядьку в шляпке? — научил, — Плисецкий посмеялся. — Или лучше всех или никак. Если не лучше всех, то какой тогда смысл. Нас же с детства учили: быстрее, выше, сильнее. Поэтому я сейчас здесь.       Он рассказал, что ему предлагали стать тренером, возможно, детей или юниоров. Что он мог бы опытом своим поделиться. У него, на самом то деле, было много вариантов: он мог бы, как золотое достояние России, стать лицом бренда спортивного шмотья, например, или преподавать, или сделать свою линейку одежды (что, бездарям всяким можно, а он чем хуже?).       — Я для этого здесь и нахожусь, — он улыбнулся, глянув в камеру, словно перед ним действительно сидел каждый из его поклонников. — Это поиск себя. Я уже не могу ничего исправить, — сделал глубокий вдох; кружка с кофе в руках стала интереснее стекла объектива, — потому что прошлое вернуть нельзя, а мозги появляются слишком поздно. Я бы вообще по-другому сейчас сделал. Все бы, наверно, свою жизнь перелопатили наоборот, если бы была возможность, только нифига такой возможности нет. Мы там, где мы есть. И как бы заглянуть в будущее я сейчас тоже не могу, потому что вообще не понимаю, куда все приведет. Пока я здесь. И учусь получать удовольствия от каждого происходящего момента.       Он сам не ожидал, что получится говорить так ровно и откровенно. Словно все ангелы были его близкими друзьями. А может, так и было.       — Вчера я реально накосячил с тем, что ввязался в драку. Не сказать, что сожалею, и извиняться точно не буду, потому что нужно следить за языком. Когда говоришь всякую херню, будь готов получить по морде в случае чего. Но жопа в том, что от моей подмоченной репутации страдает репутация моих тренеров. А они не виноваты в том, что у меня все через жопу. Мне жаль, что своей травмой я их подставил. В том смысле, что сбежал тоже, толком ничего не объяснив, — поправил сползающую с волос бандану, — но мне надо было побыть одному. Надеюсь, они это понимают. Я по ним очень скучаю, но у меня нет, — поджал губы, пальцами по кружке побарабанил, — сил смотреть им в глаза. Упал и травмировался я по собственной глупости. Это было не во время выполнения какого-то сложного элемента. Я просто тупо грохнулся. И из-за своей тупости сам спустил все в унитаз. Не хочу увидеть в их глазах укор. Я никогда подарком не был, а тут еще это отчебучил. Мне жаль. Но исправить я уже ничего не могу. Мне очень стыдно. Я перед ними сильно виноват, — Юра отвернулся в сторону, сморгнул влагу с глаз и улыбнулся. — Они мне всегда были как родители. Я их люблю, — заставил себя в камеру посмотреть. — И вас всех люблю, народ, даже когда вы дико доставучие. Но косячному чуваку косячные фанаты. Надеюсь, никто эти сопли не досмотрит. Напутствие под конец: не заморачивайтесь над тем, чего не можете исправить, раз вам перемены не подвластны. И никогда не парьтесь над тем, что можете изменить, просто меняйте. И всегда наслаждайтесь происходящим, не перетягивайте негатив из прошлого в настоящее. Все, — он показал язык в камеру, — давайте заканчивать. Ешьте хорошо, много не пейте, всем мира и добра. Любите котиков и слушайте хорошую музыку. Это был Юра Плисецкий с программой «Поиск себя», всего доброго.       Иззи на фоне не выдержала и засмеялась. Отключила камеру, посмотрела на Юру и сказала:       — Это было отлично.       Юра в пару больших глотков допил остывший кофе.       Да, пожалуй, именно так. ***       — Магнус! — Джейс влетел в спальню, даже не постучавшись, — они просто прекрасны!       Магнус приподнял бровь и посмотрел на Эрондейла через зеркало, перед которым сидел, пытаясь после ночного пьянства подвести ровно глаза. Джейс был взъерошенным и почему-то мокрым, но у Магнуса так болела голова, что он решил не заморачиваться. Зная Джейса — тот мог и искупаться в одежде, для него это было бы нормально.       После секса с Александром, Магнус не придумал ничего лучше, чем нажраться. Точнее, первоначально была идея выпить, но после прихода домой Отабека с бессознательным Плисецким, которого тот тащил едва ли не на руках, и косяка по работе, который случился с Алтыном из-за возни с Юрой, решение выпить переросло в уверенное желание упиться в сопли, потому что если бы не везение — и он, и Отабек влетели бы на такие бабки, что все траты Джейса, Алека и Изабель показались бы детским лепетом.       Кстати, о тратах. Магнус со вздохом отложил в сторону карандаш для глаз и повернулся к мнущемуся у дверей Джейсу лицом, понимая, что тот, наверняка, в очередной раз пришел просить денег. Магнусу было не жалко, просто именно сейчас не было настроения.       — Ты похож на панду, — хохотнул Джейс.       Магнус закатил глаза.       — Первое, — он пошарил по комнате глазами и улыбнулся, завидев около кровати недопитую бутылку виски. — Тебя не должен волновать мой макияж, даже если я нанесу себе на лицо узоры та-моко. Смекаешь?       — Что такое та-моко? — охренел Джейс.       — Боевой раскрас племени новозеландских маори. Перманентные симметричные узоры, — Магнус подошел к бутылке и поднял ее, присаживаясь на кровать, — дальше сам погулишь или прочитать тебе лекцию, начиная с древних кельтов?       — Не, спасибо, — Джейс покосился на бутылку, — а ты чего пьешь с утра пораньше?       — Время два дня, — Магнус глянул на настенные часы.       — Когда встал — тогда и утро, — Эрондейл усмехнулся, — слушай, а где Алек?       Магнус подвис от несостыковки логической цепочки в речи Джейса и отхлебнул виски. Он поморщился, ощущая, как алкоголь теплой волной стекает по пищеводу, и снова поднял взгляд на Джейса.       — Не знаю, где Алек.       Эрондейл удивленно хмыкнул.       Магнусу хотелось ебнуть тому по лицу и заорать что-то на тему того, насколько Джейс не замечает ничего происходящего. Алек любил этого рассеянного блондина несколько лет, даже тогда, когда уже встречался с Магнусом. И сейчас, когда они расстались окончательно, Алек в любом случае хочет поддержки от своего, блядь, бро. Пусть бессознательно, пусть умалчивая об этом.       Но суть ситуации видит, кажется, только Плисецкий.       Магнус подумал о том, насколько Отабек прав, доверяя Юре и таская его за собой. Алтын всегда очень хорошо видел людей. Буквально насквозь. Магнус обычно тоже мог таким похвастаться, но, правда, в случае с Алеком его мозг выключался.       А зря.       Отабек, кстати, сразу же сказал, что Алек доведет Магнуса либо до нервного срыва, либо до алкоголизма.       Ошибся только в одном: Магнус выхватил и то, и другое, решив не размениваться по пустякам. Если уж ошибаться в человеке — то по полной.       — Эй, Магнус, ты слышишь? — донесся до его сознания голос Джейса.       — А?       — Напился уже? — Эрондейл засмеялся.       — Еще раз скажи про алкоголь, и можешь больше у меня ничего не просить, — Магнус мстительно захохотал, когда Джейс скривился, делая страдальческую морду. У него, кстати, очень хорошо получались глаза котика из Шрека. — Так чего надо-то? Денег нет.       — Как, совсем? — буквально обтек Джейс.       — Когда у нас не будет денег совсем, я сдам тебя в рабство или на органы. На вырученные бабки мы все вылетим домой, — Магнус поболтал виски в бутылке, наблюдая, как янтарная жидкость плещется о стеклянные бока. — Денег нет на твою хуйню всякую.       — Это ролекс, настоящие! Только тут, в Тае, их можно выхватить подешевле! — Джейс даже руками взмахнул.       — Подешевле — это за сколько? — Магнус прекрасно знал стоимость хороших часов.       Хотя бы потому, что сам баловал себя такими. Раз так десять. Но ему-то можно, бабки себе Магнус зарабатывал сам. А вот прихоть Джейса… Хер.       — Они из коллекции sky dweller, — вещал тем временем Джейс, — белое золото восемнадцать карат!       Магнус покивал, понимая, что даже скидка в половину стоимости не сделает эту самую стоимость дешевле крыла самолета.       — Полторы тысячи долларов, — выдохнул Джейс.       — Во-первых, я могу сказать, что тебя точно наебали, — Магнус подавил зевок, — настоящие ролексы, особенно из этой коллекции, стоят около пятидесяти тысяч. Так что тебе, дорогой, предложили просто хорошую подделку. Возможно, ее будет не отличить от оригинала, но суть остается той же — наебалово. Во-вторых, — Магнус сделал еще глоток виски, — с твоим образом жизни, постоянными падениями и прочей хренью, покупать часы даже за штуку баксов — верх тупости. Ты разъебешь их на следующий же день.       — Я не буду носить их постоянно!       — Тем более, какой смысл? — Магнус пожал плечами.       — Они крутые, — вздохнул Джейс.       — Тогда ты можешь пойти, очень круто подмести улицы, или не менее круто поработать продавцом кокосов, чтобы накопить себе хотя бы половину. Остальное так и быть, добавлю.       — Ты не в духе? — Джейс поморщился, — раньше ты просто оставлял карточку.       — Ты меня с кем-то путаешь, — Магнус снова отхлебнул виски, — я не даю вам денег на всякое дерьмо.       — Скажи об этом самому себе, когда протрезвеешь, — психанул Джейс, — то дает денег, то нет, — пробормотал он, — трахнитесь уже с Алеком, а то ходите оба злые, как черти! — уже громче добавил он, почти выйдя за дверь, — если передумаешь про часы, дай знать, — наконец вышел из комнаты Джейс, закрывая за собой дверь.       Магнус сидел на кровати, ошарашенно смотря вслед Эрондейлу.       Его только что обвинили в том, что он недостаточно хорошо обеспечивает первую любовь своего бывшего парня?       Что, блядь?       Магнус со психу зашвырнул бутылку Эрондейлу вслед. С громким звоном она разлетелась по полу, оставляя после себя всплеск мелких стекол и лужу остававшегося в ней виски, растекающуюся по светлому напольному покрытию.       — Блядство, — Магнус плюхнулся на кровать спиной и, подняв к лицу ладони, с силой растер ими кожу, — блядство, — повторил он.       Звук открывшейся двери заставил сесть и посмотреть на вошедшего.       — Все в порядке, — сказал Отабек, аккуратно перешагивая через осколки на полу, — а у тебя, судя по всему, нет, — он сел рядом, внимательно вглядываясь в лицо Магнуса, — это новая фишка? — он указал на один накрашенный глаз.       — Там все срослось? — уточнил Магнус.       Отабек кивнул.       Вздохнув, Магнус уронил голову ему на плечо. Он зажмурился, пытаясь пережить резкое головокружение. Ладонь Алтына, горячо ощущающаяся на затылке, немного облегчила жизнь.       — Все хуево, — признался Магнус.       — Переживем, — Отабек усмехнулся. — Как и всегда.       — Как и всегда, — эхом отозвался Магнус.       — Там Юра уселся Гран-При смотреть, пошли? — вдруг сказал Отабек, заставляя Магнуса удивленно на него посмотреть.       — Интересно фигурное катание? — встав с кровати, Магнус подошел к зеркалу и, достав ватный диск, принялся стирать подводку, понимая, что в почти пьяном состоянии вряд ли что-то путное изобразит на своем лице. — Или интересен Плисецкий? — не смог не подколоть он.       Алтын посмотрел на него своим «нучтоэтоблять» взглядом и промолчал, терпеливо дожидаясь, пока Магнус смоет неудачный макияж. Закончив, Бейн одернул мятую майку и вздохнул: в зеркале отражался типичный бомж. Рваные джинсы, взлохмаченные волосы, синяки под глазами — полный комплект неудачника.       Отабек, словно чувствуя, о чем Магнус задумался, подошел ближе и хлопнул его по плечу.       — Он еще не дорос до тебя, — тихо сказал Алтын, — не дорос до умения идти на компромисс. А ты уже вырос из того возраста, когда можно постоянно мириться с заебами своего парня, пусть даже ты его любишь.       — И это нормально? — Магнус смотрел на Отабека в отражении зеркала. Рядом с ним, помятым и не выспавшимся, тот выглядел гораздо приличнее. — Нормально расставаться вот так? Я думал, мы многое прошли вместе.       — Это мы многое прошли вместе, — ответил Отабек, — а ты подстраивался под Алека, который регулярно клал хуй на твои просьбы.       Магнус, услышав столь резкое высказывание от Отабека, удивленно поднял брови.       — Хватит хандрить. Ты же Великолепный Бейн, — Алтын припомнил университетское прозвище Магнуса, — давай, становись собой.       — Постараюсь, — стало, вроде как, полегче.       Хотя желание напиться и потом проспать пару лет, пока все тут без него не разрешится, все равно никуда не делось. Но Отабек хотя бы одним своим присутствием заставлял немного успокаиваться.       — Гран-При? — улыбнулся Алтын.       — Гран-При, — кивнул Магнус.       — Вот, что я называю компромиссом, — засмеялся Отабек, направляясь к двери и перешагивая через осколки и лужу виски на полу. ***       Он, правда, планировал держаться от этого подальше. Но вот как-то все иначе вышло. Просто увидел объявление в кафе, где поздний завтрак с Изабель перерос в съемку видео-репортажа, о том, что в аренду сдается проектор. Поэтому идея пришла как-то сама собой. Иззи с позволения Плисецкого убежала монтировать видео — хотела подогнать звук, убрать помехи, слишком уж как-то смотивировалась этой идеей с чистосердечным признанием фигуриста. Юрий дошел до магазина, набрал вредной еды полную охапку, притащил в гостиную кондоминиума. Стены в гостиной были белыми.       Плисецкий свалил жрачку прямо на пол и пошел опять в кафе. Отдал пару сотен батт за прокат проектора, заказал пиццу, а потом перенес все в пустующую гостиную. Собрал с нескольких комнат подушки, свалил на пол плед, позаимствовал ноут у Джейса (тот уже, видимо, проснулся и куда-то свалил, или вообще ночевал не в своей спальне), подключил к нему проектор и вывел экран на белую стену. Качество было так себе по сравнению с экраном ноутбука, но Юре нравилось. Занавесил окна, обложился подушками и вскрыл упаковку с чипсами.       Он хотел держаться подальше от Гран-при и обходить все новости о соревновании стороной. Потому что… ну, блядь. Это же его Гран-при. Его возможное золото.       И напоминание о том, что на коньки он больше не встанет.       Состояние было так себе: пустая голова, пустой желудок (жрать хотелось неимоверно).       Мыслей в голове не было.       Он включил прямую трансляцию.       Потянулся, пристроив на вытянутых ногах коробку с огромной пиццей.       Плисецкий нарушал все спортивные диеты мира, с полным кайфом ловя языком каплю еще горячего сыра, который, плавясь, так и норовил стечь с одного бока куска.       Было очень вкусно. Настолько, что почти не было тоскливо смотреть на объявление участников Гран-при, которые должны были выйти на лед. Юра поморщился, увидев блестки на ярком костюме Жан-Жака, хмыкнул, предсказуемо заметив у Кацуки темный костюм, прилизанные гелем волосы и томный взгляд — в лучших традициях Никифорова — а затем вздрогнул, потому что к его боку кто-то подсел, заставляя оторвать взгляд от экрана.       — Привет, — Отабек, взяв руку Юры с зажатым в ней куском пиццы за запястье, поднес к себе ближе и откусил, глядя при этом на экран, — кто первый выступает?       — Чувак из Таиланда, — на автомате ответил Плицеский, глядя, как Отабек облизывает губы, — приятного аппетита.       — Спасибо, — вместо Отабека ответил Магнус, тоже приземляясь рядом, — вкуфно! — пробормотал он с набитым ртом.       Юре казалось, что у них будут проблемы. Ну, с дальнейшим общением после всей той херни, что он успел натворить ночью. В лучших традициях бабских сериалов: напиться и творить хуйню на пьяную голову. Наверное, это всегда так и происходит. Плисецкий смотрел на сонного и немного лохматого после сна Алтына и понимал, что, кажется, ничего и не изменилось. Бек ведет себя так, словно ничего и не было.       — Как звать?       Кого? Тайца что ли? Юра пожал плечами.       — У него дурацкое имя. Как будто кто-то чихает. Я реально пытался выговорить, но у меня не выходит.       Отабек засмеялся. А потом удобнее устроился около Юриного плеча, накидывая край пледа на ноги. Магнус привалился спиной к дивану, потянувшись, отобрал из-под Юриного локтя пачку Принглс и с удовольствием принялся жевать.       — Есть соус?       — Под твоей задницей, — фыркнув, ответил Юра.       На экране фигуристы давали интервью, рассказывая коротко о своих программах.       В комнату бесшумно вошла Иззи, щелкнув фотоаппаратом: в кадр явно попадала и жрущая троица, и экран на стене.       — Видео твое смонтировала и выложила, — Изабель уселась с другой стороны от Отабека, — о, долой фигура, — браслеты с ракушками на ее запястье с тихим стуком соприкоснулись друг с другом, когда она тоже утянула кусок пиццы из коробки.       — Про чью фигуру речь? — Джейс, прибежавший следом, лениво зевнул, а потом со всей «ненавязчивостью» улегся башкой на колени Юры, пристроив коробку с остатками пиццы на своем животе. — Почеши голову.       Плисецкий, как-то истерично хекнув, запустил пальцы свободной руки в шевелюру Эрондейла, прочесывая пряди и видя, как тот едва не начинает мурчать. Изабель закинула длинные загорелые ноги на Джейса, чуть не перевернув остатки пиццы. Тот заржал, а потом тут же попросил всех заткнуться, потому что начинали объявлять первого претендента на победу в Гран-При.       Мда.       Неправильные какие-то котики пошли.       На белой стене начинались программы. Юра видел и Милу, и Никифорова. Выступали в первом этапе из знакомых всего несколько: Кацуки, Жан-Жак, да Жора. Когда репортер начал брать интервью у Фельцмана перед выступлением Поповича, Юра просвистел выдохом сквозь зубы.       — Что вы можете рассказать о том, что в этом сезоне не будет Юрия Плисецкого?       Юра покривил рот. Ожидаемо. Что не спросили то сразу про драку у Тайского клуба?       Яков, надо отдать ему должное, даже ухом не повел.       — У Юрия Плисецкого серьезная травма, и, несмотря на всю ту брехню, что пишут в интернете, он проходит лечение у лучших специалистов. Если у вас нет вопросов касательно Гран-при и выступления члена российской сборной Георгия Поповича, то интервью окончено.       Плисецкий улыбнулся — Яков всегда таким был.       — Но пишут, что он…       — Много чего пишут, — рядом с Фельцманом мраморной статуей появилась Лилия Барановская, — в свое время писали, что Юрий Плисецкий — девушка. Так что если собираетесь верить всему написанному в интернете на вшивых сайтах, то нам не о чем с вами разговаривать. Мы обязательно дадим официальное заявление и соберем пресс-конференцию в присутствии Юрия, когда он сам будет готов. А пока постарайтесь не распространять глупые слухи. Юрий Плисецкий — достояние нашей страны, присутствует он на льду или нет.       Плисецкий прикусил ноготь на большом пальце. Кажется, он никогда не испытывал такой любви к этой холодной, словно лед, женщине, как сейчас. Сморгнул влагу с глаз, шмыгнул носом. Эрондейл на его коленях повозился, устраиваясь удобнее, Изабель подложила ему подушку под голову.       Юра смотрел, как Гоша выходит на лед.       Он мог быть там тоже.       — Давай, ведьма, не вздумай облажаться, — шепчет Плисецкий и, кажется, переживает за каждую дорожку дурака Гоши сильнее, чем сам Попович.       Юра увидел, как на диван тихо сел Алек, ставя ноги так, чтобы не задеть Изабель, сидевшую рядом на полу. Плисецкий внимательно посмотрел на какого-то жутко бледного Алека и сделал себе зарубку: поговорить с ним. Выглядел Лайтвуд хуево.       Гоша же откатал почти на отлично.       — В следующий раз возьму с собой российский флаг.       — Давай купим тебе трусы в триколор, — предложил Магнус.       — У меня есть, — хохотнул Юра.       Им девчонки с женской сборной всем на двадцать третье февраля дарили.       — У Отабека тоже, — кивнул Бейн.       Юра вздернул бровь и перевел взгляд на Алтына. Тот жевал последний кусок пиццы так, словно ничего необычного Магнус не сказал.       — Это, наверное, очень интересная история, но я, правда, не хочу знать, откуда Магнус знает расцветки твоего нижнего белья.       Алтын растянул губы в улыбке, хитро посмотрел своими черными глазищами.       — Это наш с ним маленький секрет.       — Не сказал бы, что маленький, — Бейн подергал бровями.       Юра тихо засмеялся, утыкаясь носом в плечо казаха.       — Господи, перестань, — взмолился он.       А Отабек, скотина, сидел и хихикал. Магнус развел руками.       — Что? Я рекламирую.       — Пиарщик из тебя так себе, — признался Плисецкий, отсмеявшись, не убирая взлохмаченной башки с плеча Алтына, глянув на Бейна. Тот пожал плечами. — Мы что, говорим о размерах?       Иззи тоже засмеялась, беря из кучи вредной еды начос.       — Мальчики, вы только мериться без меня будете, хорошо?       Все рассмеялись в ответ. Вот же типичная ситуация: мериться письками. Юра хекнул, почувствовав, как Отабек приглаживает ладонью его волосы.       — Вытер об меня руку после пиццы.       — Да.       — И даже не отпираешься.       В ответ казах приобнял его за плечи.       Ладно, подумал Юра, он обещал себе не париться. Нормально все будет.       На лед выходил Кацуки.       — О, Котлета.       — Это почему котлета? — не поняли остальные.       Юрий растянул губы в улыбке.       — Долгая история, — и классная, добавил про себя.       — Напомните мне предложить вам сгонять на вулкан, — вдруг выдал Джейс, пялясь в экран.       Все посмотрели на него так, будто у Эрондейла рога на голове выросли.       — Надеюсь, ты обкурился, — на полном серьезе заявил Магнус.       — Потом расскажу, все, тихо! — Джейс утянул еще кусок пиццы. — О, что за педик в красном?       Юра вздрогнул. Конечно же, Лерой собственной персоной. Улыбался в камеру и сверкал отбеленными зубами. Показали, как на трибунах за него держит кулачки невеста.       Ну, куда же без этого, блядь.       Плисецкий вздохнул.       — Это Жан-Жак Лерой. Кажется, у него есть все шансы взять золото.       Джейс что-то пробурчал. Потом развернулся, стукнув своей тяжелой башкой Юре по коленкам, и растянул губы в улыбке.       — Только потому, что тебя там нет!       И остальные поддержали.       Юра лежал в этой куче людей, обложенный подушками и жрачкой, смотрел на Эрондейла и понимал, что сейчас расплачется. Плисецкий развернул голову Джейса обратно, понимая, что слезятся глаза.       — Отвернись, идиот.       Тот в ответ рассмеялся.       Придурок, подумал Юра.       Все такие придурки.       — Слушайте, — засмеялся Магнус, — а он когда-нибудь, целуя лед, прилипал языком?       В гостиной поднялся хохот.       Юра фыркал в плечо Алтына и думал о том, какие же они все-таки классные.       Бек едва заметно гладил его по спине между лопатками. Вот тебе и недомолвки. Плисецкий положил ладонь Отабеку на живот — тот даже не дернулся. Подумал. Обхватил за талию, прижавшись ближе и расслабившись, наконец.       На экране начинал выступать новый фигурист, какой-то американский новичок, перешедший из юниоров.       Странно это все, смотреть на свой мир со стороны. Он ведь всегда был его частью. Интересно, все зрители такое волнение испытывают?       Юра приподнялся с Отабека и сказал:       — А давайте правда на вулкан сгоняем?       — Вы больные, — сделал вывод Магнус. Остальные смотрели на спонсора с немым вопросом. Тот цокнул и закатил глаза. — Но я согласен.