Пратитья-самутпада

      — Может, все-таки, напомнишь себе о том, что диалог придумали не просто так? — Юра закинул в рюкзак фонарик и придирчиво посмотрел по сторонам, пытаясь понять, все ли взял с собой.       Они-таки мотанулись в Индонезию.       Юра, увидев свой билет, сказал: бешеной собаке семь верст не крюк.       Магнус хмыкнул, добавив: вы ебанутые, но да ладно.       Отабек поморщился и сразу же поехал в магазин со словами: нужно пополнить аптечку.       Изабель и Джейс покивали головами и ушли собирать вещи.       Алек уехал к врачу.       Точнее, он уехал якобы просто в аптеку, но Плисецкий, применив метод дедукции (тупо проследив за Лайтвудом) увидел, что тот свалил в клинику, логотип которой уже приелся Юре за все время пребывания в Таиланде.       Хорошо он время проводит: мечется от клубов до больниц, то укуриваясь, то прячась под стойкой регистрации, чтобы Алек не спалил и успел сделать то, зачем пришел.       Когда Лайтвуд вошел в кабинет врача, Юра прилип к двери ухом, пытаясь расслышать из мутного английского с тайским акцентом хотя бы что-то понятное. Толку было мало. Единственное, что удалось разобрать — руке Алека пиздец. Хотя, если обратить внимание на то, сколько обезболивающих он в себя закидывал и как бережно пытался руку держать, хирургом не надо было становиться.       Юра прикусил губу, тряхнул короткими патлами и галопом метнулся прочь из больницы. Почему-то палиться пока не хотелось, равно как и устраивать истерику скрытному не к месту Лайтвуду. Казалось, что тот умалчивает что-то посерьезнее, чем боли в руке, и потому Юра решил понаблюдать.       Вернувшись обратно и купив для отвода глаз фонарики (все равно пригодятся) Юра принялся за сборы, которые заключались в закидывании в рюкзак всякой полезной хрени, типа наушников, мелочи, карточки с деньгами. Половину маек он оставил в кондоминиуме, решив, что в Индонезии найдет время на поиски очередного безобразия адово тигровой расцветочки.       Магнус как-то молниеносно заказал билеты. Настолько это вышло магически легко, что он сам, кажется, охуел. Самолет вылетал всего через семь часов, и потому, даже не записав видео для фанов, все дружно поскакали вызывать такси. До аэропорта Суварнабхуми нужно было еще добраться, а пробки на трассе в Бангкок в это время были адовыми.       Получилось так, что Отабек, развив нереальную скорость и нацепив на лицо выражение «мнепоебать» распихал половину очереди, так как регистрация на их рейс почти закончилась. Магнус тыкал паспортами в лицо таможенников, вопя об опоздании на важную встречу, а сам Юра, отмахиваясь от всех фразой «русский-ноу-инглиш» сумел пристроиться в середину очереди на контроле перед зеленой зоной.       В самолет забежали самыми последними и, едва отдышавшись, поняли, что уже пора пристегиваться, так как начинается взлет. Юра, хихикая, утыкался потным лбом в горячее плечо Бека, который сидел рядом и ерошил ему волосы на затылке своими длинными пальцами.       Магнус пытался кому-то дозвониться и матерился до тех пор, пока на него не шикнула стюардесса, призывая выключить телефон. Бейн запросил виски и, получив пластиковый стаканчик, откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза. Юра, не поднимая головы с плеча Алтына, посмотрел на него: Магнус выглядел больше, чем просто хуево. Последний раз улыбку на его лице (не считая идиотских подколок при их массовом просмотре Гран-при) он видел в клубе, когда Бейн общался с Инди и Ивой.       Кстати.       — А где ваши подруги? — спросил Юра, привлекая внимание и Магнуса, и Отабека.       — Остались там, — ответил Бейн, переглянувшись с Алтыном поверх головы Юры, — а что? Понравились?       — Ага, классные девахи, — Юра вспомнил их отжиг на танцполе и заулыбался, — они есть в соцсетях?       — Да, я кину тебе в директ ссылки на их инстаграмы, — Алтын шутливо почесал затылок Юры пальцами, заставляя вновь расплыться в улыбке.       — Не может, — раздался голос Алека.       Юра понял, что слишком сильно залип в своих мыслях. Он больше не в Паттайе. Он собирает шмотки, чтобы вечером выдвинуться к деревушке у подножия вулкана Мерапи, на который они и собрались совершать подъем.       — Почему? — Плисецкий подавил в себе порыв отвесить Алеку профилактического леща. — Почему ты, — он подошел к Лайтвуду и ткнул его пальцем в грудь, — ведешь себя, как мудак?       — Юра, — Алек плюхнулся на кровать и сжал пальцами виски. Зашипел от боли, выпрямил покалеченную руку. — Я уже жалею, что нам с тобой досталась одна комната.       Юра усмехнулся.       Он не жалел, кстати. Просто, нахрен, не понимал этого «прикола».       Магнус заселился с Отабеком, отговорившись работой. Алек так потерянно смотрелся на фоне обшарпанного лобби отеля, в котором они остановились, что у Плисецкого зачесалось где-то внутри. Он, собственно, собирался заселяться один (так, на минуточку, он ведь платит за себя сам), но факт того, что Магнус настолько явно пресекает уже даже видимость их отношений с Алеком, заставила растеряться даже его.       А еще Юра дико злился на Джейса, который, постоянно теребя новые часы на запястье, лишь хмыкнул и въехал в оставшийся номер, разделенный на две маленькие комнатки, вместе с Изабель. Юра стоял и хотел заорать о том, чтобы сестра Алека и его, блядь, лучший друг, разули наконец глаза и увидели, насколько плохо их дорогому человеку. Юра буквально видел, что Алек только в тот момент осознал, что Магнус действительно обрывает все ниточки между ними.       Настроение в очередной раз скатилось.       Плисецкий подскочил к Алеку, обхватил его руками и боднул лбом в плечо. Поддержал, как умел. Получилось — легкая улыбка украсила губы Алека, заставляя выдохнуть: истерики удалось избежать.       А ее Магнус и Отабек явно ожидали, ведь оба выдохнули, когда Лайтвуд спокойно согласился на Юрино предложение заселиться вместе. Типа, калеки должны помогать друг другу, поддерживать штаны в сортире и все такое.       И вот теперь Плисецкий психовал. Алек закрылся в своем мире так, что впору было водородную бомбу на него сбрасывать.       Или самого Алека в вулкан кинуть, как вариант. Он как раз действующий, Мерапи этот.       — Плисецкий! — возмутился Алек, у которого Юра выхватил из рук пачку таблеток, которые тот достал, чтобы выпить очередную, — эй!       — Что, Лайтвуд? — передразнил Юра, — давай, колись.       — Блядь, — почти без акцента простонал Алек, падая спиной на кровать.       Юра с ногами залез на покрывало, умащивая свой зад рядом.       — Я недостоин Магнуса, — выдал Алек, заползая башкой Юре на коленки.       — Серьезно, блядь? Алек, ну ты чего, принцесса Селестия что ль?       — Кто? — вытаращил глаза Лайтвуд.       — Не вникай, — хихикнул Юра. Он не виноват, что мелкие дети перед тренировками на льду смотрели Май Литтл Пони, — короче, Алек, ты дебил.       Лайтвуд нахмурился, поворачиваясь на спину и укладываясь поудобнее.       — Магнус был со мной только из-за секса, а теперь я с постоянными болями в руке. Не могу по первому зову, — Алек слегка покраснел. Говорить о таком с Юрой почему-то было неловко.       — Так, опустим тот момент, что я изначально не верю в такую, кхм, корысть, со стороны Бейна, — Юра смотрел на Алека сверху вниз, — и вернемся к моему первому вопросу: диалог. Почему бы не поговорить начистоту? Кстати, что с рукой? — Юра до кучи закинул еще и эту удочку.       — Болит, — Алек вздохнул, — не всегда легко поговорить с человеком.       — А в чем твоя сложность? — Плисецкий оперся на локти, откидываясь назад и смотря на Алека, все еще удобно лежащего лохматой башкой на его коленках, — язык отнимается?       — Слушай, а ты разговариваешь по душам со всеми своими парнями? С Отабеком, например? — тихо спросил Алек.       — Эм… — Юра опешил, — у меня вообще-то парней не было.       Алек приподнял брови.       — Серьезно, — Плисецкий посмотрел по сторонам, как-то бесцельно мазнув взглядом по обшарпанным стенам, — тот козел, — он прервался, когда Алек хохотнул, — не сказать, что был моим парнем. Точнее, мне казалось, что да, а на деле… да нечего там обсуждать. Он сам все решил, смысла нет мусолить это дерьмо.       — Хреново так? — Алек поднял здоровую руку и дернул Юру за короткую прядь волос, выбившихся из хвостика, — или отпустило?       — Порой кажется, что отпустило, — Плисецкий как-то не уловил тот переход в разговоре, когда из попыток вывести Алека на чистую воду все переросло в откровенный обмен эмоциями, — а порой хоть на стену лезь. И не потому что симпатия, нет. Прошло уже, — рваными фразами Юра пытался выразить то, что было внутри, — просто он, ну… козел. Не делается так, понимаешь?       — Понимаю, — вдруг ответил Алек, на несколько секунд прикрывая глаза. — Вроде как и доказать что-то хочется, а вроде понимаешь, что смысл? Человек-то не изменится, останется со своей правдой, а ты только нервы потратишь.       — Да, — Юра закивал головой, — да. Но у вас-то все иначе!       — У нас все, — Алек покусал нижнюю губу, — было сложно, всегда. И Юр, — он перевел взгляд на Плисецкого. Слишком внимательный взгляд. — Не могу я с ним быть.       — Да почему? — снова завелся тот, — ему это явно нужно. Да и тебе тоже!       — Ему не нужен такой, как я, — Алек кое-как сел, морщась от боли, — поверь мне на слово.       — Бред какой-то, — Юра психанул окончательно и, дотянувшись до блистера с таблетками, который кинул подальше на кровать, когда отобрал у Алека, запустил ими в него же. — Травись на здоровье.       Лайтвуд снова странно посмотрел на Юру и промолчал.       Дальше сборы продолжили молча. ***       — Йо, народ! — Джейс махнул в камеру рукой, — Изабель решила сегодня выжечь нам глаза подсветкой, точно вам говорю! — он показательно прикрыл лицо рукой.       — Иначе никто не увидит твоего прекрасного лица, — засмеялся Юра, — привет всем, и моим ангелам особенно. Надеюсь, вы все посмотрели мое спешл-видео.       — Да точно посмотрели, — проворчал Джейс, — оповещения в твоем инстаграме не дают спать по ночам.       — Тебе спать не дает похмелье, а не мои оповещения, — отбил Юра и пихнул Алека, сидящего между ним и Джейсом, в бедро, — алло, Лайтвуд, подними прекрасные очи и расскажи всем, где мы, куда мы, и зачем мы!       Юре стало тошно, когда он увидел улыбку Алека, казалось, буквально силой расползающуюся по его губам. Плисецкий видел, что тому больно, тяжело, плохо, но Алек упрямо уселся с ним и Джейсом, пытался улыбаться и, пожалуй, надеялся, что никто не заметит его больных глаз.       Да никто и не видел. Кроме Юры.       И, пожалуй, Отабека с Магнусом, которые, правда, в данный момент заполняли за всех анкеты для регистрации новой группы подъема на вулкан, оплачивали пошлины и еще десяток каких-то мелких нюансов, которые необходимо было уладить перед началом подъема.       Лезть, кстати, решили всем табором. Чтоб веселее было.       И по времени подгадали так, чтобы подняться с рассветом.       Сейчас было около девяти вечера и уже не видно ни зги.       Всех терзали смутные сомнения по поводу успеха данного упоротого мероприятия, но как-то коллективно было решено не каркать.       — … и мы там встретим рассвет, — Алек говорил, пока Юра витал в своих мыслях, — говорят, там видно соседний, спящий вулкан, а на Мерапи можно подойти к самому жерлу и даже немного спуститься вниз.       — Надеемся, наша карма не сработает и вулкан не плюнет в нас лавой, пока мы будем на вершине, — радостно перебил Джейс.       — Тьфу на тебя, — Плисецкий дотянулся до затылку Эрондейла и под его возмущенный вопль отвесил подзатыльник, — мне помирать нельзя, у меня еще не все журналисты избиты.       — А? — втупил Алек, повернувшись к Юре.       — Бэ! — хехекнул тот, — короче, други, мы погнали, а то пропустим все самое интересное. Ждите видео с рассвета и не поминайте лихом.       — Я вас любил! — Джейс помахал в камеру.       — Я был дебил, — снова не утерпел Юра.       Изабель, улыбаясь, нажала на «стоп» и кивнула, давая понять, что запись закончилась. Она отключила переносной свет и начала складывать аппаратуру в рюкзак. Джейс прокручивал на запястье часы.       — Обновочка? — Юра кивнул на поблескивающий циферблат.       — Ага, — Джейс радостно заулыбался, — крутые, да?       — Ну, — Плисецкий подошел поближе и поднес запястье Джейса к глазам, рассматривая часы, — дорогая подделка. В целом неплохо.       — Ты-то откуда разбираешься? — охренел Эрондейл, — ладно еще Магнус.       — Чувак, — Юра закатил глаза, — я жил в фигурном катании. У меня только лезвия для тренировочных коньков стоили столько, сколько твой типа ролекс. Поэтому не надо мне рассказывать о том, как должны выглядеть часы с золотом в несколько карат.       — Ладно, блин, — Джейс засунул руки в карманы, — надеюсь, кроме вас двоих тут не найдется умников.       — Стоят они и для подделки нормально так, — Алек встал рядом, ожидая, пока соберется сестра и подойдут Алтын и Магнус.       — Откуда знаешь? Бейн рассказал о дыре в кредитке?       Алек только дернул плечом и промолчал. Юра решил не влезать в денежные разборки — ему только этого не хватало для полного счастья. Он поднял глаза к небу, на котором уже загорались яркие точки звезд.       — Ну что, готовы? — Отабек подошел ближе, держа в руках тонкие светящиеся браслетики. — Прошу.       Он раздал каждому по штучке и помог застегнуть Юре, скользнув пальцами по нежной коже запястья. Плисецкий порадовался, что в темноте не заметен румянец.       — Пошли, смертники, — Магнус поправил лямки рюкзака и первым двинулся в сторону тропинки, с которой и начинался подъем.       Все потянулись следом. ***       Юра понял, что это его личный первый круг ада.       Ноги проваливались в вулканическую пыль почти по щиколотку. Подъем был крутым, и приходилось цепляться руками за корни деревьев и какой-то жутко колючий кустарник, чтобы не съехать по склону вниз.       Видя, как в очередной раз Изабель упала, расцарапав себе коленку, Плисецкий был готов взвыть на Луну.       Поначалу все было весело, даже очень. Подбадривая друг друга шуточками, они поднимались по склону, отмечая, что спортивная подготовка каждого, в большей или меньшей степени, спасала положение. Человеку, который ни разу в жизни не присел, на такой «экскурсии» делать нечего.       Позже, когда склон плавно перетек в достаточно крутой подъем, начали бесить не вовремя появляющиеся корни деревьев, торчащие прямо из пыли. Ноги попадали в эти «ловушки», и нужно было сильно сбросить скорость подъема, чтобы банально не переломать конечности.       Обогнав неспешно ползущую вверх группу индонезийцев с палатками, они устроили первый привал. Началась жопа. Сидеть на пылище, которая забивается чуть ли не в трусы, был не вариант. Стоять на гудящих ногах тоже. А третьего было не дано.       Сидя в вулканической пыли и глотая воду, Юра проклинал свою жизнь. Алек, пытающийся не уехать на заднице вниз, удачно уцепился ногами за какой-то корень. Изабель промывала коленку, поддерживаемая Джейсом, а Магнус с Отабеком спорили по поводу маршрута.       — Что там? — протянул Юра, отмечая, что у него в трусах вулканическая пыль.       — Надо обойти, — Магнус чесался, как больной. — Я один словил зуд от этой пылищи?       — Не один, — Джейс расчесывал плечо. — Что с маршрутом?       — Дальше обрыв, опасно, — коротко бросил Отабек.       Юра попытался в почти полной темноте, разбавленной светом фонариков и ярких звезд на небе, понять выражение его лица.       Хуй там.       Плисецкий вздохнул и попытался встать. Коленку прострелило болью, и он ебнулся жопой на пыль, отбивая ее себе напрочь.       — Ебаный позор, — простонал он, потирая поясницу. — Я люблю свою жизнь.       Отабек подошел ближе и подал руку, поднимая Юру. Покачнувшись на склоне, они все же устояли. Алтын помог и Алеку, поинтересовавшись, как тот себя чувствует. Алек охренел настолько, что просто кивнул. Юра хмыкнул: насколько же надо хреново выглядеть, что даже Алтын уже не постеснялся уточнить о самочувствии? Лайтвуду явно удалось.       — Поперли уже хоть как-то, — простонала Изабель, — мы половину не прошли, а я уже, кажется, не могу.       — Но держишься ты молодцом, дорогая, — Магнус попытался подбодрить.       Все разложили по рюкзакам воду, которую доставали, схватились за фонарики, и поскреблись дальше, пытаясь не поскальзываться на пыли.       Ад продолжился.       Юра понял, что начинает замерзать.       Ближе к середине пути поднялся ветер, да такой, который пробирал до костей. Стучали зубами все. Казалось, будто они посреди снежной пустыни, где вдобавок еще и минус градусов пятьдесят.       — Давайте кого-нибудь подожжем и погреемся, — Джейс растирал голые плечи руками.       — Тебя, — Магнус шмыгнул носом и чихнул, — кто хотел на вулкан? Вот и будешь нас греть.       — Еще варианты будут? — Изабель куталась в полупрозрачный шарфик, который нашла в рюкзаке совершенно случайно.       Вокруг все еще было темно.       Они все еще стояли по щиколотку в пыли, цепляясь за корни деревьев, торчащих одинокими палками то тут, то там. С одной стороны от них был обрыв, а с другой пологий скат, покрытый все той же пылью.       Которая от ветра, кстати, летела прямо в ебальце.       Чудесно, думал Юра, просто прекрасно.       Только он может замерзнуть посреди Индонезии при подъеме на действующий вулкан.       — Индонезийцы! — вдруг возопил Алек, заставив всех вздрогнуть и непонимающе на него посмотреть, — у них наверняка есть шмотки. Можно купить.       — С чего ты решил? — опешил Джейс.       — Ой, да на всех горах на экскурсиях местные впаривают туристам все, что к полу не прибито. Поэтому наверняка можно выкупить хотя бы парочку кофт.       — Не лишено смысла, — Отабек первым направился к группке местных, сидящих на склоне повыше.       Хотя направился — громко сказано. Скорее пополз крабом, на четырех конечностях, чтобы не слететь вниз.       Спустя минут двадцать они напоминали погорельцев, сбежавших из дома.       Им продали старые пледы, в которые пришлось замотаться, чтобы не получить обморожение. Кое-как зацепив их, они ползли вверх, уже даже не переговариваясь, просто пытаясь экономить силы и добраться до нужной точки. ***       — И че и че, это жерло? — Джейс сидел, поджав ноги и пырясь в пустоту перед собой, — давайте скинем туда чего-нибудь.       — Жди сиди, — оборвал его Магнус, устраиваясь рядом с Отабеком.       Юра хмыкнул и уставился на полоску света впереди, которая становилась все краснее и шире. Вокруг клубился белесый туман, которого не было еще несколько минут назад.       Подъем закончился неожиданно. Просто в какой-то момент руки, тянущиеся, чтобы зацепиться за очередной корень, ухватили пустоту. Затем нащупали камни, а в нос ударил запах серы. Ветерок перемешивался с теплым, доносящимся из, судя по всему, кальдеры, на краешке которой они все сейчас и умостили свои задницы.       Время было пять тридцать утра.       Они ждали рассвет, неуверенные даже в том, что пришли в нужное место. Индонезийцы, которых они видели по пути, не понимали на английском, и лишь кивали головами, слыша название вулкана. Ничего толком добиться не удалось, потому было решено просто подниматься — а там как получится.       Изабель поставила камеру, придерживая штатив.       Красная полоса на горизонте стала широкой, а затем из-за нее начал просматриваться яркий желтый цвет.       — Рассвет, — выдохнул Юра, во все глаза смотря на солнце, встающее, как казалось, прямо перед ним.       Будто стоило только протянуть руку — и коснешься яркого диска, обжигающе горячего.       — Охренеть, — выдохнул Магнус, вставая на ноги и ставя их так, чтобы не скатиться в кальдеру, — охренеть.       Над вулканом поплыли облака.       Казалось, что они все попали на съемочную площадку фильма, где в данную минуту нагоняли супер-спецэффектов, от которых перехватывало дыхание. Юра посмотрел на Магнуса. Казалось, тот стоит насколько близко от облаков, что они прямо сейчас оближут его кроссовки.       Солнце подсвечивало небо. Но не так, как было привычно для всех, кто смотрит на рассветы снизу. Сейчас лучи скользили по верху белых сгустков, которые выглядели мягкими, как в сказке.       — И помереть не жалко, — брякнул Алек, щурясь от ярких лучшей.       — Дурак, что ли, — Юра проморгался, потому что от солнца, уже почти вставшего, слезились глаза.       Белые облака отражали свет и просто заставляли рыдать.       Отабек вдруг тихо рассмеялся, махнув ладонью по щекам.       Юра посмотрел на всю их компашку: серые от пыли, с разводами грязи на лицах, которые становились еще темнее из-за яркого солнечного света. Балансирующие на краю каменной кальдеры, они будто парили над облаками, лениво наползающими на вершину Мерапи. Красные глаза, из которых катились слезы, не делали их всех красивее.       Магнус, глянув на Отабека, вдруг рассмеялся следом.       Юра перевернул кепку козырьком назад, шмыгнул носом, вытер собственные слезы, и тоже заржал. Даже Алек улыбнулся.       Джейс раскинул руки в стороны и заорал, что может летать.       Изабель снимала их всех, не обращая внимания на потекшую от слез тушь.       Замершие, в каких-то пыльных пледах, зареванные — в данную минуту они были счастливы до одури.       Вместе с солнцем пришло и заветное тепло. Решили остановиться и сделать привал, а также выложить несколько профессиональных кадров. Джейс все возмущался, что вулкан не действует прямо сейчас, ведь «ну, с извержением же эффектней было бы!», выпрашивал Изабель прифотошопить лаву внизу, а потом устал от бессонной ночи, съемок и уснул прямо на пледе. Магнус торжественно возвел руки к небу, ибо гора наполнилась молчанием — последние пару часов от трепа Эрондейла успела разболеться голова. Юра, глядя на этот жест, только рассмеялся. Было что-то родное в этих склоках между Бейном и Джейсом.       Плисецкий хмыкнул, когда, вопреки всей своей нелюбви к блондину, Магнус пододвинул спящее тело подальше от жерла. Ну, как пододвинул — подопнул подошвой ботинка. Но, надо признать, почти нежно. Свалится же, идиот.       После Джейса Иззи принялась снимать Алека. Всех приходилось по очереди. Юра передернул плечами под пледом: за ночь успел продрогнуть так, что пока не согрелся. Заболеть вот вообще не хотелось. Бейн присел рядом, доставая из рюкзака еду, прихваченную специально на завтрак, и маленькую фляжку. Из термоса в крышку налил дымящийся горячий чай. Протянул Юре и то, и другое.       Плисецкий моргнул.       — Пей давай. Глоток коньяка, потом чаем запьешь.       — Я ж окосею, — с сомнением глянул Юра на Бейна.       Рядом присел Отабек.       — Это согреет.       Лучше б меня любовь грела, подумал Юра.       А потом подумал, что обогреватель этот так себе. Глотнул коньяка, поморщился и быстро чаем запил. Внутри прокатилось тепло. Закашлялся, а потом с удовольствием принял из рук Алтына один из сварганенных Изабель сэндвичей.       Юра подумал, оглянулся вокруг. Вулкан, конечно, был впечатляющим.       Откусил еще сэндвич и протянул оставшийся сидящему рядом Отабеку. Орда должна быть сильной, Орду кормить надо.       — Спасибо.       Ел казах с аппетитом. Юра полез за еще одним бутером и решился:       — Можно вопрос?       — Можно.       — И ты даже ответишь?       Отабек посмотрел на него не странно — открыто, как и всегда. Но во взгляде читалась настороженность. Ну да, о чем вот сейчас мог завести разговор Плисецкий? Про всю эту веселую историю в Паттайе?       — Если я смогу ответить, то, конечно.       Юра кивнул. Такой вариант его относительно устраивал.       — Что потянуло тебя в Тибет?       Казах удивляется очень смешно. Из-за обычного отсутствия на хмуром лице эмоций, выглядело почти мило. Он дожевал, поблагодарил за протянутый Юрой чай, сделал глоток и задумался.       — Не гони мне про блог, ладно? — опередил Юра. — Ребята сразу раскололись, что это твоя была идея.       Отабек кивнул.       — И не собирался. Идея моя была, да. Мне хотелось подумать.       — О чем?       О том, что вопросы вообще-то могут быть слишком личные, Юра думал. Но Бек ведь сам сказал, на какие сможет, на такие ответит.       — Не ты один ищешь себя. В Тибете есть много людей, которые могут помочь заглянуть внутрь себя и найти ответы на вопросы. Мы всегда находимся в поиске. У всех есть два пути: отказаться от мирского и найти себя, или жить в материальном мире, вечно отвлекаться на раздражители и искать ответы бесконечно. Я выбрал второе. Как и все мы. Но для такой жизни нужна постоянная подпитка.       — Мотивация, — кивнул Юра. Он это, как никто другой, понимал.       — Да.       — Значит, и ты ее теряешь?       Тот позитивный взгляд на все, который пропадает, стоит настроению перемениться.       — Теряю иногда.       — Даже как-то не верится.       Отабек же как скала. Зато честно на вопрос ответил. Юра повел плечами, стряхивая плед. Согрелся все-таки, как Магнус ему и обещал. Мельком огляделся по сторонам: Магнус, привалившись к спящему Джейсу, как к опоре, смотрел на съемки семейства Лайтвудов. Изабель, кажется, обстановкой вдохновилась, начала придумывать какой-то сюжет и давала четкие инструкции, что и как делать. Обычно у них все проходило по наитию, по настроению, но Иззи давно высказала желание поснимать что-то по сценарию. Просто для себя, ей ведь тоже хотелось расти и развиваться.       Плисецкий смотрел на горы вокруг и думал — в Тибете, наверное, очень красиво. Надо все-таки фильм посмотреть.       — И монахи тебе мотивацию вернули?       — Мы просто разговаривали, — спокойно ответил Алтын. — Мне напомнили о том, что мы сами строим свою жизнь.       — Тебя не пытались обрить и утянуть к себе? — Юра представил лысого Отабека.       Картинка была смешная, а вот в то, что Бек может быть монахом, в принципе верилось. Монахов Юра никогда не видел, но вот все это бесконечное спокойствие было похоже на главную из черт просветленных.       — Нет, у Тибетских монахов такой цели нет. Если кто-то захочет, они с удовольствием примут к себе, потерянным людям там всегда рады. Для остальных готовы дать несколько наставлений. Для тех, кто в состоянии слушать. Мне напомнили о том, что позитивная мысль является фундаментом всей жизни. И что она материальна.       — Закон притяжения.       — Он самый. Сказали, что невозможное возможно. Что жизнь творит чудеса только когда мы сами того хотим.       — И помогло?       Отабек глянул на него.       — Когда мы вернулись из Тибета, пришлось. На пляже ночью, куда мы прилетели, среди напивающихся тусовщиков, в песке, стоял солдат на костылях.       Какой солдат? Юра нахмурился и пытался припомнить военных в последнее время. Потом дошло.       Стукнул Бека кулаком по плечу. Тот улыбнулся.       Давно не называл Юру так.       — Тоже мне, нашел чудо.       Плисецкий опустил голову, вытянул ноги — все брюки были перепачканы, огладил ладонями ткань на колене. Саднило от долгой прогулки, что и говорить.       — Мне тогда именно так и показалось. Не мог понять, смелость тобой правила на тот момент или глупость.       — В смысле?       Алтын приподнялся и скатился по камням чуточку ниже, оказываясь под ногами Плисецкого. Казах попросил не дергаться, а вот Юре захотелось спрятаться от взгляда, направленного снизу вверх, когда горячие, перепачканные черной пылью ладони, опустились на его протянутую ногу, чуть давя. Ну, вот какого черта, Бек! Нога заныла, Плисецкий только сейчас понял, как нагрузил ее за эту ночь. От мягких, но настойчивых движений ладоней Алтына, который принялся разминать колено и разгонять кровь по ноге, Юре захотелось захныкать. Дурацкая была боль, когда тянет противно, не проходит. Вроде от массажа становится больнее, а вроде и легче.       Смотрел на то, как чужие руки (да свои руки, свои, одернул себя Юра) мнут колено, едва глаза не закатив. Было больно и хорошо.       — Подвергнуть себя необдуманной опасности и погибнуть — это не геройство, такая смерть идет просто и называется «собачьей», — Отабек глянул снизу вверх, сжал колено пальцами сильнее, вырывая из Плисецкого болезненный вздох, и продолжил, — истинная Храбрость — продолжать жить, когда не хочется жить и умереть, когда не хочется умирать.       — Цитата, — шепчет Юра, шипя. Ногу прошило болью, его аж передернуло. Машинально ухватился за смуглые пальцы, чтобы остановить прикосновение. Отабек смотрел на него неотрывно, коротко извинился и теперь просто грел колено в ладонях. — Снова Тибет?       — Япония, из кодекса Бусидо. Я к тому, что ты на костылях мог травмироваться, и это привело бы к непоправимым последствиям. Не смерти, конечно, но нет ничего храброго в том, чтобы совершать поступки, которые могут привести к страшным последствиям.       Юра почему-то подумал об Алеке.       Тот ведь был самым главным храбрецом, который все это время совершал безумства, то сподвигая всех ночью на гору подняться, то еще какую дичь творя. Джейс, кстати, в этом плане был вроде дурнее, а вроде и адекватнее. В конце концов, он из них единственный полностью здоров, но тогда был против ночного подъема в гору, когда Юра еще даже с костылей не слез. И был прав. Кажется, Эрондейл на тот момент действительно сумел разграничить тупость и храбрость, в отличие от Плисецкого с Лайтвудом.       — Ты поэтому так не любишь блог.       — Не совсем верная формулировка.       — Ладно, — кивнул Юра, — но ты и не в восторге.       Алтын отрицать не стал. Поглаживал колено (только блять не застони от кайфа, Плисецкий, себе Юра приказывал), ответил:       — Только от тех решений, где ты или они можете травмироваться так, что оправиться уже не сумеете.       Вот же сука. Юра ухмыльнулся. Пальцами поскреб землю в пыли и пытался понять, что это блин за манера такая говорить словами, по которым Плисецкий сразу чувствовал себя особенным. Это ужасный талант, правда. Отравляющий. Потому что если ничего такого Алтын в виду не имеет, то Юре потом будет восхитительно больно. Ему и сейчас то не алле. Потому что такое заставляет сомневаться, а Плисецкому уже очень хочется уверенно ступать по земле.       — То есть подъем на вулкан к опасным тупым поступкам не относится? — как-то не сходятся слова с делом.       Отабек его почти нахального и подтрунивающего тона словно не понимает.       Хорош заливать, думает Юра.       Опять какой-то пиздеж.       — Тут я рядом и могу присмотреть.       — Мне не нужна нянька, — злится Юра.       Будь моим другом, этого достаточно.       — Извини, солдат.       — Не извиню, — раздраженно ворчит Юра, дергает коленом, сбрасывая чужие пальцы.       Пытается приподняться с земли, но рыхлая пыль и мелкие камни катятся под кроссовками, Юра не успевает ухватиться и на долю секунды катится вниз. Уклон слишком крутой, чтобы можно было надеяться не свалиться к хуям. Даже вскрикнуть не успевает, потому что скатывается то всего ничего — налетает на Отабека, который чудом успевает его подхватить, прижимает крепко к себе. И Юра уже не падает. Тяжело дышит от накатившего испуга, грязными пальцами марает плечи казаха поверх футболки и смотрит в лицо прямо напротив. Где-то там за ними все еще ребята снимают блог.       Губами Плисецкий чувствует дыхание казаха. Смотрит в глаза.       Захочу — поцелую, думает он.       Тут расстояние то всего в сантиметр.       Целуется Алтын восхитительно, Юра помнит.       И понимает, что проебать все он не готов.       — Спасибо, — говорит он и отворачивается.       Признавать правоту Отабека не хочется. Как и то, что Юра слишком слаб, чтобы в одиночестве подниматься на гору.       — Это все хрень полная. Считаешь, что нужно признавать свои слабости? — сам не замечает, как раздражается. Отсаживается от Алтына, упираясь пятками в камни, чтобы не покатиться снова. — Это и есть трусость. Никому нельзя показывать, что ты чего-то уже не можешь, потому что тебя тут же размажут ровным слоем. Только дал слабину и все, пизда тебе. Ясно? А пока люди видят, что мы делаем невозможное, они нас боятся. Даже не попытаются нас превзойти.       Его всегда Яков так учил. Весь спорт строится на этом. Или лучше всех, или никак. Нельзя показать, что тебе плохо. Болит нога — затягивай коньки потуже и улыбайся, блядь, чтобы докинуть баллы артистизмом.       Никакой слабины.       Юра впервые был с Отабеком совершенно не согласен. Что плохого в риске? Да, можно травмироваться или переебаться, как Джейс тогда на горе, но именно такими поступками он и доказывает всем, что он, блядь, не калека. Не развалина, черт побери. Плисецкий не понимал: Отабек ведь сам его на все это подбивал, рассказывал про то, что Юра все может, так какого хрена тогда сейчас пытается убедить его, что это тупо?       — Если ты хочешь признавать свои слабости, то вперед! — рявкает Юра. — Я не собираюсь, ни один уебок не посмеет упрекнуть меня в том, что я слабый.       — Ты не слабый.       — Да ты только что именно так и сказал!       Отабек вздыхает.       О, прекрасно, думает Юра. Повздыхай мне тут еще. Поднимается на ноги, отмахивается от предложенной Беком помощи, потому что «сам могу, не лезь!», отряхивает перепачканные руки о грязные штаны и цедит:       — Ты один у нас бесстрашный, твоя долбанная идеальность пугает.       Завелся на пустом месте, думает Юра.       Потому что нельзя вообще-то так заботиться о человеке, если вы просто друзья. Плисецкий сам виноват — надо было изначально какую-то границу обозначить, потому что они своим поведением разве что поток шуточек от Бейна вызывают.       Как ведут себя друзья, Юра не знал. Но друзей не хочется целовать, это он знал точно. А ему, блядь, хотелось.       Я нормальный, думает Юра.       Я все не проебу.       Отходит к ребятам, лишь бы подальше от Отабека, потому что не прошло и пары минут, как анализ в башке начал слова казаха воспринимать иначе. Юра понимает, чем храбрость отличается от тупости. И Бек учил его быть именно храбрым, а не тупым. Но что я, блядь, сделаю, думает Юра, если по жизни мозгов кот наплакал.       Бейн глянул на подошедшего Юру как-то странно. Перевел взгляд за него — там Бек стоит, да? Потом снова на Плисецкого.       — Вы чего?       — Ничего, — рявкает Плисецкий, складывая руки на груди и наблюдая, как клан Лайтвудов ведет съемку. Неподалеку мирно посапывал Джейс.       Магнус дернул бровью.       — Милые бранятся…       — Прекращай! — перебил его Юра и решил отойти.       Нашел у кого прятаться, ага.       Раздраженно отошел к спящему Эрондейлу, плюхнулся на землю и поджал губы.       Рядом тут же оказались ноги в ботинках. Ну, и куда делать хваленая казахская тактичность? Юра зло глянул снизу вверх. Алтын не выглядел виновато. Присел, чтобы быть «на равных», как и всегда. Проговорил:       — Твое видео, записанное для фанатов, и есть храбрость. Ты уже признал то, что не можешь быть тем, кем был. Этой показанной слабости достаточно. Я не говорю, что нужно стонать и плакать от боли каждому. Просто не хочу, чтобы ты всегда шел за Алеком, некоторые его идеи настоящее самоубийство.       — И что с того? — хмурится Юра.       Ожидает, что Бек заговорит опять про то, что Плисецкому надо себя беречь, опять скажет что-то такое, что станет неловко и зло.       — Надоело тратить бензин на то, что приходится доставать вас из жопы.       Плисецкий ошарашено смотрит на Бека. Шутит что ли?       Тот улыбается.       Понятно, Юра как-то рвано выдыхает, успокоившись. Разряжать обстановку Алтын умеет, как никто. Хочет уже отойти, но Плисецкий говорит:       — Я понял, о чем ты говоришь.       Отабек кивнул и пересел к Магнусу.       Но все равно Юра не понимал, для чего нужно признавать свои слабости. Он уже нихуя не может, да. Но никому об этом знать не надо, иначе будут тыкать пальцами, смеяться или попытаются сломать.       Никому себя сломать не дам, думает Юра.       И решает: слабости признавать нельзя.       Не для этого здесь. Нужно найти себя, найти то, в чем ты силен.       У него с самого начала был такой план.       Получалось, правда, пока хреновато.