Шест.

Пусть чёртов Кисе и напомнил мне о приветливом выражении лица максимум, что я смог показывать своим видом в первую рабочую ночь — это надменное равнодушие. Мои знакомые с мошонками вместо мозгов подивились бы тому, как среди танцующих девочек Аомине Дайки может быть спокойнее удава. Я уверен, они бы точно задали мне этот вопрос несколько раз, а потом проверили бы, действительно перед ними я, Аомине Дайки, подарив новые выпуски журналов для любителей больших сисек и тем самым проверив мою реакцию, которая, несомненно, должна быть бурно положительной. Так бы оно всё и было, потому что журналы — это всегда разнообразие. Даже если они посвящены исключительно только голым женским частям тела. Даже если исключительно только сиськам. Ты открываешь первую страницу, которая ещё пока не помялась из-за бесконечных перелистываний с остатками слюней и твоей же спермы, а потом видишь милую загорелую девчонку: она сидит на чёрном крутом байке и совсем не стыдится быть без одежды перед твоей ухмыляющейся рожей. Ты листаешь дальше, а там тебя ждут девушки на капоте машины, скейте, роликах, велосипеде, самолёте. Тело абсолютно каждой украшают они сами, а не ткань, но тебе это точно не может не нравиться. Даже если твоя мошонка там, где ей нужно быть. Твой любимый журнал сотрудничает с девушками из известных агенств. Там все профессионалы. Там все хотят показать высший класс, который в конечном итоге и видит твоя довольная морда. Всё дело в подаче материала. Даже если ты одна из миллиона голых смазливых девиц с третьим размером груди, но умеешь подавать себя эксклюзивно, как говорится, по всем модельным понятиям, то ты — очередная звёзда, которую все будут любить, и на которую потребители будут дрочить, надеясь увидеть твой «профессионализм» в следующем выпуске. Всё просто. Профессионализм. Сиськи. Разнообразие. Интерес, а не равнодушие. Вот ответ на вопрос моих знакомых с двумя мошонками. В месте, где я сейчас находился, подобным даже не пахло. Ты смотришь вперёд — там толпа мужиков за облитыми пивом столами, которые очень напоминают твоих вышеупомянутых друзей. Ты смотришь направо — там сцена с девушками, которые могут все поголовно участвовать в конкурсе «самый однообразный танец» или «самый убогий наряд, который превратит тебя в однотипную курицу», или вот ещё один: «кто лучше покажет мордой своё неуважение и отвращение к собственной работе». В последнем я бы и сам вполне мог принять участие. Однако, если сравнивать меня и их, то стоит напомнить, что я обычный охранник, который всё рабочее время стоит в тёмном уголке, лениво шерудя сонными глазами по каждому приближающемуся к сцене мужику, а они — то, из-за чего здесь все эти мужики собираются. На них все смотрят, им за это платят. За это унылое дерьмо. Зевок. Уже десятый за прошедший час. А ещё вся ночь впереди. Уже представляя, как мой рот из-за таких постоянных манипуляций в один прекрасный момент разрывается, я заметил, что за барной стойкой, которая находилась слева от меня, началось какое-то движение. — Эй, чувак, ты уже десятую рюмку пьёшь, даже Фрэнк со своим минусовым зрением видит, что тебе нужно остановиться, — этот голос я уже узнаю из голосов всего человечества. — Да-да, Том, ещё пять секунд и я послушаю историю об очередном выкидыше твоей жены. — Кисе, ты хер ли тут забыл, разве сегодня твоя смена? — ору ему из своего «уголка», точно помня, что несколько минут назад здесь был другой бармен. — О, Аомине-чиии, если тебе интересно, то Касаматсу-сан больше официант, чем бармен, это я его немного попросил постоять, пока делал из девочек настоящих красоток! — его звонкий голос было отчётливо слышен через громкую музыку, но я всё равно решил подойти к стойке, чтобы узнать, в каком же месте эти шаблонные девки стали настоящими красотками. Я облокотился на стойку, прямо напротив Кисе, и, избегая с ним зрительного контакта, снова спросил: — И в каком же именно месте ты постарался? Кисе, поставив стакан пива перед чернокожим плохо пахнущим мужиком, немного удивился, ненадолго замолчав, заставив меня тем самым всё-таки посмотреть в медовые глаза с длиннющими светлыми ресницами. — Не думал, что тебя такое может заинтересовать, — задумчиво ответил он, набирая пиво в стакан. — Присмотрись вон к той блондинке, которая ближе всего к краю сцены. Я сконцентрировал всё своё внимание на девушке, про которую сказал Кисе, но кроме разбросанных волос и разорванной блестящей ткани, которая резала глаза, ничего не приметил. С недоумением посмотрев на Кисе снова, я лишь пожал плечами. Тот закатил свои глаза и с недовольством в голосе протянул: — Макияж. — Макияж? — Да, Аомине-чи, макияж, мейкап, грим, что непонятного? — Ааа, — я посмотрел на девушку снова, а Кисе продолжил бубнить. — Так и знал, что первым делом будешь сиськи и задницу рассматривать. — Да отсюда больше ничего и не видно! По правде говоря, это было не так. Вновь присмотревшись уже на лицо девушки, я заметил, что оно было довольно-таки и ничего. Я, конечно, не разбираюсь в этой херне, но если убрать её каменную мину и рассмотреть исключительно работу Кисе, то это всё и впрямь ничего. В меру блестящих херовин. В меру помады. Красиво подчёркнутая форма бровей и ресницы были не такими, что, взмахнув ими, можно было научиться летать. К блондинке подошла брюнетка, и обе девушки стали тереться друг об друга в быстрый такт музыки, а я смотрел уже только на лицо брюнетки. Её макияж тоже был неплох, скорее, даже лучше, чем у блондинки, потому что он был ещё проще, но тем самым и больше выделялся. Я понял, что у всех девушек были разные губы, глаза, скулы, ресницы. Но благодаря не матушке-природе, а умелым рукам Кисе. — А ты мастак баб малевать, я смотрю, — одобрительно сказал я Кисе, зачем-то посмотрев на его руки с длинными пальцами и ухоженными ногтями. — Если при них ты такое скажешь, они тебя возненавидят, — юркие руки быстро разлили шот по рюмкам, одна из которых мигом прокатилась по поверхности барной стойки в мою сторону. — За счёт заведения нашему новому коллеге. — Да ладно тебе, Кисе, если они меня возненавидят, то у тебя больше поклонниц будет, — я поблагодарил его кивком и залпом опустошил рюмку. — Да мне и так хватает, — он, якобы смущаясь, улыбнулся и провёл по своим светлым волосам рукой. — И поклонниц, и поклонников. После этих слов он быстро снял бейдж со своего кармана рубашки и, выходя из барной стойки, помахал мне рукой: — Сейчас меня подменят, так что, удачной ночи, Аомине-чи. Я, не успев ничего ответить, лишь махнул рукой и вернулся на своё место, продолжив наблюдать за теми, кто у стойки и сцены. Теперь после этого разговора танцовщицы на сцене казались мне не такими однообразными. И всё же это работало, если только смотреть на их лица. Прямо почти как с журналами, только в последних всё-таки больше энтузиазма. Я подумал, что если бы Кисе поколдовал с их нарядами и причёсками, то это место пополнилось бы посетителями, которые смотрят на что-то кроме сисек и задницы. Наверное, ему стоит намекнуть на это. — Многоуважаемые и много набухавшиеся посетители, добрый вечер! — на сцене, где уже не было танцовщиц, появился свет от одного прожектора и какой-то высокий блондин, напоминающий мне Кисе. Ведущий, значит. Парня встретили бурные пьяные возгласы и что-то типа «здорова, здорова, привет, привет». Но уже в следующую секунду я понял, что это не Кисе, когда прислушался к голосу ведущего получше. — Хочу вам заранее сказать, что те, кто сегодня пришёл сюда, сделали это не зря. Снова пронеслись одобрительные чужие оры, а я тем временем вышел из своего «темнилища», чтобы зачем-то иметь возможность разглядеть, каким же ещё куском банальщины собирается разбавить болтливый парень этот однородный сброд. — Итак, вниманию ваших жадных глаз и вспотевших рук «Scores» представляет световое шоу обворожительной и неповторимой Файрфлай! — Фай чего, блять? — Файрфлай или другими словами светлячок, — подсказал мне какой-то мужик у барной стойки до того момента, когда всё помещение клуба не наполнилось громкими аплодисментами, криками, свистом и темнотой. Как только свет погас, почти все стихли в томящемся ожидании, а я, приметив свободное место у барной стойки, прямиком направился туда. Когда я сел, свет маленькими кружками начал рябить только на сцене, выдавая нескольких девушек, которые уже стояли там, приняв свои изначальные позы. К моим ушам в один миг подскочил ритм громкой пробивной музыки, а сцену на долю секунды озарила горизонтальная широкая полоса, снова показав всё тех же девушек, но уже в других позах. Посередине я успел разглядеть, должно быть, ту самую Файрфлай. То, что это была та самая Файрфлай, подтвердила новая порция оглушительных воплей и свистов. Теперь мой взгляд был прикован только туда, где по моим расчётам должна была стоять она. Маленькие световые кружки, которые вечно мерцали в разных местах, позволяли разглядеть её только частично. Волосы. Светлые. Скорее всего, из-за темноты они кажутся серебристыми. Прямая чёлка, которая почти полностью закрывает её брови. Быстрые движения в такт музыки позволяют увидеть, что волосы доходят до поясницы, которая скрыта под застёгнутым кожаным чёрным пиджаком со стразами по краям. Её длинные пальцы, кисти рук и голова попали под глаза прожекторов, которые повторяли за ней каждое движение, заставляя зрителей затаить дыхание и смотреть именно на эти части тела. В этот момент, когда один из прожекторов примерно на пятнадцать секунд освещал её волосы, которые и вправду были серебристыми, словно мерцающий иней, я разглядел её прямой аккуратный нос, тонкие губы и… улыбку. Она танцевала и улыбалась. Танцевала и дарила улыбку всем присутствующим, даже когда её губы, накрашенные светло-розовой помадой, были не под световыми лучами прожекторов. Когда свет переместился на её нижнюю часть тела, а именно на ноги и бёдра, я продолжал смотреть туда, где недавно видел искреннюю улыбку. Я был уверен, что даже сейчас, когда озабоченные мужики довольно ухмыляются и одобрительно свистят, увидев, как она энергично начала двигать бёдрами в такт подвижным битам музыки, она также улыбается. Без наигранности. Без фальши. Чисто. Порождая интерес. На сцену начали падать вертикальные узкие полоски света, позволяя мне увидеть её в полный рост. Она была очень высокой по сравнению с остальными девушками. Кожаный пиджак был слегка мешковат на ней, тем самым увеличивая её плечи в ширине. Чуть ниже пиджака я к своему удивлению не рассмотрел трусиков-верёвочек, которые были буквально на каждой танцовщице, на Файрфлай были обтягивающие кожаные короткие шортики блестяще-чёрного цвета с серебряной цепочкой на правом боку и с белоснежной нашивкой в виде крупной звезды на левом. Да уж, та ещё звёзда. Честно признаюсь, у неё были охренительные ноги, обтянутые чёрными колготками в сетку, и такой же охренительный зад, которым она активно трясла под музыку, заставляя цепочку бить по упругой ягодице. В сопровождающей мелодии, которая иногда отдалялась в моей голове от танца и образа этой девушки и на какое-то время прекращала своё звучание, я, не сводя взгляда со сверкающей в свете цепочки, расслышал звук как раз-таки похожий на тот, который происходит при столкновении цепей. На миг мне показалось, что она создаёт не только неповторимые движения, которые с каждой секундой всё больше взрывали весь клуб, но и саму музыку, чёрт подери. — Ахуенно! — подумал я, а после понял, что подумал я это вслух, да ещё и при этом держа руки перед ртом в виде рупора. — Всё потому что это Файрфлай! — заорал мне в ответ тот же мужик, не сводя своего пожирающего взгляда со сцены. — А часто она здесь танцует? — пытаясь сквозь нескончаемые возгласы доораться до мужика, я в ответ получил лишь только его равнодушный мах рукой и тыкание пальца на сцену. Тем временем музыка стала чуть спокойнее, а Файрфлай, имитируя пение под чужой голос, под преследующим светом прожектора спустилась со сцены и подошла к одному из столиков, за которым сидело двое мужиков. Те сразу же положили на ее бёдра по руке, а она, будто бы изначально позволяя им это, в следующее же мгновение сделала резкий прыжок назад, тем самым вырываясь из плена чужих рук. После, прыгнув на стол, она, опираясь только на свои длинные шпильки, одной ногой толкнула бутылку коньяка, а другой сбросила закуски на штаны этих пьяных морд, получив в награду одобрительное ликование всех присутствующих. Всех, кроме меня. Я в это время смотрел лишь на её лицо под обильным слоем косметики, которая ничуть её не портила, а лишь подчёркивала красивые и тонкие черты лица. Улыбка, которая без перерывов была с ней, дополняла её завораживающий образ, делая даже подобный поступок каким-то светлым и вовсе не вызывающим. В момент, когда я не сводил своего взгляда с этого прекрасного лица, её светло-карие глаза посмотрели прямо в мои, а улыбка стала ещё искреннее. Ярче. Это было какую-то долю секунды, но это точно было. Со мной. Между нами. Я могу поклясться чем угодно. Файрфлай спрыгнула со стола, заставляя испачканных мужиков материться, но не от злости, а от того, какая она возбуждающая чертовка (так они говорили между матом), и снова, добавляя пленящие движения в каждый свой шаг, она поднялась на сцену. Я только сейчас вспомнил про остальных девиц, которых теперь мой язык не поворачивался называть танцовщицами. Так, дрыгающиеся мочалки на бельевой обшарпанной верёвке, которые теперь окружили Файрфлай со всех сторон, закрывая своими грубыми волокнами с грязью чужих потных тел нечто прекрасное, по-настоящему красивое от моих глаз, требующих ещё. И ещё. Файрфлай обняла девушек, стоящих по бокам, продолжая широко улыбаться, тем самым показав свою белоснежную улыбку и завершив безупречную красоту своего оригинального танца, которую она сегодня показала тем, кто по сути её не заслуживает. Музыка резко оборвалась. Показался ошеломлённый ведущий под светом прожектора, который передал Файрфлай всем своим видом восхищение и трясущимися руками чёрный узенький микрофон. — Большое спасибо всем, кто смотрел на меня и танцевал своей душой вместе со мной! После её слов моё сердце забилось чаще, несмотря на то, что всё это время оно и так бешено колотилось. — И парням за пятым столиком я приношу извинения, — её улыбка до сих пор не сходила с лица. — В виде новой бутылки коньяка за счёт заведения, конечно же, и вот ещё кое-что на память. В пятый столик полетели те самые серебристые волосы, похожие на мерцающий иней, а в сторону сцены денежные купюры, аплодисменты, свисты, возгласы восхищения… Я стоял уже чуть дальше барной стойки и смотрел только на сцену. В кругу серых мочалок, уверенно держась на длиннющих шпильках, стоял Кисе, смущённо махая левой рукой посетителям клуба, а правой держа микрофон. Его улыбка до сих пор не сходила с лица. Могу с уверенностью сказать, что своё лицо в этот заключительный момент я бы никогда в жизни не захотел увидеть.