Шест.

Оказывается, мне может быть весело с таким человеком, как Кисе Рёта. Кисе Рёта — это вечное пиздабольство. Кисе Рёта — это грёбаная ловушка для любопытных женских глаз. Кисе Рёта — это магнит, который притягивается к дверям любого магазина, на прилавках которого обязательно будут какие-нибудь чудаковатые шмотки. Кисе Рёта — это человек, который даже в малолюдном месте встретит кучу знакомых, которые позже уже становятся твоими знакомыми. Кисе Рёта — это просто пиздец, в общем-то. Но мне пришлась по душе его компания. Я пока не понимаю, почему это вообще происходит, и как так получилось, что это происходит именно со мной. Десяток вопросов на одно «если честно, то не ебу». — Аомине-чи, о чём задумался? Каждый раз когда он что-то у меня спрашивает, перед тем как ответить, я зачем-то смотрю в его глаза. И вот опять. — О том, какого хрена я лежу сейчас здесь, с тобой, а не с грудастой красавицей. Он покраснел. Это от моего взгляда? Злится, должно быть. Я бы тоже до кипения заебался, если бы ко мне в душу заглядывали так же часто, как это делаю я, обращаясь к нему. — Всё началось с того, что ты сам выбрался гулять со мной, а не с грудастой красавицей, — он усмехнулся, глядя на то, как я закатываю глаза. — Но для тебя я вмиг могу стать и грудастой красавицей, ты же знаешь. — Нет, спасибо. Что, правда? Кисе ещё раз улыбнулся и после с сидячего положения резко лёг на железные перекладины детского игрового комплекса, подперев голову руками. Всё это время он сидел рядом со мной на одной из перекладин, рассматривая все части моего тела, а теперь его взгляд был устремлён вверх. На ночное звёздное небо. Я лёг в таком же положении буквально в метре от него. Мы молчали. Каждый думал о чём-то своём, глазея на мерцающие звёзды, из-за которых тёмно-синее небо казалось почти чёрным. — Почему мы здесь? — заговорил я первым. — Эту детскую площадку я обожаю с детства, — по голосу Кисе можно было понять, что он заностальгировал. — В душе ты до сих пор ещё там, — я язвлю, когда волнуюсь. — Аомине-чи, ты не знаешь меня, чтобы утверждать подобное. Слишком серьёзно и правдиво. — А что, если… — сейчас подступило чувство, будто я пожалею о сказанном. — Только попробуй заткнуться и не договорить. Вот чёрт, а я хотел сделать именно это. — Допустим, если я захотел бы узнать тебя поближе, ты как отреагировал бы на это? Слишком осторожно и неуверенно. — Я бы присвистнул и всё бы тебе тут же выложил, Аомине-чи. — Я так и думал. — Вот поэтому я имею полное право быть уверенным в том, что ты меня не знаешь. Да что не так с этим парнем? Я даже предполагать не мог, что он способен на такую загадочную трескотню. — Ну, ты спросишь меня? — Что спрошу? — Какой же ты чайник. На самом деле я таким только прикидываюсь. — Кисе, не хочешь мне побольше рассказать о себе? — А что именно ты хочешь обо мне узнать? Слишком открыто и растерянно. — Что-то, что могло бы больше не позволять мне ошибочно о тебе думать. — Хм, тогда, пожалуй, я начну с самого начала.

***

В этом доме нет места моим желаниям. Что бы я ни делал, что бы ни говорил. Всё летит в мусорное ведро. — Рё, ты уже подал заявку в баскетбольный клуб? — Да, пап, меня приняли. — Отлично, сынок. Нет же. Это провал. Я знаю, что я умею. Я знаю, на что именно я способен. Вы, родители, тоже это знаете, но мешок с мусором в этом доме пополняется всё быстрее и стремительнее. Кажется, скоро там окажусь и я сам. — Рё, я думаю, тебя сразу же заметят. — Мам, ты слишком высокого мнения обо мне. Настолько высокого, что даже не замечаешь, какой я есть на самом деле. В этом доме моё же собственное мнение либо фальшивое, либо его вообще не существует. Это произошло, потому что я устал доказывать в пустоту. Я устал кричать тогда, когда меня никто не слышит. Кажется, я скоро окончательно устану от такой жизни. По ощущениям и содержанию мыслей в моей голове можно сделать вывод о том, что я уже устал, но полное осознание жестокой реальности не даёт мне покончить со всем этим. Пока что. Я остаюсь на месте. Пока что. «Пока что» как смысл жизни. Несовершеннолетней и зависимой. Они мешают с мусором мои чувства, интересы и планы в шестнадцать лет. Они делают то же самое в семнадцать лет. Когда мне исполняется восемнадцать, я сам накрываю мусорное ведро крышкой, и всё прекращается. Благодаря мне и моему осознанному выбору. Я понял, что буду принимать реалии этого мира самостоятельно. Под свою полноценную ответственность. Какими бы они ни были. Зато я точно знал, каким после этого буду я. Счастливым, довольным собой и живым. — Если ты бросишь баскетбол, можешь больше не появляться в этом доме! После этих слов всё стало действительно отлично. Я избавился от двух ненужных составляющих моей жизни одновременно. Я не жалею. Я горжусь собой. — Ты же знаешь, я не могу пойти наперекор твоему отцу. Оставайся в этом фальшивом доме в компании с этим безжалостным лицемером и наедине со своим искажённым мнением. Я не такой. И я сваливаю. — И чем же ты будешь заниматься? Тем, чем хотел ещё с самого детства. Я дам себе то, что не дали мне вы. Вы слышали когда-нибудь о такой штуке, как свобода? Именно она будет моим занятием. — Я не понимаю тебя. Ты никогда даже не пыталась понять меня. И сейчас не пытаешься. Не пытайтесь и дальше, пожалуйста. Не пытайтесь искать меня, интересоваться моей жизнью, вернуть меня обратно. Давно выкинутый мусор уже давно переработали, и теперь из него выйдет что-то новое. Что-то, что смогут оценить другие. Не вы. Я не буду брать ничего из этого дома. Здесь всё пропитано ложью, которой нет места в моей будущей жизни. — И ты даже не попрощаешься с собственными родителями? С завтрашнего дня я больше вам не сын.

***

— Ты вот так и сказал? — если честно, я даже не заметил, как мои брови приподнялись от удивления, после того, как Кисе закончил рассказывать мне о своём прошлом. — Да, и я уверен, они так и не поняли суть моих слов, — Кисе был настолько спокоен, будто он рассказывал вовсе не о себе. Ни следа переживаний на лице, ни ноток грусти в голосе. — Да я тоже что-тт не догоняю, если честно. — На следующее утро мой знакомый из полиции сообщил им о моей смерти. Пока я пытался очнуться от смятения, Кисе продолжал: — Я не знаю, как они восприняли всё это, но имя я сменил, да и внешность тоже. Кисе продолжал разглядывать звёзды на небе, теперь уже слегка улыбаясь. — Рё Кикути уже как пять лет не числится в списках живых, зато Рёта Кисе живёт и пляшет от своей радостной и беззаботной жизни. В прямом и переносном смысле. — Ты совсем не скучаешь по ним? — Из прошлого я скучаю только по своим рыжим волосам, они действительно были крутыми. Честно говоря, я не ожидал такой открытости в этот вечер. Он настолько доверился мне, что я захотел узнавать о нём ещё и ещё. Если самое главное я знаю, то почему бы и не знать какие-нибудь мелочи? — А что ещё ты изменил в себе? — Кроме цвета волос? Хм, ну я ухо проколол, бросил курить и выпивать. Пьяные люди — это не очень, я разных кадров насмотрелся за всё время работы в нашем клубе. Похудел. Изредка начал пользоваться косметикой в повседневной жизни и всё такое. — Шмотьё странное начал носить, забыл сказать. — Аомине-чи! Он толкнул меня так сильно, что я еле удержался на перекладинах. — Ясно, — я снова посмотрел на Кисе, заметив, что он уже сидит на перекладине, свесив ноги и продолжая сверлить небо глазами. — Весь такой правильный и без вредных привычек…скукота же. — У меня есть одна очень большая вредная привычка, которая меня веселит куда больше, чем алкоголь и сигареты, — Кисе обернулся и посмотрел в мои глаза так, что я сразу и не осмелился спросить, какая именно. — Наркотики? — Хуже. — Что может быть хуже? — Мужчины.