Шест.

Наверное, в мире полно людей, которые думают, что если в их жизни нет места любви, то значит, что они спасены. Если же таких людей всё-таки недостаточно, то я готов с превеликим чувством уверенности пополнить их ряды. За свои двадцать два года я ни разу не любил, но бесконечно влюблял в себя. Скажу честно, это вовсе не тяготит. Это забавляет. Ведь страдаешь не ты, а другие. Те, на которых тебе всё равно, и вряд ли когда-то будет по-другому. До работы в «Scores» я танцевал в клубе для девушек и женщин. Если бы моей жизненной целью была бы свадьба на богатой, умной и красивой даме, то там претенденток на место невесты было больше, чем разочарованных жизнью проституток, разбросанных по всему Нью-Йорку. Я никогда не зазнавался из-за своей внешности, но эти помешанные посетительницы просто вели себя так, чтобы я начал это делать, да ещё и получая с этого какую-то выгоду лично для себя. Влюблённые девушки — скука смертная. Эту истину я вкусил буквально сразу же, как нашёл в себе силы и прозрачные причины на то, чтобы провести около пятнадцати минут за столиком ресторана с одной из них. Она делилась своими планами на жизнь, рассказывая о каких-то экономических подъёмах, а я один за другим подавлял зевки. Она лепетала о двух близнецах и что-то о генетике, а я закатывал глаза, мысленно считая секунды до момента, когда я решу, что с меня хватит. Влюблённые девушки — это мило, но чаще всего меня передёргивало от них. Вскоре это «чаще всего» сменилось на «постоянно». Наверное, я бы просто продолжил танцевать в своё удовольствие, сгребая зелёные подачки к себе в трусы во время моего очередного шоу. Да, скорее всего, так бы оно и было, если бы не появился он. Директор этого клуба. Влюблённый в меня директор этого клуба. Влюблённый в меня красивый и чертовски богатый директор этого клуба. Нет, я не влюбился в него, я просто делал вид. Понимая, что так смогу продвинуться вверх по своему карьерному канату, я снова был тем, кем не являюсь, но в этот раз такое пришлось по вкусу моей бессовестной душе. Мы были в отношениях около года или, может быть, даже ровно год, честно, не помню, но этого времени было достаточно. Достаточно, чтобы я достиг заветной вершины. Достаточно, чтобы меня стали узнавать на улице и расспрашивать о следующем выступлении. Достаточно, чтобы я понял, что длительные отношения скучнее, чем влюблённые девушки и моя жизнь до совершеннолетия вместе взятые. В общем, я потрепал его любящее сердце и банковские счета. Виртуозно владея своим телом, сценой и шестом, я лакомился жизнью и чужими чувствами. Здесь главное не дать собственной совести съесть себя. Для этого я выявил свой личный жизненный принцип: чем больше разбитых, растоптанных, сломанных мужских сердец на моём счету, тем реже совесть подаёт свой голос. Когда она замолчала насовсем, я понял, что стал абсолютно волен. Я начал разучивать новые танцы, неповторимые движения. Моей главной целью было познание и достижение индивидуальной уникальности. Я понял, что всё-таки люблю. И этим избранным счастливчиком оказался я сам. Фальшивые чувства, фальшивое поведение, фальшивые знакомые и ты в главной роли подделки. Только наедине с самим собой вспоминаешь о настоящем, но даже не думаешь что-либо менять. Зачем? От чего-то искреннего и непритворного веет масштабной проблематичностью с параллельным унынием. А ты не на том уровне, чтобы хотеть именно этого. Ты выше. Наглее. Бесчувственнее. Ты елозишь по гладкому и холодному шесту, а после этого то же самое делаешь на пульсирующем чужом члене. Тебе неважно, что за человек под тобой, а важно, чтобы он пришёл на твоё следующее выступление, пополняя тем самым посещаемость клуба и твой собственный кошелёк. Не останавливаешься, потому что тратишь время на то, что тебя действительно завлекает. Не останавливаешь других, потому что совесть уже давно не вступала в диалог с тобой. В приоритете — любимое дело, систематическое самосовершенствование и динамичное уничтожение заинтересованных в тебе. Так было и в «Scores», но сейчас я ощущаю, что во мне что-то собирается перевернуться. Я думаю, что действительно заинтересовался кем-то другим. Динамичное уничтожение заинтересованных сменяется на самоуничтожение во благо заинтересовавшего. Правда, я думаю, что с самоуничтожением стоит подождать. До тех пор, пока я не пойму, почему человек, который не работает в ночную смену перед моим выступлением и не собирается вместо аплодисментов благодарить меня купюрами, приходит заранее в клуб, занимает самое дальнее, неприметное место и после, не отрывая своего взгляда от моего тела и лица, наблюдает за мной до того момента, пока я окончательно не скроюсь за кулисами.

***

— Ки-чан, и как у тебя так здорово получается с шестом дружить? Сколько бы я не тренировалась, выгляжу как неповоротливая обезьянка на лиане, — звонкий обиженный голос пронзил голову Кисе, как только он захлопнул за собой дверь гримёрки. Момои Сацуки — красивая и, должно быть, самая умная с долей адекватности девушка в этом заведении. Единственная, с которой при разговоре Кисе не зевает и не желает поскорее смыться. — Момои-чи, тебе просто не хватает плавности и женственности, — Кисе по-доброму посмотрел на девушку и, сев напротив своего зеркала, начал смывать с лица и ключиц сверкающие слои косметики. — Ну, может быть, ещё и таланта. — Спасибо за честность, Ки-чан! — девушка недовольно поморщилась, но своего восхищённого взгляда с Рёты даже не думала сводить. — Ты такой красивый, Ки-чан, где же твой парень потерялся. Единственная, кто в этом заведении знает, что Рёта танцует для женщин и включительно для мужчин, а в постели предпочитает только мужчин. — Момои-чи, — Рёта, заметно снизив громкость голоса, поманил пальцем девушку к себе.– Хочешь секрет? Светло-пурпурные глаза тут же засверкали любопытством, а сама Сацуки буквально спустя секунду оказалась рядом с Рётой, да ещё с таким мощным напором, что тот чуть не попрощался с твёрдой поверхностью стула. — В общем, кажется, мне кто-то нравится, — Кисе с интересом наблюдал за медленно раскрывающимися от удивления глазами девушки и еле сдерживал улыбку. — Я, конечно, не уверен… — Познакомь меня с ним! Ки-чан, срочно! — Ты его знаешь. — Не может быть, это что, Тецу? Ты же понимаешь, что перед Акаши у тебя нет шансов… — Это не Куроко-чи! — Кисе всплеснул руками, выкинув влажный ватный диск на столик перед зеркалом. — Мы с ним столько знакомы, и ты действительно думаешь, что я влюбился бы в него только сейчас? — Значит, это кто-то, с кем ты познакомился недавно… — Да. — Он точно красивый, потому что это ты в него влюбился… — Да, он очень красивый, — Кисе как-то мечтательно посмотрел в зеркало на своё отражение. Девушка на миг задумалась, а после с озарением в глазах посмотрела на ухмыляющегося Рёту через зеркало. — Неужели это Ао… — Тише! — Рёта, будто боясь, что их подслушивает весь мир, резко закрыл рот Сацуки своей же ладонью. — Я ещё пока не уверен. — Он вже гвубый и фтебёт фтебя! — Я тоже его стебу, но мы так хорошо проводим время вместе. — Овпути вменя! Кисе убрал руку от лица Момои и снова принялся за снятие грима. — Вы что, уже переспали? — К сожалению, нет. — Ки-чан, ты не меняешься! — Мне кажется, что если я смогу его узнать поближе, то поменяется всё. — И что, например? — Например, наши с ним жизни.