Шест.

После слов Кисе я уже ничего не слышал. Ничего, что издавало хоть какой-то малейший звук, который смог бы уловить мой слух. Я будто бы абстрагировался от всего этого шумного улья. Может быть, все просто резко замолчали, потому что услышали слегка изменённый под действием микрофона голос Кисе. Да какая к чёрту разница, что там произошло, потому что за последнее время все мои мысли были поглощены лишь одним человеком, которого мне нужно было сейчас видеть и слышать. Только этого жизнерадостного придурка в какой-то нелепой чёрной шляпе. Пока он молча устанавливал микрофон, не прекращая при этом широко улыбаться, мой взгляд начал стремительно охватывать весь его сегодняшний образ. Стоит согласиться, что даже этот спонтанный головной убор был ему к лицу. Чёрт, да есть ли вообще в этом мире такое тряпьё, которое не подошло бы Кисе? Лицо было без макияжа, поэтому красные щёки выдавали его с потрохами. Обычная серая бесформенная футболка длиною почти до колен, которые выглядывали из-под чёрной ткани рваных укороченных джинсов, чёрно-белые кеды и ярко-красные носки, которые были бы здесь хер знает к какому месту, если бы не причудливый платок на правой руке, издалека напоминавший напульсник. Я принялся рассматривать его с ног до головы ещё раз, но здесь моё сосредоточенное внимание, сбили резкие удары барабана. Свет погас, а прожекторы выделили для меня всё то, что было необходимо моему взгляду. Кисе, стоя напротив своего микрофона, слегка притопывал ногой под ритмы барабанов, одновременно улавливая звучание бас-гитары. Его глаза были прикрыты, но правая рука зачем-то полезла в карман. Он, немного удержав интригу для всех присутствующих, достал оттуда что-то слишком маленькое, что я не смог разглядеть со своего места. Через пару секунд уже оба гитариста принялись заполнять это место яркими волнами энергичного звука, дополняя всё это чёткой барабанной игрой от того самого лилового здоровяка, который отрабатывал удары с уже более доброжелательным видом. Тем временем Кисе принялся очень медленно водить по своим губам помадой, делая их такими же красными, как его собственные носки. Скажу честно. Это было нечто. Присутствующие дамы, должно быть, оценили подобные действия Кисе со всеми своими мерзкими пищаниями, которые я просто не слышал, чему был очень рад. До сих пор не понимая, что произошло с моим слухом, я просто был счастлив от того, что мог слышать рождающуюся музыку. Когда ярко-красные губы Кисе были видны каждому присутствующему в этом помещении, он запел. Сначала очень сдержанно, еле-еле слышимо среди звучания имеющихся инструментов. Это были не слова, а начальный напев, так сказать, вступление солиста, но это вступление мне уже понравилось, потому что ровно накрашенные губы Кисе двигались в этот момент просто ахренительно. Когда он снова замолчал, вновь давая волю одному из гитаристов и барабанщику, я нервно сглотнул, потому что глаза Кисе были устремлены только на меня. Я не хотел привлекать к себе никакого внимания, поэтому тут же отвернулся, смотря в противоположную сторону, но, чёрт бы его побрал или кто-нибудь ещё, я был уверен, что сейчас эта хренова смазливая морда ухмылялась с моего детского поведения. Хотелось провалиться сквозь пол и одновременно услышать, как он поёт. И он наконец-то запел. «Ещё одна голова поникла — Ребёнка медленно уносят. Вслед за жестокостью приходит мёртвая тишина Кто мы? Мы ошиблись». Я тут же обернулся, потому что узнал эту песню. Да, тогда на крыше я сказал, что она мне не понравилась, но мотив и некоторые слова я запомнил. И сейчас, стоя перед этой сценой, я слышал другой голос. Этот голос заставлял вслушиваться в каждое пропетое слово с новой пережитой секундой всё тщательнее, и песня становилась всё более непохожей на ту, которую я услышал тогда, на крыше. «Ты же видишь: это не я, И не моя семья. У тебя в голове, у тебя в голове они воюют Со своими танками и бомбами, Бомбами и орудиями. У тебя в голове, У тебя в голове они плачут» За секунду до припева Кисе резко схватил микрофон обеими руками и сильно зажмурил глаза. Это движение было настолько неожиданным и быстрым, что в то же мгновение с его головы слетела шляпа, медленно опустившись сзади на поверхность сцены. «У тебя в голове… Зомби, зомби, зомби. Что у тебя в голове, что у тебя в голове? Зомби, зомби, зомби». От напора его голоса и внезапной энергетики удары моего сердца стали такими же быстрыми и частыми, как удары барабана. Парень с лиловыми волосами явно любил этот инструмент, потому что его звуки он дополнял ещё и своими, забавно шевеля губами после каждого удара барабанных палочек. Остальные двое, которые с гитарами, тоже не отставали. Особенно тот, который с чёлкой на пол-лица. Он всем своим видом показывал, что бережнее, чем к своей гитаре, он ещё ни к кому не относился и, скорее всего, и не будет относиться. Он часто подходил к Кисе так близко, будто бы он единственный, кто сможет идеально сыграть под его пение, тем временем Кисе лишь изредка кидал в его сторону свой беглый взгляд, потому что практически всё его внимание было устремлено на окружающих людей, которые уже стали хлопать ему, стараясь попадать в такт. Должно быть, хлопали все, кроме меня. Неужели я один понял, что эту песню нужно слушать, затаив дыхание и убрав свои грёбаные руки как можно дальше друг от друга? «Разбившееся сердце ещё одной матери Пытается справиться с горем. Если вслед за жестокостью приходит тишина, Это значит, что мы заблуждаемся» Кисе быстро провёл тыльной стороной ладони по лбу, а после повторил то же действие и над своими губами. Помада слегка размазалась по его подбородку и нижней части щёк, а его губы искривились в странной ухмылке, которую я до этого момента ещё никогда не видел. «Ведь это продолжение давних событий 1916 года. У тебя в голове, У тебя в голове они всё ещё воюют Со своими танками и бомбами, Бомбами и орудиями». Он высоко подпрыгнул, схватив перед этим микрофон. Вместе с этим прыжком послышались восторженные женские вопли вперемешку с нечленораздельными словами, которые мне явно мешали полноценно насладиться этим зрелищем. Кисе вновь начал петь припев, эмоционально растягивая каждое слово и одновременно делая свободной рукой то же самое со своей серой футболкой. Он больше не смотрел на меня, но завладел моим вниманием настолько, что если бы сейчас повторился момент того неожиданного взгляда в мою сторону, то я не нашёл бы в себе сил отвернуться. Да и желания тоже. «У тебя в голове, У тебя в голове они умирают». Кисе вновь вернул микрофон на прежнее место, а после началась игра музыкантов. Размеренные удары барабанов сменялись на дерзкие звуки гитарных струн, а после это всё начало сливаться во что-то единое, которое продлилось буквально несколько секунд, потому что Кисе вновь разбавил этот пробивной микс своим оглушительным голосом, который будто бы против воли музыкантов рвался сквозь звуковые волны. Это было настолько остро и сильно, что на данный момент, осознавая весь уровень своего восхищения от этого выступления, я вообще забыл, кем здесь являюсь, как себя веду и какое имя написано на моём бейдже. «У тебя в голове, у тебя в голове Зомби, зомби, зомби. Что у тебя в голове, что у тебя в голове? Зомби, зомби, зомби». Когда голос Кисе стих, а гитары ещё продолжали доигрывать свои последние аккорды под металлический звук тарелок барабана, я, глядя на его измотанное собственным удовольствием лицо, сделал два окончательных вывода. Первый: мне нравится, как на счастливом лице Кисе смотрится размазанная красная помада. И второй: я хочу это поцеловать.

***

— Погоди, что? Блять, кажется, это было слишком прямолинейно. — Не, забей. — Аомине-кун, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь, чтобы я понял, что трачу сейчас своё время не зря. Тецуя — это мелкий ублюдок, который никогда не задумывается о последствии своих слов. Хотя, вот же чёрт, я сейчас делаю то же самое. Нужно всё продумать и не тупануть. — Ты видел выступление Кисе? — Да. — Я тоже. — А ещё я видел твою реакцию на выступление Кисе-куна. — Какую ещё реакцию, блять? Не тупануть. — Почти такую же, как и сейчас. Ты был очень возбуждён. — Возбуждён?! — Я не про это, Аомине-кун. Не тупануть. Не тупануть. Не тупануть. — Да, мне понравилось, как он выступал. — Аомине-кун, ты что-то вначале про поцелуй заикнулся, мне же не послышалось? Пронзительность голубых глаз напротив порождала желание уменьшиться в несколько раз и скрыться под столом, за которым я и Тецуя сейчас сидели. Я не знаю, зачем позвал его в свой выходной в эту забегаловку, учитывая, что я люблю по выходным спать, а Тецуя, встречаясь с Акаши, уж точно не понимает смысл подобных заведений. Да, учитывая всё это, я сейчас перед Тецуей, который ждал от меня каких-то внятных ответов, а не вот это вот всё. — Аомине-кун, прекрати делать вид, будто меня здесь не существует, или ты думаешь, что молочный коктейль сам себя допивает, — издевательское «сюрп-сюрп» прямо под ухом заставило меня ещё больше содрогнуться. — Прекрати, Тецуя, я знаю, что ты можешь вывести любого, особо не напрягаясь, — я кинул на него злобный взгляд, но в ответ получил лишь удар пустым стаканчиком по собственному лбу. — Идиот. — Тецуя, что со мной? Я гей, получается? — Ты идиот. Не обращая внимания на бесконечные оскорбления и тычки трубочкой во все открытые части тела, я терпеливо ждал нужного совета, который от этого парня всегда последует. Даже после череды подобных издевательств. — Акаши-куну тоже нравились девушки до момента нашего знакомства, — будто бы внезапно вспомнив, заговорил Тецуя. — А потом, после нашего знакомства, он увидел мой танец. — То есть сначала он влюбился в твой танец? Уверен, что по моему виду можно было сказать, что я не особо сейчас что-либо понимаю. — В движения тела, в мои эмоции во время танца, в моё желание быть лучшим в этом деле. — И только потом он обратил внимание на самого тебя? — Наверное, Аомине-кун, он просто никогда не встречал девушек, которые танцевали бы так, как я. — Допустим здесь почти такая же ситуация, как бы ты намекнул на моём месте о своих чувствах? Вместо ответа Тецуя медленно встал со стула и, аккуратно положив на стол несколько центов, с непонятной уклончивостью ответил: «Вспомни, что сказал Кисе-кун в самом начале своего выступления, это должно помочь». После, игнорируя мои дальнейшие вопросы, он тихо покинул помещение, оставляя меня в ещё большем непонимании, чем-то, в котором я был до нашей встречи.