When the joys of living just leave you cold, Frozen from the failing mess you've made your own. And if you want an ending to your screenplay life Well here's the consolation That will change your heart and mind
«Хватит смотреть на меня. Меня раздражает твой взгляд. Ты считаешь, что недостаточно таращился на меня вчера, Тайрелл?» Эллиоту все еще хочется стряхнуть с себя электрические импульсы чужого взгляда. Он только сейчас понимает, что до сих пор не снял капюшон после улицы. Эллиот ехал в нем в метро, он шел в нем до работы и в нем же поднимался на этаж руководства. Алдерсон стягивает капюшон с головы, чуть сжав хлопковую ткань в районе макушки. Он пытается не злиться. Не паниковать. «Хватит смотреть.» Эллиот бросает взгляд на выбившуюся из безупречной укладки Тайрелла прядь волос. Не такой уж совершенный. Находить баги Тайрелла – теперь единственный способ отвлечения от того, как тот занимает все пространство вокруг себя своим огромным эго. Алдерсон беспомощно цепляется глазами за чужие часы, просто чтобы прикинуть, сколько ему тут сидеть, но невольно вспоминает тот ужин.***
Уэллик смотрел, нет, пялился на него так, словно главной целью в его жизни было получить ответный взгляд. Так пожирают глазами произведения искусства в Версале, так смотрят фильмы любимых режиссеров, так не смотрят на случайных гостей. Только если хозяин вечеринки не психопат, конечно. А Тайрелла почти без сомнения можно к таковым причислить, если вспомнить маниакальный порядок в его квартире, где вещи рассортированы чуть ли не по размеру. Эллиот помнит, как расфокусированно уставился на чужую щеку, идеально гладкую, бархатную и чуть розовую от вина. Потом смотрел, как Джоанна раскладывает индейку по тарелкам. Затем глядел во все глаза на рассказывающую о бизнес-плане Анджелу, не воспринимая и слова. Просто катастрофически нужно было куда-то деть самого себя. Вены на руках Тайрелла. Белая скатерть, занавеска, стоящая дороже всей его квартиры, шерсть Флиппера, золотистый волос, упавший на пиджак Анджелы, обручальное кольцо из белого золота на безымянном пальце Миссис Уэллик, печеная птица на его тарелке (почему именно филе? Эллиот ненавидел это филе и поэтому препарировал его на тысячу маленьких кусочков, чтобы создать видимость того, что он ест. Алдерсон был уверен, что Тайрелл это заметил). Нужно было просто посмотреть на Уэллика. Просто взглянуть ему в глаза и самоуверенно кивнуть, чтобы тот отстал. Эллиот неловко повел плечом, сложил руки на груди в защитном жесте, за что получил толчок ногой под столом от Анджелы. Эллиот повернул голову и разглядывал орнамент на вазе для больших, богатых букетов, какие дарят любимым женам (или женам, которым регулярно изменяют, что более вероятно в случае Тайрелла). Надо хоть раз подарить цветы Анджеле, только сначала заставить себя заговорить с флористом. Алдерсон может заказать букет через интернет, точно, и даже вместе с открыткой. Почти в традициях голливудского кино второго сорта. Как долго он путешествовал взглядом по единственной попадающей под угол обзора части квартиры? Как долго все молчат? Эллиот зачем-то неловко улыбнулся и провел ладонью по взъерошенным волосам, которые Анджела безуспешно пыталась уложить днем – они все равно топорщились. Кажется, Уэллик наконец отвлекся на то, что у него в тарелке. Интересно, он подумал, что у Эллиота пищевое расстройство? Эллиот помнит, как он поднял взгляд, наконец имея возможность рассмотреть лицо Тайрелла: оно аккуратное, скандинавского типажа, ухоженное (оставалось надеяться, что Уэллик не проводит каждое свое утро так же, как Патрик Бэйтман из фильма «Американский психопат») и... будто бы напряженное? Это единственное, что отличало этого человека от биоробота. Его эмоции читались, пусть он так отчаянно пытался их скрывать. Алдерсон неловко огляделся, пытаясь проверить, единственный ли он заметил простого Тайрелла, прячущегося за образом очень важного и высокопоставленного Тайрелла. Скорее всего, простой айтишник, просто пришедший со своей девушкой на совсем непростое мероприятие, достроил такой образ сам, чтобы было не настолько неуютно. Эллиот слишком, с л и ш к о м четко ощущает, как его прошибло током, ледяным током чужого взгляда, как раз в тот момент, когда он сам собирался отвести глаза. Словно этот холодный и слишком рациональный швед рассчитал, когда нужно поднять голову, чтобы заарканить очередную жертву. Алдерсон настолько не ожидал того, что Тайрелл встретится с ним глазами именно сейчас, что внутренние органы хакера вздрогнули вместе с ним самим. Холодок по спине – это точно нервное. Да, он просто не ожидал, он не ожидал, и ему теперь неловко за то, что так беззастенчиво пялился на чужого ему человека. Поэтому сердце стучало так быстро в ту минуту. Ладно, весь вечер. Это социофобия – так говорит Криста. Он помнит серые глаза Тайрелла Уэллика. Он думал, что у таких, как он, не бывает души, но она была. Она была прямо здесь, прямо тут, отражалась в чужих глазах так отчетливо, что Эллиот мог почувствовать, как та запечатлелась на его сетчатке. В тот момент Эллиот ненавидел Тайрелла за этот холод, за этот жар, ненавидел его бесстыжий взгляд, говорящий «Я знал, что выиграю. Как насчет партии в гляделки?» И на те долгие десять секунд Тайрелл выигрывал. Не отводить глаза первым для Эллиота тогда стало делом принципа. Пусть это равносильно тому, чтобы загипнотизировано смотреть на гремучую змею, которая мелодично трещит своим хвостом перед тем, как запустить в еще теплую жертву ядовитые клыки, чтобы обездвижить и сделать своей вещью навсегда.***
Алдерсону не хочется думать, что этот человек может хоть чем-то отличаться от остального стада затюканных ипотекой клерков. Лицо Уэллика чудится ему знакомым, потому что сотни таких лиц он видит каждый день, приходя на работу. Кажется, Эллиот только что презрительно сощурил правый глаз, это видно по усмешке на губах напротив. Алдерсон вздергивает острый подбородок, потому что буквально видит, как по утрам этот Мистер Уэллик давится приторно-мятной зубной пастой, а потом говорит своему отражению «Хорошего дня, ты справишься!» И вдруг Эллиот чувствует себя лучше Тайрелла, пусть пальцы левой руки программиста занемели от того, как сильно он вцепился в собственный локоть. «Таким, как Мистер Уэллик, слишком важно быть удобными для всех. Он уязвим. Ему важно, что я о нем думаю». К тому же умозаключению Алдерсон пришел и вчера во время ужина, когда сидел на обитом пластиком стуле в стиле арт-деко. Он слишком хорошо помнит отвратительно-щекотливые импульсы, бегущие вдоль его позвоночника, когда столкнулся со свинцовым взглядом Тайрелла Уэллика впервые. Отдаленно напоминало приход от травки, когда ему удавалось достать чистую, без примеси химии. Это иногда хотелось повторять, а еще смеяться. Смеяться в лицо вице-президенту Е-корп было бы излишней дерзостью даже для Эллиота. Безумно тянуло избавить себя от этой толпы мурашек, мерзко щекочущих кожу. Тянуло отмыть шею, лицо и запястья. Сейчас это повторяется. Снова. Тем вечером Эллиот сумбурно извинился и ушел в просторную ванную комнату, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Ломка по морфию не могла наступить так быстро. Или это Тайрелл Уэллик? Это вены на его руках, наполненные синим ядом? Это предгрозовое небо в радужках его глаз?***
– Эллиот, не против перейти на ты? – голос Тайрелла смягчается, а хищная улыбка пропадает с губ. «Я помню, как он смотрел на меня тогда. Как бегал его взор по каждому потертому месту на моей толстовке.» Эллиот делает рваный кивок головой, словно в шее заклинило какой-то механизм. – Отлично. Как ты смотришь на то, чтобы завязать с работой простого техника и перевестись повыше? Будешь программным инженером высшей категории, у меня есть проект, который может тебя заинтересовать. Я уверен, тебе самому надоело целыми днями проверять наши идеальные брандмауэры, – Тайрелл с самоуверенной усмешкой тянет слова, словно он – самый спокойный и беспечный человек на планете, и в его замшевом голосе слышатся едва уловимые нотки шведского акцента. «Откуда ему знать, что может меня заинтересовать? Не говори, что он прочитал меня быстрее, чем я его, друг. Он сказал тебе?» Алдерсон фокусирует взгляд на воображаемой точке за спиной Уэллика, словно сквозь него мог увидеть панорамное окно от пола до потолка. – У нас тут отличные условия. Конечно, и у вас внизу они ничего, но под моим-то крылом всякому будет комфортнее, – кажется, послышался неловкий, наполовину подавленный смех, точно Тайрелл разговаривал сам с собой. – Я изучил твое резюме. «У вас внизу. В н и з у. Какая помпезность. На ужине он так не нервничал. Тайрелл был больше занят тем, что пытался прожечь в моем лице дыру. Я знаю, на что давить. Нет, это он знает, на что давить. Я не намерен...» – Так что, каков твой вердикт, Эллиот? Будешь работать со мной? – Тайрелл как-то странно улыбается уголками губ, эта гримаса выглядит вымученной, словно давно забытое движение, воспроизведенное только благодаря магии мышечной памяти, и... стоит признать, также эта гримаса смотрится своего рода искренней. «Будто этому успешному и самодостаточному бизнесмену действительно важно мнение простого айтишника, которого он впервые увидел вчера.» – Я не.., – «Анджела. Давай, Эллиот, блефуй. Ему по какой-то причине выгодно видеть тебя рядом с собой, ты можешь выдвигать свои условия.» – Я не против, мистер Уэллик. Но есть одно но, без которого сделка невозможна. Осуждающий, почти возмущенный вид Тайрелла говорит о том, что ему явно не нравится это «выканье» со стороны Эллиота. Все его нутро сейчас словно недовольно тянет «Какой я тебе мистер?». «Как быстро он сокращает дистанцию. Он со всеми работниками так фамильярен? Почему он ведет себя так, словно я его столетний друг? Эй, мистер белый воротничок, я увидел тебя впервые день назад. Что тебе нужно?» – Тайрелл, – поправляет себя Алдерсон, становясь на долю секунды социально удобным. Он тоже умеет получать свое. Даже если Уэллик категорически откажется повышать Анджелу, Эллиот сможет разузнать для нее нужную информацию сам. – Вы... Ты... Даже если я действительно тот, кто нужен тебе для твоих проектов и планов, без Анджелы я вряд ли способен на что-то путное. Она организовывает меня. Без нее я не такой хороший работник, как вам, тебе, кажется. Поэтому целесообразнее переводить нас обоих или оставить меня там, где я есть. Кажется, Эллиот сказал сейчас слов больше, чем за всю прошедшую неделю. Или месяц. А Тайрелл, задумавшись на долгих полминуты, поддается. И как же чертовски красочно мимика этого человека отражает весь калейдоскоп его эмоций. Да какой там калейдоскоп, там самый настоящий роллер-костер из подавленных и затолкнутых на самое дно желудка чувств. «Почему тебе важно угодить мне? Личная выгода? Хочешь быть хорошим, Тайрелл? Вряд ли бы ты вскарабкался так высоко по своей чертовой карьерной лестнице, если бы не пытался понравиться каждому, так? Общество так давит на тебя – заставляет прятать эмоции поглубже: негативные, позитивные, любые человеческие, кроме удобных. Меня оно уже подавило, Тайрелл. Я не чувствую. Ты следующий. Если ты и правда способен эмоционировать. Может, это тоже роль. Может, ты единственный, кого мне не так просто прочитать. Может, я выдумал тебя в морфиновом забытии?» – Для Мисс Мосс тоже найдется работа, Эллиот. Наш отдел, но левое крыло. Условия у вас будут равные, об этом я позабочусь, – Тайрелл знает, что Алдерсон хочет быть рядом с Анджелой, территориально и морально, насколько возможно близко для такого замкнутого парня, как он. И это соседство будет так некстати. Ведь не должен же сотрудник на новой должности отвлекаться от проекта ради дел любовных? Разделяй и властвуй. – Я покажу тебе твое рабочее место, если ты согласен. – Я согласен, – отзывается Эллиот монотонно, подняв на собеседника полный пелены безразличия взгляд. Уэллик неплохо сторговался, а его физиономия, кажется, оттаяла, потому что улыбка на ней выглядела уже практически счастливо. «Это почти интересно. Хотелось бы верить, что его пустой и вряд ли увлекательный проект будет хоть на треть таким же занимательным, как его махинации. Что ему нужно от меня, всплывет впоследствии. Вряд ли его так сложно хакнуть» – Кажется, это начало замечательной дружбы, – говорит Тайрелл улыбчиво и безмятежно, а по тихой интонации его голоса Алдерсон понимает, что Уэллик уже сократил расстояние между ними и сжимал плечи Эллиота крепкими, излишне самоуверенными ладонями, пытаясь заглянуть в глаза и проникнуть своей приторной, как и вся его выстроенная по кусочкам жизнь, улыбкой в самую душу. «У тебя слишком горячие руки. Убери их от меня, ради всех твоих фальшивых ценностей»