I'm not in love, I'm not in love And there will be no future tense for us. I cannot lie, I know it isn't right to want you. Most of the time I stop myself from trying to touch you.
Анджела соглашается на работу, предложенную Тайреллом, даже не бросив формального «Мне стоит это обдумать» Видимо, не один Уэллик здесь полон амбиций. Все складывалось удобно для всех. При условии того, что небесный крупье раздаст карты с идеальным раскладом, Тайрелл получал место техдиректора, Эллиот – должность его ассистента, Анджела – полный доступ к базе тех данных, за отсутствие которых еще недавно над ней насмехались адвокаты. А Джоанна и вовсе могла заиметь в своем распоряжении огромные суммы денег, о которых любой противник капитализма боялся не то что мечтать, а думать, покупая центовый рамен в гетто за мостом. Но это все возможно, лишь если каждый стык этой мозаичной плитки махинаций будет проклеен с такой точностью, что по этому полу из смальты можно будет ходить еще десятками лет. Одна осечка, и все вернутся туда, откуда начинали, без возможности восстановить сохраненную игру. Примерно так бывает, когда пишешь годовой отчет, чтобы потом обнаружить, что Майкрософт Ворд услужливо потер всю информацию из файла. Те, кто громче всех кричат о том, как неважны деньги, всегда будут особенно сильно и искренне ненавидеть таких, как Уэллики – прохожий выливает Джоанне в лицо банку краски, красной, символизирующей ненависть к самому явлению такому, как классовость: «Рабы сотнями лет обливались кровью и потом, чтобы мы продолжали кормить таких, как вы?» Мало кто задумывается, какой ценой достаются людям, вроде Тайрелла (и их женам), Кадиллаки, часы за сотни и даже тысячи долларов, гардеробные комнаты для одних только костюмов и туфли от Феррагамо. Почему-то принято считать, что все это падает с неба: наследство, богатые родители, воровство, эт-се-те-ра. Но только те, кто осознают, сколько в материальное состояние вколачивается труда, нервных срывов, переживаемых тайно в закрытых кабинетах, подавленных конфликтов, фальшивых улыбок, угроз, знаний и желания доказать кому-то уже давно невидимому (себе? Своим родителям? Тем, кто издевался в школе?) то, что тебя не переломить, вот они-то и становятся такими, как Тайрелл. Уходят из ранга осуждающих и приходят менять свой класс собственными руками. Благо ведь, весь мир – не Индия, где, если родился в семье врача, врачевать и будешь, без возможности переиграть судьбу. Многим так было бы проще: рождаться и знать, что ты уже завербован на определенную должность в этой жизни. Но тут напрашивается вопрос – кого мы осуждаем больше: тех, кто ведет себя так, как мы себе позволить не можем (а где-то на подкорке хотим, очень хотим), или тех, слишком с нами похож, зеркаля все минусы, которые мы в себе знаем и ненавидим? Одной из таких оказалась и Анджела Мосс – полная противоположность Эллиота. Когда-то, еще несколько месяцев тому назад, получая скудную оплату за быстрый фриланс, Алдерсон покупал на эти деньги корм для Флиппер, полузасохшую пиццу себе на три дня, и осуждал общество, глядя на то, как успешные работники Е-корп подают своим женам, выходящим из дорогих машин на бутиковые улицы, руку. Он осуждал общество, осуждал Трампа, осуждал продавцов в продуктовом на углу дома, стремящихся стать менеджерами, даже Анджелу, где-то в глубине души, он осуждал. Он осуждал их всех, потому что судил себя строже, чем боги древнего Египта смертных, взвешивая сердце и перо, чтобы решить, суждено человеку попасть в рай или кануть в вечной тьме. Себя Эллиот ненавидел больше всего остального в этом мире. Настолько, что считал, что абсолютно точно не заслуживает такой хорошей и простой жизни, как все те, кого находил глупыми и неправильными. Ведь им почему-то удается жить так, как он себе жить запретил еще тогда, когда узнал о раке отца. И он знал, что его сердце давно перевесило перо. Впереди было темно. Но ведь когда-то именно Эллиот украл пару купюр на поход в кино после смены в магазине «Мистер Робот». Фильм назывался «Криминальное чтиво». Отцу понравилось. Теперь Эллиот сам сидел на работе в офисе, который еще недавно считал рассадником зла, и пил здешний кофе, усердно работая над скриптами, а порой и отчетами. Это было вполне осуществимо, особенно в тандеме с ноотропами, которые прописала Криста. Что тогда отличало его от Тайрелла, Анджелы, Филлипа Прайса? То, что ему было все равно. Все равно до должности, все равно до кожаного компьютерного стула, времени обеда, сплетен коллег. Алдерсон просто делал свою работу, иногда менял рубашки (все равно не такие хорошие, как у мистера Уэллика) и удостоверялся в том, что его девушка довольна. Что она улыбается ему не из сочувствия, я потому что рада. Он боялся, что Анджела станет такой, как Тайрелл, не видя самого главного – Тайрелл всегда был куда более настоящим и живым, чем она. В этой откровенной слепоте нашей Лисбет Саландер в штанах был отчасти виноват и сам Уэллик, который слишком сильно боялся показать Эллиоту хоть одно свое несовершенство, хоть на секунду дать слабости пробиться наружу. В своем стремлении быть всегда идеальным для того, кто занимал его мысли все больше с каждым днем, будущий генеральный директор забыл о том, что люди обычно любят людей, а не идеальные статуи прямиком из-под молотка Микеланджело. Алдерсон все еще не может избавиться от странного желания найти в этом шведе хоть что-то сломанное. Поломка была где-то на поверхности, он умел это чувствовать, как и полагается хакерам, которые отвечают за безопасность систем.***
Работать в одном офисе сложно. Тайреллу – потому что он хочет внимания того, кто так успешно предпочитает держать собственного начальника за элемент мебели. Эллиоту – потому что он знает, что на него бросают взгляды, что зачем-то касаются его плеч, поправляют рукава толстовки, когда под них мято забивается рубашка, если Алдерсон торопится вернуться с обеда до того, как из кафе поползет обратно вся толпа сотрудников их крыла. Анджела никогда не делала подобного. Да, механически разглаживала толстовку в районе его груди, справлялась о том, как проходит его день, но не т а к. В последнее время Эллиот слишком часто дифференцирует Мосс и Уэллика. И это почти выводит из себя: что этому ближайшему родственнику Одина и Тора неймется? Почему он выбрал неприметного программиста в качестве какого-то чертового плюшевого мишки, опилки в котором слишком прогнили, чтобы позволять играть с ним детям, пусть и большим? Помните, мы говорили о том, как нас злят те, кто живут так, как мы не можем, и те, кто слишком на нас похож? Тайрелл объединял в себе оба повода для глухого раздражения.***
Анджела считает, что Эллиоту пока лучше ничего не знать – он будет попусту волноваться. Говорить о том, как это глупо, опасно, безрассудно. Наверное, слишком любит ее, оберегает по-своему. Но ей не нужен спаситель. Их общий спаситель умер за них 2017 лет назад на кресте. Ей не хотелось отчитываться хоть в чем-то, как она делала раньше, когда была прежней Анджелой. Когда у нее не было своего кабинета и туфель Прада.***
– Тайрелл, скажи, будь так добр, – Джоанна заваривает ассам, привезенный прямиком из Индии, которую мы сегодня уже вспоминали, – Какова вероятность, что Скотт Ноулз осядет на твоем месте по своему возвращению? Ты, насколько я помню, хотел попросить того Эдди подготовить почву. – Он Эллиот, и ты это тоже прекрасно помнишь, – Тайрелл хмурится. Он почти уверен, что Филлип Прайс решит все не в его пользу. Джоанна едва ли улыбается, скорее скалится, но от этого ее губы, которым позавидовала бы та же Джоли, становятся только красивее. Раньше Уэллик сходил с ума от этого лонг-дринка из жгущей органы алчности, пьянящей похоти, острого ума и артезианского льда. Все напитки однажды приедаются, разве не так? Особенно те, которыми не мог насытиться. – Тебе жалко подставлять мальчика, älskling*, но когда ты брезговал пройтись по головам? О запланированной беременности не может идти и речи, когда ты едва ли сможешь поставить ребенка на ноги. – Возможно, Скотт некоторое время побудет директором. Пока я все не улажу. – Ты не хочешь пару ночей пожить в гостинице, расслабиться? Ты так уже делал пару раз, помнишь, там есть и спа, и даже дополнительные услуги от массажисток. Мне хочется провести пару ночей наедине с собой, мой хороший, – Джоанна улыбается уголками губ, ставя перед мужем кружку чая почти беззвучно. Так же беззвучно она закрывает за собой дверь в спальню, оставляя Тайрелла одного. Ах, погодите, еще с хтоническими чудовищами, сплетенными из живых эмоций.***
Возможно, фишинг данных из электронных архивов полиции – более интересное занятие для Эллиота, это Уэллик понял, просто присмотревшись, с какой скукой этот парень в неглаженой рубашке снова бегает взглядом по строчкам кода. Тайреллу хотелось, чтобы Алдерсону интересным казался любой проект, предложенный шведом, просто потому что они могли работать над ним вместе, как тогда. Но Эллиот предпочитал заниматься своей частью работы отдельно, чтобы потом просто отчитаться перед Уэлликом и сдать готовые задания. Никакой командной работы. Никакого сближения. Фрустрация. – Ты задерживаешься сегодня, – Алдерсон уже привык к тому, что голос босса мог послышаться в любой момент из любого места. Иногда ему даже казалось, что баритон Тайрелла звучит в его голове, и он придумал себе такого недоприятеля, чтобы оправдывать свое нахождение здесь. – Код не стоит оставлять разорванным, – Эллиота злит, что собственный голос звучит настолько несуразно после дня молчания – с Анджелой на обеде они сегодня не увиделись. – Возьми его домой, там нет ничего секретного, – Тайрелл присаживается на край чужого стола и берет в руки забавную кружку с принтом «Назад в будущее», – Мне всегда нравился Док. – А мне – Марти, – Алдерсон отрывает взгляд от клавиатуры только чтобы со странным недоумением заметить, что швед улыбался. – Не могу не заметить, что в нашей с тобой команде на Марти больше похож я. А вот в тебе, Эллиот, точно есть что-то от Дока временами. Возможно, умение побуждать таких ребят, как я, на авантюры. – Я не…, – «Ты сам себя побуждаешь, ты, тронувшийся до пустых разговоров» – Мы во многом похожи, разве не так? Но еще больше вещей, которые мне только предстоит узнать о тебе. Будет немного проще, если ты мне поможешь, – Уэллик отставляет кружку и смотрит, как Эллиот созерцает ее перемещения в пространстве. И именно с таким восхищением, которым был наполнен теплый взгляд все-еще-вице-президента, Марти Макфлай наблюдал за безумными затеями Доктора Брауна. – Мы с отцом однажды сделали их костюмы на Хэллоуин, и не взяли Дарлин с собой. Она страшно бесилась, – хакер сам не понимает, зачем рассказывает это. Такая информация не несет никакой ценности, и приближает их обоих к тем работникам офиса, что обсуждают только вышедшие фильмы у кофейного автомата. – Дарлин – моя сестра. – Кажется, за сегодня я узнал о тебе больше, чем за все твое пребывание тут. Мне это нравится, – просто говорит швед, а Эллиот ловит себя на мысли, что это созерцать приятнее, чем сведенные в обиженном недоумении брови. Он неопределенно ведет плечом в качестве ответа и возвращает свое внимание монитору. Даже скучный отчет стоит большего, чем весь Тайрелл Уэллик – так думает сам, собственно, Тайрелл. Не только из-за едва ли удавшегося диалога, но и потому что сегодня ночевать он ехал в Рэдиссон. – Не хочешь выпить кофе или чего-нибудь, что тебе нравится, в моей компании? – звучит, как последняя попытка. «Нет, не хочу» – крутится на кончике языка Эллиота. – Обсудим пару мелочей по работе. Возможно, перепоручу тебе треть кое-чего любопытного. – Хорошо, – теперь Алдерсон отзывается искренне. Он заметил, как его назойливый босс выключил кондиционер, стоило тому обнаружить, что Эллиот ежится от холода. – У руководства есть кое-что на тему внутреннего взлома. У меня есть кое-что на них.