На моей луне

— Лу? — задается вопросом Кэр, когда входит в свою личную комнату. Я осматривала наши детские фотографии на комоде, где мы, по мере взросления, становились выше, старше и краше. И в конце, между нашей общей фотографией всей семьей, имелось пустое место. Я знаю, для чего оно. Кэр надеется поставить туда фотографии с нашего выпускного. — Что ты здесь делаешь? — она спрашивает с улыбкой, но в голосе слышны нотки подозрительности. Я не захожу к ней в комнату. Тем более без ее разрешения и когда ее дома нет. Я ставлю одну из фоторамок на стол (там она со своими подругами, весело смеётся), и разворачиваюсь к ней. — Кол недавно рылся в моей голове, — я потираю шею, отводя от неё взгляд. Я редко смотрю ей и маме в глаза. Не успевает она что-то сказать, как я продолжаю: — и он узнал, что на каких-то моих воспоминаниях стоит, эмм, барьер? — Кто-то стёр воспоминания, — выдыхая весь воздух, мямлит она. Она грузно идёт к кровати и садиться на неё. — Именно, — я криво улыбаюсь, пытаясь придать себе уверенный вид. Та дверь. Чернее ворона крыла. Чернее самого чёрного. Все ещё пугает меня. Я чувствую, что она убьёт меня. Но я не могу отделаться от мысли, что она где-то там в моей голове. — И я подумала, может ты знаешь, что это были за воспоминания? Я смотрю на неё с крохой надежды, а руки начинают трястись. Она смотрит на меня в молчаливой панике, и тоже начинает дрожать. Нас обоих пугала эта дверь. Только она знает, что находится за ней. — Послушай, Лу, — мнётся Кэролайн, а в глазах ее отчаяние. И я прищуриваясь, наблюдая за ее волнением. Она облизывает губы и тщательно подбирает слова в своей голове, потому что продолжает она только через минуту. — Это я стёрла те воспоминания, — она прикусывает губу, и я неопределённо взмахиваю рукой, чтобы она продолжала. — Я надеялась, что ты никогда не узнаешь о них… или, по крайней мере, не так скоро. — О чем, Кэролайн? — я становлюсь серьезной, и подсаживаюсь к ней рядышком. — Просто помни, — она берет меня за руку. Заправляет прядь моих волос за ухо. — Что это не твоя вина, хорошо? — Таак, — недоуменно протягиваю, отстраняясь от неё, — не моя вина в чем, Кэролайн? — она молчит, мотая головой. — Что я сделала? — Мне так жаль, Лу, — на ее уголках глаз начинают скапливаться капельки влаги, и меня определённо начинает это напрягать. — Я… я не могу, — и она сбегает. Что же такого за этой дверью? Я бью себя по щекам, чтобы прийти в себя. Достаю телефон и пишу Ребекке, что у меня есть срочное к ней дело и я скоро буду у неё. И тем временем начинаю собираться, заказывать такси. Беккс ответила, что в гробу она видала мои прихоти, но так как делать ей все равно нечего, то я могу прийти. Поездка много времени не заняла. Дверь в поместье Майклсонов оказалась открыта, и я бегом направилась в комнату Бекки. Распахнув дверь, я увидела ее лежащей на кровати и листающей журнал о суперзвездах. Она лениво обернулась через плечо. — Ну и чего тебе надо? — спрашивает она. Я прыгаю к ней на кровать и ложусь рядом. Просто смотрю на неё. С ней мне почему-то всегда спокойно. — У меня барьер на воспоминаниях, — спустя некоторое время отвечаю. Она даже не смотрела на меня, продолжала слюнявить палец и перелистывать страницы. — Кэролайн мне правды не открыла, а к Колу с этим я обращаться не хочу… — Надо же какое доверие, — усмехается. Я прикусила губу. Я впервые была серьёзно настроена за этот год. И она это заметила. — Ты поможешь мне? — спрашиваю, начиная играться с ее волосами. За все тысячелетие они не утратили своего блеска и были мягкие, как шёлк. — Ты же не отстанешь? — скептически приподнимает бровь. Я качаю головой, криво улыбнувшись. Она приказным тоном сказала мне подняться и сама приняла сидячее положение. Мы сели напротив друг друга. Ее пальцы надавили на мои виски и мы закрыли глаза. Начало было скучным. Я сходила в школу, прогулялась по парку. И встретила Елену. — Привет, Мэрилу, — она улыбается странно дотошно, и меня начинает сразу же настораживать то, что она назвала меня полным именем: я никому этого не позволяю. — У меня к тебе есть маленькое дельце, — её глаза опасно засверкали в лучах фонарей. Она проводит указательным пальцем линию от моего плеча до запястья, где находился браслет с вербеной, и быстро срывает его, зашипев от боли. — Какого?! — только и удаётся спросить мне, как она берет моё лицо в свою руку и заглядывает прямо в глаза. — Помоги мне убить свою сестрёнку, пожалуйста, — просит довольно мило, и я… не в состоянии отказать ей. Я… должна сделать это. Следующее воспоминание переносит меня в больницу. На улице уже вечерело, и у меня было хорошее настроение. — Привет, сестрёнка, — радостно улыбаясь, захожу в палату к бедной Кэролайн. Она тут же оживилась, приняв сидячее положение, и спросила, что я здесь делаю так поздно. Я подошла ближе, провела рукой по её лицу, заглядывая в родные, точная копия моих, глаза. Я подмигиваю, и лезу в свою сумку, чтобы показать ей то, зачем я пришла. Осторожно достаю фляжку, воровато оглядываясь, и нетерпеливо улыбаясь, протягиваю ей. — Лу! — громким шёпотом пораженно восклицает, но задорно смеётся, принимая флягу. — Я же в больнице! — Это особенная настойка, — заговорщицки шепчу я, зная, о чем говорю. — Не бойся, — подталкиваю её, и она нетерпеливо откручивает крышку и делает быстрый глоток. Вскоре её выражение лица меняется и она начинает отплевывать кровь изо рта. — Что… Какого?! — и двух слов связать не может, а до меня только сейчас доходит то, зачем я сюда пришла. Руки дрожат, я изо всех сил пытаюсь предотвратить это, но оно сильнее меня. — Прости, Кэролайн, — говорю я абсолютно опустошённо, а тело уже двигается само по себе. Я резко бью её кулаком в нос и она заваливается на спину, после чего я начинаю её душить. Она сопротивляется, царапает мои руки, а я вдавливаю подушку в её прекрасное лицо, убивая её собственными руки. — Прости, Кэр, — повторяю вновь и вновь, а она уже и не слышит меня, а её тело постепенно обмякает. Внушение перестаёт действовать только тогда, когда я убираю подушку с лица Кэр, чтобы убедиться: жива она или нет. — Кэр, — обронила я, потерся за плечо. Она не двигалась, а её лицо было все синее, застывшее в гримасе ужаса. И моё лицо становится точно таким же, только бледным. Все тело начинает дрожать, и я падаю на пол и отползаю к стене, шепча и рыдая одновременно: — я убила её. Я убила Кэролайн. Я зажимаю рот руками, чтобы не заорать в голос, и тело все продолжает трясти. Слезы ручьём текут из глаз и я издаю израненный протяжный вой, падая лицом на кафель и наверняка даже разбиваю лоб. — Я убила Кэролайн… — повторяю то же самое, когда очухиваюсь после пробуждения. Меня все еще трясло. Картина, что предстала перед глазами, чувства, которые я перестала испытывать, вернулись ко мне в двойном размере, и я хватаюсь за сердце, сжимая в руке футболку. Я поднимаюсь с кровати, но ноги не слушают меня и я падаю на колени. Я начинаю задыхаться и хватаю воздух ртом все чаще, но его все равно было катастрофически мало. — Лу? Посмотри на меня, дыши! — Я задушила её собственными руками, — констатирую всеобще известный факт. И слезы текут из глаз, а сердце обливается кровью. — Я убила Кэролайн, — шепчу я, а затем кричу в истерике, собираясь в позу эмбриона на полу. И повторяю, запинаясь в словах: — убила ее. Я убила ее. Я убила Кэролайн… — Мэрилу, — Ребекка пытается повернуть меня на спину, как-то успокоить, но я не слышу ее, продолжаю реветь взахлёб, путать слова. Ну ты и мразь, Мэрилу. Как тебя земля носит? — Пожалуйста, дайте мне умереть, — реву взахлёб, сердце разрывалось от боли в груди. Мысли были лишь о Кэролайн. Она столько сделала для меня, любила меня. — Я убила ее… — и даже после этого, она всегда относилась ко мне хорошо. Она не заслужила этого. Почему она, а не я? Когда я очнулась, я лежала на кровати. И по окружению было ясно, что это комната Ребекки. И все встало на свои места. Слез больше не было. Я поднимаюсь на ноги. Оглядываюсь. Я была совершенно одна и даже за дверью не было слышно ни одного звука. Казалось, я оглохла. Но я все ещё слышала, как бьется мое сердце в груди, слышала своё собственное дыхание. И после того, что я натворила, я не имела права жить. И те воспоминания после смерти Кэролайн так же вернулись. Не было никакого рейва. Я сбежала в другой город. И единственный выход забыть эту боль были наркотики. И целую неделю я была в наркотическом угаре, забыв обо всем. А когда она пришла забрать меня (предстала передо мной призраком прошлого), я пыталась покончить с собой. И шрамы на руках исчезли, когда она залечила мои раны. И шрамы на самом сердце исчезли, когда она стёрла эти воспоминания. Осталась лишь одна ломка, и она выжгла все мои чувства. На комоде была чистая одежда и записка, указывающая, что мне следует принять душ. Я отложила ее и достала телефон из кармана. Он был выключен. И я боялась включить его, так как не знала, сколько дней пробыла в отключке. Он наверняка разрывался от звонков мамы с Кэролайн, и кому-то пришлось вырубить его. А может батарейка сама села. Я отложила его в сторону. Взяла чистые вещи в охапку и пошла в душ. Горячая вода обжигала. Но она не могла смыть с меня всю грязь, кровь и слёзы. Я ненавижу Кэтрин. Я убила Кэролайн. Из-за меня все пошло по пизде. Она мечтала закончить школу, выйти замуж за прекрасного мужчину, родить ему двоих детей. Любить их, быть любимой. И ты отняла у неё это. И я ни за что не прощу тебе этого. Ты отняла у мамы двух горячо любимых ей людей. А потом сбежала, собираясь оставить ее жить с этим. Я выхожу из душа уже одетая с мокрыми волосами. Свои вещи оставила там. Подхожу к столу. Включаю телефон. Он издаёт жалкую вибрацию и все-таки включается. Кидаю его в карман. — Ребекка? — зову ее. В ответ тишина. — Кол? Выхожу из комнаты. Ты ебанная ошибка, Мэрилу Форбс. Тебя не должно было никогда существовать. И это твой закат. Желаю сгореть тебе в аду.