<'"'>
Попов наблюдал за расцветающими красками в руках алхимика, за его резкими, но отточено-аккуратными движениями, пытаясь запомнить хотя бы что-то, что происходило. Несколько камней, который Эд подобрал по дороге – над чем Арсений ещё смеялся, – какая-то трава, которую он никогда в жизни не видел, много порошка и жидкостей из колб. Не мигая, заворожённо глядя на вдруг взрывающиеся камни, он сказал: — А я Арсений, кстати. — Заебись, — с кивком отозвался парень. — Зови меня Скруджи. — Не, — всё так же не отрывая взгляда от рук парня, спокойно отказался Арсений. — Эдом проще. — Да ты охуел, — беззлобно заметил, всё же пригрозив бросить камень, Эд. Он взял одну из колб, открыл её и бережно, с трепетом, будто археолог на раскопках, собрал в неё дым «голема», записывая после этого на стекле дату. — Что ты делаешь? — Вдохновение сохраняю. — Это как? — Кто-то собирает грибы, кто-то ягоды, а я собираю вдохновение. Аккуратно срываю его, срезаю у самого корня, чтобы потом опять выросло, почти осязаемое и точно жизненно необходимое, — попытался объяснил парень, внимательно следя за собственными действиями, не теряя концентрации. — Я этим существую. Он показал Арсению «огненную лису», которая больше напоминала заточенный в пробирке живой, самостоятельный огонь, расплавил железную миску, тут же облив какой-то жидкостью, после которой, шипя, посудина приняла прежний вид. Больше всего мужчине понравился тогда «звездопад» – из четырёх видов жидкостей полученная белая пыль была брошена Эдом в воздух, после чего тот выключил свет. Настоящий звездопад Арсений как-то видел. Но такого космоса на расстоянии вытянутой руки – никогда.<'"'>
— А потом мне рассказали, что мамонты превращались в кракенов, чтобы их перестали есть, и чтобы начать мстить людям. Они ждали очень долго, чтобы, наконец, наслать свой гнев на всё человечество, — увлечённо рассказывал Арсений, сидя на столе и рассматривая, казалось, в тысячный раз помещение. — Тебе интересно хоть? Парень промолчал тогда, щурясь на текст в одной из книг, что недавно достал в там-где-тебе-не-место, а Арсений обиженно пнул его ногой. Тот не выдержал, конечно. — Ты говори со мной, говори, — смеялся Эд. — А я с твоих всратостей песни писать новые буду. — Вот это я понимаю – романтика. — Нахуй иди, да? — с улыбкой, посмотрев в глаза, попросил Скруджи. — Я в романтику не верю больше. Я в правду верю. — А какая у тебя правда? — А это уже не твоё дело. И подмигнул, чёрт татуированный, а Попову гадать только оставалось, что тот мог бы иметь в виду. Да и имел ли что-то. Как бы часто он ни приходил к нему, изучая и его, и его «вдохновение», но разгадать никогда не получалось. Оставалось лишь следить за его опытами, экспериментами, за его внутренним огнём, который разгорался волшебством в пробирках. — Как бы ты это назвал? — Эд показывал на лежавший в чашке Петри сгусток, казалось, обыкновенной воды, только имеющий продолговатую форму и то сворачивающийся, то выпрямляющийся. — Шаловливая гусеничка, — не долго думая предложил Арсений. — Так и назову, — совершенно без сомнений согласился Эд. — Ты только никого не зови к себе под предлогом показать «шаловливую гусеничку». Либо тебя пошлют, либо ты склеишь кого-нибудь. — А я её не показывать собрался. — Что же тогда? Эд ухмыльнулся. — Сжигать. И бросил зажжённую спичку на гусеничку, к которой Арсений ненароком успел проникнуться симпатией. Та зажглась мгновенно, поднимая пламя слишком высоко. Синее пламя, от создания которого Эд был в нескрываемом восторге. — Впечатляет, — тихо высказался Попов, глядя на постепенно утихающий огонь. — А то, — с кивком согласился Скруджи. — Магия должна быть красивой. — Как я? — попытка в шутку. — Как мои татуировки. И Арсений почему-то решился. Именно сейчас, решив зацепиться за слово, потому что давно ждал момента. — А я, вообще-то, тоже мог бы показать тебе что-то. — Ты? — Эд то ли удивился, то ли сделал вид. — И что же? — Мне нужны чернила. Ещё года два назад, помогая разгребать хлам в квартире бабушки, в которой больше никто не жил, он вытащил с антресолей книгу, явно старательно спрятанную по схеме «дерево в лесу». Он листал её и восхищался – истории бабушки оказались правдой. Книга рун в руках неопытного человека была практически бесполезна, как позже выяснил Арсений. Но он помнил, что часто повторяла бабушка – настоящие руны способны переписать жизнь по собственному желанию. Вот только учиться этому безумно опасно. Учиться этому – безумно. Арсений никогда не понимал, почему. — Давай свою руку, — попросил он Эда, когда тот принёс ему чернила. — Собираешься отрезать, а потом пришить лапу льва? — шутливо предположил парень, спокойно протягивая кисть Попову. — Я согласен. — Нет, сейчас увидишь. Он учился написанию рун с большим энтузиазмом, не сдаваясь даже после нескольких сотен неудачных попыток. В конце концов он научился нескольким, имеющий даже определённый эффект. Самое настоящее волшебство, которое можно подарить кому-то. И сейчас он хотел подарить Эду удачу. Банальную, но искренне желаемую для этого человека. Улыбка Скруджи появилась сразу, как небольшой рисунок зашипел на его коже, но тут же пропала, когда шипение через пару секунд прекратилось. — И это всё? — со странной интонацией спросил он. — Это руна удачи, — попытался объяснить Попов. — Можно рисовать на бумаге, конечно, но ты вроде любишь татуировки, да и эффекта так больше. — Но это даже не постоянная татушка, — заметил Эд и мазнул пальцем по свежим чернилам. Руна тут же потускнела, стираясь. — Вообще не зрелищно. Арсений смотрел на размазанную картинку на руке парня, на него самого, вздыхающего и тянущегося за салфетками, и вспоминал почему-то все те свои попытки, на которые он тратил время и силы. Много сил. Даже сейчас он чувствовал слабость от того, что вложил много энергии в этот маленький рисунок, не проживший на коже Эда и минуты. Не зрелищно. Вопрос о том, почему Эд, как алхимик, никогда не делал эликсиры для здоровья, энергии или повышения интеллекта какого-нибудь отпали сами собой. Не зрелищно. — Не обижайся, старичок, — попытался взбодрить поникшего Арсения парень. — Хочешь пылающий легион сверчков покажу? На прошлой неделе, пока ты на репетиции свои бегал, научился. Сомнений в том, что это вновь будет чем-то впечатляющим, не было. Эду ведь только такое и нравилось. — Показывай, — надевая улыбку, согласился Арсений. Разгадка Скруджи понемногу раскрывалась, вот только ответ не отталкивал, каким бы он ни был. Ведь Попов давно пытался так же разгадать загадку и внутри самого себя. Гадать долго не пришлось – Эд ему просто нравился. Очень банально и совершенно не зрелищно. Разве что он понимал теперь: «Ему не нужна твоя забота, ему нужны твои шутки». Продолжая ходить к Эду, Арсений всегда старался следить за своим внешним видом, чтобы оставаться достаточно ярким для него. Из кожи вон лез, придумывая всё новые и новые глупости, которые могли бы того рассмешить. Ведь боялся – иначе с ним станет скучно.<'"'>
— Эд? — взволнованно позвал Арсений, заходя в квартиру, от которой давно получил ключи. — Ты дома? — Агам-с, — лениво отозвался парень с кухни. — Чё надо? Забежав на кухню, Арсений сначала выдохнул с облегчением, а после, вмиг разозлившись, спросил: — Ты охуел, придурок? — Да чё такое? — Какого чёрта я из новостей узнаю о появившимся в этом районе алхимике, которого теперь все менты ищут? Ты какого хуя высовываешься?! — Может, не я это. — «Сбрасывал с крыш домов светящийся жёлтый песок, который тут же расплавлял снег», «поджёг на стене дома мох, который горел двое суток, пугая проходящих людей и пожарных, которые не могли потушить пламя», «в колбах на детской площадке вырастали конфеты из травы». Не ты?! Попов расхаживал по кухне, боясь слишком близко подойти к парню, чтобы не ударить. Кулаки чесались очень. — Они ещё о дереве с железными листьями ничего не знают, — с улыбкой и мечтательным взглядом. — Почки прорасти ещё должны. — Эд! — Арсений в конец разозлился. — Тебя ищут теперь, Эд! Им стоит просто мимо твоей хаты пройти, чтобы всё понять! Тебя посадят. Ты не понимаешь, что ли? — Да ладно, обойдётся всё. — Ты точно придурок. Обессиленно сев на стул, опираясь локтями на колени и зарываясь лицом в ладони, Арсений начал думать. Этот придурок-показушник либо не понимает ничего, либо зелий своих надышался и с ума теперь сходит. Надо спасать его. Только как помочь тому, кто помощи не хочет? Кто воспринимает тебя лишь как кого-то, кто впечатлить лишь шутками может? Впечатлить. — Идём, — грубо сказал Арс, направляясь ко входу в подвал. Магия требовала сил и энергии, магия всегда просила что-то взамен. Магия была слишком опасна для тех, кому просто было «интересно». Арсений усвоил это ещё тогда, когда учился рисовать руны на обычных тетрадных листах. Любая неудачная попытка причиняла боль. Но сейчас, преисполненный уверенностью и желанием защитить, он был готов на риск. — Хочешь новую татуировку? — спросил мужчина, когда они спустились. Он тут же принялся искать нужные вещи в хаотичном порядке подвала Скруджи. — Настоящую? — Более чем. — Умеешь? — В теории. — Давай. Хмыкнув, Арсений достал убранные ещё с прошлого раза в ящик чернила. Взял нож и воду. — Немного дикие у тебя методы, если честно, — будто бы заволновался Эд, пусть и было понятно, что в нём сидел лишь интерес к происходящему. — Не ссы, — только и сказал, улыбаясь краешком губ, Попов. — Снимай футболку. Надо над селезёнкой делать. Руки подрагивали лишь самую малость – не волноваться не получалось. Чернила на коже вновь зашипели, пока Арсений вырисовывал старый знакомый рисунок. После – открыл книгу, которую заранее достал из сумки, нашёл нужные страницы. Разрезал собственную кожу на руке, собирая пальцем кровь, которую тут же размазывал по только что нанесённым чернилам, шепча слова из книги. Соприкасаясь с рисунком, кровь его поджигала. Прямо на животе Эда горела руна удачи, настоящая и зрелищная. Тот смотрел на неё с неподдельным восхищением и даже удивлением. — Вау, — только и мог выдавить он, пока Арсений, смыв с дрожащих рук кровь, устало убирал книгу обратно в сумку. — Это навсегда? — Навсегда. — А ещё она гореть будет? — Если кровью чужой мазать будешь – может дымок пойти. — Ва-ау, — вновь протянул Эд, улыбаясь. — Это руна удачи. Теперь хоть в твой подвал полицаи зайдут – не поймут ничего. Ну и песни твои успешнее станут, конечно. Говорить было трудно. Невозможно хотелось спать, есть, снова спать. По возможности – просто лечь и никогда больше не вставать. — Я домой, Эд. Устал. — Один костёр развёл – и уже устал? — удивился Эд. — Ладно. Вали. — Береги себя.<'"'>
Бабушка рассказывала про тех непутёвых, что лишались всего, подойдя к созданию рун без должного уважения. Бабушка рассказывала про волшебство с невозможным трепетом и лаской, но и со страхом. И не от того, что её за это могли бы убить в новое время – страх из-за самой магии. Бабушка рассказывала... Арсений вдруг забеспокоился, думая о ней, пока шёл домой. Он не забыл книгу у Эда? Полез тут же в сумку, рыща в ней резкими движениями, не позволяя заплывшему зрению отдохнуть. — Что-то потеряли? — спросил у него кто-то, и книга, вдруг нашедшаяся, выпадает из рук прямо под ноги человеку. — Так-так... Подняв голову, Арсений видит человека в форме. Бабушка рассказывала... Рисуя руны любви на людях, священники понемногу отдавали свою любовь. Рисуя руны любви на людях, неопытные новички отдавали всю свою любовь. Следовало быть осторожным, подходя к делу с чистой головой и прозрачным спокойствием, чтобы руна не забрала у начертателя то, что он хотел дать другому. И бабушка, казалось, никогда не врала. Арсения затолкали в служебную машину, пока краем сознания он разбирал слова, передаваемые по рации: «Поймали вашего волшебника-алхимика. Прям тёпленького». По крайней мере, он узнает, не врали ли люди, говорившие о том, что ждёт магов.<'"'>
А для Эда Арсений... просто перестал приходить.