«Ты лежишь невзаимная и рисуешь печаль свою на обоях: Вот лесочек, вот пруд, вот поляна, вот мамин дом, Ты бежишь ей навстречу, улыбку держа с трудом, И всегда остающимся детским для мам лицом Утыкаешься в тоненькую ключицу. Ее сердце об сердце твое стучится, Кровь качая и в дочкино, и в свое. Все отхлынет: страхи, вранье, гнилье — Ничего с тобой не случится». © Екатерина Султанова
— Договорились, — молвлю шёпотом. Столь забавно: не начав романа, ощущать, что уже всё в прошлом. Между нами и быть ничего не могло, но мне стало так тоскливо, словно я только что разрешила чему-то пока неведомому от меня уйти. Но нет. Он пока здесь, со мной, моя голова до сих пор на его плече. Он замер, так и оставив губы в касании с моей кожей. Я прикрываю веки и стараюсь не думать. Но как же! Я чрезмерно чётко слышу его запах, дыхание и вкус горечи во рту. И в каком момент мне почудилось, что у нас есть шанс? Что у моей мечты есть шанс быть исполненной? Теперь все те мысли кажутся мне сном, нелепым и тупым. Вот он — женатый, любимый, счастливый. Вот я — не могу физически оторваться от его лёгкого прикосновения. А вместе мы — сплошная больная фантазия. Отрекаюсь от его губ и выпрямляю спину, отодвинувшись. Мужчина тут же реагирует на моё действие и также отодвигается. Горькая мысль саднит в мозгу: «Того и жаждал». Смотрю в пол, жую нижнюю губу и совершенно не знаю, как расстаться. И он не помогает, хотя должен бы был. Стоп! Ничего он не должен, мне, по крайней мере. Вот сейчас найду в себе силы оторваться от него и впредь стану избегать его общества. Ни за что больше не буду искать встречи! Больно! Боль-но! Да, боль, но я же её искала доныне. Хотя, нет, бежала вслепую за надеждой, полагаясь на удачу или случай. А теперь нет их, они на его стороне и на стороне его семьи. Или жены, чёрт её. Кто она вообще, и почему он её любит? Или не любит? Он не упоминал о ней, говорил исключительно о детях… Да ты должна была сама догадаться, Варвара! Он же обратился к тебе как ко взрослому человеку, так и будь им! Не ныть и не жаловаться! Ничего не просить, не смотреть с мольбой! Вот домой вернёшься и наревёшься как следует, на стены попадаешь и пожалуешься на весь этот грёбанный белый свет, что так коварен. Но не сейчас. Ныне ты — сильная и умная девушка, коей Ургант тебя и посчитал. Чёрт. Трудно. — Вы с Эрикой до сих пор не общаетесь? — я вздрогнула, слава богу, не подскочила, как какая-нибудь истеричная особа. — Всё решено, — солгала я, не желая вообще более продолжать разговор с ним. — Не лги, пожалуйста, Варя. Эрика переживает из-за случившегося. — Мы с ней уже всё обсудили. — Ты в этом уверена? — На сто процентов, — гаркнула я и, резко развернувшись лицом к мужчине и больно столкнувшись с ним взглядом, выдала: — Скоро там ваш водитель? Я на работе, так что позвольте выполнять её. — Он здесь, — Ургант говорил почти шёпотом, и это казалось слишком интимным. Я опешила и, похоже, снова выдала себя. Ургант как-то снисходительно то ли усмехнулся, то ли улыбнулся, но промолчал. — Вам разве не пора домой? — набравшись смелости, с нажимом произнесла я. — Пора, — ответил он всё так же тихо. Согласившись с внутренним ощущением, я молча поднялась и целенаправленно пошла ко двери. Остановилась у неё полубоком и опустила голову в пол. Долго ждать не пришлось, и высокая и стройная фигура очутилась напротив моего почти неосязаемого в тот момент организма. Теменной частью черепа я ощущала на себе вдумчивый взгляд. Я же воспринимала его как прощальный. «Мы не должны никогда больше встречаться», — пронеслось в голове. Именно так. — Варь, ты же не собираешься плакать? Мне нестерпимо хотелось разрыдаться, но я упорно отрицательно мотала головой. — Ты переживёшь это чувство, справишься, — знаю, Ургант, как порядочный отец, хотел лишь успокоить растроганного и разочарованного ребёнка, только я не могла воспринимать его слова в тот момент иначе чем умышленное издевательство. — Знаю, — я подняла голову и с вызовом посмотрела в сопереживающие глаза. Всё верно: он жалел меня, маленькую наивную дурёху, на мгновение поверившую в то, что может хоть чем-нибудь привлечь внимание его, великого и прекрасного. — Я всё понимаю, только прошу вас, Иван Андреевич, не относиться ко мне снисходительно, — чётко, словно солдат перед офицером, дробила предложение на отдельные слова. — И спасибо вам, что не стали дурить мне голову, — с этими словами я распахнула дверь и выглянула в коридор, дабы проверить, есть ли там кто. — Всего вам доброго, — произнесла на прощание я, глядя вслед уходящему горячо любимому мной человеку.***
Я лежала на кровати с влажным, пропитанным слезами лицом. В комнате звучала заунывная песня Дель Рей. На часах уже было десять вечера, а я за день не сделала ровным счётом ничего. Мама, с которой я хотела поговорить, уехала с подругой на дачу, а там связь ловила отвратительно. Тома возилась с Кирой. Но, в любом случае, ни одной из них я не смогла бы поведать настоящей истории. Истории, которая родилась и умерла в моей голове. Мне было одиноко, тоскливо, хотелось выть. Забавно, сегодня как раз полнолуние. Я услышала тихий писк телефона, оповестивший о приходе смс. Четвёртая. Желание справить нужду оказалось сильнее желания умереть от разорвавшегося мочевого пузыря, оттого я нехотя направилась в душ, где ещё в течение нескольких минут гипнотизировала лезвия для бритья, внимательно рассматривала содержимое аптечки и минут десять, редко моргая, смотрела на собственное отражение в зеркале… В котором возник его образ: та самая ночь, после которой мои мечты стали вольнее и раскованней, когда мы стали не просто незнакомцами, а людьми, у которых есть общий секрет — для кого-то постыдный, а для другого — глупый или смешной. Но нас кое-что стало объединять. А в коридоре было его крупное тело, руки, запрещающее мне уходить, мои слёзы, истерика… Эта квартира помнит его образ, запах, а я, как бы ни старалась, не сумею выбросить из головы его мелко подрагивающие реснички во сне. Здесь я поняла, как он для меня дорог и каково физическое влечение. Любопытно, а что тогда почувствовал он? Было ли хоть что-нибудь, кроме омерзения по отношению к моей вольности и к тому, как я поступила с его дочерью? Вероятно, я задаю себе все эти вопросы только для того, чтобы лишний раз помучить, ибо ответы знаю заранее. Мне его катастрофически не хватает. Будто каждый волос, каждая клетка в теле ноет об этом, жалуется, напоминая, что тоже не свободна, тоже зависима и также несчастна. Что было бы со мной, связывая нас хоть что-нибудь крепкое, — наверное, я бы не выжила. Нет, я не говорю о самоубийстве — думаю, я бы погибла от кирпича, упавшего мне на голову, или от сердечного удара. Или попросила бы его меня прикончить, раз к чертям собачьим не сдалась. Знаю — я гиперболизирую, довожу до абсурда всё, что могло произойти, но не случилось. Возвожу в пик свои переживания и тешу себя ими. Но всё равно не нахожу покоя. Говорят, время помогает… Но сколько его понадобится? Знать бы наверняка, чтобы выделить в календаре дату освобождения. Возвращаясь в свою хладную постель, я взяла телефон, чтобы отключить, но оповещение, пришедшее в ту же секунду, отвлекло от прежних мыслей. Топоров-мл. «Так ты не придёшь? Мы тебя очень ждём. Саша негодует» Открыла все сообщение — оказалось, их было в два раза больше, чем я предполагала. Томка. «Припру сама эту тяжеленную хренотень, так и быть. ПОДРУГА НАЗЫВАЕТСЯ)))» Эрика. К. «Ты куда-то пропала ночью, забыла передать. „Сицилия“ в восемь» Соня. «Варь, приветики! Сюрприз у Томы? Когда встретимся?» Тоха. «Я скидывался, поэтому тоже приду к этому придурку. Собираемся во сколько?» Томка. «Давай в пять у меня. Жду» Томка. «Мать, ты ещё дрыхнешь?» Томка. «Доброе утро! Говорит Москва!» Я громко застонала. Сегодня Саше двадцать пять! Как я могла забыть! Известно как. «Сицилия» — это было место, в котором мы отмечали все наши праздники. Вызвав такси, приняла душ, заштукатурила лицо тональным кремом, нанесла лёгкий макияж и надела то самое платье, которое некогда посчитала «слишком сексуальным». В одиннадцать влетела в ресторан, и у самого входа приметила Сашу и Эрику, которые весело щебетали. Так, настроение у людей отличное — значит, есть вероятность, что сильно отчитывать не будут. — Какие люди! Варюшка! — ко мне тут же бросился друг, с которым мы так давно не виделись. — Егорушка! — запричитала я, принимаясь обниматься. — Варька! — Федюшенька! — к нам присоединился Серёга. Мы долго простояли в обнимку, пока я не встретилась со взглядом ранее весёлого Васильева. — Чего, дела были важные? — Сань, я очень виновата, — состроив раскаивающуюся мордашку, произнесла я. — Это и так понятно. Как искупать будешь? — лицо было серьёзным, но уголки губ подрагивали. — Как тебе будет угодно! — я подняла руки в смирительном жесте. — Объяснитесь с Эрикой.