Во всём виноват Компот!

Саша безмолвно наблюдал за нашими переглядываниями. И, судя по общему настроению, все в компании не только знали истинную причину «недопонимания», но и раскаивались за мою «оплошность». И лишь свидетельница нашего с Ургантом конфликта была словно не судьёй мне, а желала стать адвокатом, даже и несправедливым. Она явно хотела меня оправдать — это я и читала в её глазах раньше и читаю сейчас. Рассказать ей настоящую историю — не сумасшествие ли это? Да, дело с Ургантом — несбывшееся прошлое, но всё же, лишь намекая на какой-либо подтекст в нашей ругани, я бы подставляла его под общий расстрел — не думаю, что его дочь оставила бы эту вольность в секрете с отцом. Я не считаю Эрику скверным человеком, но в ней борется ещё ощутимое подростковое чувство «правильности» поступков — она не утаит «мерзость», пусть и её дорогого человека. Что лгать? Я не сумела придумать ложь в одно мгновение, оттого… — Нам необходима вот эта бутылочка, разговор будет непростым, — и, указывая рукой на вино, я взглядом попросила Егорушку передать алкоголь. Он тут же выполнил мою немую просьбу. Держа в руках бутылку, я глупо счастливо улыбалась, как будто напиток мог спасти меня от бурного потока скорой лжи. — Мы пересядем с вашего позволения, — я повернула голову в сторону, указывая тем самым девушке на другой столик. Эрика молча встала и последовала за мной — я лишь успела поймать внимательно-заботливый тревожный взор карих глаз Васильева, обращённых к уходящей фигуре юной девы. Стало тревожно — будто нужно раскрывать все карты, словно я должна это сделать. Но, увы, это было невозможным действием. Как только мы сели напротив друг друга — я в молчании разлила почти полную бутылку по бокалам, отхлебнула и глазами попросила Эрику поддержать меня — и она вторила. — Привет, — ляпнула я, блаженно улыбаясь (пытаясь внутри успокоить бушующие чувства, которые ещё совсем не успели остыть). — Привет, Варя, — ответила спокойно она, а уголки её губ слегка дрогнули. — То, что произошло в моей квартире, было из-за тебя. Твой отец злился — и он был прав, — поспешила оправдать я мужчину, увидев яростный огонёк в глазах юного создания, и он потух тут же. — Я, будучи твоей взрослой подругой, поступила необдуманно — я бросила тебя с малознакомыми молодыми людьми, по мнению твоего родителя, — снова оправдание для отца Эрики. Несмотря на то, что я была расстроена, местами даже подавлена и мечтала поставить пару меток на его теле, я ни в коем случае не могла и думать о том, чтобы навредить его репутации и испортить его нормальную жизнь. — И я совсем тогда не подумала о тебе, о твоей безопасности и о спокойствии твоего папы. Мы поссорились. Я настаивала на своей непричастности к твоему состоянию, но была не права, а твой отец, Эрика, говорил абсолютно верные слова — не забывай, что он о тебе беспокоится и не может позволить себе отпускать тебя в компанию к чужим неизвестным людям — но он отпустил, в первую очередь полагаясь на меня, а я вела себя инфантильно и не позаботилась о тебе. Но мы уже всё разрешили, обсудили, и теперь конфликт разрешён. Не волнуйся, Эрика, я не зла на твоего отца, и сейчас он может быть уверен в моей разумности, — я говорила о давних событиях, неважных, только выводы мои не относились к описываемым действиям. Каждое слово было взвешенным и обдуманным — я действительно готова была впредь поступать согласно озвученным словам, а именно — разумно. — Спасибо, — девушка улыбнулась с лёгкостью — я видела, как тонкая прозрачная стенка сломалась между нашими лицами. И да — сейчас я была рада этому, ибо постоянное напряжение — кому оно нужно? — Я благодарна за то, что ты рассказала мне обо всём — нет, правда, спасибо большое, — Эрика широко улыбнулась и взяла мою руку на столе. От неожиданности я дёрнулась назад всем телом и чуть было не разлила вино на белую скатерть. Сказалось напряжение, которым я была скована изнутри и которое относилось, разумеется, к её родителю. Но в ту секунду, когда девушка прикоснулась ко мне и посмотрела в глаза как-то по-особенному, словно видя мою нервозность (истолковывая её по-своему, разумеется), я осознала, как давно не была так же, как и это милое создание, спокойна, расслаблена и дышала воздухом, не давясь им, не оглядываясь по сторонам в поисках человека, который виделся мне изображённым на каждой плоскости или выпуклости, и как страстно я захотела вновь быть свободной, ведь свою душевную свободу начинаешь ценить только утратив её. — Значит, всё хорошо? Ты удовлетворена? — спрашивала я смешливо и получила в ответ двойной кивок головой. — Вернёмся к друзьям? — я поджала губы и ответила «разумеется», поднимаясь и следуя к компании. — Уладили? — первое, что спросил Саша, как только Эрика присела рядом с ним. Девушка улыбнулась. — Я счастлив. Ближайший час мы пили, смеялись и обменивались планами на будущее. Я мыла руки, когда ко мне в уборной подошла Эрика. Щёки её порозовели от выпитого вина, а сама девушка казалась несколько смущённой — видно, пришла с просьбой. — Папа отпустил меня к тебе с ночевой, — мы смотрели друг на друга через зеркало. — Но я пообещала провести эту ночь с Сашей. Я знаю, — начала она спешно говорить, видимо считая, что мне есть какое-то дело до чужих утех, — что мы слишком разные. Возраст, и все дела, но… — Он тебе нравится, — я улыбнулась отражению Эрики. Она кивнула. — Да, и я хочу сегодня быть с ним. Позволишь? — то есть «прикроешь?». Наверное, не будь моя голова забита мыслями о том, как всё-таки её освободить от одного-единственного человека, я бы подумала о будущем Эрики, об этой связи, которая едва ли завершится «жили долго и счастливо», но тогда мне было откровенно наплевать. Я мечтала только о том, чтобы меня отпустило. — Конечно, — набрав в лёгкие воздуха, ответила я утвердительно и убедительно. Эрику, судя по всему, мой ответ очень воодушевил, и я обратила внимание, как она расслабленно выдохнула. Ну, хоть кому-то сегодня будет и радостно, и приятно. — Только… — я взглянула на отражении девушки заинтересованно. Мне показалось, разговор окончен, но… — ближе к часу тебе позвонит папа, чтобы узнать, как у нас дела. Скажи ему, пожалуйста, что я уже сплю, а сотовый у меня разрядился. Он поверит, — заявила Эрика. — С некоторых пор он тебе отчего-то доверяет, — я невольно усмехнулась, но спрятала усмешку, опустив голову и включив воду, пытаясь-таки завершить задуманное: вымыть руки. — А утром я сама его наберу. Пожалуйста, Варя. Честно, я готова была лгать, прикрывая друзей, Эрику, кого угодно из дорогих мне людей, но не ему. А теперь эта ложь отягощалась ещё и тем, что я абсолютно, категорически не желала вступать с ним в контакт: ни невербальный, ни, не дай бог, физический. Испытывая сомнения, я подняла голову и вновь взглянула на отражение Эрики. Помнится, я единожды уже выдала её родителю — сделала то, что не полагается творить друзьям. А она мне верила и до сих пор верит, тем не менее. Стыд накрыл горячей волной. Конечно, я не хочу ни в коем случае общаться с ним, но в чём виновата Эрика? Она так же, как и я, заботится о том, чтобы ей было хорошо и комфортно, и я точно не желаю, чтобы она этого не получила. Я не хочу слышать его голос, но и видеть печальную Эрику — тем более. Я молча кивнула. — Ты лучшая, — Эрика чмокнула меня в щёку и устремилась в зал, чуть ли не прыгая от радости. И почему я не способна влюбиться в кого-то более земного? Чтобы вопрос получения разрешения от родителей был единственной проблемой и помехой. Вернулась в зал я вновь в раздрае — а мне начинало чудиться, словно настроение скачет вверх. Но это, как говорится, было бы слишком просто. Надо же помучить себя, истосковаться, опечалиться по максимуму — чтобы вытравить из себя это поганое чувство. И я готова бороться изо всех сил и всеми методами. В двенадцать тридцать единственные, кто остался сидеть за столом, — это мы с Антоном. Все разъехались: Саша и Эрика вызвали такси, Егор и Серёжа укатили на байке, Топоров сел в свой подарок от родителей и тоже умчался прочь, Томка уехала раньше всех, ибо её забрал отец по дороге с работы домой. Мы занимали соседние стулья и почти касались плечами друг друга. Тоша смотрел какой-то матч в режиме онлайн по телевизору в зале, а я грустно жевала остатки салата и время от времени задирала голову вверх, чтобы пару секунд наблюдать за снующими туда-сюда футболистами, после мне становилось неинтересно, и я вновь утыкалась в салат. Тоша, как я, был не в настроении: помнится, он упустил девчонку, которая бегала за ним почти полгода, а теперь уехала веселиться с одним из его лучших друзей. Разумеется, он не испытывал к ней влюблённости, но собственник в нём активно бунтовал: моя! Девочка моя! Жаль, но Антону ничего не оставалось больше, кроме как смириться с потерей, как и мне. Мобильник взорвался мелодией «Нагло», правда без слов. На экране отобразился безымянный номер — и неприятное предчувствие заскребло своими коготками по внутренностям. Я бы и дальше продолжала колебаться, стоит ли отвечать, если бы Антон не перевёл своё внимание на смартфон, вопросительно взглянув на меня. И я, недолго думая, сбросила вызов, решив, что и смс-ки будет достаточно. Хватит с нас обоих. Я ответила так, как и просила Эрика, и совсем не ожидала, что этого окажется её отцу недостаточно. На второе сообщение я ответила, практически не глядя в экран. Стало как-то необъяснимо тоскливо, и, дёрнув Тошу за рукав, я молвила: — Домой пошла. — Я провожу, — сразу отреагировал друг. Мы шли прогулочным шагом, редко обмениваясь словами, и я за это время вынуждена была ответить на несколько сообщений. Желала нестерпимо отделаться от этой пытки вынужденного общения. И зачем он строчил мне все эти смс-ки? Кажется, нужную информацию получил ещё в первой. У подъезда телефон звякнул, оповестив о новом послании, оно гласило: «Почему же?» Я совершенно не понимала, зачем Ургант требует от меня общения, для чего написывает, ведь он уже успел мне всё доходчиво объяснить. Или так проявляется его издевательство над маленькой любящей дурёхой? Думая над этим, я пропустила что-то, о чём вещал Антон. — М? — переспросила я, увидев нахмуренные брови друга. — Говорю: СПАТЬ у ТЕБЯ буду, — повторил, словно для больной меня, он. — Ладно, — ответила я и пошла к лестнице. Дальше творилось то, что у меня в голове не уложится, вероятно, никогда. В прихожей я бросила сумку, сняла туфли, от которых ныли ступни, на тумбочку бросила мобильный и зачем-то трижды посмотрела на потухший экран. Значит, разговор окончен. Ну и хорошо, так даже лучше, спокойнее, легче. Когда я закончила бессмысленное вперивание в экран, то увидела Тоху, который в потёмках пытался расшнуровать кеды, сидя на стульчике у самой входной двери. — Ох, Джеймс, позвольте вам помочь, — произнесла шутливым тоном я, встав перед парнем на колени и убирая его руки от обуви. Лампочка, к слову, в коридоре перегорела на днях. — Варь, — услышала голос. — М? — отозвалась, продолжая занятие. — Ты сегодня офигенно выглядишь. Платье огонь. — Мерси, друг любезный, — отреагировала я, пряча улыбку за распущенными волосами. — А почему ты до сих пор одна? — так, понятно, пьяный бред дорогого друга. — Потому что не носит эта земля мужика, которому я бы оказалась нужной. — Ну… неправда. — К сожалению, всё именно так. — Варьк. — А? — Подними голову, а то из-за твоих паклей я лица не вижу. — Хорошо-хорошо, — смеясь, я посмотрела в глаза другу. — Ну? — выждав секунд пять, произнесла я. — Ты крутая, Варька, и красивая, прям краше некуда, — я усмехнулась, глядя на эмоционального Тоху. — И я тебе говорил, что давно хочу тебя? — и улыбка не успела слететь с моих губ, как в них впились другие. Горячие руки держали в тисках моё лицо, а я ощутила огромную тяжесть на коленях и боль. Друг прислонялся ближе к моему телу, а я, видимо, отстранялась назад, но все эти выводы были сделаны после — после того, как я грохнулась на спину, сильно ударившись затылком о пол. Зарычав, я, прилагая усилия, оттолкнула тело, хватаясь за голову и издавая глухие стоны. — Чёрт, как же больно. — Варьк, я, это, случайно, как помочь-то, я… — Тоха закружил вокруг меня, не делая при этом ничего, только бурча под нос. — Давай отложим с ночёвкой на потом, домой шуруй, — выдала я на выдохе. — Казанова, блин, — заворчала я, как только дверь за другом закрылась. Чёрт! Телефон пиликнул, оповещая о приходе смс-сообщения. «?» 01:38 Разозлившись на неловкую ситуацию с Антоном, на неловкого друга и, самое главное, на неловкую себя, я настрочила несколько гневных посланий Урганту, о которых, конечно же, вскоре пожалела. Прикладывая лёд к синяку на лбу (благо хоть под чёлкой) и укладываясь спать, я написала ему вновь, только теперь успокоившись и извинившись за резкость. Ибо виной всему опять была я и моя нелепая жизнь.