«Может быть, нет ничего — просто черти во мне танцуют, Дурная наследственность, вредный ген. Я просыпаюсь. Я просыпаюсь, слыша, как нежность ломает ребра И замирает тенью твоей у моих колен» © Екатерина Султанова.
16 апреля
— Кирюша! — Вая! — малыш бежал ко мне, готовый к объятиям. — Сладкий, мой хороший. Как ты? — Окееей, — Кира крепко-накрепко прижал к своему хрупкому тельцу. — Куда это ты спозаранку собрался? — За великом! — воскликнул радостно ребёнок. Из детской, застегивая пуговицы на рубашке, вышел заспанный Топоров. И удивлённо воззрился на меня. — Привет, — поздоровалась. — Привет. Ты только со смены? — я кивнула в ответ. — А мы с малым в магазин. — Тома на кухне? — Да. Тома шинковала овощи и улыбнулась, увидев меня в арке. — Тебе бы отдохнуть, — подруга с жалостью посмотрела на моё измождённое лицо. — Нормально всё, сегодня день рождения у самого крутого парня на свете — как я могу пропустить хотя бы минуту этого празднества? — Кира ждал тебя. — А как я по нему скучала, — призналась я и налила в стакан воды. — Топоров здесь. — Подруга ухмыльнулась. — Ты за последнее время многое пропустила. — Что ещё? — У Тоши девчонка появилась, и они придут вместе, кстати. Эрика со следующего учебного года будет жить в Лондоне. Саня, правда, вида не показывает, но он крайне недоволен. — Эрика ведь не самостоятельно приняла такое решение? — Нет, конечно, родители хотят лучшего для своего дитя. Мы с Томой нарезали салаты, разделывали мясо и болтали обо всём. К полудню приехал Егор с прекрасным тортом с изображением Молнии МакКвина. В полвторого заявился Тоша, который в последнее время всё реже бывал в нашей компании, в сопровождении своей новой девушки, Карины. Стройной темноволосой грузинки, очень нам всем напомнившей одну нашу подругу. Девушка оказалась доброжелательной, но помощь в готовке не предложила, признавшись скромно, что на кухне является лишним звеном. — Я видела рецептуру такого классного творожного десерта. Сейчас, погоди, включу, — Тома поставила планшет на полочку на уровне глаз и включила видео. В комнате, словно гром среди ясного неба, зазвучал его голос, перечисляющий какие-то ингредиенты. Огурцова глазами пробежала по всему, что было у неё на столе, и приготовилась исполнять все указания шефа Урганта. Я проблеяла себе под нос, что, мол, «что-то я устала, пойду пока в комнату», на что Тома кивнула и далее внимательно вперилась взглядом в планшет. В зале, положив ноги на подлокотник кресла, полулежала Карина, улыбаясь чему-то неведомому в смартфоне. Я тихонько присела на диван и так же тихо вздохнула. Минут за десять моего нахождения в комнате я успела пролистать журнал, подумать о всяких маловажных вещах и замереть от неожиданности, услышав тот самый голос вновь. Он всё говорил, говорил и говорил, в то время как я дышала всё реже и реже. Его голос, его незримое участие в моей далекой от него жизни было слишком явным. — Тебе мешает звук? — поинтересовалась Карина. Я, будто только что отойдя от паралича нервной системы, медленно повернула голову в сторону девушки. — Мне? Нет! А должен? — Не знаю, но ты так напряглась. Это последние «Ёлки», видела уже? — Карина поставила запись на паузу, а я тем временем свободно задышала. — Это фильм? — Да, новогодний, — девушка Тоши улыбалась. — Стоит посмотреть? — Конечно! Очень крутой. Смотри, как милашки, — Карина развернула ко мне экран, на котором были изображены Светлаков и Ургант. — Особенно второй, — девушка хихикнула. — А какие губки — интересно, что Светлый испытал, целуя их, — она снова уткнулась в экран, любовно рассматривая его. А я опустила голову, ощущая, как краснею от корней волос до самых внутренностей. — Мне немножко осталось — так что я продолжу просмотр, — кивнув самой себе, я уже собралась подняться и уйти, дабы более не слышать знакомый до рези в ушах голос. Но я не успела ничего предпринять, ибо в комнату шумной гурьбой ввалились Сашка, Эрика и Антон, активно что-то обсуждающие. — Предлагаю, пока мы у телека, посмотреть его. — Сегодня запись с премии Муз Тв, — откликнулся на предложение Саши Антон. — Тош, я вообще-то фильм смотрю, — обратилась к своему парню Карина, зло хмуря бровки. — Наденешь наушники, — отреагировал в том же настроении друг. Антон взял пульт и включил телевизор. Играла песня Лободы, которая уже подходила к концу, и на её смену пришёл всё тот же звучавший из каждого утюга голос — голос, который я так мечтала услышать весь день тринадцатого апреля, четырнадцатого, и даже пятнадцатого надежда не умирала, но этот звук сейчас и здесь напоминал мне о том, что те надежды были бессмысленными, что этот голос, этот человек — не часть моей жизни вовсе, что у меня нет морального права втискиваться в его быт и менять его, что у меня, в общем-то, нет вообще никакого права влиять на его жизнь, что мы друг другу никто, абсолютно, фактически. Случайно встретившиеся прохожие — хотя, зная уровень его популярности в стране, мы даже прохожими едва ли сумели бы стать друг другу. — О, Ургант, готовимся к подколам, — Тоша удобнее уселся на диване. — Это кто с ним? — Мягкова, новый ангел Виктории Сикрет, — ответила Эрика, тоже глядя в экран. — Круть. Зачётная. — А других туда и не берут, — усмехнулась девушка, а я ощутила на себе сосредоточенный взгляд — обернулась и увидела в дверях Егора, замершего на просмотре телевизора и лицезрении меня. Всё было ясно как белый день: тот человек, которого я глупо хотела вывести на эмоции, я, к тому же, растерявшаяся и твердившая одним лишь взглядом: «Это моя самая большая постыдная тайна». Егор понял всё — но до того, как я прочла это в его глазах, в них мелькнуло нечто иное: то ли жалость, то ли сожаление. — Варь, ты там Томе нужна. Я кивнула, не проронив ни слова. На кухне сидела подруга с печальным остекленевшим взором и напротив неё Миша, отец Кирилла. Родитель, который заявляется раз в год: на день рождения единокровного родственника. — Привет, — отозвался беглый отец. — Виделся с Кирой? — спросила без предисловий я. — Нет, но я принёс подарок. — Что же? — Поездка в Тайланд. Пусть сын с мамой развеются. — Хороший подарок, — отреагировала я. — Это всё? — Да. — Тогда всего хорошего. Дверь прикрой за собой. Миша поднялся, снова бросил взгляд на будто впавшую в летаргический сон Тому и направился в коридор. — Всё нормально, Том, он ушёл, — успокаивала я разволновавшуюся подругу, поглаживая её по плечу. — Спасибо. Сама бы не сумела, — отстранённо сказала она. — Справилась бы. Ты у нас сильная, — получила слабую, но всё же довольную улыбку Огурцовой. Праздник прошёл на славу. Кирилл был счастлив от подарков, которые ему надарили с гурьбой. Мы пили, смеялись, болтали, и, казалось, что проблем и неудач у нас больше не может быть: настолько счастливы мы были в тот момент.«Спать с тобой или любить до гроба? Я выбираю спать. Поворачиваюсь спиной. Я выбираю спать, чувствуя каждой клеткой, Как его крышка закрывается надо мной» © Екатерина Султанова.
В пол-одиннадцатого я вернулась домой. Так как сегодня я взяла отгул, то завтра мне предстояла шестнадцатичасовая смена с самого утра. Практически двое суток без сна сказывались, и, быстренько выполнив все подготовительные ко сну процедуры, в пятнадцать минут двенадцатого я уже была в постели. Из дрёмы меня вывел беспардонный громкий стук. Я пыталась игнорировать шум, но спустя несколько минут надоедливого громыхания я поднялась с кровати, в потёмках еле отыскала халат, который натянула на обнажённое тело, и направилась к двери. В глазок ничего разглядеть так и не удалось, в итоге я осталась стоять бесшумно в коридоре, раздумывая над тем, кто бы это мог быть и стоит ли вообще открывать. Соседи у меня были приличные пожилые люди, район хоть и не престижный, но далёкий от полного преступности, друзья без предупреждения не заявились бы, тем более мы только что расстались, и они знают, что завтра мне предстоит тяжёлый день и мне необходимо хорошенько отдохнуть. Думала долго, но уверенный настойчивый стук убедил таки открыть. Может, кому помощь нужна, а я тут медлю. В любом случае, телефон наготове, и я всегда смогу нажать на кнопку вызова полиции. Распахиваю мгновенно дверь и замираю. Стоит, не двигается, смотрит. — Могу войти? — киваю, старательно сглатывая образовавшийся ком, и отхожу внутрь квартиры. — Представляешь, сбежал от компании, — будто удивившись собственной выходке, усмехнулся мужчина, остановившийся у арки, ведущей в комнату. — Ах да, — опирается на угол и разувается, скидывает пальто и оставляет его небрежно лежать на тумбочке при входе. Идёт уверенно в мою комнату, оглядывается вскользь и остаётся посередине помещения, наконец обратив внимание на меня, так и оставшуюся стоять в прихожей. Глядит вопросительно. Не теряя зрительного контакта, делаю несколько шагов вперёд, и теперь нас разделяет чуть больше метра. — Привет, Варя, — улыбается как-то… по-домашнему, тепло. Волна мурашек атакует тело, и мне становится не по себе. Опускаю глаза на ковёр, смотрю на чёрные носочки в фиолетовый ромбик, скольжу вверх по коричневым джинсам, выше — темно-серый пуловер, из-под которого торчит кусок рубашки. И торможу на груди, не решаясь посмотреть в глаза. Снова проделываю тот же путь. — Домой сбежали? — Меня не ждут, — несколько медля, отвечает он, и я физически ощущаю на лице внимательный взгляд. — Думаете, я беспокоюсь из-за этого? — Ты волнуешься о моей жизни, — произносит мужчина с такой интонацией, словно повторяет известную всем философскую притчу. — Обычно да, но не сегодня. — А что изменилось? — Сегодня я больше всего на свете хочу спать, — устало улыбаюсь, поймав на мгновение мелькнувшее недоумение на лице мужчины. — И я. Я тоже хочу спать. С тобой. Наверное, в целях собственного же спокойствия мне стоило указать Урганту на выход и попросить больше меня никогда не беспокоить. Ни меня, ни себя. Оставить в покое меня, отпустить свои шальные мысли, от которых проку всё равно ноль. Но, как бы оправдать себя в собственных глазах, я была невероятно уставшей, а от него пахло чем-то наподобие валерьяны — ага, и внутренняя кошка во мне… Нет, чушь всё это. Я лишь видела его, и весь остальной мир мог немного подождать со своими проблемами, обстоятельствами, отговорками и страхами. Ургант был передо мной: трогательный, зевающий и напоминающий маленького тигрёнка. Могу даже согласиться с тем, что хваталась за мужчину как за спасательный круг, вырывающий меня из пучины моей обычной, ничем не примечательной жизни, ведь только этот чужой, малознакомый человек заставлял кровь в моих венах бурлить, кипеть, а сердце то замирать, то пускаться в пляс. Он никогда не стал бы моим, но в ту ночь он будто был на недолгий срок частью моего быта. И я разрешила иллюзии счастья лечь со мной в постель. — Мне на работу рано, а вам придётся встать и уйти со мной. И ещё: если ваше желание твёрдо, то вот вам мой большой широкий халат, полотенце, а где ванная вы знаете. Я предпочитаю, чтобы всё вокруг было чистым — особенно то, что спит близ меня. — Мужчина взглянул на меня несколько растерянно, но вещи, недолго думая, взял и пошёл в нужном направлении. Как только я услышала звук текущей воды, осела на кровать и схватилась за голову. Неужели я могла пустить происходящее на самотёк, разве я могла пригласить мужчину из моих фантазий к себе в постель? Всё эти мысли совершенно не могли разложиться по полочкам. И единственным выходом мне показался вариант с тем, чтобы притвориться спящей. Правильно: сначала практически прямым текстом сказать поддатому мужчине в его день рождения о том, что влюблённая в него по уши девчонка согласна с ним спать, отправить его в душ, а после сделать вид, словно уснула беспечным сном младенца. Что за дурость! Надо было выставить его за дверь, и теперь бы не мучилась из-за того, что без понятия, как выйти сухой из-под ливня с кусками града. Но стоило двери открыться, как я замерла, зажмурив веки. Ну, удачи! Матрац чуть прогнулся, до ушей донёсся шелест белья. Мужчина недолго ворочался, но вскоре затих. Я мысленно поблагодарила все высшие силы за такой исход. И, каково было моё удивление (нет, это был самый настоящий шок!), стоило ощутить на ладони твёрдое, но не навязчивое прикосновение до одури горячих рук. Я хотела было дёрнуться, выцепив ладонь из и так некрепкого захвата, но побоялась выдать себя с потрохами. Раз затеяла шоу, то оно должно продолжаться. — А у меня сегодня день рождения. Сегодня же ещё? — спросил мужчина, словно обращаясь к самому себе. А я ощутила всем телом, как меня тянут в сторону. — Сегодня, — не выдержав этой пытки, выдала себя. — О, Варя, я тебя разбудил? — голос был раздосадованный. — Нет, я ещё не уснула, — уверена, будь Ургант трезв, он бы обязательно выдал на мою реплику что-нибудь ироничное. — Извини, веду себя как кретин. Ты меня ещё не разлюбила? — Нет. — Знаешь, почему я приехал к тебе столь поздно? — я промолчала вместо ответа. — Хотел получить твой подарок. — Простите, но я совсем не была готова к тому, что вы… — Ладно, это неважно. Я хочу, чтобы ты мне подарила его сейчас. — Слова звучали двусмысленно, но мне стало отчего-то наплевать. — Хорошо, чего вы хотите? — Твою искренность. Будь честна со мной настолько же, насколько откровенна с самой собой. Без ухищрений и уловок, — предупредил мужчина. — Договорились. — Пожалуй, с ним это было слишком просто, особенно в данных обстоятельствах: после его манипуляций мы остались лежать плечо к плечу, уверенно касаясь друг друга, руки же оставались сцепленными. Наверное, это дикость — нет, это определённо страшнейшее упущение — но я переплела наши пальцы, и теперь мы оба смотрели в потолок, чувствуя тепло наших тел. — Ты любишь меня? — Я уже отвечала, — мне не хотелось ещё раз для самой себя повторять затёртую до основания истину. — Скажи, — потребовал мужчина, мне же оставалось только повиноваться, глубоко вздохнув. — Люблю. — Прямо по-взрослому? — До крайностей. — Каких? — вопрос с другой стороны тут же нашёлся. — Глупейших. — Например? — Я лежу с вами в одной постели, где-то в ресторане остались ваши друзья, а в квартире — жена и дети. — Неправда. — Я затаила дыхание. — Друзья на даче. — Выдохнула разочарованно. — Хочешь быть со мной? — единственный вопрос, на который я не желала и не могла ответить мужчине. Ибо… мне было слишком сложно ручаться за себя, учитывая, что свои чувства я изучила, что уж говорить о другом человеке, чьи эмоции мне неведомы… — Варя…? — Какое это имеет значение? Разве моё слово что-то решает в вашей жизни? — начала нападать я, яростно защищая свои бестолковые больные чувства. — Ответь. — Нет, не хочу, — грубо произнесла, вырывая ладонь и поворачиваясь на бок, спиной к Урганту. — Варь, — спустя недолгое время молчания услышала за самым ухом. — Прости, говорю же — полный кретин. Я в последнее время становлюсь всё менее рациональным человеком. Знаешь, ты права: я умчался от друзей, семьи, поздравлений и приглашений… к тебе, Варя, потому что, несмотря на огромное количество дел и суеты, всё равно постоянно думаю, как ты, где ты, что с тобой, какой хрен тебя целует и как тебя не тошнит после его лобзаний. И просто скучаю по тебе. Прости, что мешаю твоему отдыху и свалился, как снег на голову. Но я не мог найти себе покоя — а теперь вот лежу у тебя под бочком, и мне уютно и спокойно. Кажется, я сошёл с ума, и просто прошу относиться к душевнобольному с терпением, а, Варь, ты поможешь мне? — я не успела осмыслить, осознать сказанное, как моя кожа заискрилась от горячего и резкого поцелуя в плечо, локоть, ниже по предплечью. Я превратилась в один сплошной оголённый нерв, готовый к тому, чтобы прямо сейчас загореться. Поцелуи то опускались к пальцам на руках, то поднимались выше и завершались — в ухо. Моё тело трясло мелкой дрожью, а я просто растворялась в его умелых ласках, прикосновениях, обжигающем языке… и теряла рассудок. Кто нам обоим теперь сумеет помочь? Есть ли такая сила на всём белом свете, имеющая власть, чтобы закончить то безумие, что, кажется, овладело нашими телами и — что ещё страшнее — разумами?