Во всём виноват Компот!

      У входной двери я замерла, раздумывая в последний раз над своей уместностью в квартире Ургантов.       — Привет, — Наташа была одета в деловой костюм, волосы аккуратно уложены, красивый неяркий макияж. — Спасибо, что приняла приглашение.       — Давно не виделись.       — Пожалуйста, проходи к столу.       Мы сидели по двум концам продолговатого стола. В тарелке лежали индейка и салат. Хозяйка дома предложила на выбор белое и красное вина. Мы обе остановились на втором.       — Как у тебя дела на работе?       — Сменила, теперь работаю в модном баре.       — Я видела тебя у Станислава. И рада за твоё продвижение.       — Благодарю.       — Отведай блюда. Индейка — моё коронное.       Пока я медленно жевала, Наташа пододвинула ко мне белый конверт. Взглянула на неё вопросительно.       — Прочти, оно тебе предназначается.       Нервно сглотнув, я с едва ощутимой дрожью раскрыла конверт и достала лист, исписанный неровным почерком.       Слова давались мне с трудом, ибо глаза заволокло водой. Стоило закончить чтение, как по лицу скатилась слеза.       Наташа молчала, изредка отпивая из бокала.       — Что ты об этом думаешь? — поинтересовалась она будто бы между прочим.       — Я не хотела, — опустила глаза на тарелку, перемещаясь зрительно к салфетнице и солонке. — Совсем не хотела.       — Я знаю и не осуждаю, — с удивлением взглянула на Наташу. Она улыбалась. Но так — сдержанно, по-доброму. — Ты же понимаешь, что будет дальше?       Я отрицательно замотала головой.       — Ваня приедет домой, объяснит всё детям, они расстроятся, мы подадим документы на развод, он спешно соберёт свои вещи и переберётся в одну из своих квартир. Начнётся суд, мы будем делить совместно нажитое имущество, пока Нина и Эрика не будут находить себе места, Ваня будет злиться, возвращаться в его прошлый дом всё реже и реже, придётся как-то объяснять друзьям, приятелям о том, что у нас произошло, здесь и пресса подоспеет, в основном желтушники, и с этих пор Ваня не сумеет выйти во двор без очередной попытки взять «горячий» комментарий. После кто-нибудь разузнает, в чём действительная причина развода, найдут тебя и будут ходить по пятам. Все участники сего действа станут пребывать в нервном, напряжённом настроении, пока кто-нибудь не поймёт, что допустил промах, но уже будет поздно. Слишком поздно идти на попятную.       — Этого не будет, — сорвалось с губ так внезапно, что я осталась удивлённой от своих же слов. Перед глазами застыли картины счастливого семейства, Вани, окружённого семьёй, то, с какой заботой смотрит он на них, и то, как они любовно разговаривают друг с другом. Их многочисленные совместные фотографии из различных мест по всему миру — везде счастье, улыбки, взаимопонимание. И Наталья, сидящая напротив и кажущаяся такой спокойной, — я видела, как она заботится о муже, и знала точно, что она его сильно любит. Кто я в этой связке? Звено с нулевой важностью. И сейчас я это, наконец, полностью осознала и приняла. Тогда, когда чуть не разлучила родных людей. — Что я должна сделать? — задала главный вопрос.       Наташа посмотрела на меня, и в её глазах мелькнул интерес.       — Напиши ему точно такое же письмо — объясни и скажи всё, о чём ранее умалчивала. А потом поезжай в Санкт-Петербург и передай лично. Иначе оно не окажет на него сильного влияния. Сейчас он один в городе, наедине с самим собой, мало ли чего может прийти в голову.       — Спасибо за обед. Простите, — я наскоро поднялась и поспешила к коридору.       — Варя, — остановила уже почти умчавшуюся меня Наташа. — Я приеду к нему двадцать третьего и помогу прийти в себя.       — Спасибо вам. И прощайте. — Бросила я и, не став ждать лифта, направилась к лестнице.

***

      «Мы не говорили с тобой никогда о том, что значит верность. Себе, своему выбору, близким людям. Да, действительно, мы были совершенно не в том положении, чтобы задумываться о важном, нет — о главном. Человек не имеет права зваться человеком, если у него нет убеждений, принципов, веры, в конце концов. Нам следует, как минимум, верить в себя, а также — в других. Вот я в тебя верю. Верю в то, что, запутавшись, ты найдёшь самый правильный путь и тропа выведет тебя к миру в душе и покою. Мы друг для друга — не синонимы спокойствия, мы не умиротворяем друг друга, а счастья, кажется, для нас как чувства продолжительного не создавалось. У нас фактически нет глубинной общности, а миры наши бьются, так и не сумев объединиться. Мы — вечные манипуляторы, мы злые, неудовлетворённые, жадные люди вместе. Мы являем собой совокупность всего того, что должно, в конце концов, расщепиться на молекулы из-за совершенного несоответствия составов, но отчего-то тупейшим образом отрицаем это будущее. Мы не похожи. Мы думаем о разном, а ломать себя друг под друга — рационально ли это, есть ли в этом прок, если ты когда-то уже сошёлся с человеком других взглядом, превратив его в своего человека? Если вы всё-таки оплошали оба в результате, то что же ждёт нас, обречённых? Мы встретились не в правильное время, а моя первая пылкая влюблённость показала не на подходящего человека — на того, кто был сам в кризисе, личных переживаниях и думах, и вовсе не мог отказать этому иррациональному чувству в росте и паразитировании. Мы ошиблись. Оба. Нам осталось лишь простить друг друга за эту ошибку. Мы ведь взрослые люди, а взрослые люди учатся на ошибках, приобретают нужный опыт и обратно в глубокие грязные дебри не лезут. Мы получили бесценные знания: я — о том, как важно давать человеку дышать и жить так, как он сам выбрал, ты — что ничего важнее семьи и детей нет… никого нет, а любые соблазны преодолимы, на то они нас и манят, чтобы мы сумели-таки устоять и стать сильными и уверенными в собственном выборе. Мы должны смело отправиться дальше. Мы должны быть теми, кем мы всегда так хотели быть. Прощай, Ваня. Я благодарна тебе за всё, что ты подарил мне.»

***

Продолжение дубля 9.1.

      Прикрыв двери, я скинула с плеч рюкзак и осела по стеночке на ковровое покрытие. В виски била горячая кровь, сердце стучало как оголтелое, а руки било в ознобе. Я не смогла. Я сдрейфовала.       Рука потянулась за смартфоном и, наконец, преодолев немалые усилия, я вынула его из бокового кармана рюкзака. Открыла видеозаписи. Подпись гласила «др». Включила проигрывание. « — Сейчас кое-кто должен дать клятву. Нина, обещай мне перед зрачком этой камеры, что выросла, поумнела и больше никогда не станешь без памяти влюбляться в старых мужчин. — Эрика, но он вовсе не старый! — Ты же поняла, насколько эти чувства вредны для твоей учёбы и для мирной жизни твоего преподавателя? — Нина кивала. — Так, а теперь записывай себе обращение на будущий год. Говори сюда. — Нина поднимает взгляд на сестру и, прочистив горло, вещает. — Никогда наивная влюблённость не стоит целой человеческой жизни! — Молод-ца, сеструнь, респект! — Ниночка, скромно улыбаясь, взирает на старшую сестру. — Записано и сохранено в архивах». Датировано седьмым мая.       Грустно усмехаюсь и уверенно набираю давно въевшийся в память номер.       — Вернись, пожалуйста. Нам нужно закончить.

***

Иван Ургант повидался с женой и дочкой и отправил их обратно в Москву. Сам же в столицу не возвратился. Одиннадцать дней и двенадцать ночей он сидел, заперевшись один в питерской квартире, никого не пускал, телефон отключил — полностью отстранился от внешнего мира. Ему нужно было слишком многое передумать и пересмотреть собственную жизнь. Варвара Швецова благополучно вернулась в Москву, сменила квартиру. Спустя два с половиной месяца переехала жить и работать в Гонконг, так как владелец «Тарантино» открывал там новый бар.