A prima facie

      Кеораку просыпается в чужой спальне. Незнакомое, но симпатичное лицо мужчины повернуто к ней, он умиротворенно дышит и даже улыбается. Еще бы после вчерашнего не радовался! Хотя ее подчиненные капитан Куросаки и лейтенант Кучики и говорят, что по ее воле нужно испытать испанский стыд, а не благоговение. Больно много знают эти юнцы.       Главнокомандующая ловко перекатывается в постели и точным ударом носочка отправляет волосатую ногу бывшего партнера в полет к другой стороне кровати. Совсем наглость потерял, думается Кеораку, и она спешит найти свое нежного цвета кимоно, бесстыдно обходя покои нагишом.       Мужчина, которого Шунсуй не силится узнать, продолжает радостно спать. Утомила она его. Ну, в связи с ее нынешним положением в Готее, выбраться раньше она не могла, а быть лишенной мужского внимания не привыкла — пришлось воспользоваться незнакомцем.       Упрекать себя в неправильности действий она не спешит. А если из-за чего и кусает губы, так от боли в руке. С самого утра ей точно лезвием рисовали, а то и набивали татуировки до самого предплечья.       Кеораку не глупая и не наивная, это не потянутая мышца, слышала что от родителей, что от учителей, что так появляются имена соулмейтов. Но она никак не ожидала от этой жизни трех вещей: что она будет так долго этого ждать, что имя будет расписано как настоящий рукав и, конечно, она считала, что ее соулмейт — мужчина.       Соулмейтов в принципе осталось мало, по пальцам можно перечесть, и каждым ткнуть в наследника известного рода.       Неожиданностью стал и легкий поиск своей идеальной любви. Будучи наслышанной о сердечных терзаниях, женщина уже вооружилась и возбудила охотничьи инстинкты.       Азартный характер Кеораку давал о себе знать. Женщина много воображала о том, как будет проводить поиски, кого подключит и кому первым делом расскажет о таком важном для нее событии. Правда, тактика оборвалась окончательно и бесповоротно, рухнула как с тонкой ниточки. Укитаке не сядет рядом с этой его обнадеживающей всех усталой улыбкой, не даст дельного совета. Да и идти никуда не надо, как и пользоваться положением и направлять шинигами на поиски.       И все же ее уст касается ухмылка — Нанао была прекрасной девочкой. Теперь же оказалось, что еще и всецело ее.

***

      — Что это? — строго выдает Исэ, не разглядывая источающий аромат букет и яркие свертки.       — Первый подарок твоей будущей жены, Нанао-тян, — сладко произносит Шунсуй, смотря только на своего фукутайчо.       Рядом почиет стопка белесых отчетов, не тронутых ни ее подписью, ни окончательной и главной печатью, после которой бумаги можно запереть в архиве, позабыв про них как про страшный сон.       На листах статистика умерших и новоприбывших. Но она бессовестно их отодвигает, тянется по письменному столу и не отпускает контакта, продолжая смотреть в ее темные глаза.       Нанао достаточно сильна, чтобы выдержать и не дрогнуть, но, к счастью для Шунсуй, прочесть ее чувства не столь сложно. По крайней мере, в минуты такой растерянности.       По ее взгляду сотайчо понимает: тело девушки было испещрено надписью «Кеораку Шунсуй». И она продолжает улыбаться, даже видя, как букеты, дорогие сладости и украшения летят в мусорку, только продолжает тянуть:       — Ну за что ты так со мной, Нанао-тян? Надо было сразу с кольцом?

***

      Уступать Шунсуй не привыкла, да и откровенно не любит, предпочитая идти до конца. Ее неуступчивый соулмейт распаляет интерес отказами, и Кеораку впервые, будучи совершенно свободной, не заглядывается на мужчин.       Она и довольна, впрочем. Единственная мысль, способная ее огорчить, о погибшем друге, с которым не обсудишь проблему насущную, наслаждаясь теплым ветром. Но не существовало проблем, не отступающих перед алкоголем.       Цветущая в этот период слива добродушно принимает женщину, дав в компанию нежные лепестки, впитавшие изумительный аромат. Кеораку вдыхает с наслаждением, и грудь ее полна весны. Она не спешит выдыхать и избавляться от приятного ощущения.       Шунсуй разливает теплое саке. Словно на зов, мимо проходит фигура Рангику. И Кеораку громко свищет.       — Напугала, сотайчо, — держа руку у груди, заверяет Матсумото, обернувшись на нее и едва удержав ноги прямыми от страха. А уже видя бутылочку, поправляет себя. — Разумеется, рада видеть.       Шунсуй смеется про себя, вынимая из кармана вторую чоко.       Кажется, Рангику не тот человек, с которым стоит откровенничать, если не хочешь быть обсуждаем широким кругом лиц, но сотайчо все равно. Она горячо делится переживаниями с лейтенантом.       А после они вдвоем развешивают плакаты разной наружности, но с общим уклоном на то, чтобы Нанао обратила внимание, находят цветы, головки которым Шунсуй отрывает, и кидает к дверям Исэ.       И дебоширят женщины долго и с достаточными упорством и необычайностью, чтобы даже Маюри заинтересовался.       Проснувшись и собравшись сделать сегодня много дел в отряде, Исэ обнаруживает бараки в безобразном состоянии. А стоило скрипнуть входной двери, как нестройный хор множества офицеров начинает фальшивить — конечно, только в музыкальном плане — о ее красоте и уме, под ногами шуршат подсохшие ирисы капитана Кучики, над всеми дверьми кривым почерком написано... Что там только не написано! Даже то, что Шунсуй точно удовлетворит ее как жена.       Весь день Шунсуй оказывается игнорируема.

***

      Это уже казалось проклятьем. Нанао не говорила с Кеораку целый месяц и не помогала ей с документами.       Такой удар оказался слишком силен даже для сильнейшей женщины Готея. Только было она начала подумывать над шантажом Маюри и что даже его методы не так плохи, как Рангику завалилась в ее кабинет с Шухеем и другими товарищами по службе.       — Мы ее споим, — уверенно и беспрекословно оглашает вердикт Матсумото, звякнув связкой саке. — Ну или, сотайчо, можем связать. Нас всяко больше, чем одной маленькой и глупой Нанао.       Кеораку начинает ценить свою должность больше. И присоединяется к неразумной акции.       Ее соулмейт точно отказалась бы. Размахивала бы от возмущения руками и громко бы твердила, до чего же это неразумно, приводила пусть и логичные, все равно не убеждающие доводы.       И она в действительности закрывает перед толпой двери, только хлипкое дерево плохо соперничает с шинигами. Исэ, закатывая глаза и начиная читать мораль, садится подальше.       — Бурчи не бурчи, это не молитва, а мы не демоны, — смеется Рангику, а Кира и Шухей с Момо пытаются извиниться. Рангику только косит на них взгляды и продолжает хозяйничать в нескромных запасах фукутайчо. — Цыц. Помолвку не порть.       — Почему вы проводите чей-то праздник в моей комнате? — было начинает возмущаться Нанао, только ее словом мало кто интересуется.       — Чья помолвка, того и квартира, все честно, милая моя, — Рангику уже воркует, пригубив саке. — Соулмейты так редки в наше время, грех упускать. Я думала, они остались только среди предков.       Нанао не в восторге. Но, опять же, ее мало кто слушает и пытается считаться с ее мнением.       Шунсуй, словно заразившись наглости, липнет активнее, а Исэ старается увернуться.       — Кеораку-тян уже больше месяца одна-одинешенька. Никого рядом с ней не вижу. Не будь извергом, Нанао, если уж наша сотайчо не в компании мужчин...       Собственничеству Нанао этого было достаточно, чтобы утихомириться. Фукутайчо отвечает на вопросы и даже выпивает.       А еще улыбается, когда от соприкосновения их рук на внутренней стороне ее указательного пальца вырисовывается половина сердца.       Стоило попробовать, пока Шунсуй действительно не отчаялась и не обратилась к помощи Маюри. Ведь догадалась же устроить ей утреннюю серенаду.