Алан в кресле

— Ты собрал вещи, и теперь направляешься в банк, чтобы снять последние остатки с карты. Как же хорошо, что ты вспомнил о них только после запоя, верно?  — Да, забавно бы вышло если пьяный мужик с щетиной и гнездом на голове ворвался бы в банк, требуя помочь ему снять деньги с карты, потому что руки дрожат слишком сильно, и карта не вмещалась в приемник… Отозвался Алан, застенчиво примерив на себя образ. Он и сам прекрасно знал, что даже в опьянении не станет дебоширить. Старик рассмеялся и в ту же секунду продолжил рассказ.  — Сумка билась о твои бедра, и ты ощущал что-то неясное. Приборы не показывали вообще ничего, кроме, разве что, ощущения тобой легкого мороза, от которого разве что на щеках появится румянец. В тот момент ты был не в себе, Алан. Пуст, понимаешь? Такое бывало на моем опыте лишь раз, когда мой пациент погиб прямо во время слежки, представляешь? Приборы давали показания, будто ты — живой труп, парень. — Фантастика… — Ворчливо огрызнулся Алан, закатив глаза. — Вы обещали не прерываться, доктор. — Это важно. Сам врач понимал, что важно это лишь для статистики. Алан же в сотый раз убедился в чудачестве мистера Смита. — Продолжайте. — Сухо прошипел парень. — Этот перепад длился не долго… — Наконец успокоился врач. — До сих пор не понимаю, как с таким наборчиком тебе удалось выжить, сынок. В сумке у тебя лежала баночка колы, в боковом кармане, в пластмассовом пакете ютились кусочки киви. Не знаю, чем ты думал, когда зачем-то взял с собой презервативы. Мне нельзя об этом говорить, но ты не прогадал. — Смит подмигнул ухмыляющемуся Филонсу. — Довольно забавно, что вы, доктор, делаете акценты на такие мелочи. — В нашем случае важны незначительные детали. — Произнес старик, переворачивая страницу блокнота. Странно выглядел он сейчас: его глаза бегали по неразборчивым, до ужаса корявым строчкам рукописи, в которой и была заключена история юного Алана Филонса. Первая страница толстого блокнота была разлинованная особенно узко — основная информация о пациенте. В кабинете стоял атлантоподобный шкаф, упирающийся в потолок так, будто держит его всеми силами. С верху до низу он был заполнен блокнотами вроде того, что сейчас держал в руках Смит. Все это были предыдущие клиенты доктора Джулиуса. Странно, что он предпочел бумагу электронному виду. Поражает его отношение к своей работе. Этот человек с трепетом прорисовал каждую деталь портрета, красующегося на обложке блокнота того или иного пациента. Стоит признать, Джулиус был мастером не только в науке. Рисовал он отменно. На обложке блокнота об Алане Филонсе был изображен мужчина, возраст которого было бы сложно определить, не глядя на число в правом нижнем углу — 28. Алан никак не выглядел на свой возраст. Его лицо имело необычную форму, однако гармонировавшую со всем образом. Острый излом носа лишь придавал статности. Выразительные скулы, вливающиеся в тощий вид Алана. Среднего размера губы, фиолетово-багрового цвета на фоне бледной кожи заросшей щетиной выглядели так, будто парень вечно чем-то недоволен. Общую картину дополняли густые черные брови, росшие у Алана на лбу «домиком». Большие голубые глаза удались доктору Смиту особенно хорошо. Их Джулиус прорисовал с особым трепетом. Они выглядели как живые. Сейчас старик сидел, и дрожащими руками листал страницу за страницей, чтобы случайно не сбить Алану представление о реальности Парень терпеливо дожидался продолжения от Смита. В этот раз он решил не встревать; уже слишком растерянно выглядел его спаситель.  — Наконец! Воскликнул старик так, что Алан подпрыгнул прямо в кресле, цель которого сдерживать пациента во время сеанса восстановления. В твоей сумке было много ненужного хлама, парень. Ты напихал туда все, что вряд ли бы тебе пригодилось, и лишь размер авоськи как-то сдержал твой пыл. Из этого у тебя был фен, прищепки для белья, ручка с карандашом, бумага, пара баксов и ножик. Куда ты шел с таким набором — было сложно понять с первого взгляда. Для меня было шоком, что ты купил билет на самолет. Мои приборы зафиксировали лишь то, что тобой овладело желание найти друга как-там-его, пропавшего с фотографии. Не стану забивать твой девственный разум ужасным путем в Испанию, Ал. Но скажу лишь то, что ты был готов растерзать мамашу с ее истошно верещащим сынком. С борта самолета ты взял немного невкусного горошка, искусственную, приторно соленую куриную ножку, запихав все в тот же пластмассовый пакетик, рядышком с киви. Остальной путь ты спал и смотрел уже знакомый сон, но на этот раз из него пропали покойные родители. Ты стоял на пирсе один. Волны бились о заколоченные на дне океана столбы, будто хотели свалить массивную пристань, на которой стоял один ты. Прямо во сне окутал тебя страх. Казалось, если посмотришь с высоты в пучину океана, так она и утянет тебя в свои недра. Когда отец был рядом — боятся нечего. Но сейчас ты один. Небо было светлое, но при одном только взгляде на воду, оно принимало серый, очень зловещий и мрачный цвет. Всем своим видом тучи ещё больше пугали тебя. Мать уже не держала ща руку, а друг не норовил кинуть краба в штаны. Ты остался наедине со страхом, Ал. Прямо во сне. Грохот, резкие звуки развеяли сон. Самолет прибыл; уже коснулся земли и выполнял маневры на посадочной полосе. Все туристы засобирались, засуетились… Но не ты, Алан. Ты прекрасно знал, что торопится некуда, ведь во всем городе, во всей стране тебя никто не ждет. Абсолютно никто. Ты был один в мире, Ал. Ну, во всяком случае ты сам себя так ощущал, но, по-видимому, боялся себе в этом признаться.