Чужое и наше

      Когда всё возвращается на круги своя, когда ужасы растворяются в рутине, невольно забываешь, что они когда-то существовали. Дело в том, что проблемы, существующие в твоей головы, перестают быть реальным, едва исчезают ночные кошмары, сны наяву и странные видения. Жизнь крутится-вертится, жизнь идёт вперёд, и больше не важно, насколько всё было плохо — ведь теперь всё стало хорошо.       Артёму нравилось думать, что всё было именно так: хорошо.       Действительно, жизнь ведь налаживалась. Слава снова выходила из комнаты, снова ходила в штаб и была стражем — пусть и не была сама не своя, проваливала зачёты, вылетела из «Дельты», была странной и почти чужой, словно Славой и не была. Главное, что она больше не пряталась ото всех в комнате, решил Артём, соглашаясь с новым порядком вещей.       После нападения на штаб — дерзкого и короткого, почти эфемерного — ситуация в Дуброве не улучшилась. Пираты бесчинствовали, подвергая жизни горожан и стражей опасности. Чего стоил только тот случай с обвалившимся зданием!       Ване повезло выжить (так говорил себе Артём с тех пор, как увидел друга после того, как тот очнулся), но это не значило, что пираты смогут уйти ненаказанными. Отец был настроен серьёзно — ходили слухи, что пиратов казнят сразу после того, как поймают. Артём пропускал всё, что происходило вокруг; его компанией были недостижимые знания, фолианты и завышенные стандарты. Пока другие стражи расследовали, узнавали, вычисляли, Артём учился — потому что иначе не смог бы делать ничего из того, что от него требовал штаб. Иногда он чувствовал себя почти беспомощным — живя со Славой, всю жизнь дружа с близнецами Филоновыми, он почему-то не был таким же хорошим стражем, как и они. Временами в его голове звучали слова матери о том, что у каждого свой путь, у каждого своя скорость, с которой он этот путь проходит. Но по большей части, Артём думал о том, что ему придётся много и упорно работать для того, что стать полноправным стражем, а не вечным учеником старых книг и древних знаний.       С тех пор, как Ваня очнулся, с тех пор, как Слава вернулась и снова стала частью «Дельты», но уже негласной, неофициальной, ведь её место занял Марсель, с тех самых пор что-то было не так.       Ребята из «Дельты» всегда были в своём мире, отделяясь от других, но в этот раз что-то было совсем иначе.       — Ты должна ему рассказать, — сказал однажды Даня, — брат твой всё-таки.       Ваня согласился с ним, Слава поджала губы и пожала плечами — беспомощный жест, совсем на неё не похожий. В тот день они втроём стояли во дворе штаба, а Артём только подходил туда. Было раннее утро, и он предвкушал, как потратит целый день на учебники, конспекты, крепкий кофе и короткие перерывы в медблоке напротив кровати Нины. Вернулся в свою рутину — работа, работа, работа, грусть, самобичевание и ещё немного работы. Благодать.       Слава стояла на ступеньку выше близнецов Филоновых и первой помахала брату; никто ничего ему так и не рассказал — только улыбнулись, пожелали доброго утра и отправили восвояси. Впрочем, брат у Славы не один, заметил про себя Артём, сидя тем же вечером за кухонным столом по левую руку от неё. В конце концов, всегда был Артур, старший, классный брат — с которым Слава тоже была близка. Артём старательно не замечал того, что происходило.       Слава дерётся даже хуже него? Ничего, плохой день выдался.       Слава не помнит их рукопожатие из детства? Да кто такое запоминает! (Близнецы Романовы, конечно же).       Слава больше не хочет собираться у неё в комнате по пятницам и смотреть фильмы с ним и Артуром? И ему бы надоело, если бы к нему каждую неделю заваливались два раздражающих парня и полфильма болтали о своём.       Слава не похожа на Славу? Ничего, люди меняются. Нет так быстро, не так резко, но меняются ведь.       Привыкнуть к новому — чуть-чуть иному, похожему на старое — было не так сложно, когда на каждый недочёт находилось объяснение.       На один всё-таки объяснения не нашлось.       Сейчас под его ногами была холодная неровная дорога окраины Дуброва; он шёл по обочине уже полчаса и начинал сомневаться, что выбрал правильный путь. Артёму думалось, что закрытый завод был в другой стороне города. Артём начинал понимать, что пойти на, вероятно, несуществующую ярмарку, организованную существами, было дрянной идеей.       Если ярмарки на самом деле не было, то он потратит полдня только на то, чтобы отморозиться, и пропустит целый день, когда мог бы учиться. Если ярмарка действительно была в цехе старого завода, согласно слухам, то он был самым глупым стражем из всех, которые жили на этом свете.       В конце концов, какой страж пойдёт на такое в здравом уме?       Правильно: никакой.       Вот только Артём не был уверен, что он был полностью в своём уме — или что его ум был полностью ему подвластен.       Это случилось только вчера. В конце дня, когда закатное солнце плохо освещало библиотеку и Артём читал очередной фолианта под светом настольной лампы. Сперва ему показалось, что он просто услышал знакомый голос в коридоре — действительно, штаб полон знакомых ему стражей и добровольцев. Но голос становился ближе, хоть рядом никого и не было.       — …помнишь задание двухнедельной давности, где жильцы дома жаловались на собачий вой в подвале? — это голос Аниты; краем глаза Артём поймал её дреды. На улице скулили собаки (которых рядом со штабом и в помине не было, заметил бы Артём, если бы всё ещё соображал).       — Припоминанию, — присоединился второй голос — Ванин.       Артём снова огляделся: в библиотеке он был один, дверь была плотно закрыта — как не погляди, голосам, если он были реальны, идти было не откуда. А реальными они вряд ли были, с грустью отметил Артём, потому что ни две, ни три, ни четыре недели назад не было задания, когда жильцы жаловались на собачий вой ни в подвале, ни в квартире, ни на улице. Не было и всё тут.       Артём громко выдохнул, едва ли не физически ощущая, как шарики заезжали за ролики.       — А останки, которые вы там нашли, помимо истощённых до полусмерти оборотней? — спросила Анита.       Перед глазами больше не было книг, исписанных тетрадей, кружки, наполовину наполненной кофе; перед глазами была только тускло освещённая комнатка. В нос ударил запах гнили, мочи и чёрт знает чего ещё — Артёму не хотелось принюхиваться, разбираться в смерде.       — О, чёрт, точно…       Где-то вдалеке Артём слышал крики, вой и рык, словно кто-то убавил звук у телевизора. Тесная тусклая комната окрасилась тёплым светом, на стенах появились глубокие следы от порезов. В углу собрались перекинувшиеся оборотни — полукругом окружая рыжеволосую девушка-феникса. Красные рисунки на бледной коже Артёму было видно издалека — как и страх, пронзивший её тело. Загнанная в угол, она была готова драться, но знала, что шансов у неё, считай, не было.       — У фениксов очень своеобразный состав клеток, — продолжала Анита, а у Артёма живот завязался в узел. Она рассказывала о том, что произошло, о том, что поняла с помощь улик, останков и собственной интуиции, а он был там, в той комнате. Чувствовал запах — отвратительный, гадкий, тошнотворный — видел обезумевших оборотней и скованную ужасом феникса. — Уникальный химический состав белка позволяет им быть… хорошим кормом для животных, в частности оборотней, которые уже давно попрощались со своим разумом…       Голос Аниты затих, уступив место крикам, вою, рыку на полной громкости. Оборотни накинулись на феникса — и, поймав лишь на секунду её взгляд, Артём узнал в ней Кам, которую видел на фотографиях Шиго, когда та ещё встречалась с Ниной. Шиго показывала семейный альбом когда-то давно, когда с Ниной всё было хорошо и они иногда вместе проводили время там, где останавливалась Шиго. Альбом был тонкий и простой, а фотография Кам, с которой он запомнил её лицо, была третьей — после фотографией Лукаса и Зоула и фотографии Агнэт, которую Шиго не особо жаловала, но всё равно любила. Тогда Шиго показывала фотографии, рассказывала о своей семье — а теперь Артём наблюдал за тем, как её старшую сестру Кам разрывали на части оборотни. Наблюдал и ничего не мог поделать.       Потому что это уже случилось? Не случится никогда? Потому что это только и существовало в его голове?       Он не хотел этого видеть, не хотел слышать криков не хотел ощущать запахов.       Не смотреть.       Не знать.       Не ведать.       Артём с силой надавил кулаками на закрытые глаза, и на чёрном фоне появились яркие вспышки. Ему хотелось, чтобы всё это быстрее закончилось, быстрее превратилось в воспоминание. Но звуки — эти звуки! — не прекращались. Плоть всё рвалась и рвалась, оборотни жевали мясо, рычали и выли — и этому не было конца.       В один момент всё прекратилось. Наступила тишина. Пахло пылью книг. Но Артём всё равно ещё долго не открывал глаза, боясь, что стоит это сделать, и перед ним окажется один из оборотней, испачканный кровью Кам и всё ещё голодный.       Поэтому Артём и шёл сейчас по обочине, приближаясь к старому заводу.       И ещё потому что каждый раз, когда он закрывал глаза этой ночью, он видел одно и то же: пятеро оборотней набрасываются на Кам и рвут, рвут, рвут тёплую плоть. Она остаётся между их острых зубов, из пастей воняет гниющей плотью, в глазах ярость, бешенство, а то, что осталось от Кам, дочери Доурины, главы Огненных земель, не опознает даже родная сестра.       Артёму хотелось кричать, но всё, что он мог делать — это вытащить из-под кровати наушники и включить музыку погромче: потому что на соседней кровати спал Артур, через стенку — Слава, а чуть дальше — родители. Так он и провёл ночь, слушая самую громкую музыку в своём плейлисте и стараясь не закрывать глаза.       Не видеть смерти.       Не слышать криков.       Не чувствовать тех запахов.       Он слышал про эту ярмарку не только от Артура — действительно, большинство добровольцев только и делали, что говорили про неё, встречаясь в коридорах, выходя из штаба после работы. Это был нелепый слух, практически выдумка, которая быстро стала последней сплетней сверхъестественного Дуброва. Ярмарка сверхъестественных существ звучала интересно, загадочно и немного опасно, не настолько реально, чтобы предупреждать об этом стражей — по крайней мере, так казалось Артёму, потому что за всё это время ни один из стражей не сказал о ней и слова, никто не поднял тревогу, никто не предложил проверить закрытый завод.       Это был просто слух, и Артём впервые решил, что сплетням можно довериться. По крайней мере, в его ситуации.       Территория старого Дубровского завода пустовала. Никакой тебе охраны, никакого замка на воротах, никаких ограничений — заходи и твори, что хочешь. Артём осторожно открыл скрипящую калитку и ступил на изжившую своё плитку — между мелкими плитками росла пожухлая трава, не хватало кусков плитки, иногда даже по несколько рядов. Он не был уверен, куда ему идти — добровольцы постоянно говорили, что ярмарка была в самом центре завода, но никогда не говорили, как до туда добраться. Артём прошёл через зелёные железные двери, служившие главным входом на завод, просто потому что это казалось логичным. Оттуда добраться до цеха, который Артём принял за центр завода, было не сложно — на стенах, изрисованных граффити, всё ещё висели указатели. Некоторые из них были исписаны, но о прежнем их содержании ещё можно было догадаться.       Чем ближе был цех, тем громче становился гул голосов. У тяжёлых серых дверей, Артм уже мог различить музыку и фразы продавцов. «Кроличьи лапки по скидке!», «Предскажем вашу судьбу!» и «Закажи два проклятья, получи одно за полцены» — всё это звучало поверх шума голосов; если бы не его состояние, Артём бы усмехнулся тому, как это было похож на обычный человеческий рынок.       Двери открылись с трудом; перед ним оказался заводской цех, наполненный стендами и существами. Лампы освещали бесконечные столы и полки. Артём увидел здесь товары для оборотней, которые, если верить вывески, должны были сделать жизнь куда легче, увидел украшения на стойке «Блестяшки от Ричи», продавец у которой —рыжеволосый феникс с носом картошкой — показывал браслеты двум блондинкам. Были здесь и книги и карты — высокими стопками лежали на трёх столах перед пожилой дамой, обвешанной амулетами как ёлка — новогодними украшениями.       Медленно пробираясь через ряды, Артём увидел и небольшой стол и два дешёвых книжных шкафа, над которыми была натянута вывеска «Микстуры и зелья Огненных земель». На покрытом чёрной ткани столе ютились колбочки, пузырьки и флаконы с разноцветными жидкостями. На каждой была чёрная вывеска, на которой было выведено белым на двух языках — языке Огненных земель, сложном и непонятном, и вполне себе простом русском — название зелья. На полках лежали брошюрки (также на двух языках) и стояли целые бутылки, наполненные всё теми же разноцветными зельями.       За столом, опираясь на неработающий конвейер, стояла девушка. У неё были длинные кудрявые волосы — чёрные, густые, закрывавшие её плечи — а кожу украшали красные витиеватые рисунки.       — Меня зовут Адити, — лицо девушки просияло дежурной улыбкой, едва она заметила покупателя у своего стенда. Тёмные глаза разглядывали Артёма, — чем могу помочь?       Когда он шёл сюда, он даже не думал о том, что будет отвечать, если вдруг спросят, что он ищет. Честно говоря, Артём мало представлял, как можно было обрамить его мысли в слова. Вместо того, чтобы ответить, он разглядывал стоявшие на столе зелья. Красное плотное зелье в маленьком флаконе называлось «Разжигающий огонь». Почти прозрачное голубое в вытянутой колбе — «Приносящий сон». Фиолетовое с желтыми частичками, медленно плавающими внутри пузатого флакона, почему-то назвали «Отнимающий покой».       — У нас самый большой выбор традиционных микстур и зелий, — Адити обвела рукой ассортимент, представленный на столе. — Мы занимаемся изготовлением снадобий десятки лет — семейное дело, понимаете? И мы гарантируем качество нашего товара, — пытливые тёмно-красные глаза разглядывали Артёма, профессиональная широкая улыбка ждала его ответа: — Вы ищете что-то конкретное?       Артём неуверенно повёл плечами. Он всё не мог оторвать взгляд от флакончиков, колб, маленьких бутылочек. Два абсолютных одинаковых на вид зелья в одинаково миниатюрных флаконах лежали прямо перед ним — мутное серое «Приносящий забвение» и такое же мутное и такое же серое «Исполняющий мечты». Сверкали блёстки в золотом «Избавляющем от боли», прыгали солнечные зайчики на чёрном «Раскрывающим секреты».       — Вы ищете, может быть, покоя? Или любви? Спокойного сна? — Адити указывала рукой на разные флаконы. И наблюдала, наблюдала за покупателем, ждала, когда он взглянет на то, что его интересует — но взгляд Артёма скользил по столу. — Душевного равновесия?       — Скорее, правды, — усмехнулся Артём, глядя на Адити. Её золотистую кожу украшали красноватые веснушки, а вокруг шеи вился красный виток феникса.       — Какого рода правды? — Адити улыбнулась всё той же улыбкой, которую берегут продавцы для покупателей. — Она ведь разной бывает.       Артём поджал губы; мысли пронеслись в его голове — сны, кошмары, видения, сумасшествие, недосып, неверно, неверно, неверно…       — Правды о том, что происходит, — Артём подумал, что сболтнул лишнего. — Вроде, узнать, в своём ли я уме, не знаю. Извините…       Глупость. Прийти сюда через весь город было такой глупостью. Как он мог подумать, что это было хорошей идеей?       Артём развернулся и пошёл обратно — к тяжёлым серым дверям, чтобы потом пройти через изрисованный коридор, выйти на улицу и потратить снова часы, чтобы добраться до дома. Тёплая рука дотронулась до его предплечья; Артём остановился, глядя на пустое место, где несколько минут назад, он мог поклясться, были «Блестяшки от Ричи».       — Погоди, — низкий мелодичный голос Адити прозвучал у него за спиной, и вскоре она оказалась прямо перед ним. Тёмно-красные глаза внимательно смотрели на него, губы озорно улыбались. Она была ниже Славы и едва доходила ему до локтям, хватка тёплой руки была удивительно крепкой. — А как насчёт «Открывающего правду»? — она потрясла флакончиком с прозрачной жидкостью перед ним.       Адити, не разрывая зрительного контакта, подвела его обратно к стойке и, наконец, отпустила его руку.       — По идее, он должен выявить проклятье, сглаз или приворот, — Адити быстро облизнула губы, — но в некоторых случаях может чуть больше.       — Чуть больше? — уточнил Артём, приподнимая брови.       Адити тихо кивнула и тихо подозвала к себе.       — Смотри, я тебе этого не говорила, — пригрозила она ему пальцем, который словно змея обвивало красное пятно, — эта штука может показать тебе, видишь ли ты то, то есть, было или будет, или то, что кто-то хочет, чтобы ты видел.       Артём покачал головой; перед ним была горящая энтузиазмом феникс, которая верила в своё дело, верила в транслируемые идеи — и верила почти заражающе.       — Я слышала, что «Открывающего правду» использовали, чтобы узнать, не владеет ли разумом фейри, — прошептала Адити, подходя ближе к Артёму.       Тёмно-красные глаза смотрели в голубые; от Адити веяло теплом, пахло терпким одеколоном, а в уголках её глаз сверкали разноцветные блёстки. Она улыбалась ему озорной, непредназначенной для покупателей улыбкой.       — Сколько он стоит? — Артём запустил руку в карман крутки; ещё утром он вытащил все деньги из копилки и затолкал их в кошелёк. Он был уверен, что и их может оказаться мало.       Смех у Адити оказался почти бесшумный, хрипловатый; она обнажила острые белые зубы, на щеках появились ямочки. Артём подумал — совсем не специально — что Адити была красивой; логичная, правильная, умная часть Артёма (которая, между прочим, была против этой затеи с самого начала) успела ткнуть его носом в очевидное: она торгует чёрт знает чем на нелегальной ярмарке на отшибе города — её красота не должна ничего значить.       — Здесь деньги в ходу, — смех сменился снисходительной улыбкой.       — И как тогда я должен заплатить за это?       Адити отвернулась, скрылась за одним из книжных шкафчиков; в голове у Артёма пронеслись самые неприятные варианты её ответа: от продажи души до работы в Волшебных землях. Но Адити вынырнула из-за книжного шкафа, держа в руках обтянутую чёрным бархатом коробочку. Медленно подняла её крышку и аккуратно достала небольшой камень. Он был гладким, как камни, омытые морскими волнами или речными течениями, в свете ламп он казался фиолетовым, но по поверхности его шли жёлтые и серые полосы, обвивая его, словно змеи.       Адити протянула камень Артёму.       — Я могу попросить у тебя цвет глаз, — она легко пожала плечами, но тотчас широко улыбнулась, закусывая нижнюю губу, — но не буду. Он мне нравится — да и глаза у тебя добрые, светлые. Могу попросить слух — но только часть. А могу попросить одно-единственное воспоминание из детства, — Адити взяла свободной рукой раскрытую ладонь Артёма.       Он смотрел на Адити, смотрел на камень, который она держала в руке и который был так похож на зелье «Отнимающий покой». В зелье двигались жёлтые частички, а вокруг камня блестели жёлтые и серые полосы.       — Подумай об одном воспоминании. О дне, когда ты был счастлив, когда всё было хорошо, — Адити провела пальцами по его раскрытой ладони; после её ногтей остались тонкие розовые полосы. — И сожми камень в своей ладони — и оно станет моим.       — А тебе оно зачем?       — У меня своя выгода, — Адити кокетливо покачала головой. — И мне важно, чтобы ты понимал, что отдаёшь за эту покупку — чтобы это тебе было важно.       Артём коротко кивнул, и Адити положила в его ладонь камень, который вблизи всё меньше напоминал «Отнимающий покой».       Когда он был ребёнком, Слава дружила с соседским мальчишкой Кириллом, который кончил ой как плохо. Однажды, когда Артём увязался за сестрой на встречу с Кириллом, он познакомился с девчонкой чуть младше него. После они часто виделись — и всякий раз, когда Артём вспоминал о детстве, он вспоминал и о младшей сестре Кирилла, Вете. Она была смешным и добрым ребёнком — и, что встречалось не часто, ей нравилось проводить с Артёмом больше, чем со Славой.       Артём закрыл глаза и сжал камень в своей ладони. Вот он, день, когда он впервые встретил Вету, утёк во владение камня.       — Ну что, о чём вспомнил? — Адити разжала его ладони и аккуратно, словно он в любое время мог разбиться, положила камень в коробку.       Артём свёл светлые брови у переносицы. Силился, но никак не мог вспомнить — вертелось на его языке имя, мелькали в воспоминаниях рыжие волосы, заплетённые в косы, но Артём никак не мог сказать, кто это был, что это было и когда это случилось с ним.       — Я не помню, — он неловко улыбнулся. Артёму казалось, что теперь на месте паззла в головоломке его памяти зияла дыра; Адити довольно улыбнулась.       Пустота пульсировала, напоминала о себе: «Посмотри, вот же я! Вот я! Забыл! Потерял!». Артём чувствовал, как тошнота подступала к горлу, потели ладони; пять вещей, пять… вещей… Собачка замка на куртке, дырка в левом кармане куртки, пуговица, связка ключей, которая вот-вот упадёт в дырку, кубик на булавке.       — Действие «Открывающего правду» длится не больше полутора часов, — Адити уже упаковывала флакончик. У её умелых руках флакон был завёрнут в белую тонкую бумагу и помещён в коробку из-под французских духов. — Так никто тебе ничего не скажет, — улыбнулась Адити, заметив взгляд Артёма. — Несмотря на то, что действие достаточно короткое, к нему нужно быть готовым, — она оборачивала коробку красной лентой. — Отдохни, отоспись — и только потом можешь принимать. «Открывающий правду» — это стресс, большой стресс, — Адити серьёзно посмотрела на Артёма, — побереги себя.       Улыбнувшись улыбкой, приготовленной для покупателей, он вручила ему его коробку из-под французских духов, перемотанную красной лентой, в белом бумажном пакетике. Судя по тому, что Артём услышал, «Открывающий правду» был больше похож на наркотик, чем на обычное лекарство.       — Спасибо.       — Удачи, голубоглазик, — Адити, закусив нижнюю губу, смотрела на него своими горящими глазами. — Возвращайся, буду тебя ждать!       Ноги несли Артёма подальше от ярмарки, от Адити, от «Микстур и зелий Огненных земель» и пустого места, где на мгновение были «Блестяшки от Ричи». Вперёд, на волю, на свежий воздух, в путь — вперёд, вперёд, вперёд, не оглядываясь, не думая о том, что сделано.       Он отдал то, о чём попросили — и лишился этого навсегда. Не закончить начатое теперь было бы преступлением.

***

      Артём трижды провели обе двери: входная закрыта, дверь в комнату закрыта на щеколду. Снова сверился с часами — родители должны были быть на работе ещё как минимум полтора часа, Слава и Артур должны будут быть в штабе всё это время. Артём глубоко вздохнул. Он сидел на своей кровати; по левую руку от него лежала стопка его тетрадей, где он искал конспекты про фениксов. Фениксы — существа благородные, говорил он сам себе, вспоминая Шиго. Фениксам можно доверять.       Артём бы подождал, Артём бы решил принять «Открывающего правду» позже — может, на выходных, может, на следующей неделе, но не после того, что он увидел. Он поднимался по лестнице домой, когда услышал гортанный рык. Крепкие когти царапали стены. В углу лестничной клетке стояли они — пятеро оборотней с окровавленными пастями — и он на мгновение почувствовал себя на месте Кам из видения.       Они, конечно, исчезли — и исчезли быстро, но после этого Артём бежал по лестнице до квартиры быстрее, чем когда-либо. Он закрыл за собой дверь на все замки и сразу схватился за коробку из-под французских духов, хранившую в себе ответ, помощь, спасение.       Ладно, выдохнул Артём, сделай это. В последний раз он проверил телефон — никто ему не писал и не звонил, время не убежало вперёд. Артём положил телефон на подоконник. Выудил из коробочки флакон, укатанный в белую бумагу.       Глубоко вдохнул, шумно выдохнул.       Давай. Открутил чёрную крышку и сделал первый глоток. Жидкость была солоноватой, похожей на воду, но более гладкой. Ещё глоток и ещё.       Пустой флакон оказался на подоконнике рядом с телефоном.       Артём откинулся на подушки, сложенные у стены, и стал ждать. Сперва он подумал, что его надули. Но скоро ноги его стали ватными, ладони стало приятно покалывать, а голова закружилась.       Перед глазами появились разноцветные воронки, и вдруг его что-то потащило вперёд (или назад?). Артём не открывал глаз, ощущал своё тело на кровати в его и Артуровой комнате, но то, что он видел, не имело никакое отношение к его реальности.       Ложка для обуви. Слава. Слава с ложкой для обуви наперевес ворвалась в собственную комнату, где на кровати почему-то спал Даня Филонов, а у открытого портала стояли Марк и Прохоров. Картинка сменилась Славой, исследовавшей штаб, словно в первый раз слышала о нём, словно каждая его комната не была ей знакома, словно они вдвоём не проводили здесь редкие вечера в детстве, ожидая отца. Слава была одна — менялся один наставник за другим. Татьяна, Евгений — и та Марта из сна с Ниной. Существа уродливые, страшные, неправильные — Анита рассказывала Шиго о смерти Кам. (О том, что он видел! Видел! Своими глазами!) Призма. Старый мост в Дуброве, с которого они спрыгнули. Куда? Огненные земли — пустынные, разорённые. Рыжие волосы, дрянная магия, ужасная магия, магия ублюдков и подонков. Рыжеволосый протянул раненной Славе руку — его лицо было знакомо, его лицо они никогда бы не забыли. Мертвецов не забывают — особенно тех, кто погибают так рано. Кирилл. Кирилл помогал Славе; Кирилл был фейри и помогал Славе!       Артём глубоко вздохнул: голова кружилась, не хватало воздуха, он больше не мог с точностью сказать, где он был, где было его тело — он был, и только это он знал, но уверен в этом уже не был.       Огненные земли — снова, снова, снова они; белые одежды, дежурства, храп Бена в общей спальне, духи Лии Вебер, к которой сестра жалась, но где он? Где Артём? Чёрные личинки на светлой кожи, тёмные круги под неясными глазами, измотанный вид, плохая магия, высасывающая силы — это был Влас. Но он был не один, над ним тенью нависал кто-то, кто давно умер и должен был оставаться мёртвым. Родная кровь, гнилое сердце.       Артём терял веру в то, что действительно был.       Слава ступила в круг, но вышла из него вышла другая — рыжая, темноглазая, не похожая не его Славу. Она называла ту женщину из сна наяву со свечой тётей Клео, у неё были друзья, она знала Родную кровь и гнилое сердце. Уродливые существа, животный страх. И выстрел. Оглушающий выстрел — кровь из гнилого сердца.       Артём резко открыл глаза. Комната его не изменилась: всё было на своих местах, всё было как прежде. Он тяжело и глубоко дышал, словно пробыл долгое время под водой. В голове всё ещё проносились картинки, воспоминания, видения. В ушах звенела тишина. Артём не мог собраться с мыслями, не мог решить, что он только что увидел: правду, ложь или вариант одной из них.       Тишину разрезал рингтон мобильного. Телефон вибрировал, вальсируя на подоконнике — и Артём увидел на экране надпись «Даня Филонов».       С трудом шевеля руками, Артём добрался до телефона и, наконец, ответил:       — Да? — у него был хриплый голос, как будто не его.       На другом конце провода был невыносимый шум; кричали люди, верещали сирены.       — Ты живой? — почти кричал Даня.       Артём обеспокоенно заёрзал на месте, выглянул в окно. Некогда голубое небо закрыл смог.       — Конечно живой, — пробормотал он. — Что случилось?       Даня что-то ответил. Он продолжил говорить — «Необходимо доставить их в штаб» — с кем-то, кто был рядом.       — Только что был взрыв, — Даня прерывисто выдохнул. — Наши пострадали, — но тут же поспешил добавить: — Романовы и Филоновы в порядке. Мы почти все в порядке.       — Что не так? — Артём вглядывался в смог, окутавший небо, и понимал, что что-то явно было не так.       На другом конце провода были только чужие громкие голоса — «Нам нужны ещё носилки», «Возьмите костыли», «Где ещё бинты, чтоб их?» — и шум машин.       — Марья, — у Дани не получалось сказать это — хоть Артём уже догадался, о чём пойдёт речь, он хотел услышать это, услышать, а не догадаться, выдумать. Это не должно было случиться, но если случилось — он должен был услышать об этом. — Мы почти все в порядке, потому что Марья…       Артём задержал дыхание. Сердце его колотилось невозможно громко, в комнате повисла тишина, на другом конце провода, там, где был Даня, стражи искали бинты, мази, суспензии.       — Марья спасла нас, — голос Дани дрожал, и Артём чувствовал, как дрожало всё его тело, как слёзы подступали к глазам, — и погибла.