Это новый день

За неделю без работы я нашла нового и единственного своего приятеля в лице Ханнеса. Он был веселым и постоянно рассказывал какие-то байки, умело обходя острые углы неприятных для нас обоих тем. Проявляющиеся в его внешности, характере, повадках черты папы заставляли меня каждый день бежать к нему, не задумываясь о том, что я могу его отвлекать от службы. Кто-то хоть немного еще обо мне заботился. Его товарищи-стражники как-то в шутку предложили мне выпивку, так он налетел на них почти фурией. Сам он не пил, по крайней мере, я не видела. Он общался на равных, и хотелось верить, что ему со мной интересно. Он благородно отдавал мне половинку своего ежедневного хлеба и часто улыбался. А сегодня он взял меня на стену. И хотя это было явно запрещено, я не чувствовала страха и беспокойства, и Ханнесу не было особого дела до того, увидит ли кто-нибудь из командования его выходку. Был уже вечер, и на этом участке стены дежурил только он. Подниматься на тросах оказалось не очень-то весело, и я ощутила, как мой желудок встрепенулся, но это того стоило. Оказавшись на твердой поверхности, я сразу же посмотрела вниз, на город. Маленькие домики, маленькие дорожки и еще меньше – люди. Я была самой большой. Здесь никто не мог меня достать и сделать больно. Заулыбавшись, я посмотрела на Ханнеса и поспешила к другому краю стены, чтобы посмотреть, что там, но стражник схватил меня за плечо. – Не советую туда подходить, – серьезно предостерег он. И тут навалилось осознание. Эта стена – не просто архитектурное сооружение, по которому могут бегать детишки и наслаждаться пейзажем, а единственная защита от тех, кто всегда рядом. Стоит только шагнуть с края, и я узнаю, насколько они близко. Видимо, уныние отразилось на моем лице, потому что Ханнес легонько встряхнул меня и сказал: – Эй, ты чего? Не смей бояться. Я тебя сюда не для того привел. Лучше посмотри, какой отсюда вид. Он торжественно взглянул поверх моей головы, и я обернулась. Перед нами раскинулось бескрайнее небо, алеющее на западе. Я видела темнеющую равнину и редкий лес, которые встречались с огромным розово-оранжевым куполом, и это была самая прекрасная вещь, которую я когда-либо видела. Стены и дома, по сути, всегда мешали смотреть на небо. Сейчас же можно было запрокинуть голову и представить, что нет больше никого, кроме меня и этой бесконечности. Я вздохнула посвежевший воздух, чувствуя умиротворение и приятную пустоту в голове. – Знаешь, те ребята из Шиганшины, про которых я тебе рассказывал, хотят в Легион разведки, чтобы все это стало их, – Ханнес кивнул на небо и покрытые травой холмы вдалеке. – Можно понять. Он согласно хмыкнул. Я же смотрела на закат, который еще никогда не был для меня таким близким и красивым. – Ханнес, почему вы тогда подошли ко мне? – спросила я вполголоса. – Потому что ты напомнила мне их и я захотел помочь тебе. – Вы тоже мне кое-кого напомнили, – я наконец перевела взгляд на Ханнеса, который стоял рядом, сложив руки за спиной. Его куртка развевалась, ветер трепал светлые волосы, а морщинки у рта, появляющиеся вместе с улыбкой, не могли не греть душу. В свете закатного солнца он смотрелся как герой с огромным сердцем. – Кого же? – заинтересовался Ханнес. – Моего папу. По его лицу снова пронеслась знакомая смесь эмоций. Я ему никогда не рассказывала подробно о семье, и он понятия не имел, что моя мать душевно больна, а отца раздавило обломками в Шиганшине. – А он?.. – неуверенно начал стражник, опустив глаза. – Да, – даже такое короткое слово далось мне с трудом. Мы замолчали, с одинаковой печалью смотря на угасающий день, и Ханнес положил широкую ладонь на мое плечо.

***

Мэри, съев целое яблоко, принесенное домовладелицей, заснула за столом на кухне, пока я мыла посуду и никак не могла выкинуть из головы ту картину, что увидела вчера. Она была настолько безмятежной, уютной и ароматной, что смогла вернуть меня в детство, на выложенную камнем набережную реки в Шиганшине, где еще до рождения Мэри мы с родителями играли в обруч теплыми вечерами. Те давние, бурно возродившиеся чувства захватили меня без остатка вместе со светом заката и вытеснили собой мой еженочный кошмар. И теперь я боялась, что больше никогда не увижу и не почувствую подобного. Было время ужина, и я как раз собиралась приняться за его готовку, когда раздался стук в дверь. На пороге обнаружился Ханнес, что меня сильно удивило. Я тут же приложила палец к губам, потому что Мэри все еще сопела, положив голову на руки. Она уже давно спокойно не спала. Я впустила стражника в дом и получила в руки еще не остывшую буханку. – Дали лишнюю, – довольно прошептал Ханнес, и я радостно понюхала хлеб. Невероятно! Мы уже давно истратили ту жалкую монету, которую я получила в свой последний рабочий день. Но хлеб абсолютно всегда был как подарок небес. Мы ели в основном зелень, капусту, иногда получалось разжиться морковью. А сейчас нас ждал настоящий пир. – Спасибо! Не успел Ханнес и слово сказать, как я услышала за спиной знакомое кряхтение. Стиснув хлеб в пальцах, я слегка повернула голову. Мэри за столом, кажется, проснулась, потому что стул с грохотом упал на пол. Лицо Ханнеса удивленно вытянулось, когда он посмотрел за мое плечо. – Роланд, – надломленным голосом позвала мама, я обернулась всем корпусом и увидела, как она тянет к нам бледную руку и сотрясается в беззвучных рыданиях. – Ты здесь! – Нет, мама… – начала я нервно, но она уже мчалась к Ханнесу, тоже заметив в нем сходство с нашим папой. Она бы сбила всех с ног и напугала бы своим встрепанным видом и выпученными глазами кого угодно, но я встала у нее на пути, заставив ее страшный взгляд сползти на меня, и произнесла тихо, чтобы услышала только она: – Папы больше нет, и ты это знаешь. Казалось, сейчас она кинется на меня и будет кричать, что я лгу. Но она всего лишь улыбнулась, сделавшись еще больше похожей на титана. Мама посмотрела полными слез глазами на Ханнеса и едва коснулась ткани его куртки кончиками пальцев. Затем она убежала обратно в комнату, громко топая босыми ногами. Я боязливо посмотрела на стражника, который, как вкопанный, стоял у двери за мной. – Простите. Это моя мама. Вам лучше уйти. Спасибо огромное за хлеб. Я нашла Ханнеса на его обычном месте у ворот. Он сидел на одном из деревянных ящиков, сжимая в руках металлическую флягу, и выглядел так, как будто сбежал от особо кровожадного титана. Я ощутила укол вины. Ханнес не должен был увидеть сцену, которую как всегда не вовремя закатила моя мать. А у меня было слишком много неприятных секретов для двенадцати лет. – Простите, – стыдливо повторила я уже сказанное недавно, подходя ближе. Я несла плошку с горячим супом, который мне удалось приготовить на ужин, в качестве благодарности и извинения. – Я немного потрясен, – покачал головой Ханнес, отпивая из фляги. Я повела плечами, было не по себе. Я никогда не распространялась о своей маме и даже сестру старалась оградить от ее выходок, а тут человек, в котором я увидела призрачную опору, стал свидетелем такого зрелища. – Это вам, – я неловко вручила ему плошку. На нас с интересом покосились другие стражники. Видимо, их кормили не очень изыскано, да и мою стряпню вряд ли можно было назвать произведением кулинарного искусства, хотя запах шел приятный. Ханнес недоуменно, но охотно принял суп. – Ты… как ты? – спросил он, прочистив горло. – Справляюсь, – ответила я и поджала губы. – Простите еще раз. – Да не переживай ты, я много в своей жизни видел. Очень жаль твою маму. – Она может напугать кого угодно, – с сомнением усмехнулась я. – Скорее, это просто было неожиданно, – Ханнес с аппетитом стал поглощать суп. – Благодарствую, леди Нора. Я улыбнулась ему, подняв голову, пробежала глазами вверх по потрескавшейся серой стене и уткнулась в небо. Набрала в грудь побольше пыльного воздуха. – По правде сказать, я давно думаю пойти в армию, – выдала я, сжав кулаки за спиной. – И вы вдохновляете меня. Ханнес как-то странно промолчал, отставляя в сторону пустую посуду. – Там ведь хорошо платят, особенно после падения Марии. Я смогу содержать свою семью, – описывала свои планы я, мечтательно наблюдая за стаей птиц, летящих высоко над стеной. – Хочу в Гарнизон. – Это все мое дурное влияние, а? – мрачно ухмыльнулся Ханнес, вновь пригубив содержимое фляги. – Вовсе нет, – я взглянула на него с укором, – я уже несколько месяцев вынашиваю эту идею. Я думаю… – Да-да, – перебил меня Ханнес устало и вздохнул,– я бы на твоем месте так же поступил. Я, несколько смутившись, кивнула. Ведь я не то чтобы хотела обеспечить семью. На самом-то деле я мечтала просто вырваться отсюда, чтобы больше не усмирять мать, как дикое животное, не трястись, словно наседка, над сестрой, как бы дорога она мне ни была, не выслушивать однообразные речи домовладелицы, не вылетать с работы с завидной регулярностью и не перебиваться с воды на лебеду. Но я никому об этом не скажу. Это слишком позорно. Я снова взглянула на плывущие по небу рваные облака. Прохладный ветер налетел, приятно трогая кончик моей косички и подол платья. – Хорошо, что не в Легион, – вдруг пробормотал Ханнес и залпом осушил свою флягу.