***
[Imagine dragons - Curse]
848
В такие моменты я серьезно жалела о том, что в свое время успешно прошла тест на равновесие и не отправилась на поля. Ноги отнимались, голова кружилась, а в горле что-то подозрительно клокотало. Шадис был безжалостен ко всем, а особенно к тем, кто далеко не сразу начинал показывать высокие результаты. Я относилась как раз к таким. И в дни индивидуальных тренировок, когда каждый из нас оказывался один на один с тираном-инструктором под наблюдением других кадетов, лично мне хотелось биться в истерике. Сегодняшняя полоса препятствий, а именно это нам необходимо было пройти по очереди под контролем Шадиса, заставила меня прибыть на поле раньше всех, так как я была первой в списке в этот раз. Небо еще только светлело, и было заметно прохладно, но для меня это не являлось проблемой. Подгоняемая криками инструктора я в поту бегала от одного снаряда к другому. Лучше всего давалась стрельба, тут даже такая беспринципная скала, как Кис Шадис, не находилась, какую колкость вставить. А вот на качании пресса в висе инструктор решил, что достаточно меня жалел. На последнем разе, из-за которого уже болело все что только могло болеть, Шадис просто скинул мои ноги с брусьев, и я обрушилась на землю, взметнув в воздух пыль и песок. Рот тут же наполнился кровью – я прикусила язык и разбила губу, – а подбородок охватила тупая боль. Будет синяк. Хорошо, что хоть зубы целы. Я, разозленная, поднялась на ноги и попыталась выпрямиться, но, похоже, здорово приложилась всем телом о снаряд и о землю. Я сплюнула кровь и, вытирая рот тыльной стороной ладони, отправилась – с разрешения инструктора – на скамейку. Там, несмотря на раннее время, уже сидела большая часть нашего корпуса. Я доковыляла до Берты, которая ждала меня с флягой воды. Наверное, выглядела я весьма жалко, потому что поймала сочувственный взгляд даже от Микасы, которая в спарринге жестко укладывала меня на лопатки с поразительной частотой. – Он больной, – повторила я заученную фразу и приложилась к горлышку фляги. – Просто требовательный, – пожала плечами Берта, отряхивая меня от пыли. Ей было легко говорить. Она еще до завтрака, пока спало даже командование, умудрялась пробежать несколько километров по полю и выглядеть бодрее всех. – А чего ты его защищаешь, Рихтер? У вас с ним роман, да? – саркастично крикнули нам откуда-то сбоку. – Я знал, что ты неспроста такая довольная вечно ходишь. Жан, как всегда, нарывался. Он готовился принять эстафету на полосе препятствий и был в опасной близости от Берты, которая на дух его не переносила. – Заткнись, Кирштайн, а то снова получишь по мозгам, – спокойно ответила она. – Мы все помним, как неизящно ты «присел посрать» в первый день. Я хмыкнула в флягу, а Жан зло сверкнул глазами в сторону Берты, которая беззаботно болтала ногами в воздухе, размял мышцы шеи и потрусил в центр поля. Я только начала отходить от этого еженедельного маленького ада, запив противный привкус крови водой, как вдруг Шадис громогласно выкрикнул: – Рутс, чего расселась? Думаешь, так легко отделаешься? Дуй сюда быстро! В недоумении я выполнила приказ, перекинувшись взглядом с Бертой, и оказалась в центре поля рядом с Кирштайном, который деловито засучивал рукава. – Рукопашная схватка до падения. Два раунда. Вперед! – не успела я опомниться, как Шадис шагнул в сторону, а мой ушибленный сегодня подбородок встретился с кулаком Жана. Я вскрикнула и инстинктивно попятилась, хватаясь за лицо. На глазах моментально выступили слезы. В чем я была действительно плоха, так это в ближнем бою. Микаса, конечно, старалась сделать из меня хоть сколько-нибудь достойного бойца, однако пока все выглядело безнадежно. Хотя я перестала бояться кулаков и возможной боли благодаря ей. Кирштайн встал в новую стойку, самодовольно ухмыльнувшись. – Утри сопли, Рутс, – бесновался инструктор, – а то смотреть тошно на твои детские потуги. Выпрямившись, я тоже встала в позу. От очередного удара я увернулась, и мы с Жаном поменялись сторонами. Я довольно долго собиралась с духом, потому что мне всегда сложно было нанести удар первой. Когда я это все-таки сделала, мою руку тут же захватили и прижали к спине под неестественным углом. Я изо всех сил сдерживала болезненный стон, прикусив разбитую губу, морщилась, чувствуя, как мое лицо наливается кровью. Жан легко опрокинул меня, сбив с ног. Я несколько секунд отлеживалась в пыли, пуская слюни на землю. Со стороны скамей послышались смешки и улюлюканья. Везде есть задиры. Я давно привыкла, что здоровенные парни и бабы, старше на пару лет, считали своим долгом унизить меня еще больше, чем успели до них. Я резко встала, перед глазами сразу же запрыгали рябящие точки, и меня повело в сторону. – Боже, Рутс, это настолько убого, что мне даже жаль держать Кирштайна здесь еще один раунд. Что ж, каждую неделю я старательно давила в себе обиду перед целой толпой только по вине Шадиса. Когда он отчитывал меня в групповых тренировках, было все равно. Сейчас же он превзошел сам себя. Похоже, он решил, что сегодня мой день рождения, и наградил порцией повышенного внимания. Посмотрев на Жана, я заметила подобие сожаления на его едва вспотевшем лице. Еще чего не хватало. Я нетвердо встала на прежнее место и подняла руки перед собой, готовясь к новому раунду. Когда я принимала решение больше года назад, я знала, на что шла, по крайней мере, приблизительно, и распускать нюни сейчас было бы преступлением. Пара не слишком сильных ударов снова отправили меня на землю. На этот раз я распласталась на спине, наморщив горевшее от перенапряжения лицо. На краткое мгновение я оказалась один на один с небом, которое по утрам всегда было голубее и ярче, чем обычно. Вообще, утро самое красивое время суток. Утром все вокруг преображается после ночи, приобретает краски и мягкие очертания, а ты получаешь надежду на что-то. Утро – это маленькое возрождение из пепла. Когда оглушение решающим ударом Жана спало и сознание вернулось на шумную тренировочную площадку, надо мной, закрыв светло-голубое полотно, появилась лысая голова Шадиса. – Рутс, – угрожающе начал он, – пролежишь здесь еще пять секунд и будешь дежурить на кухне до конца недели. Вместе с Йегером, – инструктор вскинулся и заорал в сторону скамеек, где, предположительно, сидел Эрен. – Я помню то живописное пятно, что оставила твоя каша вчера на потолке, о Гроза Всех Титанов. Кадеты снова заржали. Конечно, всем нравится смотреть, как другие обзаводятся проблемами. Ничего, у того, что я сегодня открываю парад мучений, есть свои плюсы. Я однозначно буду смеяться последней. Шадис, похоже, забыл обо мне, и кто-то, взяв меня за руки, помог подняться. На лице Жана, спасшего сейчас меня от нарядов в столовой, отражалась смесь самодовольства и скуки. Мы с ним никогда и никак не общались. Ему проще было заводить врагов, чем друзей, но со мной у него ни то, ни другое не получилось. Я никогда не вступала с ним в склоки, которые он очень любил затевать. Возможно, потому, что я не считала его мировоззрение чем-то гадким и неправильным. Я сама недалеко ушла от него. Вот уже почти год я не сталкивалась ни с чем из того ужасного, что оставила в Тросте, в прошлом. Даже кошмар о Шиганшине стал сниться гораздо реже. И, наверное, осознание того факта, что я действительно смогла сделать свою жизнь чуть лучше, придавало мне сил и помогало выживать в тяжелых условиях армии. Мы разошлись, не сказав друг другу ни слова. Плюс того, что я никогда не осуждала Кирштайна, был в покое. Да, Жан не делал меня объектом своего особого внимания. И это была весьма выгодная сделка, на мой взгляд. У меня были трудности с товарищами по оружию, хотя я старалась не встревать ни в какие драки и споры, не сыпать остротами и вообще не выделяться. Однако дело было в Берте. Она походила на солдата еще меньше, чем я. Одного со мной роста, но более тощая, с нелепой, благодаря мне, стрижкой, в очках (которые ей поменяли на специальные, с резинкой, чтобы они не спадали во время маневров в воздухе), но с боевым нравом. Она не шибко хорошо дралась, как и я, зато была шустрее и хитрее. Она могла красноречиво ответить на подколку или сама стать ее инициатором, а потом устроить танцы вокруг оппонента, приведя его в итоге прямиком лицом в стену. Я не могла не восхищаться ей за это. Берта же говорила, что восхищается мной за поразительное терпение. И добавляла, что только такие люди способны ее выдержать. Как Эрена или Жана. Возможно, на этой почве мы и сошлись с Микасой. Она стала для меня учителем в рукопашном бою, а я – хорошей грушей для битья. Но любому терпению приходит конец. Вечером кадеты, измотанные после еженедельной полосы и двойной порции издевок Шадиса, галдели в столовой за ужином, грея ушибленные бока. Я пила отвратный чай, к вкусу которого все давно привыкли, сидя напротив задумавшейся о чем-то Берты. Вдруг в дверях с грохотом появилась Цея, местная громила, ставящая своей целью занять место в десятке лучших и попутно уничтожить пару кадетов. Ей было четырнадцать, и для громилы она была довольно умна. Именно с ней у Берты было проблем больше, чем с кем бы то ни было. Даже у Жана пока хватало совести не поднимать руку на девочку ниже на полголовы и меньше в два раза вне тренировочной площадки. Для меня было правилом не вмешиваться в потасовки Берты, не только потому, что она попросила когда-то, но и потому, что я не считала это необходимым. Все всегда хорошо проходило и без моего участия. Лишний раз не к месту геройствовать не стоило. Хотя меня автоматически записывали в ранг врагов из-за дружбы с Бертой, мне было все равно. Единственное, что они могли предъявить – это глупые шутки. Только и всего. Но в этот раз все изначально пошло не так. Цея, топая сапогами, направилась к нашему столу, пронзая бешеным взглядом в Берту. Та сразу же напряглась – видимо, между ними произошло что-то реально серьезное. – Я, конечно, знала, что ты сволочь, но не до такой степени же! – после этих слов Цеи вся столовая со стабильным интересом начала следить за нами. Берта смело встала, сложив руки на груди. – Я признаю, это я виновата. Мне правда теперь очень жаль. Но ты… – договорить она не успела. Ее чуть не сбил с ног молниеносный удар Цеи, которая была зла как никогда. Никто этого не ожидал – неприязнь неприязнью, а до нанесения тяжких увечий с ходу никогда не доходило. Я подскочила и кинулась на помощь. Лицо Берты заливала кровь – ей разбили нос. Она беспомощно закрывала его ладонями, смотря на меня покрасневшими глазами. Сжав зубы до скрипа, я повернулась к Цее. – Ты что творишь? – сказала я. – Понимаю, конечно, что мозгов в твоей черепной коробке маловато, но это не повод выбивать их из других. Голос звучал непривычно громко. В училище это был первый раз, когда от меня услышали что-то по-настоящему злое. Тело начинало дрожать так, что мне казалось, я теряю над ним контроль. Мои собственные правила поколебала яркая кровь на лице единственного человека, который поддерживал и понимал меня. Я не могла оставить это просто так, особенно когда Берта сама уже не могла ответить. Цея резко схватила меня за грудки, отчего я все-таки взволнованно сглотнула, откинув голову назад. – Закрой пасть, Рутс, и не лезь, пока взрослые тети разговаривают, – брызжа слюной, она грубо оттолкнула меня. Я посмотрела на нее исподлобья и загородила Берту собой, вставая в атакующую позицию. У меня тут же по очереди заболело все, что сегодня пострадало. Однако я была готова заработать новые травмы, но еще больше я была готова эти травмы оставить сопернику. Цея презрительно-нервно ухмыльнулась и принялась разминать руки. – Что, на тренировке тебе отбило память, и ты забыла, как Кирштайн прокатил тебя по песочку? На сей раз я почти не раздумывала перед тем, как ударить, и это сработало. Костяшки пальцев пронзила боль от столкновения с челюстью Цеи, она пошатнулась, но осталась стоять, быстро ориентируясь и закидывая меня градом ударов. Теперь я интересовала ее куда больше, чем Берта. Я чувствовала, что вся столовая наблюдала за нашей дракой, в которой я пользовалась тем, что получалось у меня лучше всего в рукопашном бою – уклонением. Вокруг шевелились кадеты, что-то кричали, но для меня все это смешалось в непонятную массу, оставшуюся на краю сознания. Я пыталась вспомнить, чему учила Микаса. Пока меня задели только раз, но долго я плясать здесь не могла. Наконец, воспользовавшись разницей в росте, я поднырнула под в очередной раз выкинутую вперед руку Цеи и ударила ее в живот. Потом отскочила, крутанувшись на пятках, и взобралась на стол. Я схватила свой поднос и обрушила его на голову Цеи. Она отбросила его при второй моей попытке и с ревом попыталась достать меня, но я, совершенно забывшись и отдавшись захлестнувшей волне гнева, желания причинить боль и азарта, впечатала ей ногой в лицо. Разбитый нос Берты, пораженно стоящей в углу, был отвоеван. Цея отлетела к противоположному ряду столов, ударилась об один из них и упала. Мгновенье – и я была уже там. Несколько раз я еще больше разодрала костяшки правой руки, желая окончательно разбить Цее лицо. Потом я резко остановилась, не встречая сопротивления. И пришла в себя, поняв, что кусаю губы, рычу и безудержно трясусь, будто в горячке. Меня накрыли животные инстинкты, приказывающие биться, пока соперник не испустит дух. И я слишком быстро избавилась от их воздействия, что дезориентировало и напугало меня. Я неловко поднялась и взглянула сверху вниз на поверженную Цею. Она прижимала окровавленные пальцы к лицу и перекатывалась с боку на бок на полу. Я, кажется, сломала ей нос, выбила зуб и оставила немного синяков и ссадин. Для человека, не умеющего драться, это был отличный прогресс. Надеюсь, Микаса мной гордилась. Тут я вспомнила, что в столовой есть еще кто-то, кроме меня. Похоже, не только для Берты исход этого боя стал шоком. Я обвела взглядом помещение и, к своему ужасу, наткнулась на сурового Шадиса, стоящего на входе, откуда открывался потрясающий обзор на поле этого сражения. Я сглотнула, пряча дрожь в руках и коленях, понимая, что сейчас любые его угрозы станут явью. – Патерсон, – вопреки всему, инструктор обратился сначала не ко мне, а к Цее, издавшей непонятный стон, – ты там жива? – Или мне показалось, или ему и вправду понравилось произносить эти слова, потому что на его лице проскочило выражение удовлетворения. Садист. – Три наряда вне очереди, бег завтра с утра до обеда и следующая полоса начинается с тебя. Рутс, – я отдала честь, поскольку, в отличие от Цеи, могла это сделать. – Вторая в полосе через неделю и столовая на сегодня твоя. Йегер, начинаешь с завтрашнего дня, а сегодня – дорогу дамам. Я совсем растерялась. Мое наказание выглядело намного менее страшным, чем наказание Цеи, истекающей кровью по моей вине. Что-то явно не сходилось. Шадис развернулся, чтобы уйти, но передумал и замер в дверном проеме. – Рутс, ты неприлично долго тянула кота за яйца. Сразу бы так, – инструктор кивнул в строну Цеи. Точно садист.