***
Я могла ожидать чего угодно, но не этого. Человек, превращающийся в титана? Да не просто человек, а Эрен Йегер, стремившийся стереть в порошок всех титанов на земле? Это было выше моего понимания. Каждый раз, когда я задумывалась об этом более серьезно, сидя на скамейке за внутренними воротами, мне приходилось прикладывать руку ко лбу, чтобы голова так не гудела. Все члены нашей группы, первой увидевшей появление уже похороненного всеми Эрена, выглядели сейчас примерно как я: как громом пораженные. Отвлекая от размышлений, к нам обратился Конни с закономерным вопросом. – Нам было приказано молчать, – мрачно ответил ему Жан, – но шило в мешке не утаишь. Все равно все скоро узнают. Только вот как теперь быть с этой информацией? Кирштайн, сидевший рядом со мной и пьющий воду, тихо цыкнул. – Чертов Йегер. От него постоянно одни проблемы, – в его голосе звучали только смертельная усталость и недовольство. Дезориентировавшее удивление ушло куда-то на дальний план. Он вновь воспринимал сложившиеся обстоятельства значительно спокойнее меня. – У меня в голове не укладывается, – сказала я приглушенно. – И что теперь со всем этим делать? – Понятия не имею, но это не наша забота, – Жан снова отпил воды из фляги, но неожиданно закашлялся. Мимо пронесли носилки, закрытые запятнанной простыней. Кто-то из спасенных, но безнадежно раненных ушел из жизни, закончив свои мучения. Мы проводили взглядом это жуткое шествие. Кто там, под этим грязным саваном? Возможно, кто-то из нашей предпринявшей вылазку к штабу команды. Или… может, кто-то из моего самого первого отряда… Кто-то, кого я не смогла спасти и теперь никогда не узнаю, как он погиб. Видимо, Кирштайн подумал о чем-то подобном, только возложив вину за эту смерть на свои плечи. Он заметно напрягся и сжался, склонив голову. – Я воспользовался гибелью стольких людей… – в сторону прошептал он, и эти слова, кажется, не предназначались для чьих-либо ушей. Но я их услышала, и стало не по себе. Я нервно поерзала на месте, набирая в грудь воздуха. Что мной двигало, я не знала. Ему было паршиво, мне было паршиво. Он винил себя в малодушии, я – в глупости и трусости. В действительности мне хотелось выговориться, облегчить душу, получить утешение, и, как всегда, я нашла для этого самое благородное прикрытие. – Знаешь, Жан, ты намного лучше меня. Ты решительный и честный. Я же – вообще нет, даже перед собой… – я выпустила воздух, надув щеки, и решилась продолжить. – Я оказалась в армии только потому, что не могла выносить свою жизнь, выдавливавшую из меня все соки каждый день. Я сбежала, оставила больную мать и маленькую сестру на попечении престарелой соседки, чтобы самой не мучиться с ними, не нести в одиночку груз такой семьи и работы, на которой меня ненавидят. Вот только для всех я – герой, пожертвовавший собой ради финансового благополучия родных. Вот так-то. Теперь расплачиваюсь. Я с опозданием осознала, что только что выложила человеку, который был мне, по сути, никем, все, что столько лет тщательно скрывала. Как все просто оказалось. Сразу внутри стало пусто, и эта пустота была одновременно и приятной, и какой-то тяжелой. Но, взвесив все, я согласилась с тем, что Жан – единственный мой знакомый, который по-настоящему мог понять меня в такой ситуации. И не случись с нами битвы за Трост, я не узнала бы этого никогда и так и осталась бы один на один со своей самой большой и позорной тайной. – Поверить только, – знакомо усмехнулся Жан, – у нашей Норы тоже, оказывается, есть маленький скелет в шкафу. Я немного расслабилась и хмыкнула, не удивившись его реакции. Похоже, все-таки удалось отвлечь и подбодрить его. В наступившем молчании, абстрагировавшись от фонового шума толпы, я получила шанс не торопясь перебрать свои мысли. Битва за Трост, которую мы, похоже, проиграли, закончена. В любой момент мог появиться Бронированный титан и окончательно решить нашу судьбу. Эрен жив, но явно превратился в огромную, во всех смыслах этого слова, проблему. Вопрос: что делать дальше? Мы все уже не были кадетами. Выжившие сегодня прошли через настоящий кошмар. А некоторые сделали это и во второй раз… Одно понятно: еще не закончившийся день не оставил от нас прежних ничего. Кто мы теперь? Застрявшие где-то на перепутье неопознанные объекты с вмиг появившимся багажом за душой. С этим надо было как-то жить. А как? Что я там собиралась делать? Идти в Гарнизон и начать наконец зарабатывать настоящие деньги, чтобы содержать семью и иметь достойную причину держаться от нее на расстоянии. Теперь это казалось мне таким далеким. Но я пока не в состоянии была решить данное противоречие. – Военная полиция, значит, – задумчиво произнесла я, невольно вновь обращаясь к своему единственному и самому понимающему собеседнику. – А вот я уже не уверена насчет Гарнизона… Жан мог бы в ответ выдать кучу издевательств, шуток и уколов, и я сама уже придумала парочку сносных, но он был, по-видимому, не настроен разжигать скандалы. Или, быть может, тоже колебался? – Твое дело. Если уж так хочешь пойти по стопам самоубийц, я не буду лезть тебе в душу, у тебя там и так не очень весело, – Кирштайн все же фыркнул, а я спокойно кивнула головой. Еще бы ему возиться со мной, рассуждая на философские темы о смысле жизни. Но не только я, однако, услышала в тоне Жана неприкрытую насмешку. Берта, оказавшаяся рядом после осмотра врача, возмущенно засопела. – Не тебе здесь судить, лошадиная морда! – совершенно не к месту вспыхнула она. Но ни я, ни Жан, скривившийся, словно от гадкого запаха, не успели ничего сказать. Берта пошатнулась, и я еле сумела ее подхватить. Оказалось, что в то время, пока мы с Жаном и компанией смотрели на превращение Йегера, Берте не повезло попасть под руку особо резвого титана, прежде чем перебраться через стену. Ее нога была всерьез повреждена, но, кажется, обошлось без перелома. Непонятно было, как она еще ходила самостоятельно. С руками дела обстояли не лучше. Правое плечо что-то серьезно задело, и сквозь внушительную дырку в коричневой ткани формы проступали устрашающие темно-красные пятна. На другой руке рукав куртки вообще был оторван, а кофта под ней разодрана, как и покрасневшая кожа. На лице порез был до сих пор не обработан, а на подбородке красовалась новая ссадина. – Черт, какой ужас! – я запричитала, скорее усаживая Берту на свое место. – Ты вообще ходила к медикам?! – Угу, они дали мне это и сказали не лезть к ним с «такими мелкими царапинками», – угрюмо пробормотала она, протянув мне моток бинта. – Да тебя же, такое ощущение, по стене несколько раз прокатили, – разозлилась я, но вовремя поняла, что в этом смысла нет. Хорошо, что все конечности на месте. – Ну, примерно так оно и было, – у Берты не получилось прозвучать беззаботно. Жан присвистнул, вызвав ее свирепый взгляд в свою сторону. Я же натянула на лицо маску строгой медсестры и развернула голову Берты к себе, разглядывая распухшие края ее «царапинки». – Сиди смирно, – я осторожно коснулась раны, но Берта все равно дернулась. – Так, это придется зашивать, но я тут не помощник. Но обработать могу. Жан, – я нахмурилась, не отрываясь от пореза, и протянула Кирштайну раскрытую ладонь, – вода еще осталась? А еще лучше – сгоняй за спиртом, будь любезен. – Вода-то есть, и за спиртом я схожу – кто ж от такого откажется, – проговорил он, поднявшись и отдав мне свою флягу, – но у тебя самой все руки изранены, не забудь. Я уже давно перестала замечать осколки, впившиеся в штабе в ладони, поэтому лишь сосредоточенно кивнула на слова Жана. – О, как мило, – протянула Берта ему в спину, из-за чего мне пришлось слегка надавить на ее ссадину. – Эй! – Шутишь – значит, не умрешь, – усмехнулась я краем губ. – А сейчас не мешай работать. Обработка и перевязка ран Берты прошла почти без эксцессов, она все-таки была солдатом и умела терпеть. В свою очередь, у меня одним из немногих предметов в училище, где я получала высокие оценки, было оказание первой помощи. Но вскоре я добралась до ноги. Коленный сустав оказался смещен, что из-за высокого сапога было не сразу заметно. Я осторожно ощупала ногу Берты несколько раз, проверяя свое предположение, а потом подняла взволнованный взгляд на ее бледно-зеленое лицо. – Вывих, – пояснила я, сев на корточки, – надо вправлять. – Берта сразу же напряглась. – Будет больно. Скажи, когда приготовишься. – Чего уж там, – она глубоко вздохнула, – давай. Я как можно быстрее и увереннее вправила сустав. Послышался короткий, болезненный вскрик Берты, которая тут же схватилась за колено, сдавленно кряхтя. Я сделала все, что было в моих силах, и вроде бы достаточно сносно. Осмотрев Берту еще раз, я направилась к солдатам Гарнизона договориться о том, чтобы ее вписали в список раненых. Когда я вернулась с бумажным разрешением, меня встретила какая-то седая маленькая женщина в белом халате. – Я слышала, вы тут развели самодеятельность, кадет, – по-врачебному бесстрастно сказала она мне. – Что ж, весьма недурно. Нам как раз не хватает рук – слишком много раненых. Идемте со мной. Я не собиралась спорить, особенно если действительно могла пригодиться. Отдав Берте ее билет в тыл, я поспешила в портативный госпиталь, расположенный под большим навесом. Насмотревшись на откушенные руки и ноги, лица, превратившиеся в месиво, я вышла из глубины госпиталя немного отдышаться. Я не смела жаловаться, ведь мне повезло гораздо больше, чем им, но все же увиденные за полчаса картины еще долго не оставят мою память в покое. Когда я уже набралась решимости вернуться к раненым, округу сотряс взрыв или что-то подобное, а потом одинокий выстрел пушки. Мимо меня суетливо пробежали люди, стараясь вытянуть шеи посильнее, чтобы заглянуть за крыши зданий. Не успела я и глазом моргнуть, как по приказу сверху была объявлена мобилизация, и я, даже не сумевшая толком смыть кровь раненых бойцов с рук, уже стояла в строю. Я оказалась среди незнакомых лиц, понятия не имея, что мы все будем делать. Неужели у кого-то из командования проскочила полоумная мысль снова закинуть нас в оккупированный Трост? Или нас собрали, чтобы дать отпор Бронированному титану?.. Мы провели в угнетающем неведении около двадцати минут, а потом на стене, среди развевающихся флагов, появились две фигуры. И тут началось что-то невообразимо ненормальное. Дот Пиксис, чье лицо не представлялось возможным различить из-за дальности и яркого закатного солнца, представил нам Эрена в качестве оружия по уничтожению титанов. Едва ли кто-нибудь действительно знал, кто такой Эрен и кто с ним сотворил этот «эксперимент», но уверенные речи командора заставили меня опять засомневаться. Я постоянно не могла принять какое-либо решение, в том числе и о том, какую сторону занять. Не знаю, от большого ума или от большой тупости у меня был такой заскок, но это очень мешало жить. Потому что после томительного ожидания в моем персональном списке самых худших вещей на земле стояли нерешительность и незнание. Вместе эти две штуки производили такой эффект, что, казалось, ты начнешь бегать по потолку, рвать на себе волосы, а потом взорвешься – настолько они давили на разум и изматывали душу. Я лично столкнулась с этой крайней стадией, когда Пиксис объявил о том, что мы можем отбить потерянный сегодня город, с помощью Эрена в форме титана закрыть брешь в стене и одержать первую настоящую победу за целый век. Все это казалось настолько же безумным, насколько и верным. Как я уже говорила, когда дело касается борьбы с титанами, все выглядит как сумасшествие. Однако рискнуть я не спешила, особенно после того, как вокруг меня образовалась группа отчаявшихся людей, которые собрались дезертировать. Сложно, невероятно сложно уговорить себя снова встретиться с титанами и их огромными, зубастыми пастями, готовыми проглотить тебя как нечего делать. Я сжала забинтованные кулаки, порываясь заткнуть уши: я хотела принять самостоятельное, не продиктованное гулом напуганной толпы решение. Я могла безнаказанно уйти прямо сейчас. Я бы встретилась с мамой и Мэри. Но как бы это кому-либо из нас помогло? Что если я не решусь и будущее человечества перечеркнет отсутствие только одного человека – меня? Бред, но, отправившись в тыл, я опять столкнусь с пробирающим до костей ожиданием, неизвестностью и, вероятнее всего, виной, потому что я знала: многие из моих товарищей пойдут и погибнут за ту цель, что ставил перед нами Пиксис. Я мало думала о том, получится ли у Эрена закрыть дыру – я думала о том, что ждет меня после принятия того или иного решения. И, выбрав путь, который обещал оставить после себя меньше сожалений, я стояла на месте, пока мимо проходили дезертиры, стыдливо скрывавшие лица. Выполняя приказ, я упрямо убеждала себя, что смогу схватиться с титаном и выжить. Смогла пять раз до этого, смогу и в шестой. Жан шел со мной в тот отряд, который был должен стягивать титанов в угол Троста. Я не знала, что было в голове у Кирштайна и что он себе внушал, но он был со мной, и это странным образом прибавляло сил.***
Все шло не по плану. Собирать титанов в углу города становилось все сложнее. Они маленькими группами стали уходить в центр, теряя интерес к скоплению людей, зазывающих их. Это было странно и пугающе. Даже командование начинало нервничать, что говорить о нас, кадетах. Я до последнего не могла понять, почему титаны уходят. Для того чтобы этого не происходило, приходилось спускаться на тросах к ним как можно ближе, и тогда уже безопасность не гарантировалась. Спасать никто бы не рванул – таков был приказ. А идти наперерез приказу избегать стычек с титанами вряд ли кто-то хотел. Поэтому так много людей успело погибнуть в этой, казалось бы, несложной миссии. Вскоре всех висевших на тросах над толпой кровожадных монстров заставили подняться наверх и изложили новый план. Теперь нам нужно было подобраться к титанам вплотную: спуститься на землю и увести их из центра обратно в угол, чтобы они не сожрали Эрена, с которым после его обращения явно что-то случилось. Я была третьей в группе спускающихся. Командиром, слава богу, назначили не меня, а другого кадета, Герберта; еще одним членом отряда стала Саша. Вместе мы прибыли в центр, где было на удивление много титанов. Уклонение от схватки с ними казалось невыполнимой задачей, потому что они постоянно выкидывали такие неожиданные фортели из-за желания поживиться, что я успевала только вскрикивать и неуклюже отпрыгивать в сторону. В этой беготне от титанов, потом за титанами можно было рехнуться: снова и снова звать за собой свою потенциальную смерть, лезть на рожон, привлекать к себе внимание… Явно пахло безумием, но надо было принуждать себя, утирая пот и иногда выступающие в уголках глаз слезы. Когда прозвучал приказ командира группы, что можно отступать за ворота, я еле сдержала крик облегчения. Проследив за тем, как Саша взобралась по стене далеко впереди, а Герберт успешно заманил очередного титана за собой, я побежала по крышам, видя только подпрыгивающую в такт моему шагу темно-серую Розу. Не знаю, что меня дернуло осмотреть окрестности, когда я, никем не замеченная, была почти у цели. Но я это сделала и заметила Жана, стоящего посреди улицы прямо перед десятиметровым титаном. – Жан, отходим скорее! – закричала ему я. Но он не взлетал. Я, сбавив скорость, пробежала еще немного и предательски остановилась. Он так и остался на месте, судорожно осматривая свой привод. Мое сердце кольнула догадка, заставившая клацнуть зубами и свернуть к Кирштайну. Это застало его врасплох, и он, чуть ли не отшатнувшись, взглянул на меня широко распахнутыми глазами. – Что у тебя случилось? – громче, чем требовалось, спросила я, следя краем глаза за приближающимся титаном. – Привод, – выговорил Жан. И тотчас пришел в себя. – А ты что тут забыла?! Отступай на стену, я сам что-нибудь придумаю! Похоже, он еще больше меня не любил получать помощь и чувствовать себя обязанным, но что-либо решить нам не позволил резко прыгнувший вперед и упавший плашмя десятиметровый. Мы едва смогли вовремя отбежать от его протянутых к нам пальцев. Жан кинулся вперед по улице, и я вместе с ним. – И зачем ты притащилась? – отчитывал он, сбивая дыхание. У меня язык не поворачивался сказать «Я же тебя не брошу». Вместо этого я с завидным упорством продолжала бежать с ним бок о бок, по брусчатке. Жан хотел еще что-нибудь мне высказать, пользуясь тем, что мы пока оторвались от того титана, но из-за поворота, перешагивая чей-то сарай, показался второй десятиметровый. Вот это было совсем плохо. И я тут же помчалась к нему навстречу, определенно потеряв последние крупицы разума. – Кирштайн, черт тебя возьми, не стой! – завопила я, залетев титану за спину и увидев, что Жан снова остановился. Что за идиот?! – Ты хотел что-то придумать – вперед! Лишь я закончила свою гневную реплику, как десятиметровый рывком повернул ко мне голову и почти сбил своими длинными волосами. Я чуть самолично не влетела в его раскрывшийся рот, чудом увернувшись и упав на скат ближайшей крыши. Спина тут же отдалась тупой болью, а кусочки черепицы оставили очередные синяки и ссадины. На какой-то миг я зажмурилась, пытаясь подавить боль, но титан не собирался давать мне передышку. Он без остановки щелкал передо мной зубами, и я отбивалась от него клинком, изо всех сил пытаясь отползти. С каждым новым ударом моя рука уставала сильнее обычного и грозила просто выпустить меч в самый ответственный момент. Титан загнал меня аккурат на край крыши, который я не заметила. Ладонь не нашла под собой опору, и я сорвалась, подавившись вскриком и ухватившись за прогнувшийся водосток. – Нора! – послышалось отчаянное восклицание с земли. Почему чертов Жан до сих пор здесь?.. Титан потянулся ко мне. Я замахнулась лезвием, не причинив никакого вреда кисти десятиметрового, кожа на которой оказалась значительно грубее, чем у других титанов. Или, может, я настолько быстро выдохлась. Зато мое оружие благополучно улетело вниз. Да, я его не потеряла, потому что оно было соединено с приводом, но теперь мне нечем было сражаться, а вторая рука начала соскальзывать с водостока, пульсируя от жгучего напряжения. Когда титан размахнулся, чтобы размазать меня по кирпичам здания, я разжала онемевшие пальцы и в свободном падении выпустила один трос и поток газа, стараясь смягчить посадку. Это кое-как удалось. Я подобрала выпавший клинок, приходя в чувство, прогоняя гул в голове и нестерпимую дрожь в ногах. Ко мне тут же подскочил Жан, схватил за руку и поволок куда-то. Мы забежали в чей-то дом, где мебель была опрокинута в панической спешке. Кирштайн толкнул меня в спину, и я упала на пол под окном. Жан повалился рядом, оглушительно звякнув сломанным УПМ, и прижал ладонь ко лбу. – Почему я один замедляю нас всех?.. – сквозь зубы пробормотал он. Я осторожно выглянула в окно: непробиваемый титан, так настойчиво пытавшийся меня убить, прошел мимо, не учуяв нас. Но это, как показывала практика, было ненадолго. – Что со вторым? – в горле пересохло, и получился не вопрос, а невнятное сипение. – Марко его увел. Я кивнула. Марко, как всегда, железно оправдывал доверие к себе. Жан тоже глянул в окно – на улице пока все было чисто. Он отвернулся, лихорадочно сверкнув глазами. – Что будем делать? – едва шевеля губами, спросила я. – Конкретно ты все еще можешь уйти, – припечатал Жан. Я недоуменно на него посмотрела. – Что с тобой не так, Кирштайн? Ты на грани смерти и еще выговариваешь мне за то, что я пытаюсь помочь тебе? Он только молча отвел взгляд, соображая что-то и постоянно высматривая обстановку на улице. – Я могу… – начала я, боясь оформить до конца свою мысль, но меня перебили неопределенным взмахом руки. – Я сниму привод с трупа, – произнес Жан отстраненно, и я приметила на его сбритых висках крупные, блестящие капли пота. Что ж, мертвому действительно все равно. Мы, пригибаясь, выбрались из дома. Жан тут же очертя голову бросился к придавленному камнем погибшему кадету и принялся неистово сдергивать с него УПМ. Я же вертелась на месте, приготовив клинки и следя за периметром. – Ну что там у тебя? – спустя несколько секунд шикнула я. Мне не ответили, но я и так уже не ждала каких-либо разъяснений, потому что нагрянул титан. Кажется, тот же самый. Я застыла, не желая снова вступать с ним в схватку, которую я с еще большей, чем обычно, вероятностью проиграю. – Жан! – Давай же, – донеслось до меня, – отдай привод, придурок! Он все равно тебе больше не нужен!.. Я попятилась, нервно наблюдая за шагающим на меня десятиметровым. Порой казалось, что не все титаны тупые как пробки, потому что этот, будто бы зная, что мы никуда не денемся, шел нарочито медленно, все сильнее растягивая губы в улыбке, показывая свои желтые зубы, на которых отчетливо виднелась свежая кровь. Он словно запугивал сильнее, давал время на основательное врастание жертвы в землю. Жан за моей спиной разбирался с приводом и постоянно чертыхался. Хорошо, что нас в училище обучали на время надевать УПМ, а то это бы точно заняло минут десять. – Готово! – проорал Кирштайн мне в ухо, и мы, задыхаясь, синхронно побежали прочь. Ощутив, как чувство долга перед Жаном, приказавшее кинуться ему на выручку, немного притупилось, я взлетела и широкими маневрами двинулась к стене. Я миновала два дома и оглянулась, чтобы проверить, как там Жан. И увидела, что он неловко развалился на брусчатке, словно только что упал с высоты. По спине и рукам забегали мурашки, а волосы на затылке зашевелились. Я поняла, что Кирштайн уже не спасется. – Жан! – пронзительно воскликнув, я бросилась к нему, расходуя газ на полную, но была слишком далеко, чтобы спасти от окруживших со всех сторон тварей. Встречный поток воздуха высушивал не успевающие собираться слезы. Нет, ну почему? Почему меня снова и снова бросают в одни и те же кошмарные ситуации, вынуждая переживать их и с новой силой ненавидеть себя? Почему я не могу защитить именно Жана, который столько для меня сделал, дважды невероятнейшим образом спас мне жизнь? Я должна была отплатить ему, но я не могла. Какое же это паршивое чувство. Беспомощность. Вдруг на титана, что нагнулся к ползущему назад Кирштайну, спикировал, бешено закрутившись, Конни и в пару ударов уничтожил угрозу, которую в свое время не смогла одолеть я. Еще одного, хотевшего поймать Жана прямо ртом, уложила Энни, да так легко, что было невозможно сразу поверить, что ее враг действительно повержен. Кирштайн летел в мою сторону, постоянно виляя и теряя высоту – его новый привод, очевидно, был не лучше старого. На пути появился внеочередной титан. Этого, собрав силы в кулак, взяла на себя я, всеми фибрами души желая сделать хоть что-то. Ко мне подоспел Марко, нырнул вниз, разрезал мышцы на ногах титана. Тот свалился на четвереньки, и я, выжимая газ до предела, приземлилась на его поясницу, потом помчалась к шее и со всего маху вырезала обоими мечами его уязвимое место, не давая и шанса снова встать на ноги. Вылетев из облака пара, я в третий раз за это время направилась к стене. И вскоре я на ней все-таки оказалась, в компании уже прибывших туда Конни, Марко, Энни и Жана. Последний лежал, закрыв глаза, и силился привести дыхание в порядок. – Вы, ребята, вообще без башки! – в своей обычной манере заявил он. – Без башки тут ты! – вторил ему Марко, однако довольно дружелюбно. Конни помог Кирштайну встать, и тот сразу же несколько раз проговорил, что в порядке, и отряхнул свою безнадежно грязную куртку. Да где бы он был, если б не его отряд? А где бы была я?.. Наверное, в каком-нибудь углу, в который раз плача о том, что я не смогла спасти человека. Очень важного человека. Ладони самопроизвольно превратились в кулаки, и я опустила голову. – Ну а ты, – Жан ожидаемо обратился ко мне, – что опять устроила? Помочь она, видите ли, хотела! Чуть сама коньки не отбросила. Кто тебя просил? «Что ты хочешь от меня, Кирштайн? Чтобы я сказала, что я не люблю быть в долгу, но совершенно не умею его отдавать?!» – хотела бы сказать я, но Жан резко посмотрел куда-то вниз, на улицы Троста, где, будто бы новые горожане, бродили титаны. – Но, – почти нехотя продолжил он, – спасибо. За поддержку и помощь. Я, вскинув голову в изумлении, поймала его мимолетный взгляд, обращенный мне, и увидела в нем облегчение и теплоту благодарности. Что ж, возможно, я и не зря предприняла эту попытку.