Это новый день

Стреляющая боль захватила голову раньше каких-либо мыслей, стоило мне только продрать глаза. В них тут же иглами вонзился белый утренний свет. Радоваться тому, что меня не посещают воспоминания о вчерашнем, долго не пришлось. На пару с болью трещащую по швам голову оккупировали смазанные выборочные картины. Ну что я за жалкая дура? Такое ощущение, что я порчу все, к чему приближаюсь. Я покаталась по кровати, стараясь прогнать образы из-под век, но вызвала только приступ тошноты и сдавленно простонала в подушку. Вокруг уже собирались на завтрак одетые с иголочки соседки, а у меня мысль о еде вызывала только желание запереться в ванной на полдня. Что я и поспешила воплотить в жизнь. Струи холодного душа били по коже, смывая даже обрывки не успевающих формироваться мыслей. Я вся дрожала, стучала зубами и через раз хватала окоченевшими губами воздух, но была не в состоянии сдвинуться с места. Дверь в ванную комнату распахнулась, и слишком ледяной поток воздуха чуть не сбил меня с ног. Я обернулась через плечо, смотря на яркий прямоугольник дверного проема, где кто-то стоял. – А я понадеялась, что ты утонула. Не соизволишь ли ты пошевеливаться? – вместо приветствия сказала Фрэн и удалилась с ударившим по ушам хлопком двери. Я набралась сил выключить воду, вытереться и одеться в форму, которую мне любезно бросили на пол у входа. Когда я, все еще подрагивая, вернулась в комнату, там обнаружилась только Берта, которой мне абсолютно не хотелось что-либо объяснять и рассказывать, а, зная ее, мне осталось совсем недолго ждать какого-нибудь комментария в свой адрес. Наверняка я сейчас выглядела не лучше мочалки, на которой станцевал табун лошадей. На прикроватной тумбочке, призывно перетягивая на себя внимание, стоял кувшин, к моему огромному счастью, наполненный чистой водой. Я осушила почти все, чтобы хоть немного утолить небывалую жажду. Зато теперь, когда вода прошлась по всему моему телу, я ощутила какой-никакой прилив бодрости. – Боюсь спросить, что ты делала вчера, – саркастично дала о себе знать Берта, демонстративно неспешно застилая кровать. Я присела на свою смятую постель. Звонкий голос Рихтер оказался для меня сейчас сродни камню, царапающему стекло. Я поморщилась и потерла виски. – Тебе-то что? – буркнула я. – Мне-то абсолютно ничего, – хмыкнула Берта язвительно, – но если ты не забыла, то мы не в гостях у короля, а на службе, и тут нельзя вести себя… так! Меня сейчас настолько все раздражало, что подобный праведный выпад заставил вмиг вскочить на ноги и даже проигнорировать помутнение зрения. – Ох, прости, не думала, что нужно спрашивать твое мнение! Берта отбросила одеяло и повернулась ко мне, плотно сжав губы и сведя брови к переносице. Ее очки, на долю секунду ослепив меня, сверкнули в свете восходящего солнца. – Да что с тобой творится? Ведешь себя как последняя сволочь! – Это я, по-твоему, сволочь? – я задохнулась от возмущения. – Ты напрочь забыла обо мне на чертову неделю, оставила меня наедине со всем этим бредом, и после этого сволочь – я. Конечно. Кто же еще?! – А почему я должна угадывать, что у тебя в башке происходит, и бегать за тобой вместо подготовки к вылазке, которая будет, чтоб ты знала, через десять дней? Я вообще-то не планирую пойти на корм титанам! – Я заметила. Так не планируешь, что, наверно, родную бабушку продашь за еще один никчемный день на этой земле! Я подумала, что она сейчас ударит меня, настолько у нее был рассвирепевший вид. Сознание совсем слабо трогали мысли из серии «Прекрати так себя вести немедленно». Просто не надо было меня доводить. – Представляешь, не только у тебя одной есть проблемы! – Берта со злым осуждением надвигалась на меня. – Всем тяжело и страшно, но нужно переступать через это, потому что теперь мы здесь и это наша обязанность. Мы через многое прошли. Мы солдаты. Ты солдат, твою мать! – ее голос сорвался. – Вот именно, – я всплеснула руками: проповедей мне еще тут не хватало, – мы пережили настоящий ад! И я хочу поскорее об этом забыть. Я перевела дыхание. Столько разговоров и криков для моего состояния было чересчур, и я боялась, ощущая, как вспотел лоб, что меня вырвет. К тому же в душе творилось что-то невообразимое, терпеть подобное становилось все труднее. А на Берту я даже смотреть не могла, настолько она меня бесила. Ярость и тошнота сплетались в один густой, колючий, отвратительный ком в груди. Берта стояла напротив и смотрела на меня исподлобья. Когда она заговорила сквозь зубы, я ощутила жутковатый холодок, разлившийся по спине, рукам, забравшийся под кожу и сковавший сердце: Берта разговаривала так с теми, кого ненавидела. – Тогда уж забывай обо всем. Вперед! Забудь о погибших, о десятках наших товарищей, убитых титанами. О Марко, о Франце, о Мине. Давай, втопчи в грязь воспоминания о них. И о подвигах, и о самопожертвованиях, и о нашей невероятной победе. К чему это тебе, верно? Ведь тут только ты у нас пострадавшая, только тебе не повезло. Лучше бы она меня ударила. Шквал воспоминаний вырвал землю из-под ног и шибанул с размаху в солнечное сплетение, выбив дух и сбросив в глубокую яму. На лице резко высохла испарина. Я осела на кровать и подняла взгляд на Берту. Я не видела ее лица. Точнее, я видела, но оно было совсем другое, словно изменившееся в момент: серьезное, даже суровое, какое-то постаревшее, с этим длинным, стянувшим кожу на щеке шрамом, о котором я словно забыла, хотя он всегда был на виду. Это было очередное напоминание о бойне в Тросте, от чего я упорно и трусливо пряталась. – Ну, все еще есть сомнения в том, кто из нас сволочь? – добила меня Берта. Она шумно втягивала в себя воздух, и я готовилась к очередной порции ругани. Это было бы заслуженно. Я ни разу, ни разу, не вспомнила о людях, с которыми чуть больше недели назад делила странную выпивку на выпускном. Сейчас казалось, что это было ужасно давно и с кем-то другим: то, что произошло между выпускным и сегодняшним днем, было перебором для одной человеческой жизни. Но все это было в действительности. Все это превратилось в историю, и разве можно ее забыть, проигнорировать, выбросить в окно? Я спрятала лицо в ладонях. Какая я дура. Сволочь, иначе и не скажешь. Мой отряд. Ганс, Лиза, Филипп, Пирс. Погибшие из-за меня и забытые мной же. Разве заслужили они так бесславно погибнуть и кануть в небытие? Кто будет помнить о них, если не те, кто смог выжить? А как же Марко?.. Меня сковало выстрелившим в голове воспоминанием. «Они такие милые в своей наивности, правда?» «Кто?» «Лучшие друзья». Боже. На миг мне показалось, что все, что испытывал в тот момент Жан, передалось мне сквозь время и расстояние и попыталось придушить. Чувство вины перед ним, перед Бертой, перед Марко и перед всеми погибшими нещадно обрушилось на меня. Единственную вещь, что я могла для них сделать – помнить, – я не сделала. Все это время я занималась какой-то ерундой, а людей, которые должны были прожить еще не один год, не было. Просто не было. Каждый день мы становились дальше от них. И я даже не замечала этого. Я способствовала этому. Кто-то осторожно сел рядом, матрас прогнулся под чьим-то весом. Рука, нерешительно коснувшаяся моего плеча и тут же дернувшаяся назад, заставила зрение проясниться. Я все еще была в залитой светом спальне. «Кто?» «Лучшие друзья». – Прости меня, – внезапно сказала Берта упавшим голосом. – Прости, я не хотела тебя оскорблять. Просто… – Она запнулась. Мы просидели молча какое-то время. Солнечный свет падал на пол вытянутыми желтыми прямоугольниками, я смотрела на них, сжимая пальцы до хруста. Лучшие друзья и правда чересчур наивны по отношению к нам, и мы в конечном итоге оказываемся просто их не достойны. Когда пошла незнамо какая по счету минута нашего гробового молчания и бездействия, в мой разум пробилось осознание того, что я сейчас банально жалею себя, поранив белые рученьки об острую правду. А Берта сидела со мной, на прежнем месте. Я строила из себя обиженную и убитую горем от собственной убогости, а она извинялась. Извинялась, черт побери. Передо мной! Я взглянула на нее, и ребра сдавил стыд. Я осознала, что жизненное кредо Берты, которое неожиданно для меня сейчас выскочило наружу и врезало в нос, было намного лучше и правильнее всех моих вместе взятых. Чем дольше я думала об этом, тем больше понимала, что по-другому и быть не могло. Под моим непонятным взглядом Берта, казалось, смутилась. Если она сейчас чувствовала себя в чем-нибудь виноватой, то я готова была застрелиться. – Как так? – после долгого молчания мой голос сел. – Берта, я… Черт. – Я ненавидела себя за то, что не могла подобрать нужные слова. – Просто не смей извиняться. Я тут одна должна… это делать. Несмотря на отчаянную ситуацию, для меня было крайне сложно выдавить из себя такие значимые слова. И за это я ненавидела себя еще сильнее. Берта на мои жалкие потуги несколько раз моргнула, замерев. Ее короткие волосы мягко блестели на солнце, напоминая о той решительной девочке, в которой я нашла друга три года назад – вот так же сидя на кровати. – Порядок, – улыбнулась она искренне, так, что засветилась ярче звезды. Потом хлопнула себя по бедрам – жест, выдающий нервозность от завершения чего-то важного и ответственного. – Ну, ладно, нам уже давно пора быть на завтраке… – Постой, – перебила я. – Дай я хотя бы обниму тебя. Самым ярким чувством в этих объятьях стало облегчение. Как много проблем сразу исчезает, когда друг оказывается действительно рядом. Я давно это знала, но поняла только теперь. А с чего я, спрашивается, взяла, что с Бертой не так же, что ей не нужна моя поддержка, что ей легко с этими вечными тренировками? Ведь давно известно, что если ты не видишь чего-то, то не значит, что этого нет. А я потеряла семь дней на старательное самокопание и жалость к себе. – Извини, пожалуйста, – промямлила я, надеясь всей душой, что Берта меня услышала. Я была готова расплакаться. Я слишком много плачу в последнее время. Но это, пожалуй, был один из тех случаев, когда за слезы было бы не стыдно. Мне до благородства Берты было очень далеко, но я радовалась оттого, что она такая вообще есть и вселяет в меня надежду. Я словно глотнула свежего, чистого воздуха, взобравшись на гору, откуда открылся фантастический пейзаж на яркое небо в легких облаках и на море, которое никто никогда не видел, но знал наверняка, что оно большое и синее, как небо, которого можно коснуться. – Идем, – Берта отстранила меня от себя, – у нас сегодня куча дел. Это «у нас» приятно согрело душу, и я словно окончательно вынырнула из грязного болота. Я думала, что почувствую вселенский стыд, едва выйдя за дверь в трезвом уме, но появилось только слабое шевеление в районе груди, которое легко получилось задавить. Со мной была прежняя Берта, старающаяся вернуть прежнюю меня, и все мои минутные слабости оказывались за бортом. Я была с поразительной легкостью готова двигаться вперед, потому что меня вела она. Мы благополучно пропустили завтрак, но мой желудок совсем не возражал, и направились на начинающуюся сейчас тренировку по пространственному маневрированию. Я с непонятным восторгом осознавала, что с каждым новым шагом мне не хочется спрятаться, забыться или поразмышлять на тему безрадостности и бесперспективности жизни. Мы вышли на площадку перед лесом, покрытую сверкающей на солнце травой. У его подножья стояли капитан Леви в скучающей позе и капитан Несс со своим помощником. Перед ними собрались остальные новички, среди которых мы и затерялись. – Так, ребята, – веселым голосом начал Несс, – сегодня мы ненадолго отправим вас в свободный полет. Поманеврируйте по лесу, где-то рядом, а мы понаблюдаем. Мы хотим оценить ваши навыки. Ничего страшного, правда? А капитан Леви снова любезно согласился составить нам компанию. Даже со своего места я увидела, как Леви закатил глаза. Его бдение за нами выглядело как наказание, ведь у него наверняка было полно других дел. Я только сейчас задумалась: к чему Леви, сильнейшему воину человечества, вечно следить за нашими успехами? Но из размышлений непривычного для меня, прожившей неделю в трансе, характера вытянула Берта, которая, как всегда, уверенно направилась к высоким раскидистым деревьям, потащив меня за собой. Стоило мне только взлететь и выпустить тросы, как тут же вернулось похмельное состояние: голова пошла кругом, а пальцы предательски задергались. Я тяжело приземлилась на траву и разочарованно оглядела пульты в своих руках. Берта деловито проверяла свой привод, явно готовясь ставить новые рекорды в пространственном маневрировании. – Так, друг мой, – сказала она, – сейчас я тебе покажу один головокружительный прием… Горло сжала тошнота. Восприимчивость к словам до сих пор никуда не делась, что обещало осложнить мне жизнь на сегодня. – Я не в том состоянии, – покачала я головой. Берта насмешливо стрельнула в мою сторону глазами, поправляя ремни. – Как будто титанов или, тем более, капитана Леви это интересует, – заявила она. – Давай за мной. Она взмыла вверх, обдав меня потоком воздуха, и скрылась за деревьями. – Эй! – крикнула я в ярко-зеленые кроны. Мне оставалось только последовать за ней. Услышав объявление о перерыве, я, тяжело дыша, повалилась на траву во дворе штаба. Мышцы приятно ныли, я возвращалась в форму и весь утренний дискомфорт под натиском поглощающей работы отошел куда-то далеко, туда, где я не могла различить даже его очертания. Надо мной раскинулся купол неба. Сейчас он казался как никогда далеким, но я не ощущала грусти по этому поводу. Наоборот. Мне нравилось, что он так высоко – дышалось легче и свободнее. Маленькие кусочки облаков быстро проносились, подгоняемые ветром, и меняли свои формы. Мои щеки и шею щекотали травинки, а нос трогал едва уловимый запах свежести. В голове образовалась светлая пустота, которая не шла ни в какое сравнение с той болезненной и давящей пустотой, что я испытывала еще вчера. Я словно вновь оказалась в беззаботном кадетстве, когда я совершенно не задумывалась о том, что готовит завтрашний день. И это было именно то, чего недоставало всю эту бесконечно долгую неделю. Надо было ощутить хотя бы малую часть прежней жизни. Ощутить, запомнить и не отпускать. И помогала мне в этом не кто иная, как Берта. Она лежала рядом со мной, я слышала ее легкое дыхание и незатейливые рассуждения о том, на что похожи облака. Я со вздохом села, обхватив руками колени, а Берта привстала на локтях. Я хотела сказать, как я благодарна ей за то, что она вывела меня из того гнетущего состояния. Какая-то часть меня понимала, что обстоятельства не изменились и угроза никуда не пропала, но почему-то уже не было страшно ловить подобные мысли. От них сердце больше не уходило в пятки, а дыхание не сбивалось безнадежно. Всего лишь один человек оказался способен сделать все гораздо менее пугающим одним своим присутствием рядом. И это было не просто ощущение физического присутствия, это была уверенность в том, что со мной взаправду еще есть кто-то. Я не успела ничего сказать, Берта кивнула за мое плечо с кривоватой ухмылкой, и я оглянулась. Ах да. В нескольких метрах от нас, под одиноким деревом, сидел Жан, скрестив ноги, и общался с Конни и Сашей. Ничто не выдавало его ночного времяпрепровождения – возможно, только чуть бледное лицо. А вот я вспомнила и это чертово вино, и его рассуждения на грани срыва, и мой глупый пьяный маневр в его сторону, который сейчас вызывал жгучую неловкость. – Кирштайн, похоже, развлекает своих подружек, – хмыкнула Берта нарочито громко. – А что, ты тоже хочешь, чтобы я тебя развлек, Рихтер? – отозвался Жан, не заставив себя долго ждать. Этот обмен остротами напомнил кадетский корпус, а налетевший ветер, зашевеливший листья и мои волосы, заиграл солнечными бликами – теплота разлилась у меня внутри, и губы тронула улыбка. – Вот Нора не против, правда? Я под фырканье Берты взглянула на Кирштайна из-под челки и заметила, как он странно мне ухмыляется. Что же творится у него в голове? Я имела возможность узнать, что вряд ли это что-то жизнеутверждающее. Я пристально смотрела в его глаза и явно заставила Жана попотеть в попытке сохранить ту же хулиганскую ухмылку. – Отставить, – добродушно приказал появившийся Несс, – вы пока на службе, не забывайте. А сейчас встаем, идем в оружейную, ставим мишени и начинаем работать. Это была первая тренировка по стрельбе за все время, что я здесь провела. Меня захватило какое-то азартное предвкушение, и я очень порадовалась, что могу взять в руки ружье в достаточно уравновешенном состоянии. Я ощутила прилив сотрясающих тело сил, понимая, что вот оно – то, что я действительно умею. Я переходила от одной мишени к другой, почти не целясь, потому что была уверена в том, куда летят мои пули. Дойдя до последнего снаряда и оставив в центре круга дыру, я уперла приклад в землю и посмотрела на своих командиров. Леви в лице совсем не изменился, но то, что он не проронил ни слова, говорило о многом. Несс присвистнул, помечая что-то в своих бумагах, а меня распирала детская, нелепая радость. Я вовремя поняла, что не стоит светить своей самодовольной улыбкой, потому что всегда может что-то случиться. Следующим по очереди был Жан, для которого выстрел из ружья был словно продолжением выдоха. Я завороженно наблюдала, чуть рот не раскрыв. Посмотреть тут было на что… Получив высшие оценки за скорость исполнения, Жан, закинув оружие на плечо, вразвалочку подошел ко мне, стоящей в стороне с другими отстрелявшимися. Встал рядом, и я, неуютно поведя плечами, каждой порой почувствовала его цепкий взгляд, который пытался залезть мне в голову. Как попыталась это сделать я некоторое время назад.

***

Физически я чувствовала себя разительно лучше, чем вчера, когда проснулась после своей веселой попойки. Мозг даже оказался способен усваивать теоретическую информацию. Но я все равно иногда проваливалась куда-то и раздражалась из-за отсутствия концентрации. Мы сидели за столами, как в кадетском училище, и старались вникнуть в устройство строя, придуманного самим Эрвином Смитом. Вместе с тем нам объясняли наши позиции на неотвратимо приближающейся вылазке. Я предпочитала пока не думать о том, что ждет меня за стенами. И, кстати, отгонять непрошеные мысли сейчас было гораздо проще, потому что мне было, на что отвлечься. Берта все время была поблизости, что очень выручало. Планы на ближайшее не очень радужное будущее оставались бесформенными и далекими. 56-ая вылазка должна была пройти в урезанном составе – с нами точно не отправлялись Эрен и спецотряд – и имела целью «прощупывание почвы» перед чем-то грандиозным, что таил в себе следующий выход за стены. Я узнала, что записана в группу с Жаном. Мы оказались на правом фланге вместе с более опытными солдатами. Берту же закинули на левый фланг, но я всматривалась в схему строя и зазубривала свою и ее позиции наизусть. Если что-то случится, мы сможем найти друг друга. Шел второй день моего наказания в конюшне. Я чистила стойла, меняла воду и сено – в общем, делала самую неприятную работу, касающуюся лошадей. И, хоть меня и воротило от стойкого запаха лошадиной жизнедеятельности, я не унывала, потому что была не одна. Как в старые добрые времена мне помогала Берта. Вечер опустился на штаб, запустив оранжевые лучи закатного солнца, в которых клубились мелкие пылинки, в окна конюшни. Сено сверкало, лошадиные гривы переливались, я чувствовала тепло, пытающееся добраться до меня, и совсем не хотелось работать. Я наслаждалась тем непродолжительным временем, когда знаешь, что завтра точно наступит. – Ты ведь не хочешь переложить всю работу на меня? – весело спросила Берта, орудуя граблями в одном из стойл. Я демонстративно уткнулась подбородком в древко своих грабель и томно посмотрела в золотой прямоугольник окна. Потом перевела взгляд на Берту, улыбнувшись своей самой милой улыбочкой. – Ну ты же не против? А я пока схожу свежим воздухом подышу. – Тут Эдна наложила огромную кучу, которой я найду применение, если только попробуешь двинуться в сторону, – невинно шаркнула сапогом она. Я прыснула. Осадок от нашего глупого недопонимания давно растворился в свете солнца. Пришедший проверить нас офицер был весьма удивлен, увидев, с каким приподнятым настроением мы выгребаем лошадиные экскременты. Когда мое задание на сегодня было выполнено, мы выбежали на улицу, полной грудью вдыхая запахи вечерней природы: аромат травы, на которой уже выступала роса, терпкий запах хвои, совсем невесомое благоухание цветов, приносимое ветром с луга. Думать ни о чем не хотелось, идти никуда не хотелось. – Знаешь, – задумчиво проговорила Берта, – тебе стоит почаще зарабатывать отработки. После них свобода сильнее чувствуется. – Она ткнула меня локтем в бок. – Ну, и зови меня в следующий раз, когда задумаешь нарушить устав. Я беззвучно хмыкнула. Берта все еще оставалась в неведении о моих ночных похождениях на дежурстве, но догадывалась, что без горячительных напитков не обошлось, на что она часто иронично намекала. – Всенепременно, – как-то вяло отозвалась я и сразу же поспешила исправиться, взмахнув нашим спецоборудыванием: – Я пойду нанесу визит в логово швабр и вернусь. – Заметано. Я буду на поле. Осталась пара приемов, которые надо бы отточить. Я кивнула и направилась к замку. Сегодняшние тренировки прошли очень продуктивно для нас обеих. Мы договорились с Бертой вместе в свободное время готовиться к вылазке, нам обещал иногда помогать один лейтенант и показывать новые маневры. Я не думала наперед, как мои приобретенные навыки могут пригодиться, я просто хотела чем-то заняться. И дополнительные тренировки теперь не казались таким уж плохим времяпрепровождением. Апатия испарилась, стоило Берте только протянуть мне руку, и все вокруг сразу приобрело яркие краски. Я не переставала удивляться такому влиянию на меня. В огромном штабе было пустынно. Все разведчики в это время либо разбредались по комнатам и кабинетам, либо высыпали на улицу. Тоже люди. Мои шаги отражались от однообразных серых стен гулким эхом. Проходя по коридору мимо одной из дверей, я неожиданно услышала приглушенный хлопок, потом что-то похожее на крики и кашель. Я остановилась и нахмурилась, перехватив инструменты в руках поудобнее. Тут дверь распахнулась, и из-за нее кто-то на страшной скорости вывалился, врезавшись в меня. Я растеряла грабли, подавившись воздухом, но меня тотчас схватили за руку и поволокли к выходу. Это оказался Жан, который всерьез был чем-то напуган. – Сейчас рванет! – крикнул он, наверно, на весь штаб. Чего?.. Я только и успевала перебирать ногами, пока Кирштайн тянул меня за собой. Мы быстро оказались на улице, немного отбежали от замка. И ничего не произошло. Глубоко дыша, я вопросительно посмотрела на Жана. Он же напряженно следил за штабом, как будто оттуда должен был с минуты на минуту вылезти титан. Вместо этого из-за массивных дверей показалась улыбающаяся капитан Ханджи, которая махала перед лицом ладонью. Завидев нас с Жаном, она беззаботно рассмеялась и вскинула вверх руку. – Пять баллов за реакцию, Жан. Но этот дымок – полнейшая ерунда. Давай возвращайся. Или ты там сбежать надумал? Капитан с крайне хитрым видом скрылась за дверями штаба. Переглянувшись с ничего не понимающим Жаном, я в голос рассмеялась. – Факир был пьян – фокус не удался? – спросила я. Жан надулся, скрестив руки на груди. – Я тут ни при чем. Это все Ханджи со своими безумными экспериментами. Хорошо, что хоть лезть в пасть Йегеру и считать его зубы не просит, – недовольно пробурчал он, а мне стало еще забавнее. – Что ты ржешь? – Ничего, мой герой, – протянула я, понимая, что больше не чувствую на сердце никакой тяжести, несмотря на то, в результате чего мы с Жаном так знатно получили по шее. – Смотрю, навоз разгребать тебе очень весело, – он усмехнулся, и его глаза сверкнули живым огоньком. – Прости, если ты на что-то рассчитывал, но это место уже занято, – развела я руками с притворным сочувствием. Жан фыркнул, потом посмотрел поверх моей головы, и выражение его лица переменилось как по щелчку пальцев: он стал до невозможности серьезным и каким-то печальным. Я недоуменно проследила за его взглядом. Одинокая фигура Берты в ожидании меня бодро делала разминку на площадке перед лесом. – Вы решили свои проблемы? – спросил Жан и пронзительно взглянул на меня. Так же, как и вчера, словно очень сильно хотел заглянуть мне в душу. – Да, – ответила я односложно, растерявшись под его внимательным взглядом. Мне снова вспомнились наши посиделки с вином, и я потерла плечи ладонями. Он же на все это пошел из-за Марко. А разговоры о лучших друзьях разворошили его и так порядком измотанную душу. Потом я припомнила еще кое-что. «Да ты прям… женская версия Марко». Так сказал мне Жан совсем недавно. Я посмотрела на него с удивлением от своих догадок и искренним сожалением, в который раз задаваясь вопросом, что же творится внутри этого человека. Он больше не смотрел в мою сторону, а его лицо скрыла мрачная тень. – Все правильно, – отозвался он тихо. Помолчал и добавил: – Я пойду, пока на меня еще чего-нибудь не повесили за отлынивание. До встречи. И Жан зашагал к штабу с выправкой настоящего солдата. Я вновь провожала его долгим взглядом, чувствуя, как в сердце все переворачивается. «Жан и Марко были как я и Берта. Люди, необходимые друг другу», – я отчетливо помнила это свое заключение, как и помнила «от» и «до» всю битву за Трост. Во рту появился горький металлический привкус. Я оглянулась на Берту. Она заметила меня и активно замахала рукой, мол, где тебя черти носят. И я потрусила к ней по темнеющей в сумерках траве. На полпути вспомнила о граблях, брошенных в коридоре возле лаборатории Ханджи. Я должна бы убрать их на место, иначе мне влепят очередной выговор. Но я не вернулась за ними и продолжила бежать вперед.