Это новый день

В столовой было шумно, но все же совсем не так, как обычно, и мы с Бертой изо всех сил старались не обращать на это внимания, шутить и громко обсуждать какие-то мелочи. Завтра для меня пока не существовало, и я гордилась собой за каждую минуту, что я не думала о вылазке. К тому же сегодня был слишком важный и долгожданный день: день почты. Я так давно не получала новостей из своей прошлой жизни, от самых близких людей, что, наверно, даже если бы захотела, не смогла бы освободить место в голове для каких-либо других мыслей. – Ну вот, – цокнула языком Берта, когда мы получили свой завтрак, – отвлечься нельзя – уже яблоку негде упасть! Улыбнувшись краем губ, я оглядела столовую. Свободных столов, конечно же, не осталось, да и подсесть было особо не к кому. Это тебе не кадетский корпус, да, тут что ни стол – то капитан какой-нибудь суровый сидит. Вроде Леви. – Пойдем, чего уж там, – вздохнула Берта и ловко прошмыгнула в гущу солдат, которые в среднем были на голову ее выше. Пытаясь не потерять подругу из виду, я то и дело в кого-то врезалась, натыкалась на чьи-то локти и ноги, извинялась и гипнотизировала чашку с чаем, чтобы ничего не расплескать. Когда я выбралась из толпы и сдула упавшую на нос прядь волос, то увидела, что Берта превзошла саму себя: она с кислой миной садилась за стол к не менее кислому Жану, который на полпути прервал разламывание булки хлеба. Я коротко вздохнула, про себя усмехаясь тому, что меня ждет дальше. – Я не сказал, что здесь свободно, – заявил Жан, глядя, как Берта деловито раскладывает на столешнице свои приборы и отпивает чая. – Брось, Кирштайн, ты кого-то ждешь? Все твои подружки вроде уже давно здесь, – не отрываясь от еды, беззаботно ответила Берта, и я, давя свой предательский смешок, поспешила усесться рядом, чтобы у этих двоих был хоть какой-то стоп-сигнал. – Уж точно не тебя, – буркнул Жан, демонстративно откладывая в сторону хлеб. – Даже аппетит пропал. – Да ты не бойся. Мы на твою еду не посягаем, да, Нора? – Вот только меня не втягивайте в свои брачные игры, – я чинно взмахнула рукой и отправила в рот ложку каши. В моей душе разливалось спокойствие. Я не ощущала никаких камней, которые обычно целой горкой лежали на сердце. Я как будто шутила и общалась с хорошими друзьями. Да это на самом деле так и было. Смотря на их не всерьез бурную реакцию на мой выпад, я улыбалась, впервые за долгое время чувствуя себя ребенком, которым, по сути, и являлась. Они продолжили обмениваться колкостями, ставшими традицией еще с кадетского корпуса, а я слушала их вполуха, боясь спугнуть свои ощущения, которые вернули меня на три года назад. Солнечный свет в окнах, гул разговоров, нелепые шутки и эти трогательно-неразборчивые письма из дома. – Да ты влюбился что ли, Кирштайн? – услышала я звонкий вопрос Берты и хлопнула ресницами. – Я с тобой тут беседу веду, а ты все на Нору пялишься. Скоро дыру протрешь. Да она сегодня в ударе. Я озадаченно повернулась к ним, возвращаясь в течение разговора. Берта коварно улыбалась, при этом что-то активно пережевывая. А Жан сидел ровно и крутил в пальцах пустую чашку. Я не могла разобрать выражение его лица, которое было равнодушно отвернуто от меня. Что-то в солнечном сплетении зашевелилось, и я уткнулась взглядом в свою кашу. Тут Берта стукнула ладонями по столешнице, заставив меня подпрыгнуть на месте, и подалась вперед. – Да ты что? – громким шепотом поразилась она и преувеличенно осуждающе покачала головой. – Нехорошо, Кирштайн. А как же Микаса? Жан только показательно закатил глаза, что было вполне в его стиле, и залпом выпил несуществующие остатки чая. В это время Берта доверительно склонилась ко мне и сказала так, чтобы услышал и Кирштайн: – Ты смотри, будь с этим героем-любовником поосторожнее. Жан резво вылез из-за стола, поправил форменную куртку и направился к выходу из столовой, а я, совсем сбитая с толку, не знала, что и думать. Конечно, это все шутки. Конечно, это все несерьезно. Но я вспомнила, как зачем-то полезла к Кирштайну с поцелуями во время нашего пьяного дежурства, и мои щеки зарделись. Знала бы это Берта, в сторону кого бы тогда отпускала свои остроты? Я прочистила горло, выныривая из своих мыслей и понимая, что надо бы ответить что-нибудь безобидное. Набрала в рот побольше безвкусной каши и промычала: – Ты же знаешь, осторожность – мое второе имя. Я рассматривала слегка мятый конверт из дешевой бумаги, на котором рукой Мэри было написано мое имя и адрес штаба, и почему-то не спешила его вскрывать. Сложно было сказать, что меня останавливало. Еще утром я дождаться не могла почты и боялась, что ничего не получу. Сейчас же, в получасовой перерыв между последними приготовлениями к вылазке, я сидела в траве на солнечной стороне штаба, прижимаясь спиной к каменной стене, и не могла решиться распечатать письмо. Вокруг покачивались на легком ветру зеленые колоски и желтые цветы зверобоя. Чего же мне останется ждать тогда? Но тут моя дилемма прервалась оглушительным шуршащим звуком, раздавшимся над головой, и я успела подумать, что меня сейчас прибьет кровля этого старого замка. Которую, к слову, должен был ремонтировать Жан в качестве своего наказания. Я неизящно откатилась в сторону и, упав на спину, увидела над собой чью-то фигуру, которую не получилось сходу разглядеть против света. – Ты что под ноги кидаешься? – спросил голос Жана. И бывают же такие совпадения. – Я как-то не рассчитывала, что на меня тут будут люди падать, – проворчала я и поднялась, пытаясь оттереть травяные пятна с брюк. – Я не понял! – послышался оклик сверху, и я вскинула голову, отдавая честь на всякий случай. На краю крыши стоял Гюнтер, и его маленькая с этого расстояния фигурка все равно выглядела значительно. – У тебя тут что, свидание, Жан? Пулей за гвоздями. Одна нога здесь – другая там! Я поджала губы. Они тут все сговорились? Влияние скорой вылазки, не иначе. – А ты что тут прохлождаешься, рядовой Рутс? – надо же, узнал-таки меня. – У меня перерыв, сэр! – Перерыв, говоришь? Иди-ка ты лучше на следующее занятие заранее и не смущай мне здесь помощника. А то я знаю, куда это все приводит! Свое «Так точно» я проговорила куда-то в землю и поплелась ко входу в штаб. Жан молча отправился за мной, гремя снаряжением – нам, похоже, было в одну сторону. Я покосилась на него. Хотелось бы сейчас ему в голову залезть. Да и не только сейчас, честно говоря. – Гвозди? А как же тренировка по маневрированию? – поинтересовалась я, чтобы как-то отвлечься от копошащихся в голове мыслей. – Гюнтер и Эрд считают, что ползание по крыше сойдет за тренировку, – усмехнулся Жан, и я хмыкнула. Сомнительно, но я же не шестое место в десятке, как-никак. Мне не понять. Замолчав, мы прошли несколько метров. Я вертела в руках свое письмо. Что-то засосало под ложечкой. – Из дома? – вдруг спросил Жан и кивнул на конверт. И снова этот задумчивый взгляд. И снова я вспоминаю какие-то обрывки наших с ним разговоров. «Я предпочел бы быть сиротой». – Да. – Ты не хочешь открыть? В смятении я вновь оглядела конверт и провела пальцем по заклеенному клапану. Завтра я окажусь за стенами – в воплощенном кошмаре любого человека. И у меня будет только это письмо, связывающее с теми, кто надеется на то, что я выживу. – Нет, – наконец решила я, – потому что так проще верить, что я вернусь и прочту его. Какое-то слишком глубокое молчание со стороны Жана заставило меня задуматься, а пишет ли ему кто-нибудь. – А кто тебе написал? – он пытался прозвучать естественно. Я постаралась этому не очень удивляться. – Младшая сестра и домовладелица. – А мать? Я помню, ты как-то говорила о ней. Вот оно что. – Она не может писать. Она душевно больна. Назвать причину язык не повернулся. Особенно после того, как Кирштайн поспешно отвел взгляд в порыве вины. Мы снова замолчали. Я постукивала пальцами по конверту, закусив губу. – А твоя мама пишет тебе? – озвучила я беспокоящий вопрос. – Пишет. Я хотела было продолжить расспросы, но потом решила, что это слишком уж личное. Вообще, я много чего личного хотела спросить в тот момент. – Спрашивает какую-то ерунду, – продолжил Жан раздраженно, но я все же подумала, что он на самом деле не испытывает того, что показывает. – Порывается прислать мне домашний омлет. Ну не бред? А выпрашивать у меня зарисовки, потому что я, видите ли, мало пишу о своей жизни? Я слушала и не перебивала. Вдруг стало совершенно очевидно, что Жану было просто некому выговориться, высказать хотя бы часть своих переживаний. Ту часть, которую ему гордость позволит. А я… а я – женская версия Марко. Он замолчал. Может, пожалел, что рассказал все это. Несмотря на непонятный осадок в душе, я дотронулась до его плеча, чтобы Жан обратил на меня внимание. И улыбнулась. – Так ты рисуешь? Это романтичное занятие никак не вязалось с тем образом, который он так старательно строил вокруг себя. Губы Жана тронула слабая улыбка. – Ага, – затем он нашелся, возвращая своему лицу коронное выражение. – А еще готовлю и потрясающе вяжу. С секунду я недоуменно смотрела на него и, так до конца и не поняв, шутит он или нет, рассмеялась. Когда я вновь взглянула на него, то на мгновение заметила что-то необычное в чертах его лица. – А что рисуешь? – я лукаво склонила голову к плечу. – Портреты Микасы? Хотя я и шутила над его безнадежной влюбленностью так же, как и все, сейчас я обнаружила, что подкладывать его было не очень-то приятно. – И ты туда же? – Жан устало потер пальцами веки, пытаясь сдержать усмешку. Почему-то так сложилось, что в нашей комнате, рассчитанной на троих, я засыпала последней. Фрэн всегда вырубалась, как только ее голова касалась подушки, и спала в своем коконе из одеяла до самого утра. Берта засыпала медленно и спокойно, будто ничто не было способно лишить ее здорового сна, как и аппетита или мотивации. Я же ворочалась до скрипа кровати, и мне вечно что-то мешало. Сейчас я рассматривала выцарапанные мной на ребре изголовья черточки, которые было почти не видно в темноте. Косая линия перечеркивала четыре, расположенные в ряд. Этот день пришел. Сегодня решится, наступит ли завтра. Мне было холодно под одеялом, кончики пальцев рук и ног закоченели, и я всерьез не могла понять, почему мои шумные выдохи до сих пор не превратились в пар. Ничего больше не отделяло меня от вылазки за стены – ни целый день впереди, ни тренировки от Берты, ни фирменная улыбка Жана. Остались только ночь, я и судорожные вопросы. Все ли пойдет по плану? Сколько из нас выживет? Смогу ли я принять важное решение в нужный момент? Я сделала три коротких выдоха, и легкая тряска внутренних органов прекратилась. Я выживу, Берта выживет, Жан выживет и весь наш бывший 104-ый выживет – потому что мы не для того, чтобы погибнуть при первом же задании, глотали пот и терпели черт знает что… Да, Нора? Да, черт побери! Берта неожиданно завозилась и встала с кровати. Налила твердой рукой воды из кувшина, не торопясь выпила и, сладко зевая, отправилась досыпать свое. «Берта, мать твою, ты гребаный герой. Как ты это делаешь?» – чуть не заорала я в восхищении и легкой зависти. Сквозь слегка рябящий мрак я наблюдала, как подруга укладывается в постель. – Пс, Берта? – позвала я, когда она уже удобно устроилась. – М? – заспанно отозвалась она, даже не взглянув на меня. Я повернулась на бок и подложила под щеку обе ладони, как делала в детстве, когда хотела послушать перед сном сказку. Это всегда успокаивало лучше любой оставленной на ночь свечки или старой игрушки подмышкой. – Почему, – я пожевала сухими губами, – почему Легион? – Чего? – зашипела Берта и натянула одеяло повыше. – Расскажи, почему ты так хотела в Легион. В ответ последовали тишина и глубокий вздох Берты, кажется, уже проваливающейся в очередной сон. – Я хочу знать, – продолжила настаивать я. – Спи уже, – промямлила она недовольно, утыкаясь носом в подушку, – завтра поговорим. – Завтра я могу и умереть! – съехидничала я чуть громче, чем надо было, из-за чего Фрэн на соседней кровати оживилась и протянула сквозь сон что-то нечленораздельное. Я не хотела, чтобы она стала свидетелем очередной сцены с участием моей навязчивой бессонницы, поэтому замолкла, повернувшись обратно на спину, и раздраженно уставилась в потолок. Но через полсекунды до меня донесся сонный ответ Берты: – Ну, хочешь знать – не умирай. Да, это вполне в ее духе – так подбадривать умеет только она.

***

Руки не чувствовали поводьев. А я сжимала их все сильнее, напоминая себе, что сбежать не удастся. Это мой долг, и я сама его выбрала. Но насколько же все вокруг было страшно непривычно и незнакомо. Лица старших солдат, многих из которых я вообще не помнила по имени. Жители Каранеса, высыпавшие на улицу провожать нас. Запретный пейзаж мира за стеной, который медленно открывался Легиону. Соседняя лошадь заржала, встряхнув гривой, я вздрогнула и обернулась. Увидела Жана совсем рядом. Он смотрел вперед, нахмурив брови в ожидании, когда мы увидим внешний мир, кишащий титанами. Наш правый фланг, состоящий из четырех отрядов, пока мы будем следовать на восток, будет самым уязвимым местом, поскольку именно с правой, южной, стороны всегда приходят титаны. Поэтому на всем фланге было только два новобранца: я и Кирштайн. Не знаю, с чем был связан такой выбор командования, впрочем, и знать не особо хотела. Обнадеживало лишь то, что, согласно плану, мы быстро изменим направление и будем всеми силами избегать схваток с титанами посредством сигнальных ракет. Жан взглянул на меня. Показалось, что он сейчас скажет что-нибудь, но тут громко и пронзительно заговорил командор, и стало почему-то совсем не по себе. Я заерзала в седле, мое настроение передалось лошади, которая беспокойно перебирала копытами. Я вытянула шею и принялась высматривать в строю Берту. Безуспешно. Ладно, все нормально, я запомнила план и хорошо представляла, где будет ее позиция. Это немного ободрило. Когда массивные ворота окончательно подняли и мы двинулись в путь, на помощь мне пришли три выдоха и жизненное кредо. И я почти забыла, в какой ситуации нахожусь, когда воочию увидела пустой и свободный горизонт, что когда-то мне показали с верхушки стены. Казалось, все это время мы просто ходили по другую его сторону. Тут были совсем другие холмы, деревья, даже небо и солнце. И они ведь когда-то были нашими, а не их. – Эй, рядовой, – я совсем не ожидала услышать этот насмешливый голос, – рот-то прикрой, мы не на экскурсии. Я смешалась. Это был командир нашего отряда, Долтон, сильный и саркастичный мужчина, который лишний раз доказывал, что только с такими качествами характера можно выжить и чего-то добиться в разведке. – Так точно, – пробормотала я и уставилась между ушей лошади, наблюдая за полоской земли, убегающей под ноги. – Командир, – внезапный оклик Жана сквозил напряжением, – пятиметровый справа за домами! Сердце сбилось с ритма, и я совсем непрофессионально завертела головой во все стороны. Да, с таким потрясающим вниманием я и не замечу, как покачусь по чьему-нибудь пищеводу. Я оказалась совсем не готова к обыденности разведчиков и стиснула поводья до треска, встретившись с бездумным взглядом титана, который двигался к нам, задевая стены домов и опираясь на черепичные крыши. Я подавила желание пришпорить лошадь и умчаться подальше. Нет, Нора, пора что-то менять. Ты не умрешь так быстро. Это решила даже не ты, а Берта. – Вижу, рядовой, – сухо сказал командир Долтон, а я с завидной готовностью достала ракетницу и зарядила ее. – Смотрю, вам и приказы уже не нужны, детишки. – Хмыкнул он мне. – Стреляй давай. Внимание, отряд, перестраиваемся! Пока все шло по плану. Мы свернули в сторону первого на нашем маршруте леса и увидели, как другие отряды посылают в воздух струи дыма в знак того, что они получили сообщение о перестраивании. В том числе и фланг Берты. Все хорошо. Я решительно сомкнула зубы. Я больше не ощущала себя так, как будто вот-вот выпаду из седла. Мы не можем проигрывать вечно. Когда-нибудь и лисы начнут охотиться на псов. Так пусть это произойдет сегодня. Мы ускорились, огибая лес. Ветер трепал мои волосы и доносил запах травы, взбитой лошадиными копытами. Улучив момент, я оглянулась на Жана через плечо. Его лицо было сосредоточенным, и он кивнул с той уверенностью, которую мне было необходимо получить прямо сейчас, чтобы понять, что у меня есть надежные союзники. – Назад! – крик одного из членов нашего отряда заставил инстинктивно дернуть поводья на себя, хотя я даже не успела понять, что происходит. Но реакция спасла мне жизнь. Лошадь заржала, резко остановилась и встала на дыбы, а в паре метров впереди нас промчался на четвереньках мелкий, но жутко быстрый титан с разинутой пастью и высунутым языком. Похоже, он выжидал за деревьями, чтобы мы приблизились на достаточное расстояние. Аномальный. Его появление и агрессивное метание прямо в центре нашего отряда разбило строй. Я пыталась успокоить лошадь, пока старшие солдаты уворачивались от лап титана, который интересовался ими куда больше, чем дезориентированными новобранцами. – Жан! – заорала я, цепляясь то за поводья, то за гриву, то за лошадиную шею. – Сигнал! – Новобранцы! Что встали? – крикнул нам уже откуда-то с воздуха Долтон. Плохо дело. – Действуйте по плану! Я с трудом сглотнула, ударила лошадь поводьями, а за спиной услышала звук выпущенной ракеты и галоп чужого коня. В случае столкновения с титаном, который сильно повлияет на продвижение отряда, разобьет строй или нападет на кого-то, во избежание больших потерь необходимо разделиться и двигаться к ближайшей точке соединения отряда, которые были тщательно выбраны и заучены заранее. Сжавшись, я гнала лошадь мимо аномального, который размахивал своими непропорционально длинными руками как веслами. Над ним кружили разведчики, успешно отбивая атаки, постоянно ругаясь и подначивая его. Поднырнув под титанью ладонь, я вдруг почувствовала, как земля прямо за мной сотряслась и заходила ходуном. Моя лошадь чуть не споткнулась, а я не рискнула обернуться. Но вскоре и так поняла, что осталась одна наедине с затаившейся до удобного случая опасностью. Одиночество, тишина, разбавляемая только перестуком копыт и сопением лошади. Мой отряд распался в самом начале миссии. Я больше не видела Жана и не знала, что с ним. Жив ли он?.. Черт, какие глупости, конечно жив! Несмотря на то, что за время моего пребывания в штабе Легиона я успела привыкнуть к тому, что не нужно ежесекундно беспокоиться за свою жизнь, я все еще помнила, что Жан слишком ценен после всего, что мы пережили. На этот раз удалось заметить титана вовремя. Я двигалась в направлении левого фланга – как раз в той стороне было место нашего соединения. Титан шел мне навстречу. Хотя я не видела никакого сигнала оттуда. На висках проступил холодный пот, а по позвоночнику словно скатился кусок льда, но я предпочла не впускать в голову никаких мыслей. Не сейчас. Я подала сигнал и скрылась раньше, чем титан успел доковылять до меня. Но тут появился еще один, и еще. Какого черта их так много?! Эти оказались более резвыми, и мне пришлось судорожно лавировать между их руками, пригибаться и задерживать дыхание, иначе я непременно закричала бы от ужаса. Отрываясь от погони, я была вынуждена отойти далеко от своего ориентира – небольшого леса с мельницей на западном краю. Я никогда не видела столько аномальных сразу и не понимала, каким чудом лошадь смогла увезти меня от них безболезненно. Я еще долго смотрела назад через плечо, болтаясь на лошадином боку. Когда я вернулась к лесу и приблизилась к точке встречи с отрядом, то поняла, что существенно задержалась. Я с силой пришпорила лошадь, ощутив нервную тяжесть в животе. Они не будут ждать меня там весь день. Надо торопиться. Удар. Еще удар – уже ближе. Деревья закачались вместе с землей, а мое сердце чуть не вылетело через раскрытый рот. Я лихорадочно оглянулась. За мной неимоверно быстро бежал титан, запрокидывая огромную голову и махая кистями рук. Я сдавленно вскрикнула и погнала лошадь на пределе ее возможностей. Он догонял, и я приняла решение свернуть к деревьям, рискуя попасть под его ноги. В диком животном испуге закрыла голову руками. Лошадь понеслась дальше, и мне пришлось постараться, чтобы взять себя в руки и вернуть над ней контроль. Мы перешли на шаг и наконец остановились посреди небольшого пролеска. Вокруг было пусто и мертвенно тихо. Даже птицы не пели, только где-то наверху, в кронах, прятался ветер. Титанья поступь стремительно стихла вдали. Значит, не я была нужна ему. Получив возможность передышки, я прижала ладонь к грохочущему сердцу. Пару секунд смотрела на небо и равнину, наполовину скрытую свисающими ветвями, и слушала успокаивающийся шум крови в ушах. Но облегчение длилось недолго. Потому что титан несся в том же направлении, что и я – в сторону моего отряда. Его привлекло большое скопление людей. Я чертыхнулась на весь лес со слезами злости и страха, вмиг застрявшими в горле. Ломающиеся ветки больно били по лицу, царапая щеки, когда мы на бешеной скорости выскочили из леса и помчались вперед. Я не знала, что буду делать. Попытаюсь отбиться? Рядом деревья, может, и удастся. А что Жан? Боже, что Жан? Лошади породы, которую использовали разведчики, были очень выносливыми и смелыми, но мне казалось, что моя уже выдыхается – с такой скоростью я заставляла ее скакать. Горизонт впереди нервно прыгал, солнце норовило ослепить, а встречный ветер сушил глаза. Мы взлетели на холм над неглубоким оврагом – последним ориентиром на пути к месту встречи. И меня как будто огрели пыльным мешком. Я, оглушенная липкой тишиной, чисто рефлекторно остановила лошадь. Это неправда. Не может быть столько крови. Стоптанная трава была полностью красной, и в ней валялись куски человеческих тел, которые не представлялось возможным опознать. Все походило на последствия жуткого кровавого урагана, который появился из ниоткуда и исчез в никуда. Здесь не осталось никого живого. Даже титаны, устроившие такое, успели уйти, поняв, что уничтожили всех, кого могли. Не отдавая себе отчета, я соскользнула с лошади и на негнущихся ногах пошла вперед, глотая снова и снова подступающую тошноту. Я должна была убедиться, что это не мой отряд. Я оступилась, когда под подошву попало что-то упругое и склизкое, и с силой зажала рот. С чувством, что плыву в смоле, двинулась дальше. Я смотрела вниз и видела оторванные руки, вывернутые ноги с порванными ремнями снаряжения, смятые грудные клетки, которые заканчивались окровавленной шеей без головы, разодранные спины. Из-за крови на них едва ли можно было различить крылья свободы. Наиболее уцелевшее тело принадлежало командиру Долтону. Он лежал на боку со сломанной шей и откусанной ногой. В его стеклянных глазах отражалось солнце, из-за чего мне стало совсем нестерпимо плохо. Что же здесь произошло, почему от сильных и взрослых солдат остались только жалкие кусочки? Меня повело в сторону, и я бухнулась на колени, почти беззвучно завыв среди мертвых людей, которые меньше часа назад дышали, видели этот мир, как я. Трост не оставит – никого не оставит, никого не пощадит и трансформируется в еще больший кошмар… Я скомкала траву в пальцах, и они тут же испачкались в чужой крови. Опытные бойцы погибли так быстро и так просто. На что же тогда мне рассчитывать? Что мне делать? Я смотрела на свои колени, обтянутые белыми брюками, и не понимала одного: кто это придумал. Кто придумал эту форму, на которой так отвратительно выглядит кровь, кто придумал титанов, несправедливость, жестокость и ужас? Кто придумал нас и зачем обязал сражаться за свою жизнь, которую так легко забрать? Я сжалась до тупой боли в груди, и тут раздался выстрел сигнальной ракетницы совсем рядом, а затем надрывное: – Нора?! Его голос звучал так, словно он только что увидел, как кто-то воскрес. В нем звенело почти победившее отчаяние. Я развернулась и неуклюже вскочила, захлебываясь слезами, наступая на трупы, спотыкаясь о чьи-то конечности, побежала навстречу Жану, который бежал ко мне с другого конца оврага. Мой отряд. Я ударилась в его грудь, хватаясь за его плечи, давая волю рыданиям. Он обнимал сильно, а его руки едва ощутимо подрагивали на моей спине. Его сердце колотилось под рубашкой, сбитое дыхание касалось моих всклоченных волос на макушке. Он не проронил ни звука. Но он был жив. – Нора, – повторил Жан чуть слышно, видимо, не в силах говорить громче. Я же была не в силах вообще хоть что-то сказать. – Что здесь случилось? Он попытался отстранить меня, и я с трудом решила, что пора успокоиться. И оценить ситуацию. Мы остались одни, зеленые новобранцы, среди трупов в залитом кровью овраге. У нас есть приводы и лошади, мы не ранены, и я, кажется, все еще помню карту с позициями отрядов. У нас должно получиться… – Не знаю, – сипло выдохнула я, отвечая сразу на все вопросы, которые были и не были заданы. – Мы должны найти других, – Жан решительно посмотрел на меня. – Идем. Я уже подал сигнал. «…об уничтоженном отряде», – так должна была закончиться эта фраза. Я это понимала слишком хорошо, даже сквозь болезненный гвалт в голове. Мы пошли в сторону моей лошади, оставшейся ждать и пастись на краю оврага. – Постой, – я уцепилась за рукав куртки Жана, – а где твоя лошадь? На его лицо легла тень. – Надеюсь, что ускакала. Мне пришлось воспользоваться УПМ по пути сюда, и я ее потерял. На свист она не вернулась. Мы замолчали. Я по-прежнему держалась за Жана, он по-прежнему стоял рядом. Кровь въедалась в кожу сапог, отпечатываясь и на подкорке сознания тоже. Одна лошадь. И целый мир, в котором нашу судьбу решаем не мы. – Мы справимся, – наконец сказала я слабым голосом. – Конечно, – Жан кивнул, глядя в сторону. Он похлопал лошадь по шее, взял ее под уздцы и неожиданно застыл на месте. По его лицу пробежало напугавшее меня выражение. Вскоре и я услышала это. Нарастающий гул, переходящий в топот десятков ног. Одолевающая безысходность не сразу позволила понять, что это были не титаны. Из-за горизонта показалась дюжина разведчиков, верхом на лошадях. На фоне яркого дневного света их было почти не видно, а их плащи развевались темными полотнами. Они были похожи на солнечное затмение. Солдаты вытянутой колонной направились к нам, а я чуть в обморок не упала от счастья. В какой-то момент мне даже показалось, что среди них была и Берта. Но нет, это были другие отряды правого фланга. – Отряд старшего лейтенанта Долтона? – приблизился к нам молодой мужчина, чей лоб, однако, уже исполосовали морщины. Его темные брови были сведены к переносице, а побелевшие губы плотно сомкнуты. Командир. – Да, сэр, – отрапортовал Жан. – Не ранены? – после секундного молчания спросил офицер. – Нет, сэр. – Возьмите у нас еще одну лошадь. Надо двигаться дальше. И ни слова о том, что в метре от нас – убитые, растерзанные товарищи – тот самый отряд старшего лейтенанта Долтона. Но слова и не требовались. Все было написано на бледных лицах, скорее напоминающих маски, за которыми бурлили и пузырились истинные эмоции. – Есть, сэр, – Жан отдал честь и отправился за лошадью. Я же замерла со сжатым на груди кулаком. Глаза щипало, зуб не попадал на зуб. Я все еще не верила в то, что такое вообще могло произойти в нашем паршивом мире, лишенном всего хорошего. – Чего ты ждешь? – спросил командир ровным тоном. Его конь, переступив с ноги на ногу, забил копытом, как будто считывал скрытые чувства хозяина. – Спасибо, сэр, – проговорила я, вкладывая в эти слова все свои переживания, – за то, что пришли за нами. Офицер посмотрел на меня с заметным удивлением. – Отставить, – буркнул он. – Садись на лошадь, рядовой. Поспешно, качнувшись на стремени, я уселась в седло и вместе с новым отрядом двинулась в путь, возвращаясь к первоначальному плану. Я пустила лошадь рысью, но неожиданно со мной поравнялся командир. – Если ты до сих пор думаешь, что цель разведчиков – это убить как можно больше титанов и принести свой зад за стены в целости, то ты ошибаешься, – заговорил он с военной жесткостью, смотря строго перед собой. – Ты должна в первую очередь усвоить, что наша главная задача на каждой вылазке – стараться защищать друг друга любой ценой. Так что Долтон и другие члены вашего отряда исполнили свой долг. Он обогнал меня и умчался во главу строя. Эмблема на его плаще затрепетала будто настоящие крылья. Я как можно тише шмыгнула носом, вытерла влажные глаза и щеки, бросила последний взгляд на овраг, ставший братской могилой, которую никто никогда не навестит. Потом отыскала в строю Жана. Я стараюсь, командир. Мы наткнулись на новую группу титанов почти сразу, и хоть я и не успела понять, с какой стороны они появились, в этот раз я была готова достойно их встретить. Инстинкты и рефлексы заработали на максимуме без моего участия. Избежать схватки не удалось, потому что титанов было слишком много, и прорываться в лоб было рискованно. Мы отправили в небо сигнал, и ехавшие впереди колонны разведчики со скоростью света взмыли вверх и повалили двух десятиметровых. Отряд смог проскочить, но от титанов мы не избавились. Один попытался схватить меня, но я вильнула в сторону, и он тотчас оказался под лезвиями командира. Я успела с благодарностью поймать его серьезный взгляд. Мне был дан приказ держать строй и пользоваться УПМ только в крайнем случае, оставив убийство титанов опытным бойцам, которые стремились уберечь молодняк. В какой-то момент одного из солдат, занятого с одним титаном, сбила шальная рука другого, которого он даже не заметил. Разведчик оказался на земле, сумев смягчить свое падение газом, но теперь оказался между двумя ненасытными семиметровыми. Не успевая пугаться или заканчивать мысли, молниеносно рождающиеся в голове, я направила к нему свою лошадь. Я быстрее и умнее, чем все эти безмозглые куски мяса вместе взятые, я им ни за что не проиграю! Когда к вставшему на ноги солдату с обеих сторон потянулись огромные толстые пальцы, я была уже рядом, свесилась и схватила его за руку, которую он протянул, завидев меня. Я потянула его на себя, и разведчик уселся сзади на крупе лошади. – Спасибо, рядовой, – он потрепал меня по плечу. Когда мы оказались в относительно безопасной точке сражения, он поднялся, с легкостью держа равновесие на качающейся лошадиной спине, оттолкнулся и снова оказался в небе, возвращаясь в бой. Я в неподдельном изумлении остановила возбужденную лошадь, чтобы посмотреть ему вслед. Черт, я хочу быть, как вы, сэр. И я буду. Ради искренней благодарности и радости от спасенной жизни стоит просыпаться по утрам и носить на спине крылья свободы. Воспользовавшись случаем, я оглядела периметр, автоматически зацепившись взглядом за фигуру Жана, который, сидя на лошади, умудрялся орудовать клинками и кромсать мышцы на ногах титанов. Просто смертоносный вихрь без страха и упрека. Ну и что за дура Микаса?.. – Рядовой, не спи! – я сразу поняла, что зовут меня, и вскинула голову на звук – это говорил командир. А через секунду меня чуть не сшибло с лошади жуткое землетрясение. Мимо пронесся титан, явно аномальный. Он двигался в сторону головного отряда, и никто не преследовал его. Я натянула поводья и развернула лошадь. Его нельзя было пускать! Без раздумий и приказа я поскакала за своей десятиметровой целью, которая мчалась как черт, бессистемно петляла и иногда вскрикивала. Я стремительно отдалялась от эпицентра битвы. Никто со мной не пошел. Потому что было некому. Только я. Должна остановить его. И сделать это нужно было прямо сейчас. Аномальный летел на небывалых скоростях, и моя лошадь не была способна его догнать так, чтобы мне было удобно воспользоваться УПМ и не потерять необходимую дистанцию. Спустя какое-то время титан стал оглядываться назад, стрелять в меня вполне осмысленными и очень злобными взглядами и ускорять бег. Как будто умел думать. Может, это он сожрал отряд Долтона и теперь устремился к новым жертвам. Ну уж нет. Пока я жива, я больше не дам никого убить. С губ сорвался поток ругательств в сторону аномального, и я догадалась, почему разведчики так делали: это помогало не бояться, сохраняя тот уровень гнева, который делал тебя непобедимым. Я вновь подстегнула лошадь, но десятиметровый оказался намного умнее собратьев. Он затормозил внезапно, подняв с проселочной дороги густой клуб пыли, в который я, не успев ничего предпринять, влетела. Титан же развернулся на сто восемьдесят градусов, взяв курс на правый фланг, недавно оставленный мной. Кашляя, щурясь и постоянно моргая, я по инерции пронеслась вперед еще на десятки метров. Упустила… Погоня была окончена. Взмыленная лошадь почти дрожала, а сама я дышала с таким трудом, словно эти километры пробежала на своих двоих. Волосы болтались перед полыхающим лицом, в боку покалывало, потные пальцы скользили по кожаным поводьям. Вот черт! Надо срочно догнать этого аномального, предупредить отряды. Почему я раньше не дала сигнал? Идиотка! Окостеневшими руками я принялась заряжать ракетницу. Когда я, мысленно кроя себя ругательствами, которых даже титаны были не достойны, выстрелила черным дымом, то заметила что-то в высокой траве. Нахмурилась, цокнула языком, и лошадь послушно двинулась к неопознанному объекту. Мы рассекали шелестящие заросли зеленых колосков, цикория и сныти. Здесь начинался настоящий цветущий луг, в котором я увязла бы по колено. Мы приблизились, и оказалось, что безмятежно колыхающаяся трава на самом деле была покрыта темно-красными брызгами и прятала за собой мертвое тело. Я резко втянула в легкие воздух, глядя на чей-то светловолосый размозженный затылок. Форма Легиона разведки была запятнана и зверски порвана. Земля и смятая трава вокруг пропитались кровью. Я сглотнула слюну с привкусом желчи и скорбно склонила голову, про себя благословляя этого неизвестного солдата в последний путь. Повсюду стрекотали цикады и сладко пахли цветы: природе было все равно, она жила своей размеренной, безучастной жизнью. Надо было ехать за аномальным. Но, пока я приходила в себя, лошадь, кажется, решила все сама и без указки зашагала вперед. А там – новый труп, от которого осталась только половина… Чуть поодаль – еще один, так же погребенный в колосьях и цветах. На сей раз я узнала убитого разведчика. Это был Эйрих, лейтенант, который иногда проводил дополнительные тренировки с Бертой, а последние дни перед вылазкой – и со мной. Шумный, активный и упрямый парень сейчас неподвижно лежал перекусанным пополам, и по его мертвенно-сизому лицу ползали мухи. Я отвернулась, еле сдерживая рвотный позыв. Моя лошадь затрясла гривой, отгоняя насекомых, которых мы спугнули своим появлением. А потом у меня заложило уши. Эйрих… командир отряда… левый фланг… Берта… Я слетела с седла, лошадь взбрыкнула, карабины стукнули меня по бедрам, но мне было плевать. Удары сердца напоминали пушечные выстрелы. Я пошла сквозь высокую ярко-зеленую, пышущую жаром недавней битвы, траву, смотря под ноги. Оторванная по локоть рука, сжимающая сигнальную ракетницу. Чья-то лошадь с неестественно измятыми боками. Нога, голова, кровь на белых соцветиях сныти. Я побежала. Упала. Столкнулась с еще живым взглядом какой-то разведчицы, которая шевелила красными губами, а затем просто замерла с раскрытым ртом и больше не шелохнулась. Я поднялась. Раздвигая заросли, я резала ладони о какие-то листья. И не дышала. Дышал кто-то другой, с кряхтением и стонами, прямо мне в ухо, будто сидел у меня на плече. Очередной участок примятой травы, похожий на могильную яму… Нет, пожалуйста. Я расплакалась, падая на колени. Берта лежала с закрытыми глазами и держала в окровавленной руке обломанный клинок. Но мой взгляд притягивала огромная рваная рана на ее животе. Из которой медленно и необратимо вытекала темная кровь. Грудь Берты дернулась как от удара, и с ее губ сорвался хрип, лезвием исполосовавший мне душу. – Берта, – позвала я жалобно и невнятно, стягивая с ее головы треснувшие очки. Попыталась зажать ее рану, но все было бесполезно. Ладони мгновенно стали красными и липкими. Я не знала, что мне делать, и начала задыхаться от ужаса. Берта скосила на меня глаза и поморщилась, что исказило ее лицо до неузнаваемости. Она хотела что-то сказать, но не смогла, ее глаза закатились, из уголка рта побежала струйка крови, пачкая бледную кожу. Я задрожала, чувствуя, как у меня внутри все с резью леденеет и ломается. – Берта! – я вцепилась в ее руку и даже через ткань куртки ощутила еще не покинувшее тело тепло. Она просто не могла умереть! Она повернула голову с таким усилием, что у меня в глазах потемнело. – Нет, – разлепила я влажные губы. – Нет! Не вздумай умирать. Я… Я сейчас позову на помощь! Я потянулась за сигнальными ракетами, но с опозданием вспомнила, что они прикреплены к седлу. Я подскочила, чтобы забрать их. Но Берта тихо выдохнула «Эл», и я осталась.

[Birdy - Not about angels]

Снова села рядом на колени, взяла ее за руку. Холодеет. Я возвела глаза к небу, чтобы задержать слезы, но нелепые судорожные вздохи вперемешку со всхлипами без остановки продолжали вырываться из меня. Силясь взять себя в руки, я посмотрела в глаза умирающей Берты, которые, кажется, уже начали терять свой цвет. Попыталась превратить гримасу отчаяния в улыбку. – Все будет хорошо, – задавливая слезы, комом стоявшие в горле, прошептала я и наклонилась к Берте. – Я надеюсь… – ответила она, тяжело проглотив кровь. И все закончилось. – Нет, нет, нет! – я затрясла Берту за плечи, но ее голова лишь безжизненно заболталась из стороны в сторону. Я прикусила ребро своей ладони, чтобы не заорать, и почувствовала вкус крови на языке. Так не бывает. Она слишком хотела оказаться в Легионе разведки, слишком хотела сражаться и жить. Она слишком похожа на чертового Йегера – она сама мне это говорила, – так почему же она не вернется из мертвых прямо сейчас, как он? Почему ее рана не затянется и она не вздохнет вновь? Это нечестно. Мне казалось, что сейчас я просто умру тут, вместе с ней. Но мне только казалось, потому что я была все еще жива, чересчур жива. – Ты обещала мне, – взвыла я сквозь зубы, – обещала рассказать, почему именно Легион. Помнишь? А я пообещала не умереть. Помнишь?! Тогда какого черта?! Голос сорвался, и я рухнула в тошнотворно благоухающую траву, свернувшись калачиком возле Берты. Я кусала костяшки пальцев и мучила себя воспоминаниями о вчерашнем дне, когда эта проклятая вылазка была еще впереди и мы не знали, что нас ждет, но надеялись, что что-нибудь неплохое. Над лугом, пятнами расплывающимся передо мной, поднялась полоса желтого дыма, поделив свод неба пополам. Операция прекращена. Я не помнила, как встала на ноги и через какой промежуток времени это произошло. Не помнила, как забралась на лошадь и направилась в сторону еще не растворившегося в воздухе сигнала. Помнила только, как было больно дышать от слез и этого отвратительного цветочного запаха, который преследовал меня. Я не смогла, командир.