Unposted

      С самого их знакомства Скотт затруднялся дать их отношениям какой-либо статус.       Сперва она показалась ему холодной и стервозной особой, при взгляде на которую интуиция бывалого воришки чуть-чуть попискивала. Не то, чтобы билась в конвульсиях, но все же ненавязчиво предупреждала, что нарываться здесь не стоит и дорогу этой девушке лучше не переходить.       Семейный психолог из Скотта был так себе, и ледяная неприязнь Хоуп к собственному отцу тоже показалась ему чем-то диким. Он невольно представил, что у него с Кэсси были бы такие же отношения, и его аж передернуло.       Да и к нему Хоуп относилась не лучше — он предпочитал избегать любого приема пищи в доме Пимов просто потому, что во время каждого такого он неизменно чувствовал на себе скальпельный взгляд.       Наверное, это значило, что она ненавидела его. Справедливо, пожалуй — ведь именно он получил костюм, которого Хоуп была в разы достойнее. И пусть это значило исключительно то, что её отец предпочитает подставить под удар Скотта, а не её, — неприязни это не уменьшало.       Она пообещала, что научит его драться, но после каждой тренировки Скотт чувствовал себя хуже, чем когда его однажды избили в тюрьме ногами за то, что он украл у одного авторитета нелегальный, разумеется, телефон и позвонил Кэсси. Кажется, тренировки должны работать не так. — Скажи честно: ты пытаешься убить меня, чтобы получить этот треклятый костюм? — спросил однажды Скотт, когда она почти сломала ему руку, и Хэнку пришлось её перевязывать.       Хоуп только улыбнулась краем рта. — Если бы я хотела убить тебя — ты был бы уже мертв, — коротко ответила она.       И все же, кто она ему: враг, друг? Даже на этом уровне никакой конкретики. С течением времени она немного смягчилась, конечно, — привыкла, что какой-то идиот постоянно присутствует в её жизни, носит её по праву костюм, и делает то, что должна бы делать она. Он даже возобновил попытки шутить в её присутствии, и пару раз получал в ответ что-то отличное от раздраженного лица.       Затем он помог ей помириться с отцом — помог абсолютно без задней мысли, не ставя никаких целей, а просто от ощущения странного сострадания к ней и к тому, что в её жизни нет, по сути, никого, кто действительно её любит. Нет, в любви Хэнка он не сомневался, но в жизни-то её он прежде не участвовал. Да и любовь эта была скрыта так хорошо, что раскусить её мог только счетчик Гейгера.       Скотт сразу увидел и почувствовал перемену в ней. Пусть каменные стены вокруг нее никуда не делись, но внутри был уже отнюдь не камень. Скотт так и не понял, зачем Хэнк изначально скрывал от нее правду, но был рад, что перестал.       Именно тогда он хорошо почувствовал, что начинает понимать её. Понемногу, по кусочку, но все же определенное понятие выстраивается. А после того, как Скотт, зная об опасности квантового мира, решился пройти между атомами костюма Шершня, Хоуп впервые посмотрела на него с восхищением — он сам так разве что на фигуру её периодически смотрел.       Кажется, они приблизились к понятию… друзей? Да, похоже на то — Скотт уже расслабился и поставил точку в этих раздумьях, но затем, как удар по затылку, случился тот поцелуй, и шаткое понимание опять укатилось в тартарары.       Разумеется, он соврал Хэнку, чтобы выкрутиться — это его инициативой было стать еще на одну ступеньку ближе с ней. Он даже сам толком не понимал, что его дернуло. Возможно, один лишь факт того, что девочка с каменными стенами стояла там, где должно быть его личное пространство, и он совершенно точно видел в этих стенах если не дверь, то калиточку, не войти в которую было слишком соблазнительно. Если бы он попробовал распустить губы хотя бы две недели назад, то закончил в больнице с переломом челюсти, а тут он ясно понимал, что ему ничего за это не будет.       Правда, это снова превратило их отношения в неразбериху, но оно, по крайней мере, точно того стоило.       Она тут же сказала, что у них «ничего не происходит».       После этого раза Скотт старался не попадаться на глаза Пиму целую неделю, потому что его скальпельный взгляд оказался еще более устрашающим, чем у Хоуп. Вроде бы и понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Вместо тренировок он посвятил всю неделю дочери, что тоже было неплохо. Пожалуй, он бы посвятил и больше, но Кэсси, будучи на редкость смышленым ребенком, начала спрашивать, почему это он перестал ходить в дом Пима, и собирается ли он дальше быть Человеком-Муравьем.       Врать Кэсси для Скотта было чем-то из разряда фантастики, так что он честно сказал, что в этой части жизни у него сейчас полная путаница. Но Муравьем он быть хочет. — Значит, надо ходить, — заключила Кэсси.       С простой детской мудростью было не поспорить — на следующий же день Скотт явился на тренировку.       Открыла ему Хоуп, и он мог поклясться, что увидел радость в её глазах. — Я уже подумала, что ты испугался моего отца, — сказала она, позволила ему войти, и сразу поднялась в свою комнату — переодеваться.       Он пошел в зал, и только там до него дошло, что фраза неоднозначная — она имела в виду, что он боится находиться в этом доме, или… встречаться с ней? Почему она хоть раз не может сказать что-то конкретное?       Через два дня, будучи втиснутым лицом в мягкую поверхность мата, Скотту впервые в жизни удалось сбросить с себя Хоуп и уложить её на лопатки. С учетом того, что этому предшествовала примерно бесконечность провальных попыток, Скотт искренне считал, что в случае успеха спляшет в одних шортах на городской площади. Но вместо этого произошло другое — она опять оказалась где-то в его личном пространстве, а его губы — опять где-то на её губах.       На сей раз никакой Хэнк прерывать их не спешил, так что у Скотта была масса времени на то, чтобы ощутить карамельный запах её шампуня, прикоснуться к её шее и вообще всячески насладиться моментом.       Правда, был и один минус. Без Хэнка нельзя было сказать что-нибудь забавное и быстро убежать: когда их губы разомкнулись, а глаза — встретились, он почувствовал необходимость сказать что-то.       Слова не подбирались, но Скотт и не спешил. Ему было вполне комфортно лежать вот так, гладя её по волосам. А вот самой Хоуп явно было не так уютно. — Ладно. Будем считать, что этот прием у тебя получился, — наконец-то нашла что сказать она. — Свободен до четверга.       И переодеваясь, Скотт с улыбкой подумал о том, что фраза про прием тоже двусмысленна.       После этого такие маленькие странные ситуации стали чем-то вроде нормы жизни. Скотт в любое время мог обнять её, накрыть её губы своими и знать, что она ответит.       Но самое смешное, что необходимость прятаться от Пима никуда не делась, словно они десятиклассники, а не взрослые люди. Необходимость не смертельная, но Скотту меньше всего на свете хотелось остроумно объяснять, что конкретно его язык забыл во рту дочери Хэнка. Да и Хоуп тоже желанием не горела, так что приходилось зажиматься в уголках так, чтобы не попадаться никому на глаза. Из-за этого возможности поговорить тоже особо не представлялось, и Скотт опять не имел ни малейшего понятия о том, что между ними происходит.       Ближайшая возможность спросить предоставилась только через недели три, когда Хэнк уехал на денек из города за какой-то деталью. Скотт долго готовился к этому дню — прокручивал в голове, что скажет, прикидывал, что может услышать в ответ.       Хоуп встретила его привычным уже дружелюбным взглядом. Как раз в этот период времени их тренировки здорово разнообразились, перейдя от простых махачей в зале к практике в городе. Это было полезно не только для Скотта, но и для Хоуп, которая пусть и была отличным бойцом, но все же прочувствовать свой костюм в реальной обстановке было тем опытом, который не заменишь ничем. Конечно, собственного у нее пока не было — Хэнк всё еще его дорабатывал, но она практиковалась на костюме Скотта и вполне преуспевала. Так что первую половину дня им вполне было чем заняться, а во второй Скотт окончательно решился начать этот разговор. — Хоуп… — он прочистил горло. — Мне бы хотелось с тобой поговорить.       Она подняла бровь. — Что?       Он потратил массу времени, перебирая возможные варианты её ответов, и такого там, конечно же, не было. — Поговорить, — тупо повторил Скотт. — С тобой. — Я правильно тебя понимаю? — улыбнулась она, подходя поближе. — Мой отец уехал впервые за три недели, а ты хочешь… разговаривать?       Он открыл рот, но ответить ничего не успел — она подошла совсем вплотную и одним движением прижала его к стене.       Хоуп поцеловала его — резко и решительно, а её руки немедленно опустились на его ремень и принялись его расстегивать. «А, — только и пришло в голову Скотта. — Ааааааа, ясно.»       За то время, пока он думал эти две мысли, он остался уже и без рубашки.       В тот день тренировок больше не было. Да и разговоров тоже.       И вообще, Скотт вроде как сдался. Жизнь была идеальна достаточно, зачем ему какие-то уточнения?       А Хэнк, так или иначе, все равно был в курсе. Пусть они по-прежнему не светились, но он все равно незримо чувствовал, что что-то происходит. Вроде и никаких возражений не высказывал, но явно не одобрял.       Где-то через неделю Скотт принял еще одно важное решение — познакомить Хоуп с Кэсси. Он собирался повезти малышку в парк аттракционов и ненавязчиво спросил, не против ли она, если Хоуп (о которой он много ей рассказывал) к ним присоединится. Кэсси была не против, даже рада, а вот Хоуп неожиданно волновалась так, словно шла на какой-то очень сложный экзамен. Разумеется, лицом она этого не показывала, но Скотт видел, как мелко подрагивают её ладони.       Впрочем, всё прошло очень даже гладко — они с Кэсси легко подружились, и такие вот прогулки быстро вошли в повседневный жизненный ритм.       Так было до Германии, которую Скотт поставил во главе длинного списка тупых поступков, которые ему приходилось совершать. Хоуп он после этого так и не видел, и даже хорошо — сгоряча она бы точно сломала ему что-нибудь. Хотя спустя пару месяцев домашнего ареста он пришел к выводу, что согласен и на такое — лишь бы простила. Он знал, что уж лучше бы она выпустила пар сразу и успокоилась, чем два года таила на него обиду.       Он уже и не рассчитывал помириться с ней, но буквально во время первой же встречи вдруг понял, что всё (что бы это ни было) не так уж и потеряно. Наверное, посторонний человек бы не заметил, но Скотт уже довольно неплохо её знал и мог отличить настоящую холодность от притворной. Скорее всего, он отделался так легко потому, что у нее больше не было поводов уходить в лед и ненависть: у нее был костюм, отец и надежда, что её мать еще жива. Скотт даже смутно почувствовал опасение, что он сам ей больше не нужен.       Чувствуя вину, лезть к ней первым физически он больше не пытался — ждал, пока она сама это сделает, что в итоге и случилось. Значит, всё-таки нужен. Пусть и не в обязательном порядке, пусть как небольшая приятная мелочь — но все же нужен.       А еще, к большому разочарованию Хэнка, он получил внезапного союзника в лице Джанет Ван Дайн, которой Скотт, кажется, понравился с первого взгляда — ну или, точнее, с первой квантовой спутанности. Теперь уже их семейные посиделки перестали быть такой пыткой, как раньше. Они с Джанет с удовольствием перебрасывались шуточками, в том числе и о их с Хоуп отношениях, и Скотту стоило большого труда не рассмеяться, глядя, как Хэнк разрывается между его привычным раздражением и жутким обожанием к своей жене. Кажется, она слегка смягчала его кошмарный характер.       Почти так же хорошо, как к Скотту, она относилась и к Аве, которую они временно укрывали у себя — по крайней мере, до тех пор, пока не удастся стабилизировать её состояние надолго. Кстати, с самим Скоттом Ава тоже быстро нашла общий язык — был уже у него опыт работы с такими колючими и закрытыми. А вот с Хоуп она цапалась по меньшей мере недели две еще, с Хэнком же и того дольше. Впрочем, никого это не удивило. Ни Хэнк, ни Хоуп не славились умением сходиться с людьми. Скорее даже, славились обратным.       А истинную причину симпатии Джанет к себе Скотт выяснил, случайно подслушав их разговор. Он помнил, как спускался по лестнице и услышал внизу из кухни невнятное ворчание Пима, закончившееся вполне четкой фразой: «Не могу поверить, что ты одобряешь Лэнга!»       Кажется, они готовили что-то — в том лесу, где они остановились со своей передвижной лабораторией, магазинов особо не наблюдалось, так что приходилось как минимум запасаться полуфабрикатами. На нижних этажах там имелась вполне функционирующая кухонька. — Одобряю, — Скотт почти увидел, как Джанет улыбнулась. — Он же идиот! «Интересно, а я в будущем таким же отцом буду? — прикинул Скотт. — Из разряда «никто в мире не достоин моего цветочка»? С учетом того, что у меня еще и суперкостюм, женихам Кэсси придется несладко.» — Я была у него в голове, помнишь? — сказала Джанет, и желудок Скотта упал куда-то в пятки. Он сам ничего особо о ней не узнал тогда, но Джанет была гораздо более продвинутой в… квантовом смысле. Она что, прочитала его, как компьютерный файл? — Он хороший человек. Храбрый, веселый, терпеливый. Это то, что ей нужно. — Она прекрасно обходилась без него, — продолжал ворчать Хэнк. — Ничего подобного, — её голос стал серьезнее. — Хоуп похожа на тебя гораздо сильнее, чем на меня. У вас обоих довольно сложный характер. А Скотт делает её мягче, светлее. Да и, чего уж там, счастливее.       Он не смог сдержать улыбки, услышав это. Осознание того, что он сделал для Хоуп то же самое, что Джанет сделала для Хэнка, было неожиданным.       После этого желание найти четкий, ясный статус для их отношений появилось снова. Утром того дня, когда они собрали портативный вход в квантовое измерение и готовились добыть там частиц для Авы, он поднял эту тему. — Мне бы только уточнить, — неспешно произнес он, глядя, как она переодевается, — вот это всё… Ну, всё, что происходит… Это значит, что мы встречаемся?       Она развернулась к нему, тихонько смеясь. — Ты хочешь прям так официально от меня это услышать?       Она подошла ближе, как была полуодетая, что нравилось Скотту еще больше. — Хочу, — кивнул он. Хоуп обхватила руками его шею. — Ну хорошо, — она прижалась к нему вплотную и говорила практически в самое ухо. — Тогда вечером я тебе скажу. Даже наглядно.       Скотт порозовел, как подросток. Её подкаты были для него особым сортом удовольствия.       Он еще не знал, что спустя пять часов после этого будет висеть в квантовом измерении без возможности выбраться, и совсем не имея шансов узнать, что же все-таки между ним и Хоуп Ван Дайн было.