О шокирующих осознаниях и курящих незнакомцах

      Они втроем стоят чуть левее от входа в клуб. Если честно, Юру пугает толпа, которая стоит в очереди, потому что она охренеть, какая огромная. А еще он думает о том, что один билет стоил как три его стипендии, и это заставляет смущаться, ведь Отабек отдал их просто так. Фактически, из своего гонорара. Ну как отдал — сейчас должен отдать, они как раз его и ждут, и колючий холод, вперемешку с мелким дождем отнюдь не делает ожидание более приятным.       Мила, рыжая сучара (на самом деле Юра ее обожает), после того, как он сказал им про концерт, конечно же выразительно подняла брови и с хитрой улыбкой спросила: «Так у вас все реально серьезно?»       Юра хмыкнул и покачал головой: «Не серьезнее, чем было с Лешей». Они с ним спали месяца полтора, но Юре приходится признать (естественно, только в своих мыслях), что сейчас все не так.       И он, и Леша тогда спали с другими парнями. Встречались раз-другой в неделю, трахались и разбегались по своим делам — никакой нервотрепки, никаких скандалов. Чудесно. И только сказав Гоше и Миле, что у него с Отабеком все так же несерьезно, Юра понимает, что он врет.       «Блять», — думает Юра: — «Твою мать».       Закрывает глаза, делает несколько глубоких затяжек, и дым, вроде как убирает все мысли.       Ну да. Немного серьезнее. И что?       Зато он теперь не прогуливает английский, как было с Лешей, потому что иначе они бы ничего не успевали. И однажды с Отабеком они разойдутся примерно так же — тихо, спокойно, просто Алтын скажет ему, что у него есть тот, кому он бы хотел посвящать все свое время и в кого он влюбляется. Юра будет искренне за него радоваться, так же, как несколько месяцев назад радовался за Лешу.       Поэтому, когда Мила лукаво спрашивает: «Точно?», Юра с уверенностью отвечает: «Ага». ***       Гоша зябко ежится, он вообще не переносит холода, натягивает капюшон еще ниже. — Где там твой ебарь?       Если бы это сказал кто-то другой, Юра бы ему въебал, не раздумывая. Но это Гоша, который говорит не с целью оскорбить или задеть, а просто потому что он замерз и не думает о том, что он несет. Он вообще из-за этого часто огребает. Мила, почти до самых глаз укутанная в шарф, бросает на него осуждающий взгляд.       Юра смотрит на экран телефона — концерт начнется через полчаса, Отабеку и правда пора бы уже появиться. Как только он убирает телефон в карман, тот предательски вибрирует. Юра чертыхается, достает его негнущимися пальцами.       Для начала октября, на самом деле, очень холодно.       «Пройди левее от входа, там будет проем между домами, там встретимся».       В проулке — Юра даже не знает, как правильно это описать, еще ветренее, на мокром неровном асфальте валяется дофига мусора и окурков. Мила коротким и ёмким: «Блять!», оповещает о том, что она наступила в лужу. Отабек выходит из-за серой металлической двери — запасной выход, скорее всего, кивает Миле и Гоше, чуть улыбается Юре, специально касаясь своими пальцами его ладони.       Выглядит он уставшим. Очень. Это видно даже в почти полной темноте, и дышит часто. И пальцы сухие, горячие. — Привет.       Юра смотрит на него, и не здороваясь, спрашивает: — Ты хорошо себя чувствуешь? — Потому что от Отабека так и разит начинающейся простудой. И голос хриплый. — Да, Юр, не переживай. Это от волнения.       Юра думает, что нихуя это не от волнения.       На прошлом концерте он за пять минут до начала выступления сосался с незнакомым парнем — то есть с ним — и волнением там и не пахло. — Еще раз спасибо за билеты.       Отабек ухмыляется, и говорит тихо, чтобы Мила с Гошей не услышали, ну или хотя бы не разобрали слов: — Вечером отплатишь, — И Юра мог бы в этот момент почувствовать себя самой настоящей шлюхой, если бы это был не Отабек. Потому что он ни разу не показал, что в Юре он видит лишь подстилку, которой нужно платить. Да и Юра сам понимает, что это не так. Вспоминается тот день, когда Отабек приехал после репетиции уставший, как собака, и вместо того, чтобы быстренько трахнуться и отрубиться, он с ним разговаривал почти три часа. Так с подстилками не обращаются.       Поэтому он принимает легкий вызов дурацкой игры: — Сполна отплачу, не сомневайся.       Отабек улыбается, вновь находит его руку, сжимающую билеты, проводит по ним самыми кончиками пальцев. — Тебя на концерте ждет небольшой сюрприз.       Юре хочется поцеловать его прямо сейчас, как тогда, в самый первый раз — на одном дурацком порыве, на чистых эмоциях от алкоголя, музыки и легкого соперничества, но здесь Гоша и Мила (хотя тогда это не особо остановило), а еще Отабеку наверняка холодно в одном свитшоте стоять в этом ветреном переулке.       Поэтому Юра просто улыбается, чуть сжимает руку, надеясь, что не помнет пригласительные, и касается руки Отабека. — Встретимся на парковке после концерта, она с другой стороны здания, — говорит Алтын, перед тем, как уйти. — Несерьезно у вас, как же, — говорит Мила, пока они стоят в очереди на входе. Юра закатывает глаза. Мила цокает языком. — Идиот, господи, какой же ты идиот. Гош, подтверди!       Гоша, не поднимая глаз от телефона, угукает. — Вот видишь, даже Попович так думает. — Пошли вы, — Юра натягивает капюшон еще ниже. А пальцами проводит по руке, где его касался Отабек. ***       Толпой сносит в середину зала, у самой сцены толпа настолько плотная, что Юра удивляется, как люди там вообще умудряются дышать. В метро в час-пик свободнее. Они такими темпами Олимпийский скоро будут собирать, а группа-то совсем молодая.       Юра хочет пойти к бару и взять что-нибудь выпить, но он понимает, что точно потеряет место, и просто ждет.       Группа выходит минут через семь. Ненавязчивый ритм минусовки какой-то попсовой песни затихает, зал визжит, машет руками. Солист стучит пару раз по микрофону. — Привет всем, кто пришел! Не буду утомлять вас длинной вступительной речью с благодарностями, поэтому мы просто начнем петь.       Юра узнает мелодию с самых первых аккордов.       И орет вместе со всей толпой.       И смотрит на Отабека. Тот выглядит намного лучше, чем за полчаса до этого, но что-то в нем говорит — только Юре, наверное — что ему тяжело. То, как он хмурится, облизывает пересыхающие губы, как он жадно пьет воду в перерывах между песнями и утирает лоб черным напульсником.       К середине концерта он начинает выглядеть откровенно херово. Нет, он выглядит охерительно, как и всегда, но он бледный, и дышит тяжело, поверхностно. И закрывает глаза из-за яркого света софитов. Ничерта это не мандраж от выступления.       Рядом какой-то парень подсаживает девушку себе на плечи. Юра сочувствует тем, кто стоит позади этой парочки. — А предпоследняя песня, увы, друзья, мы тоже устали, будет не наша, а другой потрясающей группы, которую мы очень любим, и уверены, что вы тоже. Эта песня от нашего басиста, которая посвящается человеку, чьи глаза цвета зеленых стекол.       Юра не может кричать. И не потому что почти сорвал голос за предыдущие сорок минут, а потому что весь воздух из груди вышибло напрочь.       Басами и барабанными ритмами прошивает насквозь.       Юра стоит среди беснующейся в экстазе толпы, и не может даже шевельнутся. Может только смотреть на Отабека, который, Юра почему-то совершенно уверен, ищет взглядом именно его. — Видно пара наши крылья в рюкзак, — Юра вытягивает руку, встает на цыпочки, светит экраном телефона, и Отабек замечает. Даже с этого расстояния понятно, что он его видит. — Небо в твоих изумленных глазах цвета точно такого же, что и зеленые стекла.       Юра не знает, видел ли его Отабек среди толпы после того, самого первого поцелуя, но он думает, что сейчас есть определенного рода отсылка на тот вечер. — Мы в красную книгу мечты занесли, — Эта строчка про Отабека. Про причину того, почему он переехал, что оставил позади. Это догадка, всего лишь догадка, но Юра чувствует, просто чувствует, так же, как и чувствует вибрацию пола из-за раскатов гитары, что она верна. — Город ссутулился, сжался в комок: страх — доминанта среди всех причин, — Юре правда страшно. Страшно опять все потерять, страшно вновь находить себя в осколках. Пусть и в зеленых. Как же, черт возьми, Отабек в точку этой песней попал. — Завтра нести на могилы цветы, — Не мог он просто знать, что цветы нести надо будет послезавтра, только в этом ошибся. Щеки и правда намокли, Юра и не заметил, когда у него слезы покатились. — Стой, обернись, смотри по углам, — «можешь упустить самое важное», про себя шепчет Юра. — Убьют одного за одним нас зеленые стекла, — И ведь во всем и правда виноваты треклятые зеленые стекла. — Так крылья достань свои из рюкзака, весна пусть подавится рваным пальто, небо в твоих изумленных глазах цвета точно такого же, что и зеленые стекла.       Песня кончается, начинается новая, Юра видит, что Мила бросает на него беглый взгляд, но он знает, что она никогда не напомнит ему о том, что видела, как он сегодня плакал.       Она-то знает причину. А вот Отабек — нет. Но каким-то шестым угадал, нащупал. Или просто ради одной строчки про глаза попросил ее сыграть, кто его знает.       Юра утирает лицо, когда группа Отабека уходит со сцены. Толпой несет к выходу, и Юра, у которого в голове до сих пор только и слышны строчки песни — не последней, а той, посвященной ему — безвольно идет за Милой, которая цепко держит его за руку.       Осенний воздух отрезвляет. Сигарета на парковке заглушает отдающуюся эхом в голове музыку.       Они втроем молчат. Наверное, стоило остаться в клубе чуть подольше — Отабек же не сразу на улицу выйдет, надо ведь аппаратуру загрузить, одеться в конце концов.       Вслед за первой сигаретой зажигают по второй. Начинает немного подкруживать. Мила не выдерживает: — Ты ему рассказал?       Юра мотает головой. — Нет. Просто случайно выбранная песня, не берите в голову. Концерт-то был офигенный! А как они спели «критикана», а?       Гоша втаптывает бычок в асфальт. — Ты только не загоняйся, ладно? Ты же и без того помнил, это просто совпадение. — Я знаю, — Юра улыбается. Сам понимает, что вышло не очень правдоподно, но он правда старался. — Ребят, вы не мерзните, езжайте домой, он скоро придет.       Мила кивает. Перед прощанием обнимает его крепко-крепко, говорит, чтобы написал завтра, когда домой приедет.       Юра смотрит на отъезжающее такси и достает из пачки новую сигарету.       Это простое совпадение. Концерт был потрясающий. Да и сюрприз удался. Ему никогда песни не посвящали, и он сомневается, что когда-то еще будут.       А то, что он воспринял строчку из припева на себя буквально — полнейшая глупость. Просто как раз сейчас именно это — больная тема. И зеленые стекла, и порнофильмы в принципе он очень и очень любит. Просто так совпало.       На плечо опускается рука. Юра бы напрягся, если бы прикосновение не было почти нежным, если это можно сказать про касание через куртку. — Привет, — Отабек говорит в нос, хрипло. — Ты, блять, как умудрился заболеть?       Мысли о песне, которая случайно так надавила на больную точку, улетучиваются, как дым сигареты на ветру.       Отабек пожимает плечами неопределенно, потом говорит: — Да не заболел я, так, продуло немного. Дома чай выпью, и буду как новенький. Юра встает на цыпочки, прижимается губами ко лбу. — Да ты как чайник горячий, — Нет, Отабек, конечно, всегда горячий, но сейчас совершенно в буквальном смысле. — Я надеюсь, ты не на мотоцикле? — Нет, — Отабек морщится, затягиваясь. Еще бы, при простуде курить неприятно, Юра по себе знает. — Дорога скользкая, опасно.       Он вызывает такси, Юра смотрит на Отабека. Выжидательно смотрит, ждет ответа на заданный ранее вопрос. Отабек закатывает глаза и бросает скуренную на половину сигарету. — Вчера дождь шел, а я на мотоцикле был. Утром встал никакущий, голова раскладывалась. Думал, что расхожусь, а только хуже стало. Юр, может быть ты поедешь домой? Я тебя заразить могу.       Отабек и сам понимает, что Юра не поедет домой.       В такси они оба садятся на заднее сидение, Алтын откидывает голову на подголовник — его и знобить уже стало, адреналин после выступления прошел.       Таксист протягивает Юре пакет: — На случай, если вашего друга начнет тошнить. — Он не пьян, — Юра говорит резко, и ему немного стыдно перед ничем не виноватым водителем, но он просто хочет поскорее добраться до квартиры Отабека, чтобы тому стало лучше.       Таксист тяжело вздыхает и выруливает с парковки.       Отабек находит рукой Юрины пальцы, кладет на них ладонь. Юра улыбается в рукав куртки, поглаживает пальцами в ответ, и смотрит на рыжие сырые огни за окном.