Touch / Прикосновение

Пятница, Гос­пи­таль «Сан­то Спи­рито», 21:53

      21:53:28… 21:53:29… 21:53:30… И так каждая секунда, которую высвечивало табло на стене коридора, мелькала перед янтарными глазами, не давая покоя черноволосому парню, что нервно вздыхая и иногда смотря на дверь соседней палаты, часто вставал с места, чтобы пройтись туда-сюда, а потом снова садился на сиденье, рядом с учительницей. С тех пор, как Раф забрали в больницу, прошло почти три часа, а новостей от медиков никаких: молчаливые врачи как бегали из кабинетов в палату девушки, так и возвращались обратно, не говоря ни слова про состояние Бьянки и постоянно отмахиваясь от любых вопросов.       С тех пор, как он и Раф стали частыми «гостями» стен госпиталей, он всем сердцем возненавидел это место. Его раздражали эти белые и противного оттенка бирюзовые халаты врачей, жуткий запах химии и медикаментов, часы беспокойного ожидания, а главное — причина нахождения. Сначала две аварии, потом остановка сердца белокурой, а теперь ещё и это… Цель стать врачом стала потихоньку превращаться в возможный вариант будущей профессии, а не в дело всей жизни, о котором он подумывал ранее. Ведь какого это — работать в больнице? Какого это — пытаться всеми силами вытащить с того света людей, не жалея нервов, времени и сил? А какого это — видеть, как на твоих глазах умирает человек, и потом сообщать об этом его родственникам, говоря фразу-клише «Примите мои соболезнования», которую ты бы никогда не захотел услышать?.. Вот этого он и боялся сейчас, находясь в этом жутком месте и не отрывая взгляда от двери семьдесят седьмой палаты… — Ой, простите, пожалуйста, синьор! Извините, ради Бога, — извинилась пробегающая мимо черноволосого женщина со слезами на глазах, что не нарочно задела его ногу. — Ничего, всё в порядке… — произнёс Росси, слабо улыбнувшись ей и смотря, как она со всех ног убегает куда-то в конец коридора, всхлипывая и тяжело дыша. Когда он увидел, как из одной из дальних палат вывозили каталку, накрытую белой тканью, а на этаже послышался горький плач и отчаянные крики бедной женщины, ему стало не по себе. В памяти невольно всплыл кошмар, который ему приснился несколько недель назад, когда Раф лежала без сознания в больнице. Вот только то был сон, а эта несчастная синьора переживает всё наяву… — Povera donna*… — сочувственно произнесла Борги, грустно глядя, как та заходит в кабину лифта вместе с врачами, безутешно плача. — А ведь, жизнь так устроена, что каждому из нас суждено хоть один раз увидеть смерть в лицо… — Что Вы имеете ввиду?.. — повернув голову в сторону учительницы, спросил черноволосый. — Сульфус, ты же не маленький мальчик — знаешь, что каждому из нас дано увидеть смерть тех, кого мы любим… Это жизнь, а она у нас не бесконечна, так что ничего с этим не поделаешь… — вздохнула женщина и взяла его за руку, стараясь слегка успокоить ученика, с не особым удовольствием слушавшего её слова. — Вы так говорите, как будто жизнь только и сделана из разочарований и смертей, — мрачно проговорил он. — А это не так, проф. Хотя… Чего я Вам это говорю? Вы старше, и Вам виднее, так что считайте, как хотите…       Джованна Борги прекрасно понимала, что не внушает доверия у Росси, как и у всех своих студентов. Холодный, строгий и порой суровый и чёрствый преподаватель итальянского нередко вызывал ненависть у учеников «Мамиани», постоянно ругая, ставя низкие оценки, заваливая на контрольных и относясь к студентам, как к солдатам в армии. Однако она ничего не могла с собой поделать. Эмоции и убитые чувства, оставшиеся после жестокого убийства её мужа и потери нерожденного ребёнка, так и остались жить в душе женщины, иногда заставляя невольно вымещать ненависть на весь мир на учеников, которые ни в чём не виноваты. Хотя сама Борги души не чаяла в детях, и своей строгостью порой скрывала искреннее волнение и любовь ко всем своим студентам. Даже несмотря на то, что Рафаэллу она знала не так давно, она всё равно переживала за девушку не меньше парня. Всё-таки милая девочка и хорошая ученица, которая явно не заслужила таких серьёзных шуток организма. А тут такое… — Сульфус, к сожалению, меня сама жизнь вынудила так говорить, — безэмоционально начала она. Тяжёлый и громкий вздох вырвался из губ Борги. — Мне всего двадцать семь, а я уже успела похоронить мужа и малыша, которого носила под сердцем почти полгода. Ты представляешь, какого это — в один миг потерять дорогих тебе людей, которые были смыслом твоей жизни? Я знаю, что половина школы меня терпеть не может, и я кажусь детоненавистницей, но мне просто тяжело… Прошло так много времени, а я до сих пор не смирилась с этим. В итоге страдаю не только я, но и вы все. А выходит, что из-за своего прошлого я больше демонстрирую обиду на свою судьбу и ненависть к ней, чем любовь к вам… Понимаешь?.. — понимающий молчаливый кивок Росси стал для неё ответом, после чего мимолётная грустная улыбка появилась на лице женщины, и её рука легонько сжала руку ученика. — Простите… Мне не стоило… — Да ладно, ничего. Спасибо, что выслушал… Будем надеяться, что с Рафи… — «Раф», проф, — поправил янтароглазый. — Она не любит, когда её называют «Рафи». — Да, извини. Будем надеяться, что всё обойдётся, и с Раф всё будет хорошо. — Ваши бы слова да Богу в уши, проф… — вздохнул парень.       Между ними повисло молчание. Так же наблюдая поход врачей в разные палаты и пристально глядя на дверь той, в которой лежит девушка, Росси чувствовал, как с каждой секундой на душе становилось всё хуже и хуже. Ещё в апреле доктор Да Вита предупреждал, что, если слабость девушки возьмёт над ней верх — она обречена. Но, чёрт побери, всё же было хорошо! Она поправилась, выздоровела, снова стала прежней здоровой и счастливой девочкой, ни на что не жаловалась, а тут… А тут бледнющая кожа, страшные глаза, кровь, потеря сознания, тошнота. Словно она побывала «в гостях» у Гейба и сбежала оттуда избитая… А может, это из-за Мизери всё случилось? Всё это — последствия драки? Ведь, заступившись за него, Раф тоже нехило получила, оставшись с разбитой губой и ушибами… Вопросы не давали покоя, однако парня уже не волновали причины, а именно состояние белокурой и сам диагноз. — Проф, — робко произнёс он, отвлекая учительницу от мыслей. — Да?.. — Как думаете, что с ней? — так же несмело спросил Росси и повернул голову в сторону Борги, желая услышать ответа на свой вопрос. — Не знаю, — женщина лишь пожала плечами. — Я не медик, но знаю, что, обычно, сильные кровотечения из носа — признак какого-то заболевания, и в таких случаях надо срочно вызывать скорую… А так, тошнота и потеря сознания обычно свидетельствуют о беременности…       От ответа учительницы глаза Росси полезли на лоб. — Т-то есть как «беременности»? — перебил он, мягко говоря, обалдев от услышанного. — Вы, что, хотите сказать, что… Она беременна? — Ой, Росси, только не делай вид, что ты в первый раз слышишь о том, что такое беременность, — цокнув, пренебрежительно высказалась Борги. — Ты «перелюбил» кучу девочек из «Мамиани», но ни разу не задумывался о том, что будет, если твои инстинкты будут думать за тебя? — Проф, я больше не «ПлейБой» и уже полгода этим баловством не занимаюсь! Забудьте этот подростковый бред и придержите Ваше мнение при себе, я и так, как на иголках! — выслушав «критику», он закатил глаза.       Раздражение тут же одной большой волной пробежалось по его телу, заставив испытать брезгливость к той безмерной похоти, которой горели его янтарные глаза при виде очередной девки, с которой можно удовлетворить плотские желания прямо в подсобке этой школы. Не у себя или у кого-то дома, как это делают нормальные подростки, те же «любвеобильные» парни и взрослые люди, заводя тайные отношения на стороне. А в грязной подсобке. Как последняя шлюха. Конечно, за такие развлечения никто «женщиной древней профессии» его не назовёт, но всё же… Даже бабникам, оказывается, может надоесть «перепихиваться» с разными девками и чувствовать себя, как проститутка.  — Я знаю, что это такое и при каких обстоятельствах бывает. Просто, я не думал, что у нас так получится… — Хах, не думал он… — усмехнулась учительница. — Росси, ты когда своими мозгами будешь думать, а не другим органом?! Мало того, что ещё и Бьянки каким-то образом соблазнил, так, оказывается, ещё и без контрацепции?! А если, правда, беременной окажется, что ты будешь делать?! Я знаю её отца, далеко не самого толерантного человека на свете — он или тебя прибьёт, или вас обоих, а Раф ещё и на аборт поведёт! Вот скажи мне, тебе прям такое удовольствие делать из девушек ходячие трофеи, чтобы казаться опытным «Альфа-самцом»? — Господи, проф… Всё было по любви и взаимному согласию. Я не соблазнял её, ничего плохого не делал! Мы ничего плохого не делали! Я просто люблю её, а когда люди друг друга искренне и по-настоящему любят, в этом нет ничего плохого. Вы любили и Вы знаете, что происходит, когда плевать на всё и хочется чувствовать того, кого любите всем сердцем, проф, — серьёзно ответил парень, заставив женщину усмирить пыл и внимательно дослушать. Заметив это, он продолжил. — Да, я был дебилом, да и сейчас не всегда умничаю… Но я больше никогда себе не позволю портить жизнь девушкам и другим людям из-за своего эгоизма. Тем более, ей…       После своих же слов Сульфус замолчал, давая время и Борги, и себе подумать над сказанным. Каждое слово он произносил уверенно и твёрдо, потому что говорил честно. Он видел в своём прошлом эти огромные ошибки, косяки и шалости гормонов, и жалел о содеянном, потому что мало того, что они потом мучили совесть, так они ещё и закрепили за ним звание главного ловеласа школы. Раньше данный «титул» доставлял ему неописуемое удовольствие, как и его «привилегии», вроде наивных красоток, надеющихся на то, что их «подаренная» девственность чудесным образом исправит похотливого демона внутри него. А сейчас об этом звании даже вспоминать было противно, ведь ни одну из соблазнённых он не любил и никаких чувств от всего, что было, не испытывал. Всё это — просто физиологическая потребность.       Однако, с какой-то стороны, он жалел и о том, что произошло прошлой ночью. С головой окунувшись в те самые чувства, которые он никогда раньше не испытывал, и оказавшись во власти наслаждения и любовной эйфории, Росси даже забыл о защите. Каждый раз, когда дела шли к «любовным играм» с кем-либо, он всегда был готов уберечь обоих от новости о беременности от очередной пассии. Своя шкура дороже неудобства, ведь можно получить нехилых люлей от отца и обязательство жениться на «счастливой» будущей мамочке. Самая первая ночь с голубоглазой прошла правильно и без проблем, как и должно быть в их возрасте. Хоть и не с самым чудесным началом, какое бывает в фильмах или сериалах, но, всё же… Не было той похоти, не было того дурацкого чувства, когда всё надо сделать быстро в жутко неудобной «каморке», не было обычного эгоизма. Только уважение, спокойствие, безопасность и искренние чувства — больше ничего не нужно. А сейчас всё вышло из-под контроля, и есть немалая вероятность, что из-за простой глупой забывчивости и сильной тяги друг к другу девушка действительно забеременела…       Он, конечно, любил детей и в детстве всегда мечтал о братике или сестрёнке, ухаживать за которыми он бы помогал маме, но иметь своего ребёнка в раннем возрасте — огромная проблема и тяжёлая ноша. Особенно, когда ты и твоя девушка — по-сути — сами ещё дети, за которыми охотится «ребёнок» постарше, с гадкими зелёными глазами… И что тогда делать? Бегать с брюхом, а потом и с самим малышом от Мизери или пойти на аборт? Разумнее, конечно, второе, вот только и заставить её избавиться от малыша он тоже не мог. Всё-таки в таких случаях виноваты оба, а значит, им обоим и принимать решение, каким бы тяжёлым оно не было… — Вы вряд ли поверите, но, даже если так и случится, на растерзание отцу я её точно не отдам. Что с этим делать мы уже решим вместе и сами, — после недолгой паузы закончил черноволосый, вновь переведя взгляд на палату. Когда оттуда снова вышла медсестра, Росси вскочил с сиденья и, преградив ей путь, в очередной раз прямо задал вопрос. — Как она? — Синьор, дайте пройти и не мешайте персоналу работать! — девушка попыталась пройти мимо, но он снова встал перед ней. — Дотторесса Скалетта, — прочитав надпись на бейдже, начал Сульфус, постепенно повышая голос. — За той дверью находится моя сестра, а я нахожусь в этой долбанной больнице уже третий долбанный час, не знаю, что с ней, и никто не собирается мне об этом говорить! Я, ПО-ВАШЕМУ, ТУТ ДОЛЖЕН ВСЮ НОЧЬ СИДЕТЬ И ГАДАТЬ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?! — Да успокойтесь Вы! — вскрикнула медсестра. — Мы только сейчас получили результаты анализов, потому и не могли сказать! — И что же Вам мешает сделать это прямо сейчас? — тяжело дыша, спросил Росси. Разъярённый взгляд янтарных глаз тут же устремился прямо в и без того неспокойные глаза доктора, давая понять, что от ответа ей не уйти, и терпению «брата» пациентки скоро придёт конец.       Сульфус всё понимал, но его терпение не хотело смиряться с тем, что уже долбанных три часа он сидит в этом проклятом коридоре, как на иголках, невольно думая о всевозможных диагнозах, а никто даже не соизволил сказать, что случилось с Раф. Откуда тошнота, откуда потеря сознания и, самое главное, откуда столько крови? Все его вопросы доктора успешно игнорировали, заставляя парня волноваться ещё больше. — Извините, Вы — мать девушки? — она обратилась к Борги, проигнорировав вопрос юноши и отведя взгляд. — Нет, я классный руководитель, — пояснила женщина, приблизившись к ученику. — Я пыталась дозвониться её отцу, но он за границей. — Сколько лет молодому человеку? — Восемнадцать. Он — её родной брат, — учительница решила подыграть Сульфусу, хоть и не имела никакого права этого делать. — Ладно… — с глубоким вздохом произнесла медсестра. — Не знаю, как Вам это сказать, но… — Она беременна? — перебил парень, сгорая от желания узнать правду. На это она никак не ответила, а лишь уставилась на него обалдевающим взглядом. — Скажите, она в положении? — Какая беременность, синьор?! Вы, что, шутите, что ли? — возмутилась она, горько усмехнувшись и одаривая его сожалеющим взглядом. — Если бы… Лейкемия, вторая стадия.       Шокированный вздох учительницы и расширенные ошарашенные глаза черноволосого дали понять, как на это отреагировали их обладатели, что три часа ждали ответа на все вопросы.       Одно простое слово из восьми букв мгновенно ввело Росси в ступор, заставив его буквально побледнеть от шока. Рак крови, да ещё и на второй стадии? Когда? Ему сразу же вспомнился телефонный разговор с Да Вита, когда доктор сообщил о том, что Раф предрасположена к лейкозу. Тогда эти слова казались простым уведомлением о том, что есть вероятность, так как её мать страдала от того же недуга, но он никак не думал, что так всё и случится. Никак не думал, что однажды снова придётся услышать о том, что кто-то из родственников и дорогих сердцу людей заболел раком. Но в глубине души он всегда боялся, что всё-таки болезнь проявится, и девушка заболеет. И его опасения только что подтвердились… — Это точно? Вы в этом абсолютно уверены? — держа себя в руках, грозно спросил Сульфус, всё ещё надеясь на отрицательный ответ. — Точно, — со вздохом подтвердила медсестра. — Неужели, Вы никогда не замечали симптомы? Бледная кожа, сбитый график сна, потеря сознания, сильные кровотечения из носа, головные боли, резкое похудение… Всё это — явные симптомы. — Мы не придали этому особого значения, пока не увидели кровотечения… — виноватым тоном признался парень и опустил голову, вспомнив, как Раф невольно пыталась скрыть «признаки». Каждое утро на её лице красовался слой тонального крема; ранний сон или бессонницу она объясняла усталостью и выпитым кофе; про головные боли и речи не было. А кровотечения были… Только Бьянки и про них молчала… В конце концов, его нервы не выдержали. — Чёрт, как это вылечить?! Стадия не самая серьёзная! Её же ещё можно спасти! — Спасёт только операция и интенсивное лечение, — ответила девушка. — Вам надо срочно искать донора костного мозга, пока у неё ещё есть шанс на выздоровление, иначе потом уже будет слишком поздно. — Я могу сдать кровь на анализ? — тяжело вздохнув, уже более спокойным тоном спросил янтароглазый. — Сегодня уже поздно. Приходите завтра утром, — медсестра кивком головы указала в конец коридора. — И врач будет на месте, и результаты анализа будут готовы намного быстрее, подходите ли Вы на роль донора или нет. Пока можете зайти к ней. Девушка пришла в себя, а капельницу мы уже поставили.       Бросив негромкое «спасибо» и накинув на себя белый халат, протянутый медсестрой, Росси оставил двух женщин наедине и вошёл в едва освещённую палату. Казалось, что картина, которую он видел около месяца назад, повторилась: похожая палата, в которой только что выключили свет, оставляя пациентку в полном мраке наедине с медицинскими приборами; отвратительный запах спирта и этот жуткий писк кардио прибора, который порядком успел надоесть. Всё в этой одиночной палате напоминало о тех ужасных днях угрызения совести, раскаяния и страха, которые он провёл без девушки, и он до последнего надеялся на то, что этого больше не повторится. Но у Судьбы были свои планы на этот счёт…       Он сделал осторожный шаг и случайно закрыл дверь с громким хлопком, разбудив белокурую. Голубые глаза наполовину открылись, а на её лице медленно расплылась грустная улыбка, хоть Бьянки и старалась улыбнуться как-то получше, радуясь, что после трёх адских часов диагностики его всё-таки впустили в палату. Она громко вздохнула и приподнялась с койки, протягивая к нему руки, когда Росси побежал к ней. — Боже мой… Как ты? — взволнованно спросил Сульфус, присаживаясь рядом и бережно заключая Раф в свои объятья, когда она прижалась к его телу, невзирая на боль от иглы капельницы, что мучила руку. На вопрос она не стала сразу отвечать. Хотелось ненадолго побыть в тишине и насладиться тем моментом, когда рядом только он, а одни крепкие объятия лечат лучше всей той химии и дряни, которой её пичкали до этого. Несмотря на то, что всё тело буквально ныло от слабости, а мышцы вокруг позвоночника до сих пор ощущали острую иглу шприца, в душе белокурая чувствовала неописуемое облегчение и радость, с упоением слушая стук сердца и нежно поглаживая плечи черноволосого. — Я даже не знаю, как тебе описать… — еле сдерживая накопившиеся эмоции, произнесла она после недолгой паузы. — Так больно не было, даже когда я очнулась со сломанными рёбрами после аварии. А теперь ещё и лейкемия… — Потерпи чуть-чуть. Медсестра сказала, что у тебя ещё не самая серьёзная стадия, у нас есть все шансы на выздоровление! — он прошептал это как можно увереннее, чтобы успокоить девушку и себя заодно, когда у самого едва не дрожал голос, словно заболел он. — Найдём донора, и ты быстро поправишься! — Нам то же самое говорили врачи, когда мама заболела… — Что ты хочешь этим сказать?.. — сдерживая страх и горечь, парень равнодушно произнёс эти слова, опасаясь, что девушка сдаётся. Она отстранилась и направила взгляд куда-то вдаль, всё так же не раскрывая глаза полностью и прожигая взглядом окно. Хоть и грустная, но мягкая улыбка тут же пропала, когда её медовые губы вновь стали одной ровной линией. — Раф…       Белокурая не ответила, продолжая неподвижно и тихо лежать рядом. Голубые глаза всё так же смотрели на синее небо, грудь вздымалась от нервных глубоких вздохов, а сама она закусывала губу, потерявшись в мыслях и воспоминаниях. Росси тоже замолчал. Пусть сама всё скажет и объяснит, если захочет. Всё-таки, дело коснулось не самой счастливой страницы в её жизни, а вспоминать о том, как дорогие сердцу люди покинули этот мир, неприятно никому. Тем более, если речь идёт о матери… Он помнит, с какой нежностью и привязанностью девушка рассказывала об Анджели. О том, каким чудесным человеком была её мама, Бьянки могла говорить часами. Прекрасная женщина, любящая жена и мать и боевая натура — именно так восторженно говорила о ней девушка, вспоминая счастливое раннее детство. А сейчас ей приходится вспоминать и тот день, когда жизнь маленькой девочки начала постепенно рушиться. Когда все весёлые и беззаботные деньки вместе со звёздными ночами на крыше дома ушли, вместе с мамой, а на смену им пришли серые годы в тени холодного и мрачного отца, который даже не удосужился проникнуться любовью к единственной родной дочери.       Семья — основа всего. В какой семье ты родился, таковой и получится та, которую ты создашь в будущем. Но, а если семья человека — просто группа из трёх человек, где друг друга любят только мать и дочь?.. Сульфусу было страшно представить себя на месте девушки. Он с рождения был окружён любовью, лаской и вниманием обоих родителей, хоть раньше и не ценил этого. Вокруг всегда были мама с папой, любящие друг друга и своего сына. Всегда была атмосфера маленькой, но очень дружной семьи Росси, в которой редко были ссоры и недопонимание. Не было никаких скандалов, и все заботились друг о друге… Что бы с ним случилось, если бы на смену главному другу и опоре пришёл холодный и злобный человек, ищущий в сыне только выгоду и кого-то, кто непременно пойдёт по его стопам? А что бы он делал, если бы сильной, но нежной и заботливой мамы не стало так рано?.. Самое ужасное то, что это — просто домыслы и не самые приятные мысли, а Раф пришлось на собственной шкуре испытать эту тяжёлую потерю для любого ребёнка… — Когда мама попала в больницу, я еле уговорила Малаки, чтобы он отпустил меня к ней. Очень хотела видеть её после случившегося… — слегка хриплый и грустный голос белокурой нарушил гробовую тишину помещения. — Помню, меня не впускали в палату, но оттуда вышел врач, и я спросила, поправится ли мама. Конечно, он видел, что перед ним — совсем маленькая девочка лет семи-восьми, и мне просто ответили, что мама скоро выздоровеет, но ей придётся надолго улететь лечиться в другую страну… Как жаль, что этим подразумевалось, что я останусь без матери не на пару лет, а на всю жизнь…       Голубоглазая тяжело вздохнула и вновь легла, прикрыв опухшие глаза. Хорошую память, которая, к сожалению, хранит больше печальных воспоминаний, чем хороших, она нередко проклинала именно из-за того, что всё горе детских лет осталось и никуда не исчезло. Иногда, когда дома раз за разом происходили разборки с отцом или её отчитывали за то, что она как-то не так посмотрела на Гейба, Бьянки была готова продать душу дьяволу, не взирая на веру, лишь бы мама была жива. Анджели не допустила бы такого. Она всегда была готова стоять горой за дочь, как воин готов отважно защитить родину от любого врага. Однако любой воин рано или поздно падёт в бою, как бы его не обнадёживали окружающие… — Я зашла к ней… Она так же лежала на койке и заулыбалась, когда увидела меня, — грустная улыбка на пару секунд появилась на лице Раф. — Она крепко прижимала меня к себе, нежно целовала в лоб, а я просто хихикала и так же ластилась к ней. Знаешь, я тогда была так рада, что она очень скоро поправится. Я, правда, верила, что скоро всё будет позади, и я даже и не подозревала, что это — наши последние объятья. До сих пор помню, словно это произошло вчера… Я задавала ей много вопросов, даже не понимая того, что я буквально спрашиваю её о скорой смерти… Когда я спросила, когда мы увидимся, она сказала, что очень не скоро… За это время я вырасту, найду хороших друзей, выйду замуж за любящего меня мальчика, у меня будут красивые детишки, потом и внуков буду нянчить… Тогда мы и встретимся… — она снова грустно улыбнулась и с горькой усмешкой пролила слезу. — Я тогда сказала, что это очень долго, и она может выздороветь раньше. Мол, так даже доктор говорил, а она всё равно покачала головой и крепко обняла меня… «Раньше не получится… Мы с тобой скоро увидимся, обещаю… Ты вырастешь, у тебя будет счастливая жизнь, не такая как у меня… Потом превратишься в красивую бабочку, и мы с тобой улетим куда-нибудь…». Я бы всё отдала, чтобы её слова сбылись тогда… А в-вышло, что я ещё одиннадцать лет прожила с отцом, которому до меня дела нет… Ж-жила под одной крышей с парнем, который ежедневно превращал мою жизнь в Ад… А сейчас я л-лежу в этой же больнице с тем же диагнозом, как у матери… И чувствую, как начинаю сдаваться, потому что ни моя психика, ни моё тело уже не выдерживают этого всего! С тех пор, как мне сообщили о том, что я предрасположена к лейкозу, я долгое время подозревала, что долго не проживу, и уже смирилась с этим. А прямо сейчас чувствую, как скоро и меня не станет, и я полностью повторю судьбу мамы, как это говорил Малаки! — Не смей так говорить! — с еле видными слезами на глазах рявкнул Росси, схватив её за предплечья и повернув к себе. Слыша учащённый писк кардио прибора и сдерживая болезненный крик, что так и норовил вырваться из неё, девушка задрожала и встретилась с его серьёзным взглядом, явно недовольным тем, что она снова сдалась. Но не Гейбу… А болезни, которую ещё можно вылечить.       Всё ещё держа её руки и не отрывая взгляда от любимых глаз, черноволосому так и хотелось прямо тут снова устроить вечер «лекций» насчёт того, что нельзя сдаваться, а надо бороться. Нельзя опускать руки, что бы ни случилось! Пусть это будет и болезнь, нельзя не быть готовым бороться за единственную жизнь, которую надо прожить достойно и счастливо! Нельзя! Она должна поверить в свои силы и сделать всё, что угодно, лишь бы избавиться от лейкоза и прожить жизнь так, как говорила мать перед смертью, а не как сказал человек, которого после этого и отцом нельзя назвать. — Раф, я тебе минуту назад сказал: «Мы найдём донора, и ты поправишься», «У тебя есть все шансы на выздоровление». Что из этого тебе не понятно? — Я всё понимаю… — сглотнув, произнесла девушка, полностью понимая его негодование и недовольство из-за своей гадкой слабости, которая буквально высасывала из неё даже желание жить. — После того, что случилось с мамой, я боюсь верить врачам… Сульфус, это лейкемия… Рак… Это не простуда, которую можно вылечить обычным антибиотиком из аптеки. Ты понимаешь, что не каждый человек может от этого избавиться даже на первых стадиях?.. — Нет, я не понимаю одного, — с одновременной горечью и серьёзностью в голосе прошептал Росси. — Кому ты веришь больше? Врачам или мне? — Конечно тебе… — кивнув, она на мгновение улыбнулась. Кому же ещё, как не ему, она может доверить все свои тайны и свою жизнь?.. — Тогда почему ты не веришь тому, что я тебе сказал, м? — он аккуратно коснулся её щеки и погладил, почувствовав её ладонь на своей. Хоть Росси и ощутил привычную нежность и привязанность девушки в её жесте, он всё же не мог снова стать ласковым и мягким, не добившись от неё того, что он всё это время пытался заставить её найти в себе — внутренней силы воли и характера. Раз спокойно она не воспринимает его слова, стоит сказать всё чуток посерьёзнее и построже. — Если я так сказал, значит, мы с тобой сделаем всё, чтобы так и было. Ты меня поняла? Ты будешь бороться за собственное счастье и достойную жизнь любой ценой? — она снова, на этот раз уверенно кивнула в знак согласия, всё же выдавив из себя искреннюю мягкую улыбку, и произнесла твёрдое «да». Удовлетворившись ответом, Сульфус так же улыбнулся ей в ответ и вновь крепко обнял. — Вечно мы друг друга не слушаем… Я напал на Гейба, а ты снова сдаёшься… — Я просто устала от всего этого, понимаешь?.. — вздохнула Раф и прижалась к нему ещё крепче, словно вновь почувствовала себя в последних нежных объятьях матери. — Я просто не могу так жить, когда каждый день Гейб точит зуб на нас, ты в опасности, а меня мучают собственный разум и кровь… Я очень боюсь, что однажды просто не смогу с собой ничего поделать, и мне придётся сдаться… — Я знаю, Раф… Я знаю… — тихо прошептал черноволосый, понимая, что в чём-то она права. Когда человек слаб и теряет надежду, он готов с лёгкостью распрощаться с жизнью, чтобы все беды и кошмары, которые могут преследовать и в будущем, остались на этом свете. Попав в проклятый «Санто Спирито» в первый раз, он бы с радостью выпил яд, лишь бы не тратить годы молодости на ссоры с родителями, нелюбимую девушку и на неинтересную жизнь, отличающуюся от той, которую он хотел бы прожить. Которая отличается настоящим счастьем, свободой и любовью, а не иллюзией, созданной деньгами…

Как жаль, что сама жизнь, как и судьба, бывает несправедлива, заставляя нас убиваться из-за горя или неоправданных надежд…

***

Пятница, Вилла Мизери, 23:25

      Долгая майская ночь всё не кончается, заставляя кого-то веселиться до утра, а кого-то страдать и находить утешение в объятьях любимых или в очередном бокале крепкого алкоголя, которому хозяин уже не знает счёта. Небо «Вечного города» постепенно закрывается чёрными тучами, а неспокойный ветер проникает в комнаты, устраивая хаос или, наоборот, наводя порядок. Жаль, что ветру не подвластны разумы людей, чтобы так же «освежать» мысли или запутывать их. Он может только оставаться в голове, заставляя человека относиться ко всему халатно, как это сейчас делал хозяин особняка… — Никогда бы не подумал, что тебя хватит после двух бутылок вина, котик, — едва разочарованно, если не совершенно безразлично, произнёс частый гость дома, стоя где-то в углу гостиной и краем глаза наблюдая за тем, как очередная порция кроваво-красного напитка течёт по губам и по белой рубашке Мизери младшего. — Что-то мне подсказывает, что лет в тридцать твоя печень точно будет жаловаться на такое раннее баловство со спиртным. — Я так понимаю, Теренс, кроме насмешек и ехидства, помощи от тебя ноль… — Гейб, тихо икнув и даже не отдавая себе отчёта в том, что критикует своего единственного сообщника, всё сказал, как есть, ибо который по счёту бокал вина уже не давал возможности здраво мыслить и держать язык за зубами. Да и ему, кажется, всё равно. Острые кинжалы боли уже давно ему вонзили в беспомощное сердце, а значит, на последствия нелестных слов в адрес гостя давно наплевать. Тем более, когда все думы спутаны, а алкоголь стал чем-то вроде наркотика.       Ипокри прекрасно понимал, что с пьяного парня спросу нет, да и мнение Мизери о себе ему было давно известно. Стоит вывести неуравновешенного шатена из себя, и он на одном дыхании выпалит собеседнику всё, что о нём думает. Особенно, если речь идёт о горячо любимой сбежавшей невесте. Теренсу не привыкать к этому, ведь именно когда Рафи что-то вытворяла или, как она любит в последнее время делать, нападала на него, Гейб постоянно находил в нём мамочку, которой можно поплакаться в жилетку и пожаловаться на то, что его обидели. Об этом говорил каждый телефонный звонок и каждое СМС с не самым дружелюбным приглашением на пару слов. Хотя, с другой стороны, неудивительно: кому же ещё жаловаться на разбитое вдребезги сердце и на реально повзрослевшую девушку, которая просто так уже в объятья ему не кинется? Кому жаловаться на нежные взгляды в сторону соперника? Мамки-то рядом никогда не было, а жаловаться папочке в восемнадцать лет — тоже далеко не комильфо. Разве может наследник Маурицио опускаться до такого? Конечно нет. Будучи сыном не самого богатого, но довольно влиятельного предпринимателя, парень знал, какого это — получать нехилых пинков или люлей за то, что позволил себе дать слабину и показаться отцу тряпкой…       Глядя на то, как Мизери что-то бормочет себе под нос, косо поглядывая на бокал и допивая содержимое стакана, Теренс тихо рассмеялся. Интересно, а когда Рафи снова проявит характер и самооборону, освоенную у Росси, он полезет в погреб бати за бутылочками вина или пива? Такими темпами вальса можно вообще забыть про Бьянки, однако бросить всё он тоже не может. Гейбу на кой-то чёрт сдалась невеста, а ему нужен Сульфус. А подобраться к нему можно будет только через девушку, что с каждым днём всё больше и больше убивает Мизери-младшего, заставляя «залечивать» душевные раны или в алкоголе, или в своей спальне с молитвословом, или с какой-то проституткой. Бедняге тренироваться не на ком… — Продолжаешь надо мной смеяться, да?.. — приподняв голову, снова подал уставший голос шатен и отбросил в сторону бокал, разбив его на десятки мелких осколков. — Смейся-смейся, Ипокри… Рафи уже нанесла свой удар… Твой черёд… — Я просто стою в этом углу и думаю: «Когда же, наконец, Габриэль поумнеет и перестанет портить себе жизнь из-за какой-то девчонки?» — со своей привычной издёвкой произнёс парень и медленно приблизился к «недо-другу». Через несколько секунд он сидел на корточках перед ним и хлопал по плечу. — Гейб, да прекрати уже разводить этот детский сад и портить обоим жизнь! Помоги мне достать Росси и отпусти её! Не нужна она тебе! — Нет, нужна! — пьяным и разъярённым голосом гаркнул зеленоглазый и резко скинул руку Ипокри с плеча. Теренс закатил глаза и приготовился выслушивать очередные сопливые надежды и планы Мизери, которые он скоро выучит наизусть, как детский стишок. — Пару месяцев побрыкается, а потом меня полюбит как миленькая, когда поймёт, что живёт как королева в роскоши с любящим и верным мужем! — Господи, Боже мой… Гейб! Поставь ты уже крест на своих мечтах и сними розовые очки! После трёх месяцев под крышей с Росси, она скорее тебя прибьёт, чем добровольно полезет к тебе в объятья! Поверь мне, я часто наблюдал, что у них творилось в квартире, и её счастливой и искренней улыбки я раньше никогда не видел, даже когда мы вместе учились. Я видел трапезы, видел, как Сульфус её учил драться и водить мотоцикл; как она почти полностью избавилась от боязни прикосновений… Да, бл**ь, мои глаза видели и парочку не самых робких поцелуев, на что, по правде говоря, было как-то стыдно смотреть!.. Ты понимаешь, что после этого она уже никогда тебя к себе близко не подпустит?! Она не твоя во всех смыслах этого слова и никогда твоей не будет! Смирись уже и начни жизнь с чистого листа, пока Росси не взял инициативу в свои руки и не написал на тебя заяву, или пока она не продемонстрировала тебе свои боевые навыки! — А МНЕ НАПЛЕВАТЬ НА ЭТО! — рявкнул Мизери, толкнув Ипокри и резко встав с кресла. Тот недовольно прошипел что-то и отошёл от пьяницы подальше, намереваясь уже спасти свою шкуру от этого больного придурка, закончив дело со сбежавшей невестой. — ПУСТЬ ТОЛЬКО ПОПРОБУЕТ! МНЕ ПЛЕВАТЬ!       Хоть голова и не особо соображала, и он чувствовал себя каким-то животным, поддающимся инстинктам и не думающим над своими действиями, Гейб снова почувствовал эту боль. Боль жестокой правды, которую ему постоянно рассказывал Теренс и которая с каждым разом становилась всё мучительнее. Сначала он узнал о том, что Рафи в отношениях с новым героем-любовником, потом сообщник поведал о днях в ссоре после больницы, которые обошлись без скандалов, а затем на душе стало безумно мерзко, когда Ипокри намекнул, что всё ещё серьёзнее, чем кажется. Бьянки и Росси не на шутку увлеклись друг другом, и она полностью про него забыла. Вычеркнула из своей жизни. Убила в воспоминаниях, без остатка отдавая свою любовь и всю себя тому, кто избавил её от этого счастья. От ЕГО счастья… — Пошла она к чёрту со своей любовью… — голос парня, словно пропитанный ядом и ревностью, раздался в гостиной, и, вслед разбитому бокалу вина, на пол полетел кофейный столик и пустая бутылка. Теренс и глазом не моргнул — Гейб всегда вымещал гнев на всём, что попадётся ему под руку. Как жаль, что в этот список входила и ни в чём неповинная девушка, которой доставалось по полной программе просто потому что она проходила мимо. Мизери поднял на гостя взгляд и подошёл ближе, громко и нервно вздыхая и сжимая обе руки в кулаки. — Я давал ей шанс. Я для неё делал всё! А она меня променяла на этого ублюдка, который перетрахал всю школу! Вот скажи мне, что есть у Росси, чего нет у меня?! Чем он заслужил её любовь больше меня, а?! Баблом своего бати?! — Дурак ты, Габриэль, дурак… — покачал головой голубоглазый. — Он живёт так же припеваючи, как и ты. Тут дело далеко не в деньгах. Ты лучше в себе разберись и подумай. Не чем Росси лучше тебя, а что ты такого делал или не делал, что стал для Бьянки ничтожеством. — Защищаешь её, да?.. — спросил Мизери, когда Ипокри собрался выйти из гостиной. — Сам влюблён до сих пор, да, Теренс? — Поиски и слежка за Рафи — мой способ найти Росси и заработать бабки на жизнь и на операцию отца. Я ей сочувствую, что ей достался такой придурок, как ты, — сухо ответил парень. — Я её уже давно не люблю. Мне пофиг на то, что с ней будет потом, это уже ваши проблемы. Мне просто надоело слушать твоё нытьё и нужен Сульфус. Потому я и распинаюсь тут перед тобой, как мамка, и стараюсь всё провернуть без кровопролития. А ты всё сам же и рушишь, Мизери. Так и до испорченной жизни, как и до твоей больной печени, недалеко.       Как обычно, Теренс закончил разговор первым и открыл дверь, надеясь, что хоть милая старушка-гувернантка поднимет настроение своей любезностью и проводит его. На Гейба уже было как-то всё равно. Даже будучи пьяным, он его не слушает и продолжает всё так же петь песни о том, что девчонка принадлежит только ему, что она его полюбит и так далее… Он не пытается хотя бы прислушаться к той горькой для него правде, которую буквально каждый раз ему высказывает Ипокри… Выходит, советы и слова от его единственной поддержки — пустой звук для Мизери? «Как будто с бараном имею дело, ей богу…» — пронеслось в голове у парня, увидев, как шатен держит в руке рамку с фотографией белокурой и едва не царапает себе лицо, проводя кончиками пальцев по голове и щекам, как будто готов содрать с себя кожу. Мысленно назвав того конченным, Теренс ушёл, оставив парня наедине со своей главной проблемой, когда в гостиной снова послышался звук разбитого стекла. Фотография девушки разделила участь бокала вина и покрылась красной жидкостью.       Гейб лениво перевёл взгляд на разбитое стекло и фото, утонувшее в луже вина, и слабо улыбнулся. Как же красиво будет смотреться кровь на теле невесты, если попробовать «воссоздать события» этой фотографии. Такая же белая майка, те же голубые джинсы, персиковая кожа и распущенные светлые волосы — испачканные в крови и дополненные сумасшедшими узкими зрачками, смотрящими на него с неописуемым страхом и покорностью. Маленькое баловство, небольшой способ наказать и выбить из головы блудницы любую грязную мысль о других мужчинах. Буквально на один-два раза, но описать, как он этого желает, просто невозможно.       Насилие — грех, но и сладострастники тоже должны покаяться и поплатиться за разврат. Тем более, женщина. Вот она и получит сполна за то, что позволила себе поразвлекаться на стороне, пока все эти годы рядом с ней был любящий жених, страдающий от её безразличия и наплевательского отношения. Так что они — квиты по принципу Талиона: око за око, зуб за зуб, боль за боль. Рафи обрекла его на душевные страдания разбитого сердца, строя отношения за его спиной, а он заставит её орать от боли и унижения, нанося один удар за другим и наблюдая, как её лицо и одежда заливаются кровью. Прекрасной, сладкой алой кровью… — Я не позволю тебе так со мной поступать… Не позволю, любовь моя… — маниакально начал шептать зеленоглазый, поднимая с пола мокрую фотографию и медленно сжимая её в кулаке вместе с осколками, которые оставляли порезы на его ладони. — Никто… Никто-о-о… Не смеет… Так со мной поступать… Скоро всё будет так… Как раньше…       Губы Мизери искривились в противной больной улыбке, и рука дрогнула, бросив комок испорченного снимка в ту же красную лужу, представляющую собой не только пролитое вино, но и слёзы, перемешанные с кровью сломленного парня, чьё сердце продолжало ныть от несправедливости…

***

Воскресенье, квартал Аврелия, 22:13

От «Папа»: «Сын, я знаю, что тебе сейчас тяжело из-за того, что случилось с Раф, но нам надо поговорить насчёт всей этой ситуации. Это очень важно. Жду тебя.»       Сульфус снова прошёлся глазами по тексту сообщения и тяжело вздохнул, осознавая, что не стоило вводить отца в курс дела. Хотелось не вызывать беспокойства, сохранить происходящее в тайне до последнего. В конце концов, как нормальный и взрослый мужчина, он хотел всё решить самостоятельно и забыть историю с Мизери, словно ночной кошмар. А всё полетело к чертям из-за эмоций. Из-за простых эмоций безысходности, волнения и даже капли детского страха он не сдержался и высказал отцу всё, как есть, стоило не без пинков врачей покинуть палату Раф и тут же ответить на входящий звонок. Он помнит, как в тот злосчастный вечер едва ли не плакал, как девчонка, когда объяснял Аргону, почему они не приехали на ужин: из-за драки в школе, из-за лейкемии белокурой и из-за Гейба… А ведь, отец всего лишь хотел узнать, когда они будут подъезжать, чтобы мать знала, во сколько ставить чайник…       Парень уже давно приехал домой. На ту самую виллу Росси, где его ждали любящие родители и атмосфера тепла и покоя, которую он желал создать и в своей квартирке, однако сейчас это место таковым не казалось вообще. В саду погашены фонари и декорации, деревья качаются в разные стороны из-за сильного ветра, и лишь пара окон горит в спальне родителей, на третьем этаже. Значит именно там его ждёт отец, а может и мама им составит компанию… В любом случае, пора уже тушить вторую за день сигарету и поговорить с родными, иначе так и вся жизнь может пройти в стрессе, в постоянных беспокойствах и потраченных нервах, а никакого толку и, тем более, пользы не будет. Всё пойдёт на руку паршивцу-Гейбу. Вспомнив драку и её не самые приятные последствия, парень раздражённо бросил окурок на землю и, закрыв машину, вошёл на территорию особняка, направившись к крыльцу, где его уже кое-кто поджидал. — Это так ты приезжаешь к родителям и даже не замечаешь, что тебя мать встречает? — с укоризной спросила Селена, встав из-за столика и выйдя из тени, когда сын открывал входную дверь своими ключами. Росси-младший тут же оставил их в скважине и подошёл к матери, заключив в крепкие объятья. — Прости, пожалуйста. Я думал, что вы с папой в спальне, — спокойным голосом тихо произнёс черноволосый и, слегка отстранившись от мамы, одарил её восхищённым взглядом, когда янтарные глаза разглядели в свете луны красоту васильковых, почти синих, глаз, шелковых русых волос и бледноватой кожи. — Ты сегодня прекрасно выглядишь. — Твоя мама всегда прекрасно выглядит, — с улыбкой подметила женщина, радуясь не только приезду сына, но и комплименту в свой адрес. — А так, я просто хочу немного свежим воздухом подышать. На съёмках целый день крутилась в душной гримёрке. Я вам с отцом лазанью приготовила. Будешь кушать или ты уже поел? — Я поел, спасибо, мам. — Ну, как хочешь, но, если проголодаешься, в печи, на противне ещё на завтра целых три порции. — Ма-а-а-ам… — протянул Сульфус, словно просил оставить его в покое и не приставать с едой, а то так и до пристрастия Гаса недалеко. Всё-таки за полезным питанием и каким-никаким здоровым образом жизни он пока следит, если не учитывать сигареты, выкуренные за эти отвратительные два дня. — Всё-всё, не трогаю тебя! Не трогаю! — Селена отмахнулась и закатила глаза, с недовольным видом скрестив руки на груди. — Неприкосновенный какой! Ему его любимое блюдо приготовили, а он «мамкает» мне тут…       Наблюдая за действиями и монологами матери, парень улыбнулся и издал смешок. Селена всегда слегка обижалась, когда он отказывался от её еды, ведь, как она сама говорила, ни одна девушка не будет его кормить так же вкусно, как она. Старалась всё-таки, а тут ещё и нос воротят… Конечно же, решение этой «проблемы» всегда имелось. Достаточно проявить к маме такую же нежность и пару ласок, как к любимой девушке, и она тут же растает, и обиды словно и не было. Так он и поступил, аккуратно обняв её и поцеловав в щёку. — Мам, ты прекрасно готовишь. Ты, вообще, у меня самая лучшая, я просто лопну, если что-нибудь ещё съем. Давай, я с собой возьму и дома завтра разогрею, м? — с щенячьими глазками и невинной улыбочкой произнёс он, обращая на себя внимание мамы. — Эх, взрослый мужик, а мамку, как в детстве, уговариваешь, — улыбнулась женщина и несильными хлопками по плечу погнала сына в дом. — Давай иди скорее, тебя отец уже заждался! И жвачку пожуй! Табаком за километр воняет! — МАМА!       Селена рассмеялась очередному жалобному тону сына и вновь села на место, когда тот скрылся за входной дверью. Но смех продлился недолго. Уже через секунду женщина вновь сидела за своим любимым столиком в полном одиночестве и с грустным выражением лица попивала персиковый чай, глядя куда-то вдаль и иногда тяжело вздыхая. Хоть она и не подавала виду, она прекрасно знала, о чём сейчас пойдёт речь у её мужчин, и это её буквально угнетало. Теперь о гадком прошлом придётся узнать и её сыну, а не только мужу, который когда-то давно клялся сохранить всю эту историю в тайне, а ей этого очень сильно не хотелось. А, к сожалению, всем тайнам и секретам свойственно рано или поздно стать явью…

***

— Заходи, сын, — раздался за дверью голос отца, когда парень неуверенно постучал в дверь спальни родителей. Получив разрешение, Сульфус медленно открыл дверь и вошёл в помещение, где его давно ожидал самый близкий, лучший и любимый друг, которым он всегда назвал Аргона.       В памяти промелькнули моменты из детства, когда маленький черноволосый сорванец часто прибегал к папе именно сюда, чтобы провести время вместе или попросить его о помощи. Какие ценные воспоминания связаны с этой комнатой, где начались первые дни малыша бок-о-бок со счастливыми родителями и где всегда царит это чувство крепкой семьи, где никого в беде не оставят и всегда поймут и помогут, что бы ни случилось. То же самое он почувствовал, когда мужчина крепко прижал парня к себе и глубоко вздохнул, словно сам чувствовал тяжесть, что лежит на душе сына. Росси младший расслабился и обнял отца в ответ. Как же он скучал по этим отцовским объятиям, которых всегда было достаточно, чтобы внутри стало чуть легче и спокойнее… — Я понимаю тебя… — начал Аргон, слегка хлопая по плечам сына ладонью. — Мне было так же тяжело в молодости. — Пап, я просто уже не знаю, что делать. Я пытался защитить её, сделать всё, чтобы этот ублюдок её не трогал, а тут ещё и эта чёртова лейкемия, а я не могу стать донором! — с каплей злобы прошептал черноволосый. Отец отстранился от него и сочувственно посмотрел своему единственному ребёнку в глаза, когда понял, что тот на грани срыва. — Так, во-первых, успокойся и держи себя в руках, — нотки строгости прозвучали в голосе мужчины, когда он положил ладони на плечи сына, заставляя так же смотреть ему прямо в его зелёные глаза и внимательно слушать. Сульфус неуверенно поднял на него взгляд и глубоко вздохнул, кивнув головой и тем самым давая понять, что готов слушать. — Хоть ты и холерик, как я, раз сдерживать негативные эмоции — это не про тебя, но помни, что ты — мужчина и мой сын. Ты — Росси, а значит, и тебе никакие проблемы не по зубам! Нельзя сдаваться и отчаиваться раньше времени, слышишь?       Росси младший снова кивнул, промолвив тихое «да», и его громкий вздох снова раздался в комнате, когда он вспомнил, как сам пару дней назад уговаривал Раф не сдаваться. Только сейчас он понял, какого это — оказаться на месте того человека, которому эти слова и это наставление буквально втирают в голову, пока тот буквально умирает от безысходности. Людям, которые стараются заставить тебя решать проблемы по их «кредо», легко говорить. Они вряд ли сталкивались с подобным, а поддержать они могут, только внушая тебе веру на лучшее. И ведь не каждому хватит сил полностью отогнать мрачные мысли и заполнить голову только светлыми надеждами… Уж точно не ему… — Пап, от этого ничего не изменится. Мы просто начинаем смотреть на ситуацию по-другому, а от позитивного настроя она не решается. — Согласен, сама она не решается, к сожалению, — с еле заметной улыбкой произнёс Аргон. — Но, как ты верно подметил, мы начинаем смотреть на неё по-другому, под другим углом. Тогда и правильное решение не заставляет себя ждать. — Что ты имеешь ввиду? — спросил Сульфус, когда отец отошёл от него и приблизился к окну, откуда был лучший вид на сад. Мужчина тяжело вздохнул и устремил свой взгляд куда-то вниз, что не осталось незамеченным для парня. Он впервые видел его таким мрачным и слишком задумчивым. Обычно, такого стоило ожидать от мамы, но не от неунывающего и мудрого папы, чьё лицо больше украшала серьёзность и улыбка, чем печаль и гнев, которые сейчас явно выражали его глаза. — Пап?.. — Я имею ввиду, что ты поступаешь не совсем правильно, Сульфус, — уже с привычной серьёзностью сказал мужчина, всё ещё не отрывая взгляда от окна. — Когда ты мне рассказал о том, что всё это время происходило с вами, я сначала очень сильно удивился, а потом слегка расстроился, потому что вы буквально наступили на наши же грабли, — парень хотел вновь перебить его и задать вопрос, но решил промолчать, когда понял, что отец высказал далеко не всё. — Я прекрасно вижу и понимаю, что ты безумно любишь её, но, поверь мне. Так просто ты теперь от сына Маурицио Мизери не отделаешься. — Да чёрт возьми! Почему?! Почему от него нельзя избавиться?! — рявкнул Росси младший. — Этот ирод — больной псих и изверг, которому нужна девушка, только чтобы было над кем своё превосходство в силе и в постели показывать! Он не должен спокойно сидеть на плечах своего бати и развлекаться безнаказанным, потому что теперь ни одно заявление на него за домогательство и насилие не принимают в отделении! За всё это его избить мало! — Вот! Вот она — твоя ошибка! — Аргон мгновенно развернулся и вновь подошёл к сыну. — Избить, убить, забить стрелу, шантажировать и всё в этом роде!.. Для вас с Раф именно это является решением, чтобы избавиться от проблемы, а это неправильно! — Твою мать, папа! А что ещё остаётся делать, если заработанные деньги Раф вернула Маурицио, чтобы аннулировать контракт, а Габриэль продолжает её искать и уже в школе нападает?! Что делать, если несколько раз мы ссоримся и ругаемся из-за него, а почти каждую ночь он и во снах нас не оставляет в покое?! Сейчас он нас побил в школе, а завтра он припрётся в мою квартиру, меня грохнет нахер, а Раф заберёт к себе и вконец испортит ей всю жизнь?! — выпалил парень, не сдерживаясь в выражениях и вкладывая в сказанное весь тот гнев и ненависть, которую питал к Гейбу и постоянно держал в себе, ибо не всегда представлялась возможность выговориться кому-либо. — Просто так я это не оставлю. Придурок Теренс к ней полез — получил по морде, Гейб получит вдвое больше. Я заставлю его орать от боли и молить о пощаде, как он так сильно хотел этого от нас.       Слушая его слова, пропитанные ядом и яростью, Аргон недовольно покачал головой. Росси видел в своём сыне себя, когда был таким же молодым парнем. Такой же вспыльчивый, такой же суровый, готовый горой стоять за себя и за дорогих ему людей, но он совершает и те же ошибки. Сульфус сам не замечает, как ненависть к тому, кто причинил боль ему и его возлюбленной начинает потихоньку затуманивать разум, создавая в голове единую цель — месть. Это видно не только по его речи, но и напряжённые мышцы лица и сжатые кулаки говорят о том, что их хозяин готов метать и крушить. Но эти чувства ненависти и желания скорого возмездия горели ярким пламенем в его янтарных глазах. В тех самых глазах, которые обычно излучали искры счастья и веселья, Аргон теперь видел лишь негатив и злобу, словно его сын стал таким же озверевшим как Габриэль, до которого Маурицио нет дела. — Вот видишь? — грозно спросил Росси старший. — Вот я про это тебе и говорю! Ты готов всех поставить на место кулаками и отправить на тот свет, чтобы никто не смел трогать твоё! Готов позволить своему гневу взять над тобой верх и сделать из себя такого же монстра! А ты подумал о том, что будет, если однажды это увидит Раф? Раз она настолько слаба, представь, как в одну секунду её мнение о тебе изменится, и все эти жертвы тут же станут напрасны, когда она станет бояться не Мизери, а ТЕБЯ! Да грош тебе цена, как мужику, раз ты все проблемы умеешь решать только грубой силой и расправой, Сульфус!       Стоило ему услышать последние пару предложений, и порыв гнева мгновенно сменился тревогой. На секунду ему стало даже как-то сложно дышать после всего того переизбытка злости, которая бушевала в сердце из-за последних событий. Слова отца сильно задели за больное, заставили снова почувствовать себя тварью и тем самым монстром, который вселился в него и жил в теле, превращая в такую же мразь, как Мизери. И теперь парню опять стало противно от самого себя, ведь выбросить из памяти тот проклятый день аварии он так и не смог. Стиснув зубы и сжав кулаки, он выдохнул и поднял голову, смотря куда-то в потолок отсутствующим взглядом, словно пытался отвлечься и зациклить внимание на малейшей трещинке на стене, лишь бы не слышать в голове крики и плач белокурой и не вспоминать вкус её окровавленных губ. — Этого никогда не будет… — прошептал парень. — Подобную ошибку я уже никогда не совершу. Достаточно и того дерьма, которое происходит сейчас. — Хоть в восемнадцать до тебя можно достучаться, — горько усмехнулся Аргон, удовлетворившись немногословной реплике сына, затем, грустная улыбка вновь пропала с его лица, и мужчина опять отвернулся к окну, продолжая глядеть в одну точку где-то за холодным стеклом. — Садись в кресло и успокойся. Я расскажу тебе одну историю, которую не хотел рассказывать, но сейчас ты должен это знать. — Пап, тебе не кажется, что я уже вырос из сказочек, да легенд? — так же усмехнулся черноволосый и плюхнулся в кресло около горящего камина, не забыв разлечься на нём в привычной манере и подпереть подбородок рукой. — Это далеко не сказка, как ты сейчас думаешь. Это история твоей семьи, и ты, как Росси, должен был рано или поздно её узнать. Тем более, когда ты с этим столкнулся сам, — пропустив мимо ушей подростковый стёб, промолвил отец, чем крайне заинтересовал черноволосого. Когда он увидел в отражении, как тот выпрямился и сел в кресло поудобнее, устремив серьёзный взгляд в его сторону, Аргон начал свой рассказ. — Как ты знаешь, твоя мама — моя вторая жена, с которой у меня получилось построить семью и почувствовать семейное и отцовское счастье. Однако мы долгое время молчали и о её первом браке, который уже второй десяток лет мы пытаемся забыть, как страшный сон. — Мама тоже была замужем до того, как вы поженились? — Да, к сожалению… — продолжил мужчина. — Нам было лет двадцать-двадцать пять, мы учились в университете кино-искусства, хоть и на разных курсах и факультетах, но очень сильно дружили. Когда я увидел твою маму впервые, у меня сразу промелькнула в голове мысль, что именно она будет звездой моего первого фильма. Настолько она мне тогда понравилась… Всё развивалось потихоньку: сначала просто болтали и компаниями в столовой сидели, потом стали тесно общаться. Когда понял, что влюбился в неё как мальчишка, друзья стали помогать тем, что едва ли не устраивали нам свидания и не сводили постоянно. «Прям как у нас с Раф…» — подумал черноволосый, заметив мягкую и нежную улыбку отца после этих слов. — Тогда, признаюсь, я уже был женат… Двадцатишестилетний дуралей… Женился на какой-то девке, сам не знаю зачем, и тут понял, что место моей жены занимает не та девушка. Когда узнал, что жена мне изменила, я спокойно развёлся и стал уже более настойчиво ухаживать за Селеной, хоть ей сначала и казалось, что я всё ещё общаюсь с ней, как друг. Но, когда речь зашла уже о настоящих любовных отношениях, она надолго закрылась в себе и стала избегать меня, не объясняя причины. Ты не представляешь, как долго я уламывал её на то, чтобы всё объяснить, пока я не узнал от твоего ныне покойного дяди, что она выходит замуж. Оказалось, она вышла за своего приятеля, сына какого-то предпринимателя, который обещал ей немалые деньги для её бедной семьи. Тогда были очень сложные времена, кризис в стране, который коснулся особенно малообеспеченных людей, вот Селена и не стала противиться, лишь бы родные не пропали. Вот только жалела она об этом безумно… — Аргон прикрыл глаза и снова с грустью уставился на террасу, где всё так же сидела его любимая жена, наслаждаясь приятным вечерним ветром и почти абсолютной тишиной. — Я помню, как она часто жаловалась мне на то, каким отвратительным был день свадьбы, как плохо с мужем и как невыносимо терпеть эту замужнюю жизнь, когда мало того, что не любишь человека, так ещё и приходится против своей воли исполнять супружеский долг. А муженёк хотел детей… — И что вы предприняли? Как так вышло, что вы с мамой в итоге поженились? — взволнованно спросил Сульфус, поражаясь тому, как история отношений его родителей очень похожа на его отношения с Бьянки. — Я решил встретиться с этим человеком и поговорить с ним обо всём лично, чтобы найти компромисс. Сначала ничего не получалось. Он постоянно не желал встречи, потом с ней жёстко срался, что, якобы, изменяет. Хотя… Скажу тебе честно, так оно и было — со мной, — с ехидством усмехнулся Аргон, вызвав смешок и у сына. — Потом он и вовсе закрыл её в четырёх стенах, чтобы никуда не выходила и занималась своей единственной обязанностью, вынашиванием здорового наследника, которого от неё так требовали. Я… Уже было опустил руки, но не смог этого сделать, потому что знал, что мы друг друга любим, а значит, и должны продолжать строить свои отношения и своё счастье, во что бы то ни стало. Тогда я воспользовался своим наследством и в последний раз еле-еле смог уговорить её мужа. — Ты отдал ту же сумму, которую он отдал ей для её семьи? — Не только… — вздохнул Росси старший. — Десять лет я переводил ему на специальный счёт эту же сумму, а Селене пришлось родить ему ребёнка, чтобы он окончательно оставил нас в покое. Вот так и разошлись: этот синьор остался воспитывать своего отпрыска, а мы с твоей мамой поженились чуть позже, когда оба отошли от этого кошмара наяву… Потом уже родился ты, а всю эту историю с первыми браками мы решили оставить в тайне… — Поэтому мама никогда не рассказывала в деталях, как вы встречались, да?.. — так же тихо спросил сын. Парень медленно встал с кресла и подошёл к отцу, осторожно кладя ладонь на его плечо. — Да… — прошептал Аргон. — Именно поэтому эту историю тебе рассказал я, а не она. Я бы отдал всё на свете, лишь бы она никогда не оказывалась в таком кошмаре, но я ничего не могу с этим поделать, Сульфус… К сожалению, такие травмы ты ничем не вылечишь, и придётся смириться с тем, что подобное будет нередко всплывать в ночных кошмарах или просто в воспоминаниях…       Мужчина снова вздохнул и сжал губы, смотря на умиротворённое лицо жены, которое сейчас казалось спокойным, как никогда. С одной стороны, он был рад, что грусть Селены стала редким явлением, и супруга чаще одаривала его своей неотразимой улыбкой и любящим взглядом своих очаровательных синих глаз, которые выражали бесконечную любовь и привязанность к мужу и сыну. Но, с другой стороны, он очень сильно боялся, что воспоминания об этом адском году замужней жизни всё ещё мучают её, а она молчит, продолжая забываться в любви и заботе о своей семье. — Когда ты мне рассказал о том, что Раф ищет сын Маурицио, я испугался, что вы буквально повторяете историю мою и твоей матери. Я не верю в судьбу и во всю эту чертовщину, но что-то мне подсказывает, что это всё не совпадение… — мрачно произнёс Аргон, всё ещё не отрывая взгляда от единственной любимой женщины. — А как звали того человека, за которого маме пришлось выйти замуж? Ты думаешь, что он как-то связан с Гейбом и его отцом? — задумавшись, спросил Росси младший. — Его звали Мартино Дель Потере, но это уже неважно. Насколько я слышал, он давно уехал из Италии и по какой-то причине сменил имя и фамилию. Вряд ли он причастен к ироду Мизери и его такому же больному сыночку… Но, всё равно, Сульфус, будь на чеку. Если тебе дорога Раф, и ты её действительно любишь, то не дай ей оказаться в лапах Мизери, — дал наставление отец, поворачиваясь к сыну и так же кладя ему руку на плечо. — Я уже позвонил, куда надо, и распорядился, чтобы расставили охрану у твоего дома, так что посторонних там быть не должно. — Спасибо, пап… — уверенно улыбнувшись, произнёс черноволосый и крепко обнял отца. — Я уже написал на него заявление в два отделения, подальше от центра Рима. Будем надеяться, что хоть там не отклонят, и Гейб получит по заслугам без кровопролития. — Вот теперь ты правильно действуешь, — так же тепло улыбнулся Аргон, прижимая сына к себе и, наконец, расслабившись.       Так они и простояли в объятиях несколько минут, просто прижимаясь друг к другу и разделяя напряжённый момент волнения, который сначала пришлось пережить отцу, и теперь надо переживать и сыну. Росси старший с самого рождения своего единственного ребёнка дал клятву, что мальчик никогда не узнает об этом, что он создаст семью с любимой девушкой не при таких обстоятельствах, а вышло всё ровно наоборот. И это не могло не заставить ёкнуть сердце от тревоги, ведь дороже жены и сына у него никого нет…

***

Суббота, Вилла Мизери, 00:48

      Дождливая глубокая ночь, накрывшая весь «Вечный город», не обделила своей властью никого. Каждый квартал, каждая улочка и каждый дом мокли под сильным дождём, пока небо сверкало и гремело от раскатов молний и грома, заставляя хотя бы вздрогнуть от испуга любого. Даже хладнокровного человека, которому, казалось, страх и вовсе не знаком. Даже Габриэля Мизери…       В богатом особняке, который вмиг стал обителью чудовища, непрерывным эхом раздавались истеричные крики хозяина, что бежал по коридорам как ненормальный. За окном гремит гром, во всём доме не стихают звуки разбитого стекла, но даже они — ничто, по-сравнению с воплями и громким нервным дыханием зеленоглазого, что отчаянно пытался убежать от чего-то. Точнее, от кого-то… Гейб орал во всё горло, звал на помощь, проклинал всё и всех на свете и молил о пощаде ту самую тварь, которая уже чёрт знает сколько преследовала его в собственном доме, не давая покоя. Взаперти со всех сторон, что даже любая попытка открыть окно или дверь была провальной. Один… Наедине со сказкой, обернувшейся кошмаром. Впервые холодный и бесстрашный сын Маурицио чувствовал себя таким беспомощным. Особенно когда напуганные зелёные глаза где-то в темноте улавливали яркое, но такое жуткое свечение знакомых голубых глаз, готовых одним взглядом сожрать его с потрохами. — НЕТ! УЙДИ! ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! — снова в истерике завопил Мизери и тут же спотыкнулся, когда существо сверкнуло своими белоснежными клыками, а на его лице появилась довольная противная улыбка. Охотник уже близко к своей жертве, которой в мгновение ока стал сам его «создатель». — РАФИ, УМОЛЯЮ, НЕ НАДО! — а чудовище молчало, продолжая спокойным ровным шагом приближаться к нему и уже ехидно хихикая не своим голосом, чем пугало парня ещё больше. — РАФИ!       Он глядел в её абсолютно больные глаза и уже едва ли не трясся от страха, чувствуя, как сильно девушка хочет мести. Его маленькая, беззащитная, слабая и послушная Рафи стала беспощадным чудовищем, лишённым разума и способности здраво мыслить. Гейба преследовала изуродованная страшная кукла с неживым взглядом, одетая в больничную сорочку и держащая в правой руке нож, жаждущий его крови за всё, что он сделал. И как бы он ни старался от неё убежать, куда бы ни спрятался, она всё равно находила его, стоило ей прислушаться к отголоскам его эхо, что до сих пор отражались от мраморных плит коридоров.       Ещё один необдуманный поворот, и парень оказался в ловушке, чуть не рыдая от безысходности. Три стены самого узкого коридора, где тут же наглухо захлопнулись ставни всех окон и все двери, зажали его в тупике, не давая возможности убежать или спрятаться. У Мизери, по-сути, не оставалось никакого шанса на спасение, но шатен всё же нашёл в себе силы и взял себя в руки, начав упорно выламывать дверь и ставни ближайших окон, пока где-то в другом конце коридора становилось всё темнее и темнее, а звук медленных женских шажков становился всё громче и громче, предвещая приближение охотника к трусливой жертве. Едва ли не разбивая в кровь кулаки и не ломая предплечья, Гейб продолжал пробивать себе выход из дома, невзирая на почти невыносимую боль. Всё, что угодно, лишь бы не оказаться наедине с этим монстром, чей страшный тихий смех зазвучал в коридоре и чьё свечение голубых глаз уже чётко виднелось в кромешной тьме, в нескольких метрах от него.       Когда шатен упал на пол от бессилия с окровавленными кистями рук и ушибленным плечом, его едва не парализовало от ужаса — «Рафи» уже шагала прямо перед ним и очень «мило» улыбалась, радуясь своей добыче и всё так же сверкая сумасшедшими глазами. В любой другой ситуации он бы сам обрадовался её улыбке, но не когда она стоит рядом, не сводит с него нездоровый взгляд психа и держит в руке нож, который явно предназначен для него. — Далеко убежал, любовь моя?.. — хриплым голосом спросила белокурая и снова гадко улыбнулась, медленно склонив голову в бок. Парень молчал, пятясь назад, к запертой двери, и еле сдерживая очередной крик ужаса, ведь деваться ему больше некуда: руки истекают кровью, а ставни окон кажутся нетронутыми. — Ты же так хотел быть со мной, почему же ты тогда убегаешь от меня?.. Иди сюда… Иди… — Н-НЕ-ЕТ! — вновь крикнул Мизери, судорожно оглядываясь и пытаясь найти любой выход из положения. Хозяин виллы стал заложником стен собственного дома, когда голубоглазый монстр загнал его в угол после долгих «догонялок» по всему особняку. — РАФИ, ПРОШУ ТЕБЯ! ЛЮБИМАЯ, МИЛАЯ МОЯ, Я СДЕЛАЮ ВСЁ, ЧТО УГОДНО! ТОЛЬКО НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ! НЕ НАДО!       Чувствуя, как тело едва ли не немеет от паники и ужаса, шатен пытался ухватиться хоть за какую-то ниточку спасения, чтобы выбраться из западни. Он стоял в самом конце коридора, где нет никакого выхода, пока девушка, сверкая в кромешной темноте сумасшедшими глазами, неторопливо подходила всё ближе и ближе растягивая момент наслаждения и с не скрытым удовольствием наблюдая, как Мизери буквально трясётся в страхе от одного её внешнего вида. Они же оба знают, что Гейба забавила её натура тихой испуганной девочки, которая с детства боится прикосновений и которой можно помыкать, как угодно. Шатен обожает, когда она слабее его, и очень сильно боится, когда Рафи берёт себя в руки и нападает. Особенно, когда позволяет сумасшествию окончательно взять верх над разумом и становится реальным персонажем из фильма ужасов… — Не трогать?.. Почему?.. Ты меня не любишь?.. — кошмарная улыбка тут же пропала с её лица, и она наигранно поджала губы, имитируя обиду ребёнка, но в ту же секунду мышцы лица напряглись, и голубые глаза загорелись гневом и жаждой мести. — Не хочешь почувствовать себя на моём месте, Габриэль Мизери?!       Не теряя ни секунды, девушка замахнулась и тут же воткнула нож в тело парня, медленно повторяя действие несколько раз и радуясь болезненным воплям и стонам шатена, что уже истекал кровью. Какая ирония! Сначала Гейб веселился, нанося ей удары ни за что и домогаясь по пьяни, а теперь он безумно осчастливил её, с каждым ранением крича от боли всё громче и громче и из последних сил умоляя о пощаде. А ведь совсем недавно на его месте была она и так же постоянно просила прощения, когда в её беззащитное тело летел кулак жениха… Хоть она толком и не соображала, что творит, в глубине души Раф чувствовала сладкий вкус мести и триумфа над своим главным кошмаром. Какое же оно сладкое… Это слово «месть»…

***

— Нет! — Раф буквально вскочила от испуга, вся в поту, и тут же приняла сидячее положение на кровати, когда очередной кошмар, связанный с Гейбом, окончился.       От увиденного во сне ужаса у неё буквально спёрло дыхание, ибо каждый глоток кислорода давался очень тяжело. Бьянки уже устала считать, сколько подобных кошмаров мучили и в больничной койке, и дома, когда после каждого резкого пробуждения казалось, что она вот-вот задохнётся. А сегодня она не приняла нужную дозу снотворного, чтобы восстановить график сна. «Великолепно», что уж тут скажешь… — Господи… Какой ужас… — тяжело вздохнув, прошептала Бьянки и, вновь откинувшись на спину, потёрла глаза, пытаясь окончательно проснуться и избавиться от образа сумасшедшей себя, которая с неописуемым удовольствием вонзает острый нож прямо в живот Гейба. — Боже, Сульфус, ты не…       Только она хотела рассказать черноволосому о приснившемся, Бьянки заметила, что вторая половина кровати пустует, а из-под закрытой двери ванной проникает неяркий свет. «Наверное, отошёл…» — подумала девушка.       Она снова вздохнула и более-менее восстановила дыхание, когда для себя заметила, что этот сон явно отличается от всех предыдущих. За всё это время, что ей пришлось жить под одной крышей с Мизери и терпеть последствия его любимого способа развлечься, белокурая повидала немало кошмаров, которые и имели многочисленные концовки. То он её убил, то она вышла за него замуж, то неудачно попалась под руку пьянице-женишку и поплатилась за это честью, то на её глазах Мизери убил Сульфуса… Вариантов — хоть отбавляй, а вот альтернативное развитие «событий» ей снилось впервые. Она впервые смогла почувствовать его слабость, увидеть неописуемый страх в его глазах. Она впервые смогла ощутить свою силу и превосходство над ним. Все же знают, насколько непредсказуемым и больным сумасшествие может сделать человека…       Часто моргая и громко дыша, девушка только сейчас осознала, что увиденное в кошмаре — воплощение в реальность её маленького тайного желания о возмездии за всю ту боль и унижение, которые она испытала из-за него. Ведь именно из-за эгоизма и гадкого характера Мизери ей пришлось два года жить в страхе. Он виноват в том, что её фобии прогрессировали. Все её проблемы и угроза для жизни Росси — только его вина. А сейчас, хоть и во сне, она лично отомстила ему за всё, медленно и мучительно забирая жизнь у его мерзкой туши, которая продолжала орать во всё горло и просить не трогать его. «А ведь когда-то я тоже просила тебя оставить меня в покое…» — задумалась Бьянки, чувствуя, как довольная, даже едва злорадная, улыбка сама собой расплывается на её лице, впервые за несколько дней делая обладательницу капельку счастливой. Но, стоило Раф заметить это, и она тут же встряхнула головой и перестала улыбаться, понимая, что, отомстив Гейбу именно таким образом, стала его подобием. Такой же жалкой и подлой сумасшедшей, которая чувствует себя сильнее, стоит напасть на слабого.       Бьянки отбросила все мысли о сне в сторону и быстро пробежалась глазами по спальне, которая уже стала чуть ли не родной после всего случившегося. А после ещё одной отвратительной недели в палате больницы эта комната казалась каким-то земным Раем: где же ещё можно так плюхнуться на тёплую постель и с блаженством вдохнуть аромат свежего белья, не отрывая взгляда от тёплых янтарных глаз? Ответ и так ясен, и белокурая была безумно рада, что всё-таки Сульфусу удалось уговорить врачей позволить ей вернуться домой, чтобы лечение проходило в менее стрессовой и угнетающей обстановке. Находиться в палате и в полном одиночестве двадцать четыре часа в сутки казалось какой-то пыткой. Тем более, когда почти каждый день приходилось терпеть и боль от инъекции препаратов… — Твою ма-а-ать… — за стеной раздались сдавленные ругательства, отвлекая голубоглазую от мыслей. Раф сразу поняла, кому принадлежат данные слова — только у Росси была привычка именно таким тоном комментировать что-то неприятное или раздражающее. Точно ему снова плохо, и он сидит один во второй спальне.       Девушка медленно слезла с кровати, не забыв её заправить и накинуть на плечи любимую домашнюю кофту, и осторожными шагами побрела к кабинету, где Сульфус часто коротал ночи, когда хотел немного побыть один или когда его распирало от желания расслабиться с лишней сигаретой. Последние несколько ночей он так и проводил там, будучи не в силах справиться со стрессом из-за всего этого кошмара, который свалился на головы пары. — Вот чёрт! Ай! — Бьянки тихо прошипела и зажмурилась, когда почувствовала боль в области позвоночника, которая мучила её каждый божий день. Она слегка потёрла больное место кончиками пальцев и глубоко вздохнула, еле сдерживаясь от ворчания. — Блин, лучше бы реально залетела, а не страдала этой проклятой лейкемией!..

***

      Очередная сигарета, которым хозяин уже не знает счёта, контактирует с пламенем зажигалки, и сероватый дым, воняющий табаком, тут же поднимается вверх, а затем, его же выпускает Росси, стараясь хоть как-то расслабиться и успокоить нервы. Ещё одну майскую ночь он проводил именно за этим занятием. Даже не с бокалом вина или другого алкоголя, а именно выкуривая одну сигарету за другой и безразличным взглядом сверля ночные огни Рима, которые казались просто кучей скучных огоньков. И, как ни странно, вроде ничего больше и не спасало от стресса и депрессии, а вроде чего-то не хватало, чтобы на душе стало легче и хотя бы чуть-чуть спокойнее.       Последние несколько дней Сульфуса не оставляло в покое чувство, будто он постепенно, медленно, но верно, умирает. Это никак не было связано со здоровьем, его беспокоило только всё то, что случилось за последнее время. Вот только решения ни на одно из этих «случилось» он всё никак не мог найти. Жизнь обламывала раз за разом, вынуждая его и Раф каждый день разъезжать по отделениям и писать заявления, большинство из которых отклоняли, и подкидывая своего рода «испытания». Потому что Гейба, лейкемию Бьянки, предстоящие экзамены и вдобавок историю отца нельзя было назвать иначе. Это именно испытания, с которыми он уже не мог справляться, как бы сильно он того ни желал и как бы сильно не старался забыть слова, которые не вылетали из головы уже который день: — «Когда ты мне рассказал о том, что Раф ищет сын Маурицио, я испугался, что вы буквально повторяете историю мою и твоей матери. Я не верю в судьбу и во всю эту чертовщину, но что-то мне подсказывает, что это всё не совпадение…» — Какого чёрта?! Какого чёрта это всё происходит со мной?! — резко выкинув не докуренную сигарету в окно, парень ругался тихим шёпотом, чтобы случайно не разбудить соседей и не прибавить в список головных морок тёрки с ворчунами со старческим маразмом. Только этого ему для полного счастья не хватало… Росси уже хотел вышвырнуть туда же и пустую бутылку вина, которая уже давно мозолила ему глаза, но кое-чья рука не дала ему этого сделать, когда он почувствовал родное прикосновение нежной кожи. — Тихо, дыши. Возьми себя в руки и просто глубоко дыши, — спокойный, но слегка серьёзный голос Раф привёл его в чувство. Хоть парень и особо не верил, что «терапия вдыхания и выдыхания» поможет успокоиться, он всё же прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, пока девушка аккуратно опускала его руку и забирала бутылку, которую поспешила ненадолго спрятать за штору. — Давай, ещё разок. — Раф, мы же не на йоге… — отмахнулся черноволосый, тяжело выдыхая. — Да, но тебе станет лучше. Попробуй последний раз, — стояла на своём и пыталась переубедить его Бьянки. Она взяла его руки в свои и уверенно посмотрела ему в глаза, словно взглядом уговаривала послушаться. Росси закатил глаза и повторил процедуру, надеясь, что от него отстанут с этим глупым способом освобождения негативных эмоций и дадут выкурить ещё одну сигарету. Он вновь закрыл глаза и сделал глубокий вдох, после чего снова выдохнул. — Правда ведь лучше? — Вынужден согласиться, стало чуть-чуть полегче, — Сульфус мимолётно улыбнулся, давая повод улыбке появиться и на лице Раф. — Ты почему не спишь? Время — час ночи, а ты на ногах, — парень быстро перевёл тему и сел на разложенный диван, хлопком по матрасу предлагая девушке присесть рядом. — У меня пока не получается засыпать и просыпаться вовремя, а снотворного было мало, — голубоглазая аккуратно присела около Росси, от неловкости опустив взгляд. — Блин, так и знал, что надо было ещё одну пачку покупать… — разочарованно прошипел черноволосый и резко встал с места, принявшись взглядом искать свою спортивную кофту. — У нас тут вроде неподалёку есть круглосуточная аптека, пойду сбегаю. — Подожди, куда ты снова уходишь? — встав с места, взволнованным голосом спросила Раф и, понимая, что это всего лишь предлог, ухватилась за его руку. Он остановился и вновь тяжело вздохнул, нехотя осознавая, что об одиночестве, наедине со своими думами, можно забыть. — Прошу тебя, не уходи. Я знаю, как ты себя чувствуешь, и мне тоже плохо из-за этого… Не отталкивай меня.       Сульфус замер и прикрыл глаза, снова почувствовав неприятную горечь на душе и пожалев о том, что снова творит с самим собой, в первую очередь. Да, душа просила одиночества. Надо было привести мысли в порядок наедине с самим собой, но сколько ночей он уже спокойно не спал, размышляя обо всём на свете и не находя выхода из положения? Сколько ночей ему приходилось ложиться с Раф в кровать, дожидаться, когда её снотворное подействует, и с головой погружаться в стресс и депрессию, находя утешение в сигаретах в этом кабинете? Ведь почти точно так же было месяц назад, и ничего не менялось, пока Бьянки сама не пошла ему навстречу и не побудила отпустить все плохие мысли. Но разве гордость позволит снова показаться ей слабым мальчишкой, который не способен всё исправить в одиночку?.. — Пожалуйста, поговори со мной, — печально, но нежно прошептала белокурая и сомкнула его пальцы в своей ладони, ощущая насколько тяжело ему было в этот момент. Сколько они вместе, а такого явного негатива и внутренней боли в его голосе и действиях она никогда раньше не видела. И сейчас девушке хотелось просто быть рядом, как понимающий и верный друг. Хотелось помочь ему избавиться от этого камня на душе и бессонных ночей, в чём, безусловно, виновата и она сама. — Мне больно смотреть, как ты мучаешься.       А Росси молчал. Потому что уже не было сил что-либо сказать и как-то ответить на грустные слова Раф. В глубине души он был немного рад тому, что она пришла разделить с ним это бремя, но ему очень не хотелось страдать от новой порции негативных эмоций и так же «заражать» этим девушку. Волнение и, тем более, такая хандра ей сейчас нужны в самую последнюю очередь. Осторожное и трепетное касание её пальцев привело Сульфуса в чувство, позволяя отвлечься и даже немного расслабиться. Приятное ощущение такой маленькой, но настолько нужной ласки помогло чуть-чуть успокоиться и на секунду его отпустило, когда Бьянки прильнула к его телу сзади и крепко обняла, обхватывая руками его торс и нежно поглаживая ладонями грудь и живот. Когда в комнате послышался блаженный вздох, означающий уже более спокойное расположение духа черноволосого, Раф с облегчением выдохнула и мягко улыбнулась. Даже несмотря на напряжённую атмосферу и все обстоятельства, сейчас он показался таким умиротворённым и даже капельку довольным, что не могло не вызвать улыбку. Ему стало легче. — Так лучше? — ласково прошептала девушка, когда обе его руки расположились на тыльной стороне её ладоней, а их пальцы сомкнулись в замок. — Ты не представляешь насколько… — так же ответил парень, прикрывая глаза и позволяя уголкам губ приподняться, формируя мимолётную неширокую улыбку на его лице.       Прикосновения Бьянки казались какими-то гипнотическими действиями, которые будто вводили в транс, отдаляли от реальности. Не успел он опомниться, как тело ощутило мягкость постельного белья, а голова нашла покой на груди белокурой, пока тонкие пальчики касались его прядей иссиня-чёрных волос и нежно поглаживали голову. В любой другой ситуации он бы ответил ей той же лаской, вмиг прильнув к любимым губам или оставив не менее нежный поцелуй на коже её шеи, но голова была забита не этим. Сейчас он грезил о том, чтобы эта ночь не кончалась, чтобы они оба так и пролежали в обнимку: она — прижимая его к себе и молча успокаивая тёплыми прикосновениями, он — обнимая её и слушая, как спокойное сердцебиение под её синей спортивной кофтой призывает окончательно выдохнуть и просто погрузиться в сон, который сейчас был так необходим. — Прости меня… Я совершаю одну ошибку за другой, а потом, мало того, что сам хожу на взводе, так ещё и тебе тяжело… — Сульфус приоткрыл глаза и горько произнёс эти слова куда-то в пустоту, словно они были адресованы не лежащей под ним девушке. — Просто не могу ничего с собой поделать. Как будто нельзя иначе… — Я тоже виновата во всём этом, — грустно констатировала факт Раф, всё ещё гладя его макушку и волосы. — Да и, вообще, тут нет невиновных. Все, кто причастны к этой истории с Гейбом, как-то оступились и поступили неверно. А осознают поздно… Вот теперь и расплачиваемся за всё… — Просто, знаешь, мы столько ошибок совершили по-глупости, что теперь даже не знаем, как выбраться из этого болота. Я ещё никогда не чувствовал себя таким беспомощным… А я дал слово, что мы справимся… Что Гейб за всё ответит… Что ты поправишься, и мы сможем его забыть… А я лежу рядом с тобой, окружённый охраной со всех сторон, и понимаю, что мне уже сложно справляться со своими эмоциями… Я просто схожу с ума, Раф… — хоть и тихий, но тяжёлый вздох снова донёсся до ушей белокурой. — За последнее время столько всего навалилось, что мне уже сложно здраво мыслить… На прошлой неделе твой диагноз, потом отец рассказал о первом неудачном браке мамы… А теперь мне не даёт покоя мысль о том, что это совпадение с твоей историей — не случайность… Так непривычно ломать голову, когда почти всю сознательную жизнь провёл в развлечениях и словно под каким-то защитным барьером родителей, не зная бед… Как будто меня всегда хотели уберечь от суровой реальности и лишали свободы выбора, а сейчас приходится расхлёбывать последствия своего «стремления стать взрослым и самостоятельным мальчиком»… — Я понимаю тебя, — голубоглазая кивнула и нервно сглотнула, прижав его голову к себе, когда Росси стал нервно дышать. — Ты всё детство провёл в атмосфере заботы и любви, а родители не замечали, как перегибали палку и уже пытались тебя оградить от всего. А тебе не представлялась возможность что-то сделать по-своему и справиться с возникшей проблемой самостоятельно. И теперь ты себя чувствуешь беззащитным ребёнком, который не знает, куда ему идти… — Да… Как будто потерялся и не знаю, что дальше делать, — признался Сульфус, инстинктивно сжимая в ладони пальцы белокурой и даже на секунду выдавив из себя мимолётную улыбку.       Всё-таки тот факт, что Раф его понимает почти с полуслова, стал ещё одним маленьким облегчением. Ведь похожие депрессивные ситуации ещё не раз встретятся на пути, а Гас не всегда будет рядом, чтобы поддержать и подбодрить. Он скорее сделает это с каплей юмора и позитивом, чтобы поднять лучшему другу настроение. А черноволосому сейчас хотелось не этого. Сейчас он хотел от собеседника простого молчания и понимания, ибо было не до шуток и резкого поднятия настроения. Хоть это состояние и угнетало, почему-то Росси не любил из него выбираться так быстро, как это всегда удавалось его лучшему другу. Он предпочитал выходить из этой тьмы постепенно… — Мне кажется, у нас похожие ситуации, хоть и немного разные, — Бьянки всё же решилась продолжить разговор. — Ещё совсем недавно у меня самой почти не было ни единого права на самостоятельность. После смерти мамы за меня всё решали гувернантки, потом некоторое время — Малаки, а год назад — сам знаешь кто увлёкся распоряжением моей жизни, вместо меня. Может показаться такой ерундой, сущим пустяком, а на самом деле ты не замечаешь, как у тебя забирают драгоценные годы жизни, и ты осознаёшь, что прожил зря. Ни собственных достижений, никаких достигнутых целей своим трудом, никаких жизненных ценностей и амбиций… Никаких мечт… Просто чувствуешь себя куклой, с которой кто-то наиграется и отдаст другому человеку, пока ты не сломаешься. Но… Знаешь, я всё же рада, что смогла вовремя это осознать и теперь я чувствую себя личностью, полноценным человеком… Когда однажды один человек помог мне научиться смотреть на мир иначе.       Услышав последнее предложение девушки, парень слегка приподнял голову и встретился с парой голубых глаз, которые мягким взглядом будто намекали, что речь идёт о нём и ни о ком другом. Заметив его вопросительный взор, Раф молча кивнула и улыбнулась, ведь тот самый человек сейчас лежит рядом и с любовью и нежностью смотрит ей в глаза, пока на лицах обоих медленно расцветает мягкая улыбка. — А по-моему, мы оба учим друг друга выбираться из этой чертовщины, — прошептал Росси и на секунду прильнул к её губам, оставляя на них невесомый поцелуй. — Просто иногда этого не замечаем… — Я солгу, если скажу, что абсолютно не согласна с тобой, — открывая глаза, произнесла девушка и блаженно вздохнула, когда почувствовала ещё одно его нежное прикосновение его губ на грудной клетке, после которого парень снова положил голову ей на грудь. — Девочка моя… — прошептал Росси, закрывая янтарные глаза и испытывая неописуемое облегчение от того, что даже сейчас она подарила ему утешение своей лаской и пониманием.       Кабинет вновь утонул в мраке лунной ночи и в полной тишине, которая иногда нарушалась глубоким дыханием пары, и в помещении больше не прозвучало ни единого звука. Наслаждаясь отчётливым стуком сердца в груди белокурой, Сульфус вскоре сумел избавить себя от дум и лишних мыслей и тихо погрузился в сон, пока нежная рука его земного ангела всё ещё гладила его по голове. Когда она убедилась, что Росси спит, Раф, наконец, смогла вздохнуть с облегчением. Сегодня ночью он точно больше не будет морочить себе голову проблемами и очередная сигарета для расслабления останется нетронутой. Для неё, ценившей его здоровье больше собственного, это уже было маленьким счастьем. Однако даже оно продлилось недолго.       Как только девушка хотела последовать его примеру и заснуть хотя бы на пару часиков, она снова почувствовала неприятное ощущение и слабость по всему телу, что могло означать только одно. Её страшный диагноз вновь дал о себе знать, заставив испугаться не на шутку, когда перед глазами промелькнул тот самый вечер, когда она едва не захлебывалась в собственной крови, лёжа на руках Росси. Однако, как ни странно, белокурой не стало хуже. Особенно, когда она вспомнила свой сон.       Тварь с гадкой улыбкой и сумасшедшими глазами, жаждущая мести за всё… Хоть буквально полчаса назад она внушала себе, что нельзя быть такой и уподобляться жестокости Мизери, сейчас эта мысль куда-то исчезла, позволяя девушке сжать свободную ладонь в кулак и злобным взглядом посмотреть в окно, словно голубые глаза, наполненные гневом, желали увидеть там свою жертву. После этого диалога с Сульфусом Раф поняла, что теперь уже поздно думать о человечности к Гейбу. Как он к ней относился, так и она его «отблагодарит» за всё хорошее. Теперь пусть он молит о пощаде… — Все же знают, насколько непредсказуемым и больным сумасшествие может сделать человека… Да, Гейб? — тихо прошептала девушка, злорадно улыбаясь и осознавая, что то ощущение — которое она приняла за шутки организма — не лейкемия.

Это тот самый привкус мести, который она попробовала во сне, медленно вонзая нож прямо в сердце Габриэля Мизери…