Понедельник, вилла Росси, 21:37
Наблюдая, как за окном льёт сильный дождь, что оставляет на стекле крупные капли, Сульфус медленно пригубил чашку со свежезаваренным кофе и тяжело вздохнул, словно до сих пор не мог поверить, что произошедшее в его квартире — не розыгрыш. Хотя… Так оно и было. Его тяжёлые вздохи раздаются в мрачной комнате особняка родителей, а мысли вихрем кружатся в голове, пока янтарные глаза напряжённо и тщательно изучают листы с результатами экспертиз и осмотром улик из квартиры. И с каждым предложением становилось всё страшнее… «Обнаружены женские потожировые следы на мотоциклетном шлеме…», «…на осколках бутылки обнаружена кровь и светлый женский волос…», «…на обнаруженных уликах отсутствуют посторонние потожировые следы…» — всё это и приложенные фотографии буквально ужасали своим содержанием. Росси еле сдерживался, чтобы не сорваться с места и не поехать искать дом Мизери самостоятельно, наплевав на все указы полицейских и частного детектива, что вёл расследование. Пока не поздно, надо найти ублюдка и, главное, успеть найти Раф, ибо что с ней мог сотворить садист-шизофреник — одному Богу известно. Вычитывая одно за другим заключение экспертизы, он едва ли не представлял себе в деталях, как на девушку нападают, пытаются усыпить хлороформом, а из-за сопротивления прибегают к удару бутылкой по голове. От очередной такой мысли, Сульфус сжал в кулаке лист и, зарывшись пальцами в волосы, сжал их до боли, будучи неспособным держать в себе накопившиеся эмоции. — Гнида… Чёртов садист!.. Будь ты проклят!.. — сжав зубы, процедил он, неожиданно вспомнив, как лично наблюдал из-за угла больное выражение лица неуравновешенного шатена, что чуть ли не с наслаждением пинал ногой в живот беззащитную белокурую, напоминая о том, что она является его собственностью. Надо было ещё тогда прикончить его, а не ждать, пока Бьянки от отчаяния не побежит сводить счеты с жизнью. — Маньяк несчастный!.. Уже несколько часов он не находил себе места. Сжимая в кулаке золотой кулон, в котором он нашёл её зашифрованную анаграммой просьбу бежать из города, несмотря на все слова следователей и родных, он никак не мог успокоиться и начать здраво мыслить. Его залитая кровью квартирка, к которой ему запретили приближаться, перестала казаться спокойным гнёздышком тишины и умиротворения, а в доме родителей покоя тоже не было. Тут он лишь видел грустные и сожалеющие взгляды родителей и слышал, как детектив сообщал новые подробности об уликах. А надо искать «Его», а не бесполезные предметы, сохранившие только отпечатки девушки, ибо преступник явно действовал в перчатках, словно убийца. — Сынок, как ты? — прервав его мысли, спросила вошедшая мать. Черноволосый повернулся к Селене и кое-как выдавил из себя подобие улыбки. Женщине оставалось лишь обречённо вздохнуть и попытаться подбодрить, опустив взгляд, ибо ответ сына на этот вопрос был и так понятен. — Послушай, не надо так убиваться. Я уверена, что с ней всё в порядке. Она нужна похитителям только ради выкупа, неужели ты не понимаешь? Услышав её слова, Сульфус горько усмехнулся, затем тишина, нарушаемая только стуком капель о стекло, вновь повисла между матерью и сыном. Селена говорила это так легкомысленно, словно не знала об истории, происходящей с её мальчиком и его девушкой, будто сама никогда не была вынуждена терпеть нелюбимого человека, находясь в четырёх стенах двадцать четыре на семь. Неужели, она даже по своему опыту не понимала, что, когда речь шла хоть о малейших чувствах, никакие деньги не помогали избавиться от эгоистичного мужика? Отец был готов предложить Дель Потере всё, что угодно, лишь бы она имела шанс прожить счастливую жизнь с ним в абсолютно взаимной любви, а она забыла, какой ценой ей досталось всё это? Она действительно забыла, на что пришлось пойти ей и Аргону, чтобы однажды создать семью и жить в гармонии долгие годы? — Спроси у отца, как он себя чувствовал, когда ты жила с Дель Потере, и ты поймёшь, как себя чувствую я, — грубо ответил он, вызвав нескрываемое возмущение у матери. Поняв, что ляпнул лишнего и надавил на больное, он прошипел и всё же извинился. — Прости, мне не стоило. Буркнув разочарованное «ничего», она подошла ближе и бросила недовольный взгляд на листы и распечатанные фотографии с места преступления, с которых не сводил глаз и сын. Конечно, она не привыкла показывать свою слабость кому-либо. И Аргон, и Сульфус знали её как сильную женщину с трудным характером, который и унаследовал её любимый сын, и с довольно строгим нравом. Но чудовищный год из своей молодости был страшной раной на её сердце, что был способен вызвать слёзы даже у такой «железной леди» как Селена Росси. Вглядываясь в бардак в квартире и в осколки бутылки, изображённые на фотографиях, женщина невольно пустила слезу и перевела взгляд на сына. — А знаешь ли ты как себя чувствовала я?.. — обратив на себя внимание, спросила мать. Заметив появившиеся на её глазах слёзы, парень хотел коснуться её лица, чтобы извиниться за неосторожные слова, но Селена тут же схватила его руку и сильно сжала на основании кисти. — Нет, не знаешь… Отец ведь в деталях не рассказывал тебе, что было весь тот отвратительный год моего первого замужества, верно? Не рассказывал. А ведь, знаешь, Сульфус, твоя мать не просто была вещью в руках сынка богатого предпринимателя, а домработницей, шлюхой и инкубатором! Вечной причиной криков и недовольств! Ты переживаешь за Раф, а за меня переживал Аргон, но вам обоим никогда не понять, что такое быть игрушкой, которой невольно приходится становиться из-за глупых чувств или ради блага дорогих сердцу людей! Вам никогда не ощутить эту боль, это унижение, эту беспомощность, когда ты находишь утешение только в объятьях любовника, а многочисленные братья и сёстры — почти вся семья — отвернулись! Потому что вас не преследовали, вас не гнобили и не бросали! Отпустив его руку, женщина дала волю слезам и взглядом, полным обиды, посмотрела прямо в стыдливые янтарные глаза сына. Он ведь знал об этом! Аргон, наверняка, говорил, что эта тема долгие месяцы была больной для неё, ибо она умоляла рассказать ему всё так, чтобы не было никаких лишних вопросов, никаких разговоров… — Мам, умоляю, прости меня, — крепко прижав к себе мать, прошептал Сульфус, мысленно давая себе десятки подзатыльников. Кто его, вообще, тянул за язык такое сказать? Глупое, неуместное и больное для ушей матери высказывание было равносильно тому, если бы он в таком же тоне брякнул что-то про Гейба, прямо глядя в лицо белокурой. — Я идиот. Был не прав… — Ещё какой идиот! — ругалась Селена, вытирая слёзы с синих глаз. — Не удивлюсь, если твоя Раф просто сбежала от тебя, если ты хоть раз позволил себе такое ляпнуть! — Правда, мам, я не хотел! — он не унимался. — Я как на иголках. Прошло несколько часов, а мне до сих пор не верится, что это произошло! Что всё так, вообще, совпало! Она ведь оказалась в такой же ситуации, а ты стараешься меня убедить в том, что какая-то сумма денег «вылечит» больного на всю голову шизофреника и религиозного фанатика от одержимости слабой и беззащитной девушкой? Ты ведь сама знаешь, что это не так! — Ладно. Согласна… — всхлипнув, вздохнула женщина. — Оптимизм тут явно не поможет. Удовлетвори любые требования похитителя, иначе живой ты её точно больше не увидишь. Помнится мне, одними деньгами мы с твоим отцом не отделались. От меня требовали наследника бизнеса Мартино и его отца, над чем и пришлось стараться те проклятые девять месяцев… Просто кошмар наяву… Сульфус снова поймал себя на мысли о старшем брате или сестре. Хоть ему и безумно не хотелось расстраивать мать снова, мысль о том, что, возможно, Дель Потере причастен к исчезновению Бьянки, не выходила из головы. А что, если таким образом Мартино решил отомстить, а Гейб так и остаётся в неведении о том, где находится бывшая невеста? Нет, тут определённо дело рук Мизери, ибо тот готов по головам ходить, лишь бы вернуть Раф… Зарывшись носом в мягкие русые волосы матери, он глубоко вздохнул, ощущая, как успокоительно и ласково её ладони гладили его спину.***
Время тянулось мучительно долго, раздражая его ещё больше. Каждая минута на часах казалась вечностью, а ничего не помогало успокоиться. Напряжение не пропадало и лишь постоянно напрочь лишало сна и аппетита. Приехавший на ночёвку Гас при каждом приёме пищи дивился, как такое возможно, и побуждал друга поесть, чтобы хотя бы силы были, а в нужный момент, он был, «как огурчик» — полный сил и энергии. Росси не всегда с охотой соглашался на уговоры друга, ибо еда буквально не лезла в рот. Ночь с понедельника на вторник выдалась просто отвратительной. До половины второго он не мог заснуть, слыша тихий храп другана, а когда усталость взяла своё — страх сменился кошмаром, обрывки которого днём заставляли нервничать ещё больше. В ту ночь, когда мысли о девушке и о безопасности семьи стали одной страшной историей, как и в случае с аварией, его единственной группой поддержки оказался Гас. Услышав крики и бормотание во сне, рыжий нашёл способ утешить друга не только словами, но и вином, которое было очень кстати, вместо валерьянки. — А если опоздаем?.. Или, ещё хуже, они припрутся сюда и на мать с отцом нападут?.. — в полусонном состоянии пробормотал черноволосый, делая глоток. — Прошло всего несколько часов, а я уже, бл**ь, с ума схожу. — Братан, я тебе вот что скажу… — уже пьяный произнёс Грасси и хихикнул. — Твой батя нанял лучших детективов и телохранителей. В квартире все нужные улики нашли, допрос сделали… Её уже ищут!.. К тому же, ты её стольким методам самозащиты научил и так хорошо поработал с её боязнью прикосновений, что она сможет сама о себе позаботиться, пока мы не найдём её… Включит свой «сказочный» характер и набьёт морду ему так, что мало не покажется!.. — Возможно, ты прав… — еле заметно улыбнулся Росси. — Требовал от неё никогда не сдаваться, а сам ною, как тёлка. Чёртова батина сентиментальность… — Да плюнь ты, чел!.. — Гас чересчур сильно хлопнул его по плечу, из-за чего тот поперхнулся. — Ой, прости… Было бы намного хуже, будь ты чёрствой скотиной, которая даже на малейшее сострадание не способна. Не переживай, я абсолютно уверен, что всё будет хорошо. В прошлый же раз обошлось, верно? — Сульфус задумался и кивнул. — Ну, вот. Она у тебя в рубашке родилась, раз и покончить с собой не смогла, и после аварии быстро оправилась, и с лейкемией пока справляется. Я уже про драку с Мизери молчу… Поверь в неё, так же, как она всегда верила тебе и в тебя… На следующий день пришли результаты обследования других улик и стали известны факты, которые конкретно путали ход мыслей и разрушали логику любой гипотезы. Дверной замок, что не был взломан, но был закрыт родным ключом, когда друзья приехали в квартиру; отсутствие охраны на время прибытия и пожилые соседи, которые ничегошеньки не видели и не слышали. А если и слышали, то недовольно ворчали, что сумасшедшие крики и грохот частенько слышались из квартиры, в которой жил внук покойной Рины Росси. По мнению Сульфуса допрос соседей был вообще провальным номером: этим старикашкам постоянно надо ворчать и называть всех шлюхами да наркоманами, а разбираться, что да как, никому не хочется. Зато обрадовала новость о допросе поганой семейки Мизери. Обыск их особняка должен хоть как-то помочь, а неуравновешенного ублюдка и его папашу — хотя бы поставить на учёт, ибо грешков за ними и других хватало. На его лице впервые появилась одновременно радостная и злорадная улыбка, когда следователь покинул особняк, отдав приказ своим допрашивать Маурицио с Габриэлем. «Пока за тобой едут, беги за чётками и помолись напоследок, Мизери. Лично прикончу, если хоть пальцем её тронешь…» — гневно подумал он, наблюдая из окна, как мужчина и пара копов сели в машину и уехали в сторону центра Рима. Переведя взгляд на золотой кулон, в котором лежала записка с анаграммой, черноволосый глубоко вздохнул. — «Лишь бы она не сдалась…» Внушив себе более позитивные мысли, он немного успокоился. Но всё же голову не покидала одна мысль, что появилась с тех пор, как кулон ему вернули из лаборатории. Может, стоит всё же наплевать на запреты полицейских и самому отправиться на поиски Раф?..***
Вторник, где-то на окраине Рима, 15:39
Всё, как в тумане — почти ничего не видно, всё размыто и похоже на разноцветные пятна, которые не двигаются. Непонятные звуки эхом звучат в голове, постоянно превращаясь в унисон голосов, которые, как ни странно, были тихими, а не оглушали. Как будто пятна что-то шептали, постепенно приобретая человеческие силуэты. Наконец, она смогла встряхнуть головой и, осмотревшись, понять, где находится. «Это, что?.. Свадьба?..» — изумилась и одновременно испугалась девушка, когда поняла, что цветными пятнами оказались стёкла витражей церкви, чей свет разных ярких оттенков украшал холодный камень на полу здания, и платья сидящих на скамьях гостей торжества, что смотрели сначала куда-то вправо, где медленно шли невеста с отцом, а потом проводили их взглядом до самого алтаря, где стоял сам жених, чьего лица она рассмотреть не смогла. Снова оглядевшись, Раф поняла, что вокруг сидят не незнакомые люди. Она вряд ли помнит их или когда-либо была знакома с ними лично, но в тот момент белокурая была готова поклясться, что в её окружении сидят её многочисленные родственники со стороны отца, чьи портреты украшали семейное дерево семьи Бьянки. Только дяди, которого отец всю жизнь считал чокнутым, — единственное, что она знала об этом родственнике — не было на торжестве. Девушка отвлеклась от раздумий, когда начался обмен клятвами. Жених только что ответил на вопрос священника твёрдым «да» и произнёс клятву, надев на тощий палец суженой обручальное кольцо — черёд невесты, с чьего лица только что сняли фату. Заподозрив неладное и будучи неспособной увидеть лица молодожёнов, белокурая встала с места и поплелась к ковровой дорожке, ведущей к алтарю, даже не обратив внимание на десятки рук молчаливых гостей, что пытались удержать её, хватаясь за юбку тёмно-синего платья. — Рафаэлла, имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твёрдое намерение быть женой Габриэля?.. Раф вздрогнула от ужаса, когда услышала слова, которых боялась больше всего на свете, и увидела, что жених и невеста — точные копии её и «бывшего», которому не терпелось затащить её сначала к алтарю, а потом — в постель. Лицо Гейба не выражало ничего, кроме наслаждения своим триумфом, которого он ждал так долго. Это не радость, что возлюбленная вот-вот станет его женой перед Господом, не счастье, что его чувства взаимны, и девушка хочет провести с ним остаток своих дней. Это было предвкушение того момента, когда он сможет выставить её душевнобольной, объявив о недееспособности, избавиться от тестя и присвоить себе всё то богатство, которое Малаки собирался передать наследнику. Ядовито-зелёные глаза излучали эту жажду денег и тела невесты, на чьём месте белокурой никогда не хотелось бы оказаться. Былые волны мурашек и страха тут же распространились по её телу, напоминая о том, какой ужас наводили напоминания о том, что в восемнадцать лет она станет собственностью человека, который не позволял даже вздохнуть без его ведома. Только, казалось, что даже часть тех эмоций, что испытывала она, та «Рафаэлла» у алтаря не знала и вовсе — худощавая бледная девушка в подвенечном платье безэмоционально смотрела куда-то вдаль пустым взглядом. — Ну же… Скажи «нет»! Ты же не хочешь быть его женой! — стоя посередине дорожки, тихо шептала Раф, ожидая ответа молчаливой и «полу-мёртвой» невесты. Её вера в правильное решение тут же пропала, стоило увидеть, как недовольно и угрожающе серо-голубые глаза Малаки сверлили взглядом девушку и с какой печалью она снова посмотрела в глаза жениха. Невеста поняла, что если скажет «нет» — ей несдобровать. Раф по собственному опыту знала, что бывает, когда делаешь или говоришь что-то не по воли отца. Перед глазами пронеслись все удары, все попытки изнасилования, все слёзы. Девушка вспоминала брань отца, который упрекал за неповиновение и нередко прибегал к рукоприкладству, слышала пьяный голос Гейба, раздающийся за дверью её комнаты, пока истерика и страх раздирали душу беззащитной девочки пятнадцати лет. И сейчас воспоминания о пережитом едва ли не сковывали её тело, как раньше: когда невозможно сделать ни шагу, зрачки сужаются, а дыхание учащается, будто не хватает кислорода. Она себя чувствовала точно так же и сейчас. — Да, — сухо ответила невеста, вызвав удовлетворённые улыбки стоящих рядом мужчин и возмущение у настоящей Раф, что смотрела на всё это глазами «свидетеля», а не главной участницы сего «таинства». Трясущейся рукой взяв обручальное кольцо, девушка у алтаря начала медленно надевать его на безымянный палец жениха, обрывисто произнося клятву. Не веря своим глазам, Раф с ужасом глядела на происходящее и отрицательно качала головой. — Я, Рафаэлла, принимаю тебя, Габриэля, как моего супруга и клянусь быть верной тебе, в горе и в радости… В болезни и в здравии… Любить тебя… И уважать до конца своих дней… Габриэль… Прими это кольцо, как символ моей любви и моей верности, во имя Отца и Сына и… — Возражаю! Под всеобщие возгласы недоумения, доходящие до обвинения в ереси, Раф схватилась за юбку платья и помчалась прямо к алтарю, наплевав на всю гадость, которая неслась до её ушей из уст родственников. Девушка безумно боялась этого страшного дня в течение трёх лет, и сейчас её безвольная копия, сломленная кукла, которую грубо зовут «Рафаэлла», а не ласково — «Раф», соглашается прожить остаток жизни с тираном и садистом по воле отца — прожить остаток жизни в насилии по чужой указке, а не как хочет она. Сейчас, та больная девушка перед ней собирается совершить самую страшную ошибку в своей жизни, на которую согласилась бы и сама Раф, если бы Сульфус не открыл ей глаза три месяца назад. — Какого дьявола?! — вскрикнул Мизери, наплевав на то, что находится в церкви. — Было сказано: «говорите сейчас или молчите в обет»! — Заткнись, лицемер! Упоминаешь нечистую силу в доме Господа! — рявкнула на него девушка и тут же повернулась к поникнувшей невесте, осторожно взяв ту за руки, понимая, что она может испугаться из-за гаптофобии. — Что ты делаешь?! Неужели ты не понимаешь, что ты на всю жизнь станешь его подстилкой и игрушкой, а не любимой женой?! Зачем ты идёшь на поводу отца, когда ты — свободный человек! — Девушка, я понятия не имею, кто Вы, но немедленно отойдите от моей дочери! Она ясно сказала, что хочет выйти за жениха! — гаркнул Малаки, оттолкнув невесту в сторону, и, грозно уставившись на Раф, схватил её руку. — Возражения не принимаются! Немедленно покиньте церковь! — Чтобы ты испортил жизнь и ей, «папочка», как всегда её портил мне?! — девушка выдернула руку и плюнула мужчине в лицо, чувствуя, как ненависть к родному отцу и обида на него, словно кислота, разъедали сердце недолюбленной белокурой девочки. Раньше она бы не посмела и нахамить, не говоря уже об унизительном плевке, которым опозорила его перед всеми присутствующими. — Она — свободный человек! Пусть сама решает, как ей жить! Вернувшись к плачущей невесте, Раф положила ладони ей на щёки, принявшись аккуратно поглаживать большими пальцами её нижние веки, как всегда делал Сульфус, чтобы успокоить её во время нервных срывов. — Я должна… Выйти за него… — шептала девушка, глядя на белокурую стеклянными глазами, в которых не отражалась ни одна эмоция. Они были почти что безжизненными. — Он любит меня… А я люблю его… Очень сильно… — Нет-нет-нет! Ты его не любишь! Ты не любишь Гейба! Так же как и он не любит тебя! — гневно прорычав и посмотрев в сторону Мизери, Раф пустила слезу, понимая, что сейчас пытается образумить себя из будущего, которая, словно зомби, твердила то, что ей повторяли с пятнадцати лет. — Ты… Ты любишь Сульфуса! Он подарил тебе свободу! Он никогда не поднимет на тебя руку, никогда не сделает тебе больно! Он заботится о тебе и любит тебя даже со всеми твоими пороками!.. — сквозь горькие слёзы Раф на секунду улыбнулась. — Он никогда не называл тебя «больной», «сумасшедшей» или «монстром»! Ты — его Раф, его девочка, его Ангел!.. Дура, неужели, это для тебя нихрена не значит?! Не нужен тебе Габриэль Мизери! Этот монстр! — Сульфус… Сульфус… — шептала невеста, пока Раф трясла её, чтобы та очнулась от «гипноза». — Его убьют… — Что?.. Что ты несёшь?.. Кто его убьёт?! В ответ невеста ничего не ответила, лишь перевела безэмоциональный взгляд куда-то в сторону и молчаливо вытянула руку, указательным пальцем показывая что-то, что находилось за спиной у Раф. — Что? — спросила девушка, не понимая действий своей копии. Обернувшись, она не успела и опомниться, как эхо собственного крика ужаса и боли, отражённое каменными стенами церкви, на секунду оглушило её, когда с привычным маниакальным блеском в зелёных глазах жених замахнулся и нанёс удар, разбив бутылку шампанского о голову девушки. Простонав от боли, Раф свернулась калачиком на полу, пока невеста грустно смотрела на свой «оригинал», ничего не предпринимая, чтобы помочь ей. — Это сделаю я, Рафи, — коварно, с притворным сожалением и жалостью, издевательски произнёс Гейб, присаживаясь на корточки рядом с корчившейся от боли девушкой. — С ним и потом с тобой. — Будь ты проклят, Гейб… — тихо из последних сил, произнесла она, чувствуя, как боль берёт над ней верх, пока корни светлых волос медленно окрашивались в красный цвет. В кроваво-красный цвет…***
Неожиданно вздрогнув то ли от прохладного ветра, то ли от приснившейся свадьбы, на которой получила бутылкой по затылку, белокурая медленно раскрыла глаза, протяжно постанывая от боли, от которой голова так и раскалывалась. Мышцы лица напряглись, и она зажмурилась, когда очередной импульс ударил по стенкам черепа. Голова кружилась и болела от каждого движения, будто удары не прекращались, а толстое зеленоватое стекло впивалось в её кожу снова и снова. Волосы отвратительно пахли алкоголем. Не понимая, где находится, Раф хотела встать с поверхности, на которой неподвижно лежала чёрт знает сколько, и со здравым смыслом начать осматривать помещение в надежде найти выход, а боль каждый раз обрывала любые попытки начать действовать. — Голова-а… — раздражённым шёпотом протянула она, и медленно потянулась ладонью к болевшему затылку. Результат попытки понять причину боли далеко не обрадовал её: кончики пальцев были испачканы в крови; видимо, бутылкой по голове ей и вправду досталось не только во сне, но и в реальности. Обречённо вздохнув, Раф закрыла глаза и начала потихоньку строить логическую цепочку из всех тех фактов, что произошли в квартире. Она собралась поехать за Сульфусом… Кто-то начал открывать дверь… Потом произошло что-то ещё… И ещё… Потом она пошла к открытой входной двери, и об её голову Гейб «торжественно» разбил бутылку. Теперь понятно, откуда кровь и раскалывающаяся голова. — Вот урод!.. Чёрт бы его побрал!.. Ай!.. Импульсы боли не оставляли её в покое, продолжая мучить каждый раз, когда она, превозмогая болезненные ощущения, медленными движениями вставала на ноги: сначала на четвереньки, потом на корточки, и наконец встала во весь рост, прижимая кончики пальцев к вискам и оглядываясь, где находится. Небольшое помещение, которое на первый взгляд казалось подвалом или подсобкой, где обычно похитители из её книг держали заложников, было спальней, с наглухо закрытыми жалюзи и шторами, что не пропускали ни единого лучика света, чьим единственным источником оказался маленький фонарик, лежащий включённым на столе. Осветив им всё вокруг, девушка увидела лишь обычную мебель и какие-то вещи, намекающие на то, что комната даже не заброшена, а просто является гостевой. «Что это за место?» — подумала Раф, затрудняясь вспомнить была ли она в этой комнате хоть раз, однако все мысли о помещении тут же покинули её, когда луч света попал на дверь. Пальцы сжали ручку и тихо дёрнули её, чтобы выйти без единого звука, но та не поддавалась, заставляя девушку то пытаться толкать, то тянуть на себя дверь, тихо матерясь от раздражения — заперта на ключ. Увидев под ручкой простую и довольно большую замочную скважину, девушка довольно улыбнулась. — «Ничего, Сульфус меня не только драться учил…» Порыскав в стакане с канцелярией на столе и покопавшись в лежащей на столе стопке бумаг, Бьянки отыскала скрепку, которую тут же поспешила использовать вместо ключа. — Вот чёрт!.. — прорычала она, когда металл согнулся, не справившись с замком. Последней надеждой оставался более женский метод. Оттянув лямку майки, Раф аккуратно прорвала дырку и вытащила из одной чашки бюстгальтера железную косточку, которой тут же начала маневрировать в замке двери. — Давай же… Давай!.. Блин!.. — импровизированная отмычка застряла в механизме. Глубоко вздохнув, чтобы отпустить накаляющийся гнев, девушка продолжила тянуть косточку на себя, чтобы хотя бы вытащить, но тут же отскочила от двери, как ошпаренная, и отбросила на кровать фонарик, когда услышала в коридоре шаги и увидела тень, закрывшую собой замочную скважину. Фигура за дверью медленно вставила в замок «родной» ключ, вытолкнув «отмычку», и начала медленно его поворачивать, пока девушка притаилась рядом с дверным косяком, готовясь выскочить из комнаты в любой момент, хоть это и казалось непосильной задачей. Страх и паника не позволяли сконцентрироваться, а на ещё одну драку у неё сил явно не хватит, ибо голова болела до сих пор, а никакого тяжёлого предмета под рукой не нашлось. Раф ждала, когда похититель войдёт. — Только давай без глупостей, Рафи! — предупредил голос, когда ручка двери опустилась. — Будешь паинькой — тебя никто и пальцем не тронет! «Конечно, так я и поверила…» — сомкнув челюсти, про себя процедила девушка, вспомнив, как ровно на тех же условиях, оставив послание Сульфусу в кулоне, она вышла из туалета, и о её голову сразу же разбили бутылку. Хотя, чего ещё можно было ожидать от Мизери? Дверь наконец открылась, и стоявший в коридоре парень вошёл в комнату. Только девушка собиралась выскочить из помещения, её тут же отшвырнули на кровать, не позволяя выбраться — дверь злоумышленник тут же запер за собой, пока белокурая приходила в себя и пятилась к рабочему столу. — Не подходи! — прорычала она, глядя на приближающегося парня. — Стой на месте! — Во-первых, успокойся, я тебя не трону. Во-вторых, веди себя хорошо, или мне придётся разговаривать с тобой на языке Габриэля! — схватив её за обе руки, угрожающе произнёс молодой человек. Поняв, что сопротивление бесполезно, и ей лучше сделать, как говорят, девушка усмирила пыл и бросила взгляд на дверь, что, разумеется, не осталось незамеченным. — Даже и не думай. Тут везде стоят дорогие немецкие замки — ты ни одну дверь в этом доме не откроешь отмычкой. Так что стой смирно, не заставляй меня применять грубую силу. Причинять боли парень действительно не собирался, судя по тому, как не сильно он сжимал её руки и как быстро отпустил, предоставляя ей мнимую свободу передвижения в этой комнате. Раф пришлось хотя бы за это оставить ненадолго мысль о побеге, хоть она до сих пор и боялась того типа, чей голос показался знакомым. Правда, его мотивы не вредить ей она понять не могла. Парень отшагнул от неё и начал потихоньку поднимать жалюзи, чтобы хоть немного естественного света проникло в комнату. Когда солнечные лучи осветили злоумышленника полностью, девушка вновь разозлилась — Теренс. — И нахрена ты заперся здесь со мной, раз не собирался меня трогать? — раздражённо фыркнула белокурая, скрестив руки на груди. — Думаешь, я не знаю, зачем вы проникли в квартиру Сульфуса, устроили там бардак, а мне двинули по голове бутылкой пива и затем притащили сюда? Ты же сам совсем недавно полез ко мне в трейлере на съёмках! Я уже про намерения этого ублюдка молчу! — Слушай, ты права, но, поверь мне на слово, если я с тобой что-нибудь сделаю, Гейб скорее меня придушит, чем одобрит это, как поцелуй в трейлере, — усмехнулся Теренс и уселся в кресло около кровати. — У меня было распоряжение только смотреть за тобой и не дать тебе сбежать, вот и всё. Так что не надо на меня или на Гейба так оскаливаться и рычать. Оставь свои фокусы для Сульфуса — вижу, он постарался выдрессировать в тебе монстра, чтобы на всякий случай было кому на Гейба наброситься. Девушка отвела от него взгляд и замолчала, уставившись в окно, чтобы хоть понять, куда эти два урода её притащили. Бессмысленно доказывать свою точку зрения она не собиралась, а вот догадаться, в каком районе находится этот особняк, было бы очень даже неплохо. Место оказалось тихим пригородом с рощами, причём в нескольких метрах виднелись такие же благоустроенные территории частных домов. Или это — квартал Аврелия, где так же, подальше от города, построены богатые дома, или местность, находящаяся ещё дальше от города. Как жаль, что из окна не было видно ни одной вывески с названием улицы. — Что это за место? — раздражённо спросила Раф, кивком головы указывая на пейзаж за окном. — Тебя это не должно волновать, — отрезал Теренс, печатая что-то на телефоне. — По-крайней мере, сейчас. — Без тебя решу, должно ли меня это волновать или нет, — съязвила Бьянки, про себя усмехнувшись тому, как старательно Ипокри пытался подражать поведению Гейба и его обожанию держать всю ситуацию под контролем. — И перестань строить из себя «Мизери номер два» — второго такого ублюдка на всём белом свете не сыщешь, а мне ты больше нравился, до того, как деньги для тебя стали выше чувства собственного достоинства. — На что это ты намекаешь? — вскочив с кресла, насторожился парень. — Я, кажется, не позволял тебе раскрывать свой поганый рот! — Хах, и снова ходячая пародия на Мизери… Тебе самому-то не стыдно после зверского избиения принимать от него деньги и прислуживать ему? — истерически засмеялась девушка, когда парень направил на неё пистолет — Теренс выдохнул, понимая, что та снова начала сходить с ума и, скорее всего, вообще не даёт себе отчёта в том, что несёт. А Гейб-то молодец. Добивается взаимности от такой же долбанутой, как и он сам, когда пьяный. Идеальная парочка, что уж тут сказать. — Нет, как я вижу. Продался, как последняя шлюха, которых он трахал в моё отсутствие, когда рука мозолями покрылась. — Ох, был бы тут Гейб, ты бы сейчас так не щебетала, — стараясь скрыть стыд и гнев от той правды, которую она высказала ему в лицо, усмехнулся Теренс и убрал пистолет, однако продолжать дискуссии он не стал. Бьянки нехило задела за больное, когда упомянула тот поступок, который отец никогда ему не простит, если узнает. Ипокри с детства знал, что честь должна всегда быть превыше всего, и он долгое время колебался между соблазном заработать побольше деньжат, часть которых потратит на операцию обанкротившегося отца, и между правильным поступком, во имя принципов семьи. Кто же знал, что со временем он войдёт во вкус настолько, что даже начнёт требовать от своего «заказчика» огромные суммы за свои «услуги», на которые он может жить до конца своих дней припеваючи? Поняв, что дожидаться Гейба наедине с «пленницей» — пустая трата времени, парень медленно поднялся с кресла и направился к двери, пока помрачневшая девушка все также печально смотрела в окно, не обращая на своего «тюремщика» малейшего внимания. — Тебе что-нибудь нужно? — сухо, без единого намёка на заботу, спросил Ипокри, когда больной смех стих. — Аспирин, там?.. Голову перевязать?.. — Скажи мне честно, Теренс, — вздохнув и придя в себя, начала девушка. — Неужели, ты, хороший и добрый парень, которого я знала раньше, действительно стал таким гнилым и продажным только из-за денег, которыми никогда не был обделён? Ты действительно можешь так подставить подругу и стать «мальчиком на побегушках» того, кто тебя зверски избил, ради пачки банкнот? — Ты не в том положении, чтобы меня критиковать за обстоятельства, которые меня вынуждают быть этим «мальчиком на побегушках», Рафи, — процедил Ипокри, держась за прикрытую дверь и не глядя на белокурую. — Давай больше не будем возвращаться к этой теме, пока я тебе «случайно» не врезал. Поверь, за всё то, что ты мне сейчас сказала, Гейб позволит мне подправить тебе личико. Не дав ей сказать ни слова, парень вышел из комнаты и закрыл дверь, не забыв также запереть на ключ. Раф снова осталась в полном одиночестве, вновь предприняв попытки выбраться, но уже через окно. — Проклятье, чёрт!.. — едва не расплакалась от злости Бьянки, когда обнаружила на обоих ручках окна замки, с которыми скрепка так же не справилась. Отмычка даже не вошла в узкую скважину, которая отделяла девушку от шанса на побег — от того самого важного шанса, который она ни в коем случае не должна упустить. Не важно, где она находится, не важно, как долго ей добираться до Рима — главное, чтобы она успела сбежать, а Сульфус расшифровал послание и уехал, как можно дальше из города, ибо она была на сто процентов уверена, что на ней Гейб не остановится. Мизери будет недостаточно вернуть их отношения к начальной точке, он пойдёт по головам, чтобы снова «сломать» её и сделать своей игрушкой. Слёзы разочарования и обречённости вновь обожгли её щёки, когда голубые глаза заметили на земле, под её окнами, огромные кустарники роз, чью остроту шипов можно было оценить с четвёртого этажа особняка — Мизери явно выбрал такие «покои», чтобы её попытка вылезти через окно окончилась для неё больницей, если не инвалидным креслом или смертью. «Сульфус, умоляю, только не ищи меня…» — с глубоким вздохом утерев влагу на лице, девушка села на пол около радиатора, и прикрыла глаза, когда на губу капнула кровь. Раф аккуратно коснулась губы указательным пальцем и с досадой взглянула на то, как красная капля стекала по пальцу, пока уста ощущали металлический вкус крови. Лейкемия снова дала о себе знать, как и слабость, которая постепенно распространялась по её телу, побуждая закрыть глаза и ненадолго поспать. Пустым взглядом сверля стену, Бьянки горько усмехнулась, догадываясь, что лекарства для инъекций, которые положено делать каждый день, остались дома.— Здесь я тебя не дождусь… — тихий шёпот еле слышно раздался в комнате, а потом и вовсе стих, когда девушка вновь потеряла сознание…
***
Спустившись на первый этаж, Теренс поспешил на кухню, откуда вернулся в гостиную бокалом дорогого коньяка, хотя пить ему совершенно не хотелось. Ипокри не мучила жажда, а скорее проснувшаяся совесть, что начала грызть его изнутри, при одной только мысли о том, что он творит. Что он поступает не просто подло, но и мерзко. Так же, как поступила и она когда-то… Парень не раз ловил себя на мысли о том, что всё зашло слишком далеко, когда жажда заработать денег, ради спасения любимого отца, превратилась в алчность. Уже который месяц его девизом была скорее фраза «любой каприз за ваши деньги», чем семейное кредо «честность и честь дают нам силу и делают нас людьми», и сейчас Теренс ненавидел себя за это. Ненавидел за то, что стал таким же алчным лицемером, как и его фамилия*. — Бред… По-другому в этом мире не выжить, — пожав плечами, фыркнул Ипокри и выпил содержимое бокала залпом, тут же поморщившись от неприятного вкуса. Всё-таки, пил он далеко не водку. — Ну, как? Вкусный коньячок? — Теренс обернулся и поставил бокал на кофейный столик, когда в помещении показался Гейб. Шатен со странной улыбкой вальяжной походкой направился к «приятелю», отбросив кожаную куртку на диван. — Я тебя спрашиваю: вкусный коньяк, который моему бате сам Берлускони** подарил, а?! Кто разрешил?! — Да успокойся ты! Я достану тебе такой же! — съязвил Ипокри, закатив глаза. — Устроил базар из-за алкашки… Ты лучше скажи, как всё прошло? — Всё прошло замечательно, разве может быть иначе? — тут же забыв о ругани, довольно улыбнулся Мизери и налил в тот же бокал ещё коньяка. Заметив возражение на лице Теренса, парень преподнёс бокал к губам и тут же изменился в лице. — Обойдёшься! Проси у своего нищего папочки или топай в магазин и покупай себе сам. Ты и без того меня почти без личных денег оставил, скот. Скажи «спасибо», что я такой щедрый — без тебя хер бы я нашёл эту белобрысую шлюху. — Хах, а раньше ты и вовсе не возражал, — в привычной манере протянул Ипокри, присаживаясь на противоположном диване. — Помнится, когда ты ныл и убивался, как баба, что она переспала с Росси, ты мне с «превеликой радостью» за эти сведения аж две бутылки «Sassicaia» подарил, котик. — Ты можешь уже заткнуться?! — Мизери со всей силы стукнул по столику, едва ли не разбив стеклянную поверхность, на которой осталась трещина. Теренс тут же замолчал, поняв, что сам же играется с огнём, разговаривая с Гейбом так же, как с ним разговаривала Рафи пять минут назад. С этим неуравновешенным уж точно лучше не шутить. По-крайней мере, сейчас ему явно выгоднее потакать любому его капризу и терпеть любое оскорбление в свой адрес, чтобы забрать свой главный приз — Росси. Увидев реакцию своего сообщника, шатен продолжил насмехаться над ним, понимая, что из них двоих только он достиг своей цели. — Судя по тому, как ты пьёшь коньяк — как малолетка — ты не такой уж и крутой, каким хочешь казаться. Спектакль окончен, Ипокри. В твой образ коварного «вселенского зла» поверит разве что эта дура. На последнем слове он указал пальцем в потолок, намекая на запертую в комнате девушку. — А что с Росси? — осмелился спросить Теренс после недолгой паузы. Гейб допил коньяк и оставил бокал на испорченном столике. — Что-что с Росси… Спрятался в особняке своей поганой семейки и трясётся от страха, пока эти идиоты в полиции приписали мне алиби — телефон-то я с собой вчера не брал, дома оставил, чтобы не спалили по геолокации. Для них я вчера весь день был дома и никуда не высовывался, судя по отсутствию следов и местонахождению телефона, — усмехнулся Мизери и с ехидной улыбкой уставился в окно. — Что-то он не торопится мчаться за Рафи, не находишь? Копов послал, а сам, ссыкло, за спиной у папочки спрятался. — Неудивительно. Взломали телефон Росси-старшего и дали «отбой» охране, вошли в квартиру «родными» ключами, которые я у него спёр на вечеринке, устроили погром, так ещё и до крови дрались с Рафи, пока она не заперлась в туалете. Ты ещё решил её вырубить бутылкой по голове «на всякий пожарный». Комментарий сообщника Гейб, казалось, просто проигнорировал, считая похищение сущим пустяком. Подумаешь, с каким-то риском проникли в квартиру и набросились вдвоём на тёлку, ради которой вся эта афера и проворачивалась. Делов-то… Однако одно воспоминание о произошедшем вызывало тот же спектр эмоций, что он чувствовал, когда застал девушку в коридоре и тут же схватил, намереваясь силой увести из её «убежища», которое он искал около трёх месяцев.***
Понедельник, утро… Его тело сих пор помнит всю ту злость и ярость, которую Рафи вкладывала в каждый удар, когда её кулаки летели то ему в лицо, то в грудь, а коленями била в низ живота. Теренс предупреждал его о боевых навыках белокурой, но он никак не ожидал, что Росси смог превратить её в такого монстра, что беспощадно калечил его, наплевав на страх перед ним. Он удерживал не его пугливую и слабую Рафи, которая при одном только его гневном взгляде молилась Богу, лишь бы её не тронули, а совсем другую девушку. Мизери до сих пор не мог признаться самому себе, что в тот момент испугался именно он. Наверное, единственное, что не позволяло ему растеряться — выпитая до этого бутылка пива. Кулак попал в солнечное сплетение, и он согнулся вдвое от боли, стараясь восстановить сбившееся дыхание, пока Теренс уцепился в её мотоциклетную куртку, что Бьянки тут же сняла, помчавшись к двери туалета. Чувствуя, как испуг сменился неописуемой яростью, Мизери с гневным рычанием погнался в том же направлении. — «ОТКРЫВАЙ ДВЕРЬ, С*КА!» — не своим голосом кричал он, со всей силы дёргая ручку двери и стуча по деревянной поверхности обоими кулаками — точно так же, когда, прилично выпив, он каждый раз ломался к ней в комнату, требуя интима. — «СЕЙЧАС ЖЕ ОТКРЫЛА ИЛИ ВЫРВУ ДВЕРЬ С ПЕТЛЯМИ И ПРЯМО ЗДЕСЬ ВЫБЬЮ ВСЮ ДУРЬ ИЗ ТВОЕЙ ТУПОЙ БАШКИ, ШАЛАВА!» — следующий стук уже вызвал у неё ужас, судя по испуганному вскрику за дверью. — «Гейб, у нас мало времени», — шёпотом напомнил Теренс, крепко схватив его руку. — «Соседи могут услышать.» — «А как по-другому мне оттуда вытащить эту дрянь?!» — не унимался он, ногой пнув дверь и вырвав из уст девушки ещё один вскрик. — «Рафи, прекращай сопротивляться и выходи оттуда добровольно! Если сама выйдешь — тебя никто и пальцем не тронет. Бежать тебе всё равно некуда!» Досадное «ладно» стало последним, что она сказала, прежде чем замок в двери щёлкнул и девушка спокойно вышла из укрытия, выключая свет. Опустив голову и не желая смотреть в глаза ни ему, ни Ипокри, Рафи прикрыла за собой дверь и медленно шагнула вперёд, будто признавала поражение. Теренс жестом руки приказал пойти к прихожей, давая понять, что здесь она больше не появится, и она повиновалась, медленными шажками направившись к выходу, знаменуя этим конец своего трёхмесячного побега. Какая муха его укусила вытащить из куртки бутылку и ударить белокурую по голове, Гейб до сих пор не мог понять, хоть в оправдание тогда и сказал «Чтобы ещё чего не вытворила», присаживаясь перед неподвижным телом сбежавшей невесты. — «Ты спятил?! А если ты её убил?» — ошарашенно произнёс Теренс, заметив кровь на корнях светлых волос Бьянки. — «Не убил — пульс есть, » — с пренебрежением фыркнул Мизери, когда пальцы ощутили пульсирование на сонной артерии. Прикосновение к сладкой коже, мягкость которой он давно не ощущал на кончиках своих пальцев, привело его в экстаз, но парень понимал, что нужно терпеть — намного приятнее довольствоваться этими ощущениями, когда и девушка чувствует, как тот, кого она всегда боялась, проходится ладонью по тонкой шее, готовясь укусить или сжать в любой момент. Ради этого стоит подождать, когда та придёт в себя. — «Вот тяжёлая корова… Потолстела, бл**ь!..» — приказав Теренсу навести бардак в квартире, парень поднял девушку на руки и закинул на плечо, направившись к прихожей с довольной улыбкой. «Каникулы» Рафи только что закончились на не самой весёлой для неё ноте, как и скоро придёт конец спокойствию и жизни Росси. Уж он-то об этом позаботится…***
— А что мне оставалось делать? За ручку её к машине вести? — усмехнулся парень, наконец соизволив как-то отреагировать на высказывание Теренса. — Это — малая часть того, что она заслужила за свой грех. Вчера — бутылка, сегодня — кулак, завтра — кнут. Пусть теперь молит о смерти — её никто здесь не найдёт раньше, чем она заплатит мне за все те унижения и за просранные на её поиски деньги. Доигралась… Кстати о ней, эта стерва уже очнулась или мне стоит самому её «разбудить»? — Очнулась… Только очухалась, сразу же пошла дверь отмычками вскрывать, — закатил глаза Ипокри. — Ой, пропала девка, — покачал головой Мизери. — Смотри мне, дружище, когда будешь Росси пускать по всем девяти кругам Ада, не заразись от него чем-нибудь. А то «Эта» уже дерётся и вскрывает замки, как пацан. Не проронив больше ни слова, Гейб встал с дивана и покинул гостиную, направившись к лестнице с таким выражением лица, будто идёт за ценной добычей, которой, по сути, и была пойманная девушка. Теренс ещё долго не сводил с него взгляда, невольно представляя себе, какая вакханалия будет происходить в комнате четвёртого этажа буквально через пару минут. Хоть до этого он и не был свидетелем разборок в доме Бьянки, а Мизери не без садистского наслаждения успел поведать ему, как кричала и рыдала Рафи, когда тот «заглядывал» к ней в комнату. Что будет твориться в этот раз, можно было с лёгкостью предугадать.— Да сохранит тебя Господь, Рафи. Из нас, грешников, ты уж явно не заслужила такой участи… — прошептал Ипокри, покинув дом, когда страх услышать своими ушами «триумф» Гейба стал сильнее мужской храбрости, которой, похоже, его так же обделила природа…