Вторник, где-то на окраине Рима, 16:44
Снова темнота, ослепляющая глаза и не позволяющая рассмотреть хоть что-то, и снова вакуум, в котором не слышно ни звука — они снова начали пропадать, возвращая её в ту суровую реальность, от которой хотелось убежать хотя бы во сне. Пусть и в недолгом, но во сне, где никто не способен причинить настоящего вреда и сделать больно. Постепенно до ушей стали доноситься шум неспокойного ветра, что гулял за окном, и знакомые голоса над головой и где-то сбоку, пока усталые голубые глаза фокусировались на сидящей перед ней фигуре в полумраке. В нос снова ударил гадкий запах нашатыря, и ей пришлось вернуться в тот кошмар, в который её утащили день назад. — Фух, проснулась… — с облегчением прошептал Теренс, когда девушка мгновенно пришла в себя и начала откашливаться чуть ли не кровью, что засохла у неё под носом и на губах. Смочив носовой платок в бутылке с обычной минералкой, он протянул его белокурой, что с пренебрежением забрала его и принялась вытирать лицо. — Я уже думал, что надо скорую вызывать… — Спасибо, за заботу, — нехотя поблагодарила она, скомкав салфетку в кулаке и прижав коленки к груди, прямо к неспокойному сердцу, чьё странное биение не предсказывало ничего хорошего. — Не стоит. Я в порядке. — А кровь тогда откуда? — удивился парень, кивнув на окровавленный комок, который она старательно сжимала в руке, и на капли крови, образовавшие маленькие лужицы на полу. — Прикинь, у девушек месячные бывают! Шучу, давление подскочило, — соврала Раф и кое-как забралась на кровать, протяжно постанывая от затёкшей спины. Лежать на холодном полу несколько часов, а потом — сжавшись у радиатора, было не очень удобно, из-за чего позвоночник теперь казался деревянным. Девушка выпрямилась и без лишних слов забрала бутылку у своего «надзирателя», давая чётко понять, что она никого не собирается умолять дать еды или питья. — Не жадничай, Теренс. Я со вчерашнего утра ничего не пила. Моя смерть от голода или жажды тебе точно не выгодна. — Смешная ты, конечно, — со стёбом усмехнулся Ипокри, наблюдая, как мелкие струйки воды стекали по губам и подбородку Бьянки, что жадно выпила уже половину бутылки. — Меня обвиняла в том, что я «пародирую» Гейба, а сама ведёшь себя, как Росси. Такая же высокомерная и ехидная сволочь, считающая, что ей все должны. Раф мгновенно перестала пить и отложила бутылку, с ненавистью уставившись в серо-голубые глаза Ипокри. — Эта «высокомерная и ехидная сволочь» будет получше вас, двух «святош», вместе взятых, — ядовито выплюнула она, кинув пластиковую бутылку парню; тот грубо сжал её и отшвырнул подальше. Воспользовавшись его невнимательностью девушка схватила его за воротник рубашки, заставив смотреть прямо в голубые глаза, горящие огнём ярости. — Притворяетесь такими правильными и добрыми, а у самих гниль в душе! Причём, сами это знаете, но продолжаете думать, что все вокруг вас — стадо идиотов, которые не видят, как вы играете роли «невинностей»! Актёришка из тебя бы точно вышел отличный, Теренс! Получишь известность после фильма Аргона Росси — делай карьеру в кино! Поверь мне, это намного прибыльнее, чем сидеть с «монстром» и потакать капризам Мизери! — Не твоё дело, дура! Я это делаю не для себя, а для своей семьи! — рявкнул Теренс, сжав кисти её рук и требуя отпустить рубашку. Еле отцепив руки белокурой от воротника, Ипокри со злостью отошёл от неё. Дрянь снова издевается над ним, пользуясь тем, что он не может ей врезать без позволения Гейба, и это бесило больше всего. Она не стеснялась оскорблять его и в лицо говорить горькую правду, чтобы его загрызла совесть. А сдаться сейчас он не имел права. Потерпит, но доведёт свою миссию до конца. В комнате неожиданно раздались хлопки, прозвучавшие, как сигнал к концу этого «шоу», которое устроили гости загородного дома. Ипокри и Бьянки синхронно повернули головы к двери. Раф и не заметила, как все звуки, кроме этого хлопка и гадкой усмешки Мизери, вмиг затихли, когда сердце забилось ещё сильнее от одного присутствия тёмной фигуры, что приближалась к ним. Девушка, казалось, в одну секунду утратила всю свою смелость, понимая, кто именно приближается к ней, кто дал начало кошмару, в который превратилась её жизнь. — «Ты его видишь, потому что боишься его. Все эти кошмары, все эти галлюцинации и рефлексы — только из-за твоего страха, » — слова Сульфуса, произнесённые во время очередного приступа, когда она была уже готова отдаться ему и окончательно побороть гаптофобию, вспыли в памяти, побудив её опомниться и реагировать спокойнее. Пока ещё ничего не произошло, сейчас надо просто молчать и следить за языком, чтобы не ляпнуть лишнего. В отличие от более адекватного Теренса, Гейб уж точно не будет терпеть её нелестные речи. — Конечно-конечно! — не переставая хлопать, ухмыльнулся Гейб, приближаясь к сообщнику и к девушке, сгорая от нетерпения поиздеваться над обоими. — Он работает на меня и вытаскивает из меня последние личные бабки, исключительно для того, чтобы помочь своему подыхающему папочке и родственникам его мамочки. Не верь ему, Рафи, этот лжец тебя обманул, затащив в трейлер, чтобы изнасиловать. Какой смысл слушать его оправдания и верить им, если он однажды тебя так подставил перед Росси? — наблюдая разгневанное лицо Ипокри, Мизери продолжил издеваться. — Всё, что ему нужно, так это найти… — ЗАТКНИСЬ! — под испуганный вскрик белокурой Теренс вскочил с места и накинулся на шатена, доставая из кармана жилетки пистолет. — НЕ СМЕЙ, ГНИДА! — Что ты, дружочек, полегче! Я просто хотел рассказать Рафи всю правду, чтобы она знала, что всегда может быть честной с тобой! У тебя же есть свои причины продолжать свою «миссию» и сторожить её в моё отсутсвие, как псина? Опусти-ка пистолет, «котик», это лишнее, — Гейб перестал шутить, и улыбка пропала с его лица, когда он понял, что сообщник настроен серьёзнее некуда. — Пистолет опустил. Сейчас же! Ипокри не спускал с него ни глаз, ни оружия, серьёзно намереваясь выстрелить, когда чаша терпения переполнялась от злобы и на него и на судьбу за то, что отняла у него мать и годами отнимает здоровье отца. Теренс устал унижаться перед этим уродом, ради того, чтобы достать Росси и обеспечить безбедную жизнь себе и больному отцу, но с другой стороны он понимал, что именно к этим двум целям вёл путь «мальчика на побегушках» и преступника, которому он вынужден следовать. Самое поганое то, что это прекрасно понимал и Мизери, продолжая играться на его слабостях. — Спешу напомнить, что без моей помощи, ты никогда своей цели не достигнешь. Так что, если хочешь сделать это «не для себя, а для своей семьи» — немедленно убери ствол, — выдохнув, Теренс закрыл глаза и убрал пистолет обратно, что не могло не вызвать улыбку шатена. — Молодец, хороший мальчик. Пошёл отсюда, скот поганый! Схватив за шиворот, словно нашкодившего малолетнего хулигана, Гейб вытолкнул его из комнаты и закрыл дверь, заставляя оставаться на месте. Следить, пока не очнётся, и будить девку — не единственные его обязанности в этом доме, и парень давно должен был это уяснить. Теперь не ему угрожать расправой или шантажировать кого-то. Деревянная дверь захлопнулась прямо у него перед носом. — Ну, что скажешь, Рафи? Весело тебе было с ним, пока я пудрил мозги полиции, которая ищет тебя, вместо твоего «героя-любовника»? — ухмыльнулся парень, повернувшись к девушке, что неподвижно сидела на кровати, не сводя с него пристального взгляда. Когда он буквально плюхнулся на кровать, Бьянки моментально встала и начала медленно отшагивать назад, стараясь держать определённую дистанцию. Находиться рядом с ним хотя бы в полуметре друг от друга было просто невыносимо, не говоря уже про страх перед ним, который помнили её глаза, тело и кожа на шее. — Понятно, опять убегать собралась. Спешу тебя разочаровать, дорогуша, дверь заперта, и, если мне вздумается, я могу без проблем взять тебя прямо здесь и прямо сейчас. Времена и обстоятельства поменялись — мы больше не в доме твоего отца, где ты могла запереться в спальне хоть на весь день. Так что лучше не зли меня. Давай лучше поболтаем по душам, обнимемся… А если ещё и поцелуешь — буду самым счастливым человеком на свете. — «А теперь, пока я ещё добрый, иди-ка сюда. Не зли меня, а лучше поцелуй. Ты ведь знаешь, как передо мной надо извиняться, верно, Рафи? Заодно и я извинюсь за то, что пришлось образумить тебя твоим же ремешком по твоей нежной кожице…» — продолжая пятиться назад, она словно почувствовала, как старые ссадины на животе жгли от ударов тонким, словно хлыст, ремнём. Сосредоточившись, она взяла себя в руки, ибо именно прежнего страха и прежних слёз он от неё только и ждёт. — Ещё один с отсутствием самоуважения… — парировала девушка, сняв с себя спортивную кофту и, взяв себя в руки, приготовилась бить морду уроду. Для вида, она спокойно чуть приблизилась к кровати, не отрывая взгляда от его глаз. — Ладно Теренс — я не знаю его мотивов и, откровенно говоря, мне плевать, зачем он так унижается, работая на тебя… Но ты! Сам Габриэль Мизери!.. — на этой ноте, после небольшой «театральной» паузы она вновь стала разговаривать серьёзно, вслушиваясь в каждое отчётливое биение своего сердца. — Тебе самому не противно заниматься любовью с девушкой, которая тебе — как ты любил раньше приговаривать — «изменила»? Не противно, зная, что она в этом смысле принадлежит другому мужчине? А, если мне память не изменяет, одна из заповедей говорит «Не желай жены ближнего своего». Неужели, твоя похоть сильнее любви к вере? — Ты абсолютно права, Рафи, — противно ухмыльнулся Мизери, встав с кровати и вновь заставив белокурую пятиться назад. Неожиданно и резко прижав её к стене, он взялся за бретельку её белой майки, что так и норовила сползти вниз, оголяя нежную кожу на хрупком плече девушки. Вскрикнув от неожиданности и с отвращением глядя в его похотливые глаза, Бьянки сглотнула и стиснула челюсть, когда он так же мучительно неторопливо стал опускать лямку бюстгальтера, наслаждаясь страхом, которым были наполнены её голубые глаза. Предчувствуя триумф, Мизери вновь одарил её похотливым и коварным взглядом, противным шёпотом протягивая каждое слово. — Ты не представляешь, насколько сильнее… Болезненный стон едва не вырвался из неё, когда Гейб резко впился зубами в её кожу на ключице, пробуя на вкус. Страшные события, которые она старалась забыть в течение трёх месяцев, вновь всплыли перед глазами, стоило ей ощутить, как его зубы едва не до крови прокусывали кожу, будто специально хотели не возбудить, а именно причинить боль. Ту боль, которая сковывала её наравне со страхом и ужасом, когда она снова становилась слабой маленькой девочкой Рафи; повзрослевшая и сильная Раф вновь начала уступать той, кем она была до выпускного. Его руки крепко держат её кисти, едва ли не припечатывая к стене, а она даже не может дать отпора или вырваться, пока горькие воспоминания блокируют сознание: слёзы вновь начинают заполнять глаза, когда парень пинает её ногами в живот и прокусывает кожу на её шее, а потом она с от отчаянья мчится к крыше здания, с которой хотела спрыгнуть, чтобы покончить с этим раз и навсегда. «Нет… Не дождёшься!..» — вспомнив, что было после злосчастного выпускного, который для неё закончился не слезами боли или смертью, а нежностью в безопасности и в любящих объятьях, Бьянки опомнилась и взяла себя в руки, когда почувствовала ладони Гейба, плавно ползущие к краям её майки, словно две змеи, желающие поскорее избавиться от преграды к желанному телу. — М-м-м… Кожа всё ещё слаще карамели… Мне жаль, Рафи, заниматься с тобой любовью я не собираюсь… — пошло протянул он, вновь покусывая кожу и отстраняясь от объекта вожделения, пока девушка медленно переводила взгляд на него, улавливая страшный взор зелёных глаз. — Но это не значит, что я не трахну тебя, как следует, чтобы раз и навсегда запомнила, как ставить мне рога! Яростно процедив последнее предложение, он резким движением ладони сорвал бретельку, едва не разрывая её майку пополам. — АХ ТЫ!.. УБЛЮДОК! Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, МИЗЕРИ! — гневно прорычала она и, резко выдернув руки и пнув коленкой в пах, оттолкнула его от себя. К её счастью след от укуса, что остался ей «на память» не потемнел, образуя засос, однако её терпения от этого больше не стало. Она находится в этом проклятом месте меньше суток, а она уже не может больше сдерживать накопившиеся эмоции, от которых приходилось избавляться только ночью, тихо рыдая в подушку. Сейчас былое горе лишь превратилось в гнев. — Готов переспать с чужой девушкой и — могу поспорить — один раз, лишь бы три года со шлюхами и игр с рукой не прошли даром! Ты всегда хотел только этого! Ты притворялся, что любишь! Заставлял меня верить в это, а самому только и нужно, что в постель затащить! Ненавижу! Однако никакого ответа не последовало. Встав с кровати, он с раздражением смотрел на девушку и пропускал мимо ушей каждое сказанное ею слово — она ничуть не удивилась. Её редко кто мог послушать или просто выслушать, позволить выговориться, и с Мизери так было всегда. Парень, так же, как и сейчас, всегда скрещивал руки на груди, даже не собираясь понять, что она хочет ему сказать, и просто сверлил её взглядом. «Заканчивай болтать и вали отсюда, пока я тебя не трахнул» — вот что всегда говорили одним взглядом его отвратительные зелёные глаза. — Ясно… Ты даже не признаешься, да?.. Даже не попытаешься оправдать себя или хотя бы извиниться за то, что всё это время поступал со мной, как с дерьмом?.. — предчувствуя фиаско, спросила Раф. Гейб лишь поднялся и вновь подошёл ближе, намереваясь уже покончить со строптивицей и получить своё. Она же прекрасно это видела и прекрасно понимала, что у неё была только одна возможность остаться в этой комнате не покалеченной и не тронутой. — Ладно, хорошо. Раз ты так настаиваешь… Под слегка удивлённый взгляд девушка продолжила начатое и сняла с себя майку, параллельно избавляясь от остальной одежды резкими движениями. Скомканная порванная майка тут же отлетела к радиатору, белые кроссовки Раф лишь отбросила куда-то в сторону, вместе с носками. Джинсы же она едва не кинула шатену в лицо, представляя его мучения и свою пытку, если бы пряжка ремня попала бы ему по зубам — «низ» так же «торжественно» оказался отброшенным в сторону, к радиатору, под которым красовались мелкие капли крови. — Доволен?.. Ты ведь этого хотел, правда? — оставшись лишь в нижнем белье, она повысила голос, еле сдерживая эмоции и слёзы страха, хоть и настраивала себя на то, что всё закончится не так уж и плохо, если будет держать себя в руках, и её план сработает. Мизери молчал, не без восхищения оглядывая фигуру девушки и для себя замечая, какое шикарное тело она всегда скрывала от него в кофтах, штанах и в свитерах, а не под тканью лёгкого облегающего платья или в юбке, подчёркивающей красоту стройных ножек. То, что его невеста была красавицей, было понятно и по одному взгляду на её лицо, которое теперь уродовали мелкие шрамики, но подчёркивать прекрасные черты, унаследованные — по словам Малаки — от матери, она никогда не спешила. Всё время только и делала, что закрывалась в себе, пряча естественную красоту, пока шалава не влюбилась в одноклассника… — И что стоишь теперь? Давай, заканчивай, раз начал. Трахни уже и отпусти меня хоть на все четыре стороны. Тебе же, вроде, не противно, — как можно убедительнее говорила она, когда он вновь удостоил взглядом её глаза, а не привлекательное тело. Только сейчас, подойдя к ней вплотную и заглянув в серьёзные лазурные глаза, в которых он не видел ни капли прежнего страха или покорности, он ощутил всю горечь того вопроса который она задала ему ранее, стоя с надменным видом ещё в одежде. И ответом на тот вопрос служило одно только слово… Противно. Противно смотреть на бледноватую кожу, на которой теперь особенно хорошо выделялись следы от укуса, и понимать, что чьи-то чужие руки, чьи-то чужие губы касались этой кожи. Противно смотреть на губы бежевого оттенка, которые часто не оставались без ласки губ другого парня. Противно смотреть на тело невесты и представлять себе, как оно таяло не в его объятьях. Противно было осознавать, что он вовремя не предпринял меры, и теперь она не то, что лишилась невинности, так ещё и попала под влияние Росси. Под влияние того урода, которому как раз-таки такой «недоступной недотроги», которой она была раньше, не хватало в коллекцию девчонок. Без лишних слов шатен с горькой усмешкой замахнулся и со всей силы влепил пощёчину Бьянки, прежде чем она успела среагировать. Кое-как сдержав порыв эмоций и положив ладонь на горящую щёку и нос, залившиеся кровью, девушка вновь посмотрела на него, нехотя замечая, каким устрашающим казался его взгляд. Ещё один неверный шаг, и даже её блеф с добровольным сексом не сработает. — Шлюха, — не своим голосом, полным яда и отвращения, процедил Мизери и быстрым шагом вышел из комнаты. Прежде, чем закрыть дверь, он вновь посмотрел на девушку, что тяжело дышала и стирала с лица кровь. — ТЫ НИКОГДА ОТСЮДА НЕ СБЕЖИШЬ! НИКОГДА! ИЗ ЭТОГО ДОМА ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЛИБО СО МНОЙ, ЛИБО В ГРОБУ! Я СКОРЕЕ ПРЕВРАЩУ ТВОЮ ЖИЗНЬ В АД, ЧЕМ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ СБЕЖАТЬ! ЗАПОМНИ!.. РАФИ! — Я уже третий год живу с тобой в одном Аду… — тихо прошептала она, когда парень громко рявкнул на Теренса и захлопнул дверь. Оглушающий грохот раздался в комнате вслед за матершиной, что становилась всё тише, как и шаги за дверью. С шумным выдохом облегчения Раф, облокотившись о стену, скатилась по ней на пол и тихо и нервно рассмеялась, всё ещё не веря, что уловка с блефом сработала и ничего плохого пока ещё не случилось, если не учитывать сильный удар по лицу. Бледные трясущиеся пальцы медленно потянулись к вискам, пока голубые глаза судорожно смотрели куда-то сквозь пол, а их обладательница пыталась окончательно успокоиться, губы так же вздрагивали, шепча привычные слова. — Тихо… Всё хорошо… Всё хорошо… Всё б-будет хорошо… Я с тобой… — шептала девушка самой себе, потирая виски и стараясь сдержать наворачивающиеся слёзы. Скатившуюся на щёку слезинку страха она тут же стёрла резким движением руки. Словно повторяя слова голоса, что звучал в голове, она продолжила шептать, нервно вздрагивая. — Ничего не случилось… Он больше тебя не тронет… Не тронет… Никто не тронет… Её голос стих, когда дверь снова открылась, и ожидание очередного унижения вновь вызвало гнев, что кипел в венах. Медленные шаги также стихли, и её «тюремщик» вновь присел рядом с ней, с каплей сожаления глядя на красное от злости и разочарования лицо. — Чего уставился?.. Давно бабу в белье не видел или этот урод послал изнасиловать, вместо себя?.. — с горькой усмешкой спросила Раф, даже не глядя на Теренса, что в ответ протягивал ей знакомую спортивную сумку. — Это что? — Если ты ослепла от ярости, это твоя сумка. С твоими шмотками, — парень поставил её на пол, раскрыв и вытащив майку с зубной щёткой. — Я захватил перед уходом. Там не всё, я лишь взял какое-то бельё и пару маек… Лучше оденься, пока «Он» ещё трезвый. Сейчас помолится, бухнёт — и ты в таком виде уже не отвертишься, а быть свидетелем изнасилования мне не хочется. — И без тебя знаю… Я с ним так два года жила под одной крышей… С чего такая забота? — удивилась она, усмехнувшись. — И почему ты не уехал? Ты ведь своё дело сделал: Гейб нашёл и силком притащил меня сюда, деньги ты получил. Зачем тебе «нянчиться» со мной дальше? — Мне нужно от него ещё кое-что… А забота — просто потому что мне тебя жалко, и больше ничего я для тебя сделать не могу, чтобы загладить свою вину, — тяжело вздохнул он. — Я понимаю, что ты меня ненавидишь за тот случай в апреле и за то, что я сейчас тебе мозолю глаза, но, кроме как такими мелочами, я не смогу тебе облегчить жизнь. Увы, как бы странно это ни звучало, но повторить подвигов Сульфуса у меня никогда не хватит смелости. Я не настолько храбрый или поехавший, чтобы переходить дорогу Мизери… Ты чего?.. — девушка окончательно поникла и дала волю слезам, прикрыв рот ладонью и тихо всхлипнув. — Эй… Ты чего ревёшь? — Не обращай внимания… Просто спасибо хотя бы за это… — сглотнув, прошептала Бьянки, чувствуя, как одно упоминание любимого имени больно било по сердцу, а о прежней свободе теперь можно только мечтать. — Не волнуйся, я как-нибудь это переживу. Нихрена этот ублюдок не получит… Скорее перережу себе глотку или убью его прямо на свадьбе, чем лягу с ним… Надо же было Малаки взять кредит у этой семьи уродов… Всю жизнь мне и матери испортили… — Боюсь, так ты себе только хуже сделаешь. Будешь его злить — он сорвется, не успеешь ты и заметить, — Теренс прервал её гневные мысли в слух. — А что мне прикажешь делать? Позволять издеваться над собой?! Позволять дальше рушить мне психику?! Или надеть костюмчик из секс-шопа со словами «Чего желаете, мой Господин?» и, как раньше, целовать его по первому приказу, а потом и спать с ним так же?! — скривившись от того, насколько жуткой была одна мысль о такого рода рабстве, девушка отвернулась. — Пошёл он к чёрту!.. — Так я тебе и говорю — веди себя спокойнее, чтобы не нарваться, и никто тебя не тронет! — То есть? — недоверчиво спросила она, надев джинсы с майкой и собрав волосы в небрежный хвост. — Не дерзи, в споры не лезь, не провоцируй и делай, что скажет. — Скажет «станцевать стриптиз» — и мне за кружевным бельём в магазин бежать? — съязвила Раф. — В пределах разумного. Знаешь, я хоть и терпеть не могу Сульфуса, но, порой подсматривая за вами, я заметил кое-что, — белокурая явно стала слушать внимательнее, при этом раздражаясь от одной только мысли, что Теренс за ними шпионил. Чёрт знает, что он видел и мог рассказать Гейбу. — Ты ведь с ним та ещё вертихвостка: заигрываешь с ним, манишь и соблазняешь. Попробуй делать то же самое, но в некой «лайт-версии». — Вот сам и пробуй эту «лайт-версию» — кокетничать и строить глазки Мизери я точно не стану! Использовать женские уловки на более чем одном мужчине — это к «девушкам по вызову» этого скота. Тем более, после всего, что этот ублюдок сделал… — И без оскорблений, — добавил Ипокри. — Ладно, уважаю твою верность к Росси даже в таких мелочах. Но остальные пункты учти, если хочешь иметь хоть какой-то шанс на свободу. В глазах Раф блеснула искра надежды. — Это ты так намекаешь на то, что хочешь помочь мне сбежать? — с хитрой полуулыбкой поинтересовалась она. — Нет, не сбежать, а выжить, — поправил парень. Улыбка тут же пропала с лица девушки. — Тогда сама разберусь, спасибо, — мрачно произнесла она. — В эту игру с выживанием я начала играть, с тех пор как этот урод переехал жить к нам. А я жить хочу, а не выживать! Жить, понимаешь?.. — Мне всё равно. Просто, если хочешь передвигаться по дому, кушать, пить, принимать душ и так далее — без хорошего поведения не обойтись. У Гейба намечается обыск особняка его отца, так что в его отсутствие я могу тебя уже выпустить. Или, продолжай буянить и сиди тут, как пленная. — Можно подумать, я и вне этой комнаты — свободна, как птица… Хоть на этом спасибо. Скоро свихнусь от этой вони, если не приму душ, — проворчала она, с отвращением глядя на свой конский хвост, от которого всё так же несло смесью запёкшейся крови и спиртного. — Пойду провожу его, пока не удумал хлебнуть алкашки, — Теренс встал с пола и тихо открыл дверь. — Если уедет — можешь спокойно принять душ и поесть, иначе придётся ждать до глубокой ночи. — Ясно… — тяжело вздохнула девушка. Заметив, что Ипокри уже собирался уйти, она вновь позвала его. — Теренс… Спасибо. На секунду задумавшись, парень грустно улыбнулся ей. — Не за что, Бог всё видит, Рафи. Грешники заслуживают наказания — не невинные души. Я уверен, тебя Он пощадит, — с этими словами он вышел и снова закрыл дверь на замок. Грустная мысль о несправедливом отношении к девушке и к Гейбу вновь заставила его задуматься о правильности своего поступка, однако его цель помочь отцу и избавиться от Росси была намного важнее чувств и совести. Он и так с рождения не видел матери, питая искреннюю любовь, на которую только способно маленькое сердечко, только к родному отцу, а потерять и второго родителя он себе позволить не мог. Слишком больным ударом для отца и сына Ипокри были многочисленные разочарования в потенциальных жёнах и матерях… За всю жизнь у Теренса не было столько девушек, сколько знакомых было у отца, которые вполне могли бы заменить ему мать. Какие-то были красивы, но не ладили с маленькими детьми; другие скорее гонялись за деньгами, чем стремились к истинному семейному счастью; третьи — и вовсе не сходились с отцом характерами, из-за чего в доме часто звучала одна и та же фраза: «она больше здесь не появится». А ведь отец делал это ради счастья единственного сына, которому, как и любому ребёнку, была нужна любящая женщина, чьё имя ассоциируется с самым первым и ласковым словом — «мама»… Смахнув с щеки скупую слезу, Теренс отвлёкся от мыслей и пошёл дальше, понимая, что выбора у него нет. Раф печально вздохнула и отошла от замочной скважины, осознав, что надеяться на помощь Теренса в побеге бесполезно. Он преследует свои цели, а в его планы её благополучие точно не входит. С этим фактом оставалось только смириться, а надеяться — только на себя. Оставаться здесь и ждать чуда, когда её найдёт полиция, или ждать своей кончины — что было вероятнее хорошего исхода событий — она не собиралась, ибо словно предчувствовала, что случится что-то плохое. Взяв в руки тёмную спортивную кофту, что одиноко лежала на кресле, девушка закрыла глаза и прижала её к лицу, улавливая приятный аромат одеколона, что исходил от воротника и давал малую долю облегчения после произошедшего. Стоило вспомнить очередное унижение и сильную пощёчину, и горькие слёзы снова потекли по её щекам, пока тело ныло от боли, словно просило утешающих объятий и родного тепла, от которого теперь только и осталась лишь спортивная кофта. Тихо шепча любимое имя, чьего обладателя ей безумно не хватало, девушка упала на колени, будучи уже неспособной морально выдерживать все издевательства, которые ей подкинула судьба за последние месяцы. Главной несправедливостью была именно надежда на счастье и на окончательное выздоровление, от которой пришлось добровольно отказаться. Находясь в полной изоляции, в одиночестве и в отвратительном состоянии, только сейчас она пожалела, что не сбежала из квартиры, когда была возможность, а по старой гадкой привычке заперлась в ванной. Успей она приехать к школе и предупредить Сульфуса, ничего бы этого не случилось: она была бы на свободе, ему бы ничего не угрожало и не пришлось бы искать её. А сейчас — опять же по её вине — оба вынуждены играть в игру на выживание, в которой скорее победят злодеи, чем добро и любовь, как в старых сказках… В том, что Росси ищет её, она не сомневалась ни на йоту, словно чувствовала это. Он никогда не оставлял её в беде и всегда пропускал мимо ушей просьбы не лезть на рожон, и если раньше мысль о том, что её безопасность для него важнее, грела душу, то сейчас она только угнетала, особенно когда ей вспоминались ночные кошмары с его смертью и драка в школе. Справиться с его упрямством она не смогла, а вероятность того, что её опасения и страхи сбудутся, росла с каждым днём. Гневно прорычав, она уставилась в окно, на мрачное небо, закрытое чёрными тучами. — ЗА ЧТО ТЫ ТАК СО МНОЙ?! — в сердцах крикнула она, невзирая на то, что её могут услышать. — ЧЕМ Я ПРОВИНИЛАСЬ ПЕРЕД ТОБОЙ ЕЩЁ С ДЕТСТВА?! ЗА ЧТО Я ЗАСЛУЖИЛА ВСЁ ЭТО?! ПОЧЕМУ ТЫ ПОМОГАЕШЬ ЛИЦЕМЕРАМ И ГРЕШНИКАМ, НО НЕ БЕРЕЖЁШЬ ТЕХ, КТО ЭТОГО ЗАСЛУЖИВАЕТ?! ДАЙ МНЕ ЗНАК!.. Никакого ответа не последовало, где-то вдалеке лишь сверкнули облака, предвещая грозу, ветер стих, а отчаянные гневные крики, казалось, никто и не услышал. Раф вновь услышала лишь раздражающую тишину и собственное сердцебиение. И так всю жизнь — её криков о помощи никто не слышит или просто игнорирует, а ей только и остаётся идти дальше и терпеть, пока в один «прекрасный» день не сдастся душа, оставляя победу на жизненном пути либо за врагами, либо за болезнью… Отсутствующим взглядом глядя куда-то вдаль, она поняла, что и верить в какую-то высшую силу просто бессмысленно. Будь бы иначе — не было бы слёз, не было бы страхов, преследующих её ещё с самого детства, не было бы того кошмара, в котором она вынуждена жить, постоянно надеясь на спасение. По логике Теренса, тогда это она, ещё будучи совсем маленькой, что-то такое натворила, за что теперь придётся расплачиваться здоровьем, нервами и счастьем до конца своих дней. — А может, тебя и вовсе нет… — с горькой усмешкой холодно прошептала она, оттянув край майки и достав серебряный крестик. Конечно, легко было отказаться от веры, а позже, в случае чего, сразу вспоминать молитвы, заученные с малых ногтей — Раф прекрасно понимала, что пути назад нет, но и носить оберег, который не только не помог ей, но и напоминал о нездоровой мании Гейба, больше нельзя. Резким движением руки она тут же сорвала его с груди, полностью отдавая себе отчёт в том, что мнимая защита с небес ей уже и не нужна. Слишком поздно… — Сульфус, всё будет хорошо, я справлюсь… — стараясь улыбнуться, прошептала девушка. — Я справлюсь… Накинув на плечи спортивную кофту, она выдохнула и вытерла слёзы, собираясь с мыслями и хорошенько обдумывая план действий и слова Теренса, насчёт поведения в этом доме. Парень прав только в одном: чем спокойнее она будет вести себя в этих стенах, тем больше возможностей у неё будет, а значит, и «зоны передвижения»… Со злобной улыбкой посмотрев на запертую дверь, Раф встала на ноги и подошла к принесённой сумке…Среда, вилла Росси, 23:37
Неглубокий вздох раздаётся в комнате и очередная страница, наполненная воспоминаниями, переворачивается, показывая новые, которые женщина уже видела, но была готова пересматривать всю жизнь снова и снова. Вот окончание лицея, вот каникулы с друзьями и первая постановка в академии, день рождения Аргона — чудесные моменты студенчества, которые закончились, стоило заметить на странице фотоальбома снимок, где она уже не студентка, а состоявшаяся актриса, держащая ладони на округлившемся животе, пока неуверенная и едва ли не натянутая улыбка «сияет» на её лице по просьбе фотографа. Рядом с выцветшей фотографией, под плёнкой, хранилось фото УЗИ плода. «Был такой крошкой, а уже взрослый…» — с улыбкой подумала Селена, кончиком пальца касаясь изображённой на снимке тоненькой ручки и замечая дату в углу — 16 декабря 1996 года. Последующие фото так же не отражали её радости в те моменты. Будь то праздник, поездка на море, кинофестиваль — везде она была грустной и будто сломанной, как бы сильно она ни старалась изобразить счастье и как бы крепко её ни прижимал к себе любимый — уже на тот момент — муж и будущий отец её малыша. В то время она так и не сумела полностью абстрагироваться от прошлого и начать жизнь заново, забыв о первом браке. Лишь со временем и не сразу она пришла к выводу, что стоит отпустить и радоваться, что не самое счастливое прошлое осталось лишь в памяти. Селена сожалела лишь о том, что ещё какое-то время пережитое отражалось и на её семье… — Ангел, ты как? — родной голос раздался где-то за спиной, и уже искренняя улыбка расцвела на лице женщины, когда его обладатель присел рядом, прижимая к себе и тепло целуя в лоб. Селена ответила на приветствие лёгким поцелуем. — Со мной всё хорошо, а вот ты сегодня поздно, — заметила она с усмешкой. — Твой тирамису тебя уже два часа на столе дожидается. — Да и чёрт с ним, с этим тирамису. Главное — дело сделали. Сегодня были в лаборатории и говорили со следователем — они ищут Раф по всему городу и в округе, а к делу подключили её отца. Сульфус хоть спокойно спать пошёл, и то, без Гаса не обошлось. Как бы он его в запой не затащил, а то знаю я, чем такие методы «расслабиться» заканчиваются… Подростки… — Боже, бедные дети… — тяжело вздохнула женщина. — Девушку похитили и чёрт знает что с ней там делают, а наш сын день и ночь не спит и не в себе от того, что ничего не может сделать. Может, всё-таки собрать отряд и отпус?.. — Нет! — резко отрезал Аргон, серьёзно глядя в глаза жены. От прежней мягкости не осталось и следа. — Селена, нет! Я в жизни не позволю ему наступать на мои же грабли! Ему сказали из дома не высовываться — значит будет сидеть здесь, в безопасности. Полиция лучше него знает, как, кого и где искать. К тому же, не удивлюсь, если похититель и вовсе держит девочку, как приманку. А может, Раф даже знает намерения злодея, раз оставила записку в кулоне. — Ты шутишь? Сульфус человеческим языком рассказывал про больного сынка такого же психа Мизери, за которого нелюдь-Малаки хотел сбагрить дочь! — возразила Селена. — Ему нужна Раф, а не наш сын! Кому он мог перейти дорогу, чтобы шантажировать его беззащитной девушкой? — А ты забыла? — серьёзно спросил мужчина. — Селе, наш мальчик-то не всегда был «белым и пушистым». Это сейчас он вырос, и ему случаи с Раф хорошенько выбили дурь из его башки. А ты вспомни, что было пару-тройку лет назад. Забыла, как он дрался с одноклассниками? Забыла случай с девочкой, которой мне пришлось оплатить операцию, чтобы не села в инвалидное кресло до конца жизни? Или всех тех папаш, которые к нам ломились из-за того, что гормоны шалят и нашему подростку хотелось «взрослой жизни» с алкоголем, травкой и половыми отношениями в пятнадцать лет? — Но почему тогда именно сейчас? Прошло больше полугода с последнего случая, и то с обычной драки! Какой смысл кому-то мстить ему таким образом? Директор ни разу больше не жаловался, кроме случая в тот день, когда у Раф обнаружили лейкоз. Да и Сульфус просто заступался за неё… — Я не знаю, Селе… Я не знаю, — вздохнул Аргон, потерев уставшие глаза. — Меня уже вторую неделю не оставляет мысль о том, что через них обоих хотят отомстить и нам… Всхлипнув, женщина отмахнулась. — Умоляю, Аргон, не вспоминай! Я помру от горя, если спустя столько лет Мартино захотел нагадить нам, навредив единственному сыну! Я не переживу, если с Сульфусом что-то случится и, тем более, если с этим будет связан тот козёл! — едва ли не плача, горько прошептала женщина. — Я ведь сделала всё, что он от меня требовал! Зачем ему наш мальчик?! Зачем ему мой сын, который не виноват в том, что я рано вышла замуж не за того человека?! — Всё, ш-ш-ш, успокойся… — поняв, что переборщил, невольно задев жену за больное, мужчина крепко прижал её к себе, проклиная свою же эмоциональность и гадкую привычку до последнего доказывать свою правоту, пока ткань его рубашки впитывала горячие слёзы. — Селе, всё хорошо, успокойся. Сульфусу никто не навредит, я тебе обещаю! С ними обоими будет всё в порядке. Не настраивай себя. — Аргон, я просто боюсь потерять его, понимаешь?.. — крепко обняв мужа, словно искала в нём защиты, вздохнула Селена. — Девятнадцать лет назад я около года ходила с мыслью о том, что не хочу никаких детей и не стала делать аборт, только потому что ты хотел создать семью. Я терпела беременность во второй раз и едва ли не ненавидела собственного ребёнка у себя в утробе, пока не взяла его на руки и не поняла, что влюбилась в этого крохотного малыша с первого взгляда, как когда-то — в его отца, как две капли воды похожего на него. Я люблю своего сына больше всего на свете, но безумно боюсь, что однажды моё старое нежелание иметь детей сбудется за то, что оставила Мартино с ребёнком… — Селе, послушай… — покачал головой мужчина, ласково гладя по спине и по голове жену и глядя в синие глаза, пока кончики его пальцев перебирали русые локоны. — Мы уже говорили с тобой об этом много-много раз. Просто так вышло. Я поступил тогда эгоистично, не дав тебе даже «отойти» от того «случая», поэтому ни в коем случае не виню. — Просто я отвратительная мать… Меня надо винить только в этом, — она грустно констатировала факт, глядя куда-то в сторону, словно вспоминала прошлое. — Отвратительная мать, которая бросила первого сына, ни разу даже не попытавшись узнать, что с ним, да как… И которая сначала ненавидела второго, в детстве контролировала, а в юности не участвовала в его жизни вообще… Добровольно отказалась от одного — Сульфуса Бог заберёт мне в наказание… — Не неси чушь. Я только что сказал, никто не тронет ни нас, ни нашего сына, ни его девушку. Надо просто подождать и не мешать расследованию… Слышишь?.. Женщина лишь молчаливо кивнула и шумно выдохнула, положив голову на сильное плечо мужа. Аргон всегда знал, как утешить и поддержать, когда тревоги загоняли в тупик безысходности, за что она была ему благодарна всю жизнь. И даже сейчас, сидя с ним на диванчике и мягко улыбаясь ласкам, она тихо-тихо шептала «спасибо», чувствуя как на душе становилось легче, хоть её опасения никуда и не делись. — Я люблю тебя, Аргон… Прости меня за всё… Мужчина почувствовал, как ослабла её хватка и вскоре услышал ровное дыхание, когда синеватые глаза Селены закрылись — дрёма, словно по цепной реакции, настигла и его, и теперь ничего не хотелось так сильно, как лечь в тёплую постель и, накрыв обоих одеялом, провалиться в глубокий сон, в котором кошмары настоящего не будут преследовать их. Усталый и печальный — несвойственный Аргону — взгляд зелёных глаз устремился в окно, а потом снова на спящую жену, прежде чем мужчина лёг на диван, бережно придерживая её, и так же закрыл глаза в надежде уснуть. Именно этот взгляд не ускользнул от парня, что стоял за приоткрытой дверью, подслушивая весь диалог родителей. — Всё будет хорошо… — в полудрёме произнёс отец три слова, которые теперь уже больше раздражали, чем реально успокаивали. Сульфус стиснул челюсть, невольно осознавая, как обнадёживающее выражение едва ли не призывало «плыть по течению» и просто ждать или чуда, или трагедии. А ведь когда у Раф случались подобные срывы, он точно так же пытался успокоить её, уверяя, что ничего плохого не случится. Вышло ровно наоборот, а в эти слова уже нельзя верить, ничего не предпринимая. Одной верой в хорошее тут уже не отделаешься. Ситуация становилась всё ужаснее с каждым днём, раскрывая новые факты, ставя новые вопросы и затрагивая всё больше и больше людей, которые, казалось бы, и вовсе не причастны к делу (как тесен мир) — а допускать этого нельзя. Пора исправлять ошибки с самого начала, иначе станет ещё хуже и ничего уже нельзя будет изменить. Озабоченно глядя на родителей, парень невольно поймал себя на мысли, что отец прав, и вполне возможно, что похищение могло быть не просто наказанием для Раф и угрозой для него, но и скомбинированная месть для родителей, которые перешли кому-то дорогу. А может и он сам, как об этом сказал отец, вспомнив его «грехи»… Росси тяжело вздохнул и опустил взгляд, нехотя осознавая, до чего он довёл родителей своими выходками, о которых до недавнего времени даже и не задумывался. Одной просьбы о прощении было явно недостаточно, чтобы загладить вину, ибо осадок от ссор и конфликтов ещё остался, а свалилось всё снова на голову родителей, которым и так пришлось несладко в юности. Сульфус не винил мать в том, что та не испытывала материнской любви до его рождения, но прекрасно понимал, какой тяжестью был для них с отцом период её первого брака, а потом и первые годы совместной жизни, когда она привыкала ко второй беременности и к повседневности бок-о-бок уже с отцом. Отвратительное поведение сына, а теперь ещё и угроза после похищения девушки стали лишь неприятным бонусом к бремени их прошлого, которое должно во что бы то ни стало прекратиться. — Ты прав, пап… Всё будет хорошо… — кивнув после нескольких минут раздумий, негромко прошептал он, бросая на спящих родителей последний взгляд. — Я сделаю так, чтобы всё было хорошо. Тихо закрыв дверь, Сульфус поднялся к себе в спальню. Вот только сегодня ему точно будет не до сна…***
— П-погоди, ты серьёзно?! — боязливо переспросил Гас, едва не выронив украденный с кухни бутерброд, когда друг огласил своё решение. Росси проигнорировал его слова, продолжив небрежно засовывать в дорожную сумку самое необходимое, что понадобится в его нелёгкой миссии. — Сульф, ты сбрендил?! — Знаешь, дружище, я бы тебе ответил на этот вопрос, если бы попросил оценить серьёзность моего решения. Но я у тебя спросил совсем другое, — с иронией ответил парень, бросив сумку на кровать. — Ты мне поможешь? — Помочь с чем?! — тут же забыв про бутерброд и выкинув его в корзину, возмутился рыжий и вскочил с раскладного дивана, как ошпаренный. — Помочь попасть в ловушку? Помочь стать свидетелем или виновником кончины Раф? Или помочь тебе отправиться «на тот свет», как того явно хочет этот ган**н-Мизери?! Росси, ты чем вообще думаешь?! — Совестью, бл**ь, я думаю! Совестью! У Пиноккио такой сверчок на плече сидел и подсказывал, как правильно поступать. Вот у меня он недавно проснулся! — с иронией произнёс парень, повысив голос на друга и продолжив сборы. — Пока ещё не поздно, надо покончить с этим раз и навсегда, и покончить должен я, а не полиция или Раф. — Сульф, ты серьёзно собрался сам её искать?! А если они свалили из города? А если их будет много и тебя убьют?! — поняв, что друг не собирается его слушать, Гас схватил собранную сумку и забросил её на шкаф. На возмущённое выражение лица Росси, он продолжил тираду. — Чувак, ты меня извини, конечно, но я не собираюсь ни помогать тебе в одиночку попадать в передрягу, ни помогать тебе сбегать из-под надзора полиции. Тебя закрыли здесь для твоего же блага, чтобы ты был в безопасности! Твои родители наняли копов — пусть сами всё делают! Хоть один раз останься в стороне и подумай о себе в первую очередь! Яростное рычание раздалось в комнате. — ДА Я ВСЮ ЖИЗНЬ ТАК ЖИВУ! ЭТО НЕ «ОДИН РАЗ», ПОНИМАЕШЬ?! — словно сорвавшись с цепи, рявкнул черноволосый. — ВСЮ ЖИЗНЬ, ГАС! — С-сульф… — Я всю жизнь жил, как за каменной стеной! Натворил чего-нибудь — «а пофиг, батя разберётся»! Захотел потрахаться с какой-нибудь тёлкой в раздевалке — «да плевать, она была не против, а батя заплатит»! Всю мою сознательную жизнь родители только и делали, что сгорали со стыда из-за меня, пытались, как могли, вырастить из меня нормального человека, а я продолжал заниматься х**нёй, как последняя мразь, относиться ко всем вокруг и доставлять ещё больше хлопот, даже ни разу не извинившись за это! А сейчас мать плачет, отец боится, что похитители и на нас зуб точат — не удивлюсь, если ещё и Раф добровольно ушла с гадами, чтобы меня не тронули — а я стою в этой самой ГРЁБАННОЙ СТОРОНЕ УЖЕ КОТОРЫЙ ДЕНЬ! Гас не стал ничего говорить, понимая, что с какой-то стороны Сульфус прав. Познакомился он не со взрослым и классным парнем, а с наглым сынком богатеньких родителей, который считал, что ему все должны. Росси ведь начал меняться буквально полтора-два года назад, а сейчас — до неузнаваемости вырос, в полной мере осознавая, что натворил и как относился к окружающим и к близким, в число которых и входил сам Грасси. Рыжий и не заметил, как расхотелось отговаривать друга от побега. Глубоко вздохнув, он направился к поникшему другу, что сидел на полу, сжимая пальцами пряди волос. — Я всегда думал только о себе, о моей безопасности и о моём благе всегда думали остальные, а я о них не думал вообще… Мать, отец, ты и Раф — вы всегда были рядом, а я этого просто не ценил этого или поздно спохватился… Когда рискую потерять и её, и родителей… Знаешь, что она сказала мне как-то ночью, накануне?.. Она попросила пообещать, что я спасусь, если что-то случится… Я не придал этому никакого значения, но всё равно спасся… — горькая усмешка вновь покинула его губы. — Заперся в этом доме, как последний трус, а все остальные страдают из-за этого. — Это мера предосторожности полиции. Раф наверняка знала, что и за тобой придут, потому и оставила кулон, чтобы тебя не прикончили, а закрыли в безопасном месте. — Именно поэтому мне нужна твоя помощь, — парень встал с пола. — Если не хочешь мне помогать в дальнейшем — твоё дело. Но помоги мне сбежать отсюда. Я найду её и заберу оттуда уже с копами, и тогда ни ей, ни моим родителям уже никто не причинит вреда. И я вернусь живым, правда. Тяжело выдохнув, Грасси снял очки и из-под бровей посмотрел на друга, что ждал от него ответа. Сульфус положил ладони на его плечи, серьёзно глядя ему в синие глаза и словно требуя помочь. Словно смотрел на свой последний шанс. — Только выбраться отсюда. Больше ничего не прошу. Только сбежать, ради Раф и ради безопасности моей семьи. Гас, прошу, я без тебя не справлюсь, — Гас опустил взгляд, мучаясь от угрызений совести, которые дали о себе знать, стоило осознать правоту друга. Речь зашла теперь не только о девушке, но и о родителях, которых всё это дело точно не должно было коснуться. Всё-таки, надо было дать должное, они дали Сульфусу многое и старались сделать всё возможное, чтобы он был счастлив и ни в чём не нуждался, воспитали, как могли. Было бы мерзко и неблагодарно с его стороны бросить и их. — Ай, хер с тобой, Сульф, я из-за тебя сейчас растрогаюсь! — он отмахнулся и на радость Росси всё же согласился. — Погнали ко мне домой, а там уже решим, что делать. — ГАСЯН, Я ТЕБЯ ОБОЖАЮ! — вскрикнул черноволосый, крепко обняв другана. — Спасибо, брателло! — Ладно-ладно, всё, а то я ещё расплачусь! Так какой план, дружище? На это Сульфус лишь хитро улыбнулся.***
Выехав из-за угла особняка, Гас тяжело выдохнул и, заметив в нескольких метрах охранника, что позавчера конфисковал у него швейцарский ножик, несмело легонько надавил на газ. Легковая машина, взятая «покататься» у матери, медленно подъехала к воротам. Для вида, молодой водитель опустил окно и высунул руку, словно в вождении был профессионалом и собирался поехать в клуб, похвастаться модной тачкой. Остановившись у сторожевого домика, он помигал фарами. — Добрый вечер, я диспетчер, можно ли от Вас свалить на вечер? — пошутил парень, опустив ниже очки и с улыбочкой взглянув на вышедшего амбала в тёмном костюме. На заднем сидении лежащий под пледом Росси тихо прыснул от смеха, представляя себе происходящее. — Один? — спросил мужик, проверив удостоверение личности* и заметив подозрительное шуршание — Сульфусу было жутко неудобно лежать в таком положении на жёстком сидении. — Конечно один, как и Вы, — кивнул рыжий. — Вам не скучно? Хотите, Вас с собой возьму? Пивком могу угостить… — Ты чего там несёшь, валенок?! Проверил документы, и поехали! — слишком громко прошептал Росси, стукнув кулаком по спинке водительского сидения. — Эй, что на заднем сидении, парень? — услышав посторонний звук, охранник рассердился и вытащил из внутреннего кармана пистолет. Гас боязливо сглотнул, когда дуло направили прямо ему в лоб. — Показывай, не то полицию вызову. — Э-э-э, не надо! Там… Мой пёсик, — ляпнул Грасси первое, что ему пришло в голову. — Правда, Сул… — Что?! Немедленно вылезай, и открывай заднюю дверь! Будешь в отделении мусоров приглашать на «пивко» за то, что вывез с территории Сульфуса Росси! — Да Вы что?! — запаниковал Гас, выйдя из машины и замахав руками. — Брат, это реально мой пёс!.. Сул… Сул… Сулейманом зовут. Вот… Вот такой вот у меня пёсик. Да, Сулейман?.. Сулейман, голос! В ответ Сульфус включил на всю громкость видео с лающей собакой. — Это что за кличка непонятная? — скривился мужик, услышав довольно громкий лай, который явно принадлежал псине внушительных размеров. — Почему непонятная? Мать так назвала в честь египетского султана какого-то. Насмотрится всех этих сериалов «Прекрасный год»… «Двойник»… Или как они там называются?.. — Султаны Египтом не правили! Хорош врать! — А, да?.. Ну… Значит, неправильно в интернете прочитал. Мы, когда в средней школе проходили это, у нас историчка заболела, а рассказать забыла, — с нервным смешком продолжил Гас. Сульфусу оставалось только тихо бить себя по лицу. — Так, показывай своего Сулеймана и езжай уже! Задолбал! — охранник подошёл к двери и, невзирая ни на какие протесты Гаса, открыл заднюю дверь. Громкий лай собаки тут же раздался из-под пледа, а само покрывало дёрнулось, словно лежащая под ним «собака» хотела напасть на чужака. Мужик закрыл дверцу, из-за чего бедняга Росси ударился головой. — Твою мать, ну и «пёсик». — Ага… Овчарка… Немецкая… — кивнул Гас. — Ну, я… Тогда поеду? — Езжай уже, к чёртовой матери… — охранник махнул рукой и открыл ворота, после чего машина быстро умчала в сторону центра Рима. — Фух, ну, ты, братан, молодец. Я уж думал, нам пиз… — Будет, если ты не будешь следить за дорогой, — скинув с себя плед, Сульфус включил авиа-режим на мобильном телефоне. — Давай, братишка, медленно, спокойно едем к тебе, а там уже разберёмся…***
Среда, квартира Грасси, 00:12
Дорога до дома Гаса составила около получаса, однако обоим парням казалось, что в пробках они простояли намного больше. За весь путь оба не обменялись ни словом: Гас иногда пытался пошутить или как-то подбодрить друга, но тут же помалкивал, получая в ответ немногословное «ага». Сульфус всю дорогу задумчиво и напряжённо глядел в окно — скорее всего, обдумывал дальнейший план действия, которым не спешил делиться. А может, плана самого и нет, а мысли Росси занимала их белокурая подруга. Грасси лишь с обнадёживающей улыбкой подбадривал его и продолжал вести машину в тишине, даже не включая радио или иного музыкального сопровождения. На пороге в квартиру их встретила синьора Грасси. Милая женщина средних лет всегда была рада гостям даже в поздний час, а всех друзей сына принимала едва не за своих детей: не успел Сульфус и обычного «здрасьте» сказать, а та уже налетела на него с крепкими объятиями. За это добродушие к каждому Гас и обожал свою мать: в отличие от той же холодной матери лучшего друга, что на всех гостей смотрела чуть ли не с подозрением, синьора Грасси была очень гостеприимной хозяйкой. Таким же был и его отец… Почти всегда… — А «этот» что здесь делает?! — рассерженный бас раздался в коридоре, стоило капитану Рональду Грасси увидеть знакомую иссиня-чёрную макушку в прихожей квартиры. — Я, кажется, ясно сказал в прошлый раз: «чтобы Росси здесь больше не было!». Сульфус и Гас виновато поджали губу, ибо не ожидали, что глава семейства вернётся с дежурства пораньше. С другой стороны, Росси прекрасно понимал причину, по которой мужчина не желал видеть его в своём доме. Отец лучшего друга обладал одновременно прекрасной памятью и отвратительным качеством — злопамятством, потому до сих пор относился с презрением к парню, который обожал стебаться над его сыном, обзывая «жирным» и настраивая против него одноклассников и ребят из параллельных. Даже тот факт, что позже пацаны сдружились после неплохой взбучки, а потом в апреле Сульфус соизволил искренне извиниться перед Гасом, не смягчил синьора Грасси. Мужчина всё равно на дух не переносил парня и искренне не понимал хорошего отношения к нему со стороны жены. — Синьор Грасси, я не надолго. Простите, что побеспокоил, — спокойно ответил Росси, чтобы не раздражать хозяина ещё больше. — Для тебя, оболтус, я «капитан Грасси»! — фыркнул тот и ушёл в спальню. Уже лёжа на раскладном диванчике в комнате друга, Сульфус успел забыть про неприязнь «капитана Грасси» — теперь он думал лишь о том, с чего начать поиски Раф. Всевозможные улики уже давно в лаборатории, а у него на руках никаких зацепок, кроме Гейба, чей допрос ни к чему не привёл (по крайней мере, это то, что ему сказал следователь). Обречённо выдохнув, он лишь уставился в потолок, прокручивая в голове все события прошедших месяцев, которые изменили его жизнь на триста шестьдесят градусов. — Ну, что будешь делать дальше? — Гас аккуратно поставил на столик около дивана чашку чая с ромашкой. — Сам сейчас голову ломаю… Не знаю, с чего начать — чайник вообще не варит ничерта… — Ты не боишься, что твои родители начнут тебя искать? Мы же свалили без их ведома, — напомнил парень. — Я отключил телефон. Меня теперь просто так не найдут, а вот ты можешь завтра просто приехать «типо за мной», и ты сразу окажешься вне подозрений, — объяснил Сульфус, уже который раз посмотрев время на телефоне с включённым авиа-режимом. — В любом случае, так будет лучше. — Эх, даже не знаю, что сказать, брат… — вздохнул Гас, сделав глоток чая. — Может, вернёмся, пока ещё не поздно? Ты меня знаешь: снова начну нести какой-то бред, охраннику будет проще меня пропустить, чем про султанов и про собак байки слушать. — Знаю-знаю, — с усмешкой произнёс Росси, затем выпил чаю и снова помрачнел, серьёзно глядя в окно. — Но я не вернусь, пока не доведу дело до конца. Раз уж сбежал и собрался сам разворачивать это дело — сделаю любой ценой. Надоело мучиться и видеть страдания дорогих мне людей. С меня хватит… — Ладно, чувак, не нагружай себя. Что сделано, то сделано, — понимая, что он вряд ли сможет предложить ему что-то пополезнее, Гас пожал плечами. — Подумай о хорошем и просто засыпай. Ромашка помогает заснуть. А завтра проснёшься, утром на свежую голову придумаешь, как дальше действовать. — Ты прав. Ладно, Гасян, спокойной ночи, — мягко улыбнулся Росси, повернувшись на бок и хорошенько накрывшись одеялом. — И тебе, брат… — зевнув, произнёс Гас и начал сонным голосом напевать. — Спи, мой милый, спи, хороший… А не то с кровати сброшу… Баю-баюшки-баю… Спи спокойно… — МАТЬ ТВОЮ! ГАС! — вскочив с кровати, шикнул Сульфус. — Харе, дай поспать! — О, прям в рифму ругнулся, молодчина… Прости, чувак, спокойной ночи… Отвечать на пожелание Росси не стал, парень лишь лёг на спину и опять уставился в окно, от скуки и безысходности глядя на тёмное небо, блестящее неяркими звёздами. В голове больше не осталось ни мыслей, ни идей, а время явно работало против него. Всё-таки, сбегать надо было ещё раньше, в тот день, когда Раф похитили, а не уже через двое суток, когда поиски ни к чему не приводят. Как жаль, что додумался он только сейчас… Не желая вспоминать детали похищения, он просто сосредоточил внимание на сияющих в небе звёздах, не отрывая от них взгляда янтарных глаз и надеясь поскорее заснуть. На переживания и страшные мысли уже не было сил, а в его миссии энергия была просто необходима, учитывая то, что теперь придётся едва ли не бродяжничать, лишь бы спасти Раф и защитить родителей, не попавшись полиции. На этой мысли он всё же зациклился, и широко улыбнулся, словно был уверен в успехе своего плана. Справедливость должна существовать, как и карма, в жизни каждого человека, а значит Мизери непременно получит по заслугам и девушка будет цела и невредима. Именно это теперь вселяло надежду и, будто какая-то невидимая сила, толкало идти вперёд и не сдаваться. — Спокойной ночи, Раф… — закрыв сонные глаза, тихо произнёс Сульфус, мысленно поклявшись себе, что обязательно найдёт её.— Теперь всё будет хорошо…