Голод_Жажда_Безумие

Она и самой себе не смогла бы объяснить, зачем снова пришла сюда. С их последней встречи прошло полтора месяца, и все это время от Люциуса Малфоя не было ни слуху, ни духу. Довольно странно, ведь теперь она знала о его тайне. Знала, что именно Малфой ‒ автор столь откровенной книги, оказавшей на волшебное сообщество прямо-таки гипнотизирующий эффект. А иначе как объяснить слухи о том, что книгу эту уже перевели, по меньшей мере, на тридцать шесть языков? Он что не осознаёт, что она вполне может его этим шантажировать?! Почему не пытается связаться с ней?! Может Малфой уверен, что она не станет заниматься шантажом? Гермиона усмехнулась про себя. Ага, как же! Всем известно, насколько осмотрительны слизеринцы, а уж их подозрительность и вовсе граничит с паранойей. Ну и как тогда объяснить, почему он до сих пор не прижал ее к стенке (о том, как на это отреагирует ее тело, лучше не думать), не стер ей память или, по крайней мере, не воспользовался старыми добрыми угрозами, чтобы быть уверенным в её молчании?! Да чёрт его знает! Может он не боится огласки! Нет, если б не боялся, то его имя было бы на обложке. Это же Малфой ‒ жадный до славы гордец. С другой стороны, вряд ли люди набросились бы на книгу, написанную бывшим Пожирателем Смерти. Он, наверное, опасался, что никто не оценит его талант, слишком ужасны были деяния, прославившие его. Но отрицать то, что он талантлив нелепо. Она ведь сама перечитывала «Голод», перечитывала вдумчиво и тщательно, в надежде выяснить, кто есть кто. Понять, правда или вымысел описаны здесь. Ощущения и во второй раз были такими же сильными, а может, волновали даже больше, не внося никакой ясности, лишь рождая новые вопросы. Прочитав книгу после их второй встречи, она непроизвольно прокручивала ее детали в голове. И то, с какой явной сексуальной подоплекой была написана эта вещь... Все это будоражило, дико возбуждало Гермиону, доводя практически до исступления. Боже, скорее бы он написал продолжение! Она решительно отогнала от себя эти мысли. До добра они не доведут. Гермиона тряхнула головой и вздохнула. Почему Малфой будит в ней такие чувства? Он же подлец! Да она вообще хотела бы видеть его бездыханное ТЕЛО... Стоп! Ударение на «бездыханное»! Господи, о чем она только думает?! Интересно, что же он предпримет дальше? Гермиона не могла объяснить, но знала наверняка, что просто так Малфой этого не оставит. Не в его это правилах. Потому-то и пришла снова в тот чайный магазин: раз он бывал здесь прежде, о нем могут что-нибудь знать... В магазинчике его не оказалось. Если верить девушке за стойкой ‒ той самой, с черными волосами, любительнице поболтать ‒ после того посещения Малфой здесь больше не появлялся. И тут что-то словно подтолкнуло Гермиону к разговору с Анной, как, оказалось, звали девушку. Что именно, она и сама не поняла. Может разговор с человеком, не замешанным во всем этом, прояснит ситуацию... ‒ А вы знаете, что он пишет книгу? Анна кивнула, и Гермиона вдруг увидела, что у нее просто огромные серьги ‒ под их тяжестью бедные мочки растянулись до невообразимых размеров. ‒ Ага. Иногда он меня как толковый словарь использует, ‒ улыбнулась девушка. ‒ Но чаевые оставляет хорошие, так что я не жалуюсь. Оторопело моргнув, Гермиона попыталась представить, синонимы к каким словам он подбирал. Подумать только! Малфой пользовался помощью маглы. Зачем? Чтобы его автобиография получилась убедительнее? Стоп, стоп, стоп... Она же не знает наверняка, что это автобиография. Она уже ничего наверняка не знает... Да и если уж начистоту, то очень надеется, что хоть что-то из «Голода» он просто выдумал. Погружённая в свои мысли, Гермиона достала из сумочки ручку и взяла со стойки салфетку. ‒ Возможно, это покажется странным, но я хотела попросить... ‒ Гермиона замолчала, не закончив фразу, и ручка застыла над салфеткой. Анна тихо ждала, что же она скажет дальше. ‒ А, хотя, неважно, ‒ так и не решилась Гермиона, убирая ручку обратно. ‒ Спасибо, что уделили мне время. _______________________________________________________________________ Люциус дал о себе знать лишь спустя неделю. Просматривая почту, она наткнулась на конверт без обратного адреса и имени отправителя. Конечно же, не надо было открывать его. Но Гермиона узнала почерк, узнала без труда, лишь только взглянув на аккуратные буквы, тесно прижатые друг к другу с тем же наклоном, что и в его рукописи. Идеально ровные, словно подогнанные по размеру, почерк просто каллиграфический ‒ чтобы так писать люди годами тренируются. Это сколько же усилий надо приложить! Как нужно стараться, выводя каждую буковку? А вот Малфою это письмо написать, что врачу рецепт выписать! Но и она не лыком шита. Люциусу Малфою ее не обдурить! Прочтет письмо, от чтения еще никому плохо не было. Однако, углубляясь в содержание послания, девушка очень скоро сообразила, что на удочку она все же попалась. Мерзавец точно знал, что она не сможет удержаться и, естественно, не ошибся в расчетах. «Мисс Грейнджер, Прежде всего, позвольте поблагодарить Вас за то, что так долго хранили мою тайну. Признаюсь, я и не надеялся на столь благополучный исход и уже готовился к огласке. Тем не менее, рассчитывать на чудо и впредь ‒ непозволительная для меня роскошь. Слишком велик соблазн. Будь то случайно или же нет, рано или поздно Вы проболтаетесь. По этой причине я и заколдовал письмо таким образом, что наложенные чары распространятся только на Вас. Стоит Вам коснуться конверта, а точнее, как только Вы его откроете, в силу вступит Непреложный Обет. Его условия заключаются в следующем: Вы никому не расскажете, что именно я автор «Голода», «Жажды» или иного произведения, вышедшего из-под моего пера, до тех пор, пока я или кто-либо другой не предаст сей факт огласке. Вы клянетесь никому не говорить о предыдущих наших встречах или о тех, которые состоятся впредь. Гарантией Обета является Ваша жизнь. Уверен, Вы достаточно умны, чтобы знать принцип действия данных чар. Разумеется, это письмо никто не должен видеть, и мне не понадобилось бы упоминать об этом, не будь Вы неосмотрительны настолько, что вскрыли конверт. Возможно, Вас в какой-то степени утешит факт, что, поскольку заклинание не было наложено в Вашем присутствии, а является следствием моих действий (несколько далеких от того, что принято считать благородным), я оставляю за собой право освободить Вас от обязательств. Вы будете свободны от условий Обета в случае, если обстоятельства изменятся. Но уверяю Вас, если потребуется, держать Обет Вы будете, покуда я жив. Замечу, что предусмотрел все варианты. Так что, попробуй Вы, пытаясь освободиться от клятвы, приблизить мою кончину, приблизите тем самым и свою собственную. Какова ирония? Л. Малфой.» Обрушившийся на нее шок был похож на цунами! Он накрыл с головой, не позволяя сделать ни единого вдоха... Не может быть! Он же не мог взять и связать их Непреложным Обетом? Ради Бога, нет! Она должно быть спит! Однако в глубине души Гермиона начала осознавать, что никакой это не сон. А чего она хотела?! Чего-то подобного следовало ожидать... Это же Люциус Малфой! В его арсенале были методы и пострашнее. Малфой-Пожиратель Смерти пошел бы до конца, чтобы заставить её молчать. Использовал бы любые средства ‒ коварные интриги, жестокие пытки, приемы, которые любой нормальный человек счел бы откровенно садистскими. И что же? Он выбрал Непреложный Обет! Еще и намекнул, что когда-нибудь она может быть освобождена от обязанности держать клятву. Да для него это прямо-таки жест доброй воли! Вскоре шок сменила ярость. Вот же дрянь! Как посмел этот самодовольный индюк загнать ее в ловушку собственного любопытства?! А он прекрасно разыграл эту партию! Мерлин! Ну какая же идиотка! Малфой знал, что она, не раздумывая, откроет письмо, как только поймет от кого оно. Ей стало казаться, что даже сам пергамент ‒ безобидный клочок бумаги, лежащий на столе ‒ насмехается над её безрассудностью. С яростным возгласом Гермиона превратила его в пепел. Тяжело дыша, она присела на диван, пытаясь привести мысли в порядок. Однако снова и снова прокручивала в голове смысл невольно данного Обета. «Вы клянетесь никому не говорить о предыдущих наших встречах или о тех, которые состоятся впредь.» Состоятся впредь... Это, безусловно, означало, что последняя их встреча последней вовсе и не была. Как только ему вздумается, он тут же разыщет ее. А из-за треклятого Обета она не сможет никому об этом рассказать. Господи, подумать только, что произойдет, если он найдет ее, застанет врасплох, когда она будет одна. Люциус Малфой сможет делать с ней все, что взбредет ему в голову, а она и пикнуть не посмеет! _______________________________________________________________________ Гермиона ходила по Министерству, словно в тумане ‒ не могла думать ни о чем, кроме Обета. Даже Артур Уизли поинтересовался как-то состоянием ее здоровья, и она знала почему! Зайдя в туалет, она уставилась в зеркало. Из-за всех этих событий нормально спать было просто невозможно... Боже, ну и видок у нее! Бледное лицо, мешки под глазами, губы потрескались, одежда несвежая и вся измятая, а волосы выглядят, пожалуй, еще хуже, чем на первых курсах Хогвартса! Гермиона отчаянно стукнула кулачками по столешнице. Ростки гнева уже шевелились где-то внутри. Ну хватит! Трястись от одной мысли о Люциусе Малфое??! Мерлин! Будь он проклят! Ему даже не нужно лично присутствовать, чтобы вогнать ее в пучину безотчетного страха! Да что с тобой, Гермиона?! Разве ты из тех, кого можно запугать, угрозами заставить подчиниться тому, кто даже не считает нужным лично высказать свои намерения?! Подонок решил, что она сдастся вот так? Ну уж нет, Гермиона Грейнджер будет бороться до конца, стоять не на жизнь, а на смерть, и уж точно найдет способ высказать ему в лицо все, что думает! Ублюдок жестоко ошибается! ‒ Ты жестоко ошибаешься! ‒ яростно прошептала она. Ну, или, по крайней мере, так ей казалось. До тех пор, пока через секунду из кабинки не вышла старушка, ковыляя к соседней с Гермионой раковине. ‒ Что ты сказала, милая? ‒ пробормотала старушка. ‒ Нет, нет, ничего, ‒ смутилась Гермиона. Кажется, бабуля не очень хорошо слышит. Ну и слава Богу! Как-то не хочется прослыть ведьмой, которая сама с собой в туалете разговаривает. Немного успокоившись, Гермиона принялась накладывать освежающие заклинания: пригладить волосы, синяки под глазами убрать, немного блеска на губы, в порядок одежду и чуточку румянца щекам. Так-то лучше! Теперь, если Малфой надумает появиться, она не будет выглядеть перепуганной до смерти. Не дождется! Бросив последний взгляд в зеркало, Гермиона развернулась к выходу и чуть не сбила старушку с ног. Та задумчиво оглядела ее и попросила: ‒ Не научишь меня так с палочкой управляться? Гермиона улыбнулась и, подавив смешок, принялась объяснять. Джиневре Хокинс ‒ а именно так, оказалось, звали старушку ‒ недавно исполнилось сто пять лет, и работала она в Архиве ‒ сидела за четыреста девятым столом. После спонтанного мастер-класса миссис Хокинс клялась, что в жизни не выглядела лучше и даже будто скинула полвека. Тут уж Гермиона не выдержала и расхохоталась. С улыбкой на губах она вышла из туалета, где за пятнадцать минут умудрилась не только прийти в себя, но и обзавестись новым другом. И к черту Люциуса Малфоя! _______________________________________________________________________ К черту послать его она, конечно же, могла, но вот подсознание её делать это категорически отказывалось. Ночью Гермиона засыпала рядом с Роном, но снился ей Люциус Малфой. Снились стальные глаза, полные ледяной ненависти; снились почти белые волосы, свисающие из-под черного капюшона. Поначалу она решила, что это сон о Пожирателях Смерти, потому-то Малфой и одет именно так. Но, присмотревшись, Гермиона поняла, что он стоит в лодке, опираясь на весло цвета слоновой кости. Вода под лодкой кишела инферналами! А на поверхности уже появились их серые руки, в неистовстве колотившие по деревянными бокам лодки. Какая-то неясная красная дымка заглушила их стоны и плеск волн. И эта окружавшая ее теперь тишина пугала еще сильней... Мгновение ‒ и она уже на суше. Гермиона завизжала, почувствовав, как склизкая, костлявая рука инфернала сжала ее коленку. Малфой рассмеялся ледяным отрывистым хохотом и протянул к ней руку. Крепкую, неестественно бледную, ухоженную ладонь. Она казалась чем-то чужеродным здесь, где преобладали оттенки черного, серого и красного. Гермиона отчаянно тянулась к ней в попытке вырваться из кольца монстров, которые пытались утащить ее в пугающую темноту воды. Мертвецы были слишком сильны. А Малфой по-прежнему оставался в лодке, никак не реагируя на ее мольбы. Беда Гермионы, казалось, совсем не трогала его! Инферналы уже затащили ее в воду и теперь пытались утопить, утягивая за собой на дно. Гермиона кричала и боролась изо всех сил, и вдруг ощутила на бедрах песок ‒ он царапал кожу... И она вдруг с ужасом осознала, что обнажена! А один из зомби уже тянется к ней, собираясь прикончить. Но что это?! Вместо глаз у него сияли монеты! Монеты причудливой формы, отчеканенные, судя по состоянию, еще в Древнем Риме. Все ее существо заполнил безотчетный ужас, и Гермиона вновь взглянула на Люциуса. Он, по-прежнему не двигаясь, стоял в лодке, будто статуя, все еще протягивая к ней руку. А потом шевельнул пальцами, и она услышала звон монет. Но инферналы продолжали тянуть ее на дно! О, Господи! Он не помочь ей хочет! Он... Он ждет оплаты! В этот раз он был не Аидом, а олицетворением Харона ‒ перевозчика мертвых. И это пугало еще больше! Аид, конечно, не был воплощением добра, но хотя бы судил справедливо. А Харон... Харон славился лишь любовью к золоту. Он был просто одержим сбором платы за перевоз. И, если тебе нечем ему заплатить, ты обречен вечно блуждать неприкаянным по берегам Ахерона... Вода уже накрыла ее с головой. Во рту чувствовался привкус крови и грязи, а руки мертвецов крепко держали ее, не давая вырваться. Господи, она же вот-вот утонет... И все, что увидит в последний миг ‒ лишь искаженное рябью лицо, да слабое очертание светлых волос человека, склонившегося сейчас над гладью воды... ...И вот уже Рон трясет ее изо всех сил, вытягивая из кошмара, и просит: ‒ Гермиона! Проснись, Гермиона! Это просто сон! Ну же, проснись! На следующий же день она свалила в корзину все книги, хоть как-то касающиеся Мифов Древней Греции, и приготовилась их выкинуть. Рон был явно озадачен таким поведением всегда бережно обходившейся с книгами Гермионы. Он не мог вспомнить, чтобы она вообще когда-то выбросила хоть одну книжку. Ну, если не считать учебника по Прорицанию, от которого она избавилась в досаде, в чем в дальнейшем искренне раскаивалась. Гермиона вынесла книги на улицу и глубоко вздохнула. Все было напрасно! Она же почти все их знает наизусть. С детства обожает мифологию и может пересказать все легенды. Из памяти их удалить не так просто, как выкинуть из дома. К тому же Малфой может появиться в ее снах и в любом другом обличии. И вдруг ее осенило! Она поспешила в дом и достала с полки его книгу. Полная решимости, выбежала на улицу и уже подошла к остальным изданиям, но бросить в мусорный бак ЕЁ так и не смогла. Рука застыла над кипой книг. Что стоит просто разжать пальцы? Просто разжать... Не получилось... От переводчика: Для этой главы я изрядно покопалась в Мифах Древней Греции, особенно тех, где говорится о подземном мире. И вот что интересного откопала: в римской мифологии Аида называли Плутон, дословно богатый (греч. 'plouton') какое совпадение, а?). Харона же (сына ночи Никс, перевозчика по водам скорби, переправляющего недавно умерших в царство мертвых за плату в виде двух монет) звали ярким, светлым (англ. bright). Очень занятная параллель, ведь Люциус также можно перевести, как светлый, яркий (ибо 'lumen', 'lux' или же 'lucis' значит 'light' — светлый, бледный, не темный). Меня всегда поражало, что мама Ро назвала героя откровенно отрицательного именем, которое можно перевести, как что-то светлое. Думаю, она нам намекнула этим, что он еще может исправится, и в общем-то так и вышло. Забавно, не правда ли?