Голод_Жажда_Безумие

Вот уже минут двадцать Гермиона стояла посреди спальни, не двигаясь с места. Остаток дня в Министерстве пролетел будто во сне. Все ее мысли были только о Люциусе. И даже сейчас, дома, Гермиона не могла прийти в себя, до последнего отказываясь поверить услышанному. Господи, сколько же всего свалилось на нее в последнее время! Бомба об авторстве, о его прошлом, а теперь еще и это?! Известие о том, что Люциус Малфой заражен, пожалуй, самым страшным вирусом на земле? Вирусом, который вообще-то поражает только маглов? Да уж! Как тут не поверить в эффект бумеранга? Гермиона вздохнула и сдула с лица непослушную прядку. Конечно, он заслужил это. В глубине души она готова была признать, что каждый должен получить по заслугам. Особенно Люциус Малфой. Ведь он был редким мерзавцем! Вернее стал таким, когда с ним самим произошел весь тот ужас. За что? Что плохого он совершил на тот момент? Он же был совсем еще ребенком! И вот как все обернулось... Но даже в его теперешнем смирении не было никакого доброго умысла. Люциус хотел лишь избавиться от собственных кошмаров, побороть своих демонов, а не искупить злодеяния, совершенные под их чутким руководством. Вот же эгоист! Эгоист, мучающий сам себя, с каким-то мазохистским спокойствием и решимостью... Однако Гермионе так хотелось верить, что даже в Малфое можно отыскать задатки порядочности. Нет, не так! Ей нужно было верить в это! С завидным упорством цепляться за крохи надежды в отчаянных поисках его благородства. Никогда прежде она не сталкивалась с человеком со столь непростой историей. С рождения он был обречен идти на поводу у вбиваемых в сознание предрассудков — идеи, верования и убеждения семьи обрекли его на подобную участь; немалую роль сыграла и детская травма, пережитый в девятилетнем возрасте кошмар. Конечно, разум ее кричал, что он не должен был отвечать насилием на насилие, что все можно было попытаться исправить другими способами, и все же... Все его поступки уже совершены, словами и мыслями ничего не исправить, так какой прок в том, чтобы продолжать мусолить эту тему, причитая: «Ах, он ужасный человек, он получил по заслугам, он сам во всем виноват!»? Нужно попытаться вырваться из-под гнета Обета и, по возможности, помочь Малфою признать свои ошибки, раскаяться и, может даже, заслужить прощение! Так она и впрямь решилась на это? Черт возьми! Кто ты, и что ты сделала со здравомыслящей Гермионой Грейнджер?! Потому что сейчас ее вещи паковала какая-то неразумная девчонка! Девчонка, не имеющая ни малейшего понятия, где Люциус заставит ее провести отпуск. Может в том доме, куда он с ней аппарировал тем вечером? Хотя, почему именно там? У него таких домов с десяток, наверное. В одной только Европе... Мерлин, она и впрямь согласилась провести две недели вдвоем с Малфоем?! Черт, черт! Но как можно было отказать человеку, только что признавшемуся, что у него ВИЧ?! Это же бессердечно и, как минимум, невежливо. Люциус хотел поскорее закончить книгу, а потом отдать себя во власть смерти, которая явно будет далека от того, что принято называть «легкой и быстрой». По выражению глаз, по его решительному тону Гермиона поняла — он был готов прожить последние месяцы до своей кончины, испытав все муки предсмертной агонии. Возможно, именно так он решил получить прощение... Гермиона покачала головой! Как же так? Ведь все рано или поздно раскроется! Или он планирует тихо и незаметно угаснуть на глазах жены и сына?! Ему придется рассказать им правду! А может он просто не думает возвращаться? Считает, что им будет легче считать его пропавшим без вести, чем наблюдать за предсмертными муками любимого человека?! Еще три месяца назад, до встречи во «Флориш и Блоттс», она бы и глазом не моргнула, узнав, что Люциус Малфой страдает. Все время с их первой встречи в Косом переулке, перед вторым годом учебы Гермионы в Хогвартсе, она точно могла описать все эмоции, которые пробуждал в ней этот человек: неизменный гнев, сменяющий его безотчетный страх и постоянное чувство тревоги. Но теперь все осложнилось и так запуталось... Она могла копаться у него в голове; она знала, о чем думает Люциус; он обсуждал с ней такое, чего никому другому никогда бы не поведал (хотя, стоит ли воспринимать это как достижение?!). А самым главным было понимание Гермионы, что все, описанное в его книге — правда. Страшная правда Люциуса Малфоя. Этот человек буквально прокрался в ее душу, будто зная, за какие веревочки дергать, чтобы получить туда доступ! «Вы стали моей музой...» Гермиона затаила дыхание. А что, если и она действует на Люциуса так же?! Осознание этого вселяло ужас. Нет, она научилась справляться с его пренебрежением, раздражительностью, раздутым самомнением. Даже привыкла к его новой причуде — непонятно откуда взявшемуся дружелюбию. Но что, если он влюбился в нее?! Он мог и сам не догадываться об этом. Что было известно о любви Люциусу Малфою?! Отец его был властным человеком и относился к нему скорее как к подчиненному, чем как к собственному ребенку. Что касается его матери... Она, вероятно, как раз любила Люциуса, но предала его, не вняв детским мольбам о помощи. Кроме родителей у него никого не было. Ни брата, ни сестры, ни, насколько она знала, других родственников. Ну а брак его, Гермиона была почти на сто процентов уверена — сделка чистой воды. Нарцисса Блэк была одной из немногих представительниц чистокровной семьи, с которыми он не состоял в родстве. Он не любил ее, их союз был просчитан и выверен до мелочей. Со временем какие-то чувства к супруге у Люциуса все же появились, но до любви им было далеко. А вот Драко... Драко он просто обожал, но не умел это показать. Да что за глупости?! Не мог он в нее влюбиться! Это же просто из области фантастики! Ах, какое искушение для любящей трудные, невыполнимые задачи Гермионы! Не зря она попала на Гриффиндор, недосягаемые цели всегда казались ей наиболее заманчивыми. Но ведь Люциус Малфой... это и впрямь что-то запредельное! Даже неугомонной любительнице головоломок придется признать, что на эту вершину ей не взобраться. Да-да! Все так... И все же, с каким удовольствием она взобралась бы на него... Прекрати, Гермиона! Это же просто невозможно! У Малфоя страшное заболевание, и было бы крайне небезопасно... Вот только безопасный способ существовал, пусть и не был известен Люциусу! Многие зараженные ВИЧ-инфекцией маглы могли вести прежний образ жизни. Просто ставили своих партнеров в известность и, при взаимном согласии, продолжали половую жизнь. Конечно, они использовали средства защиты. Беда в том, что волшебники, если и знали о средствах контрацепции, в лучшем случае их просто игнорировали, а в худшем — бросались от них наутек, будто от соплохвостов. Ведь о заболеваниях, передающихся половым путем, в магическом сообществе слышали единицы, а от нежелательной беременности защищали специальные чары и зелья. Гермиона прекрасно помнила, в каком смущении и недоумении была Луна, когда Дин, последовав мудрому совету отца-магла, попытался воспользоваться презервативом на одном из свиданий. Полумна и прежде бывала утомительной, но от бесконечных рассуждений на тему столь неразумного использования латекса и Дин, и Гермиона готовы были лезть на стенку! Странно, что Томас не бросил Луну после обвинения в «бессердечном убийстве детенышей иглобрюха, ради дурацкой шапочки для члена». На лице Гермионы мелькнула улыбка. Как же сильно она порой скучала по Полумне Лавгуд! Но уже через секунду, стоило ей осознать всю серьезность сложившейся ситуации, улыбка улетучилась. Люциус Малфой вожделел ее! Сны его ясно об этом говорили, и это одновременно льстило Гермионе и пугало её. Господи, почему именно он, самый опасный из известных ей подонков?! Ситуация грозила стать губительной. Гермиона догадывалась, что длительное время Малфой воздерживался от секса, боясь заразить еще кого-то, и это вызывало уважение. Но выдержит ли он целых четырнадцать дней наедине с молодой, привлекательной (давай, потешь свое самолюбие!) и недоступной женщиной?! Не поддастся ли искушению? А что насчет нее самой?! Ведь Гермиона ощущала исходящие от него волны сексуальности! Находиться с ним в одной комнате и не почувствовать их было довольно трудно. Она вдруг вспомнила, что испытала, когда он коснулся ее языком, когда его горячее дыхание обожгло кожу, когда... Подумать только! Даже сейчас у нее мурашки! Да, стоит признать, этот мужчина способен на многое и, проклятье! Она желала познать все его возможности... Веселенькая предстоит поездочка! Каждый шаг придется делать наощупь, ведь пособия на тему, как вести себя непринужденно в компании страстно желающего тебя мужчины, еще не придумано! Что ж, будем пробираться по этой местности методом проб и ошибок, иначе неизведанные территории так загадкой и останутся! Гермиона усмехнулась — они с Малфоем напоминали сейчас Люиса и Кларка. (1) Очередной надуманный бред! Никто не собирается заманивать ее в постель! Малфой берет ее с собой не для того, чтобы соблазнить, а ради завершения книги! И видит лишь в этом возможность выхода из творческого кризиса — буквально выкрасть ее на две недели, запереть в своих апартаментах и надеяться на то, что она снова поможет ему творить. Гермиона невольно улыбнулась: не каждый день её называют музой! Эпитет довольно лестный, надо признать... Гермиона попыталась не покраснеть от мысли, что только что бросила в чемодан несколько весьма откровенных деталей нижнего белья. Предупрежден — значит вооружен. Кто знает, чем все обернется? Она же не в санаторий с родителями едет отдыхать! И не заметила, как черные кружевные трусики выскользнули из рук. «Эй, одумайся! У тебя серьезные отношения с парнем, а ты белье для отпуска выбираешь?! Для отпуска с Люциусом Малфоем! Да он же хочет тебя! И, что еще страшнее, ты хочешь его не меньше. Неизвестно, что на самом деле у него на уме! Этот человек до сих пор опасен!» Вот только факт остается фактом: Рона не было уже три недели, и с каждым разом его отсутствие становилось лишь более продолжительным. Когда они в последний раз говорили по душам? Слишком многого теперь она просто не могла рассказать даже ему, и все их встречи все чаще сводились к сексу. Сексу весьма посредственному, сказать по правде. А Люциус? Что ж, даже если все обернется так, что они окажутся в одной постели — пусть сейчас подобный поворот кажется невероятным — Гермиона готова была поспорить, что близость с ним будет просто запредельной. Просто потому, что Люциус Малфой мог быть какой угодно сволочью, но вот заурядным его назвать язык не поворачивался! А самое главное, что в сложившейся ситуации он был единственным, с кем она могла быть честной. Малфой понял и принял бы все ее доводы, сумей она их правильно преподать. Ведь он довольно умен, это придется признать. Но и она далеко не дура! Преисполненная решимости, Гермиона снова схватила откровенные трусики и запихнула их поглубже в чемодан. Что же касается Рона... Она подумает об этом завтра! Все так странно, непонятно и неправильно, и пусть ей должно быть трижды наплевать, но Люциусу нужна ее помощь. А кроме того, разве это не самый удачный способ показать ему, что даже маглорожденные волшебники могут обладать мощной внутренней силой, быть достойными уважения выдающимися личностями?! Да! Она собиралась не только помочь Малфою завершить книгу, но и избавить его от остатков предвзятых убеждений. И если все пойдет по плану, может он перестанет ненавидеть всех маглов и полукровок без разбора! Ну или хотя бы не будет считать, что все они такие же, как выродок, что надругался над ним в ту летнюю ночь, положив конец детской наивности и создав из него монстра. _______________________________________________________________________ Они условились встретиться все в том же чайном магазинчике, и Анна — девушка за стойкой — широко улыбнулась Гермионе, как только она оказалась внутри. Люциус уже ждал ее за столиком у окна, там же, где сидел в прошлый раз. Лишь сейчас она заметила чернильное пятно, въевшееся в столешницу так глубоко, что избавиться от него можно было, разве что заменив столик. Явно дело рук торопившегося написать как можно больше Люциуса. — Как вовремя вы зашли, наш блондин как раз объявился! — заговорщически затараторила Анна, заметив подошедшую к кассе Гермиону. Насколько она помнила, чай тут подавали превосходный, и как раз сейчас выпить чашечку было бы совсем не лишним. «Вы что расспрашивали ее обо мне?» — тут же раздался в голове голос Малфоя, и пусть он театрально растягивал слова в своей привычной манере, от Гермионы не укрылось, что ситуация его позабавила. «Разумеется расспрашивала, вас это удивляет?» «Ничуть», — Люциус поднялся и направился к прилавку. — Мне, пожалуйста, чай с бергамотом, а для юной леди... — Малфой на мгновение замолчал, пытаясь отыскать в ее мыслях, какой сорт она предпочитает. — Чашечку «Дарджилинга». Гермиона уже искала у него в голове информацию, которая помогла бы ей сыграть по его правилам: — А еще две порции шоколадно-ванильного печенья, — торопливо добавила, наконец. Люциус оценил ее ход. Она готова была поклясться, что расплачиваясь, он едва сумел удержаться от довольной ухмылки. Но спустя секунду, перед ней вновь стоял галантный аристократ с нечитаемым выражением лица. За столиком Гермиона устроилась напротив него, машинально отмечая незначительные детали. Для начала он принялся за шоколадную часть печенья, а она предпочитает оставлять ее напоследок. Любит чай с молоком и едва сладкий, она же добавляет лимон и кладет не меньше трех ложечек сахара. Даже в таких мелочах они полная противоположность. Отчего же его общество ей вовсе не омерзительно?! — Итак, — решительно начала Гермиона, снимая с рукава едва заметную крошку. — Куда именно мы отправимся? — Разве Вы не любите сюрпризы? «Вряд ли ваши сюрпризы можно назвать безобидными!» Брови Малфоя взлетели вверх, а Гермиона вздрогнула. Это вовсе не ему предназначалось! Никакого личного пространства, даже в собственных мыслях. Теперь мало думать, что говоришь, придется думать, что думаешь. «А чему вы удивляетесь?» — принялась мысленно оправдываться Гермиона. «До сих пор все сюрпризы с вашим участием едва ли были невинными шутками. Не думаю, что выдержу еще хоть один!» «Сами виноваты!» — Люциус нарочно ее дразнил. «Любопытство родилось вперед Вас!» «Вы бы себя видели! Да у вас на лбу было написано, что вы что-то задумали! Так что это было не любопытство, а отчаянные меры!» «Как в старые добрые времена! Мисс Грейнджер, пару месяцев назад мне стоило чихнуть два раза подряд, чтобы Вы всполошились, решив, что я что-то задумал!» «Сами виноваты!» — ввернула к месту использованное им только что выражение Гермиона. «Так уж повелось, что с вами постоянно нужно быть начеку!» — Пейте чай, а то остынет, — отрезал Малфой вслух. Не прошло и минуты, как разговор завела болтушка Анна: — Как продвигается книга, Мистер М? Гермионе показалось, что в глазах Малфоя сверкнул лукавый огонек. — Весьма продуктивно, должен признать. Кстати, Анна, у меня назрел вопрос: какой синоним Вы бы подобрали слову «допекать»? — при этих словах он уставился прямо на Гермиону. Та опустила чашку и смерила его презрительным взглядом. — Надоедать, — начала перебирать синонимы Анна. — Утомлять, докучать, раздражать, выводить из себя. Еще досаждать... В этот самый момент Гермиона пнула его под столом. И пнула довольно сильно. Малфой же только поморщился и снова наклеил на лицо свою злорадную ухмылку. — Благодарю Вас, Анна. «Досаждать», пожалуй, подходит лучше всего. Можно подумать, это она заставляет его провести с собой две недели! Будто почувствовав ее возмущение, на выходе из магазинчика Малфой взглянул ей прямо в глаза и пробормотал: — Просто для справки. Ни во что противозаконное втягивать Вас я бы не стал, — он придержал для нее дверь. «Потому что сам бы не пожелал быть втянутым во что-то недостойное». Гермиона уставилась на него. Что бы он там не говорил, ей было ясно, что так он пытался ее успокоить и ободрить. Да уж, если она и впрямь задумала помочь ему исправиться, работы впереди непочатый край. Вот же самодовольный индюк! Даже утешая человека, выпячивает свое эго на передний план! Типичный эгоцентрист с раздутым самомнением! Впрочем, это вообще всем мужчинам свойственно... Он завел ее в небольшой закуток между домами позади магазинчика и окинул пространство оценивающим взглядом. По-видимому, его все устроило, потому что Люциус тут же протянул ей руку. Гермионе же только что в голову пришла непрошенная мысль, поэтому аппарировать она не спешила. — А как же ваша жена? — выпалила она. — Как она отнесется к тому, что вы сбежали с девчонкой вдвое младше вас? — Ну, во-первых, не вдвое, — уточнил Малфой. — А во-вторых, моя жена — не Ваша забота. Гермиона испытующе посмотрела на него. Вгляделась повнимательнее в выражение лица, оценила позу, отметила выражение глаз, покопалась в мыслях. Он выглядел спокойным, расслабленным, даже безмятежным. Что ж, либо он прячет мысли где-то очень далеко, либо его и впрямь не волнует, что подумает жена. Ну и пусть! Раз ему так нравится — пожалуйста. Да и ей ли его осуждать. Она и сама в мыслях уже изменила Рону и даже на четверть не раскаивается так, как следовало бы. — Как скажете, — пожала плечами Гермиона и взяла его за руку. Широкую, теплую ладонь, уверенно и крепко влекующую ее за собой. Вот только куда?! В месте, где они очутились, было темно. Гермиона чихнула. И пыльно, судя по всему. — Черт, — выругался Малфой совсем рядом. — Люмос. Комнату залил мягкий, приглушенный свет. Скорее даже зал — огромный, с высокими потолками и такой широкий, что света палочки не хватало, чтобы осветить все пространство. Четко видно было лишь одну из стен, выкрашенную, должно быть, в некогда ярко-абрикосовый оттенок, теперь же цвет поблек и совсем не резал глаза. Малфой двинулся в сторону. А Гермиона неподвижно наблюдала за перемещением единственного источника света. Он мог бы обойтись и без палочки — так легко двигался к своей цели, и спустя мгновение хлынувший поток слепящего солнечного света вынудил ее зажмуриться. Когда Гермиона снова открыла глаза, они настолько привыкли к лучам дневного солнца, что ей удалось различить его очертания в проеме невероятных размеров окна. — Что за разруха... — пробормотал он себе под нос. Гермиона не разобрала его слов. Все внимание ее было приковано к виду из окна. Будто под гипнозом, в несколько шагов она, скользя, преодолела расстояние до оконного проема и встала рядом с Люциусом. Из распахнутого, высотой, должно быть, метра два с половиной окна ей открылся поистине божественный пейзаж. Далеко вперед, до самой линии горизонта простирались луга, поделенные на идеально ровные квадратные секторы — буйная игра красок: зеленый, золотой и красный, казалось, дополняли друг друга, сливаясь в каком-то немыслимом единстве цвета. Справа виднелось необъятное поле подсолнухов, словно оловянные солдатики они равнялись на солнце, вытянув к нему свои полные черных семян круглые лица. Бескрайнее синее небо хвасталось причудливой формы облаками, а если присмотреться, заметным становился неясный серебристый круг царствующей по ночам луны. Легкий бриз доносил до них едва ощутимое благоухание цветов и аромат свежескошенной травы. Нет, не тот, что в его снах — землистый, будто гниющий. Эта трава пахла так, будто ее взрастили в райском саду! — Мы... — пролепетала Гермиона. — В Тоскане, — тут же ответил Люциус. — Одна из принадлежащих роду Малфоев летняя резиденция. Последний раз я был здесь совсем ребенком... Мне было лет семь, может восемь. С трудом оторвавшись от великолепия за окном, Гермиона уставилась на него. Малфой буквально пожирал глазами бескрайние просторы, явно пребывая в эйфории. Однако, почувствовав на себе ее испытующий взгляд, тут же выпрямился и, оттолкнувшись от подоконника, смахнул с него какую-то вещицу. Нагнувшись, Люциус подобрал ее с пола. Разобрать, что это было практически невозможно — вся перепачканная, она к тому же была покрыта толстенным слоем пыли. Гермиона разобрала лишь очертания, и стало ясно, что это нечто круглое. Малфой ладонью стер налет с поверхности, выражение его лица оставалось нечитаемым. Надо же! Вот так, рукой. Она-то ждала, что он схватится за палочку, ну или хоть за платок. А он, казалось, даже и не заметил, что испачкался. Ее любопытному взгляду предстала гладкая, отразившая свет поверхность... «Зеркало?!» Он молча кивнул. «У меня здесь был друг...» — Малфой указал куда-то на северо-восток, где виднелось большое скопление домов. «Моя дружба с маглами пришлась отцу не по вкусу». И тут ее осенило. «Вы использовали зеркальце для передачи сигналов?» Люциус снова кивнул и через секунду заявил с какой-то нелепой покорностью, слепой верой в собственные слова: — Я рос неразумным ребенком. Гермиона отобрала у него зеркальце и продолжила очищать его от пыли. «Глупости! Не были вы неразумным». Она вдруг высунулась из окна, не подумав о том, что может упасть. Пусть высота была небольшая, падение было бы весьма ощутимым и пришлось бы совсем некстати, выставив ее неуклюжей квашней. Однако Гермионе удалось сохранить равновесие и, воодушевленная маленькой победой, она принялась вертеть зеркальце, пытаясь поймать солнечные лучи. — Вы что делаете? — Догадайтесь! — Мисс Грейнджер, прошло почти сорок лет. Смею предположить, что мальчик давно покинул родительский дом. Гермиона развернулась к нему лицом. — Но вы же не покинули! — Я живу не просто в родительском доме. Это же родовое поместье! Зачем мне было из него уезжать?! — И правда, зачем? — повторила Гермиона. Люциус нахмурился и уставился на нее. Оставив его реакцию без внимания и снова отвернувшись к окну, она нацелила зеркальце на солнце, пытаясь выбрать оптимальный угол для направления отблеска. «А Вы, оказывается, сентиментальны...» — Да нет, — улыбка тронула губы Гермионы. — Просто я первый раз в Тоскане. Остаток дня они провели, пытаясь прибраться в доме. А Гермиона и не возражала — настроение было приподнятым. На улице стояла чудесная погода, щебетали птицы, и в окна врывался легкий ветерок. Она даже начала мурлыкать что-то себе под нос, потеряв даже след его мыслей. Люциус уже несколько часов сохранял молчание, умудрившись распространить его и на собственные мысли. И когда немного позже он положил ей что-то на плечо, Гермиона едва не поседела от страха. Застигнутая врасплох, она пронзительно завизжала и попыталась стряхнуть с себя это что-то. Оно, однако, уходить совсем не собиралось, и Гермиона обезумела от ужаса, почувствовав крохотные коготки, которыми оно старалось удержаться. — Что это?! — завопила она, вдруг замерев на месте. — Что?! Что вы на меня положили?!! — Такого рода реакция была автоматической, натренированной еще в младших классах хулиганами-одноклассниками. Один из них, лидер всей этой шайки, постоянно засовывал ей в волосы жуков. — Держите себя в руках, — фыркнул Малфой. — Не то Вы его напугаете! — Его? — затаив дыхание, Гермиона подняла руку и нащупала крошечный комок, неистово вцепившийся в нее. Теплый, пушистый комок, который, стоило до него дотронуться, мяукнул и еле-еле разомкнул коготки. — Ой! — проворковала Гермиона, обвив успокоившегося котенка руками. — Какой хорошенький! Люциус тем временем направился прочь из комнаты. «Люциус?» Очень долго он медлил с ответом, но вдруг выдавил: «Я нашел его во дворе». Гермиона моргнула. «Тут есть собственный двор?» ... — Думаю, что постельное белье, — раздалось позади секундой позже. — Уже никуда не годится. Придется сходить в город, чтобы обзавестись новым. — И еще нужна еда, — очнулась от повторного шока Гермиона. За пять минут Люциус дважды едва не довел ее до инфаркта. — Ах, да, — рассеянно произнес Малфой. — Еда, — стало очевидно, что о еде он совсем забыл. Люциус подошел к огромному письменному столу и принялся очищать его от слоя пыли, скопившейся за долгие годы. Проделывал он это так решительно, что стало ясно — это его территория, именно тут он собирался писать продолжение. Гермиона погладила котенка, уютно устроившегося у нее на груди, и не смогла сдержать улыбки. Как и Живоглот, он был полосатым с ярко рыжей шерстью, вот только носик был не таким приплюснутым, а лапки не такими короткими. Кроме того, питомец Гермионы даже котенком был раза в два больше этого существа. Кроха пленила сердце Гермионы, ведь смотреть на это милое создание и остаться равнодушным было просто невозможно! — Как мы его назовем? В ответ Люциус только помотал головой, показывая, что не собирается в этом участвовать. — Ну же! Как бы вы хотели его назвать? — Если мы придумаем ему кличку, это будет означать, что мы хотим его оставить. Лично я с удовольствием выгнал бы его обратно в сад. — Вы нарочно стараетесь казаться «сухарем». Люциус фыркнул: — Этот котенок вырос на улице. И распрекрасно себя чувствовал. Если мы его отпустим, все вернется на круги своя. Гермиона посмотрела на него в недоумении. — Но ведь это вы его сюда принесли! Люциус молча поджал губы. Одному Богу известно, что творится у него в душе. Иногда он просто невыносим! Вздохнув, Гермиона уже собиралась заявить об этом в открытую, и будь что будет! Но вдруг заметила странный отблеск в лучах заходящего солнца. — Люциус! Смотрите! Смотрите! Медленно, будто нехотя, тот развернулся. На лице раздражение, а еще смертельная скука, будто ничто не может удивить этого повидавшего все на свете человека. Оказалось — может. Маска слетела, стоило ему понять, куда она указывает. Там где поле сливалось с линией горизонта, были заметны какие-то блики, их отражение наполняло комнату розоватым цветом заката. Функция этих мерцающих, пляшущих огоньков была абсолютно очевидна. — Он никуда не уехал! — Гермиону переполняла радость, происхождение которой она даже самой себе затруднялась объяснить. — Ответьте ему, Люциус! — Чего ради? — Ради чего? — прошипела Гермиона. — Ради того... Да потому что... — она и сама не понимала, зачем все это было нужно, но сейчас подобные мысли она старательно отгоняла. — Так! Если не ответите вы, я сама все сделаю, — определив котенка на широкий подоконник, она схватила зеркальце. — Какие у вас там были обозначения? Никакого ответа. Не понимая, почему он сопротивляется, Гермиона повернулась к Малфою лицом. — Бросьте, это же просто безобидная игра! — Нет! Это — дурацкая затея! — продолжал упираться Люциус. Гермиона сверлила его взглядом. Он же даже не удосужился посмотреть на нее. — Ну же, Люциус! Теперь и он уставился на нее: глаза мечут гром и молнии, вид устрашающий, но все это лишь потому, что ему казалось — Гермиона считает, что он струсил. «Нет у меня времени налаживать старые отношения!», — мысленно прорычал Малфой. — А мне плевать! — прозвучал дерзкий ответ. — Я все равно посигналю ему в ответ. Напряжение повисло в воздухе, они молча сверлили друг друга взглядами, понимая что это тупик, кто-то должен был уступить, но сдаваться ни один, ни другой не собирались. В конце концов, Люциус не выдержал и, прищурившись, на одном дыхании отчеканил: «Один раз — да; два подряд — нет; три — можно ли прийти. Были еще сигналы, но для вашего умишки и этой информации более чем достаточно!» Гермиона одарила его самой обаятельной улыбкой, на которую была способна. Кто бы знал, как болезненно для него поражение! Ну и пусть он сам не хочет отвечать! Она поможет ему «наладить старые отношения», и черта с два он ее остановит! Ей это только в удовольствие — раз у него был друг, значит и он когда-то был человеком. Гермиона поднесла зеркальце к окну. «Вы серьезно на это надеетесь?» «Надеюсь на что?» «На то, что я не смогу остановить Вас!» И вот уже он стоит у нее за спиной, одной рукой обнял за талию, второй легонько сжал подбородок. Легкий рывок — и она уже прижата спиной к его груди. И тает в его руках, отзываясь на малейшее прикосновение к коже, желая навсегда остаться в плену этих сильных рук. Побочное действие Обета? Нет, это тут не причем, Малфой так действовал на нее еще до того, как связал их клятвой. Указательным пальцем Люциус дотронулся до уголка ее рта. Нежными, и в то же время отточенными, умелыми движениями он, едва касаясь, очертил нижнюю губу. Сама кожа, казалось, отзывалась на его прикосновения, передавая импульс нервной системе, легким разрядом делясь наслаждением с каждой клеточкой тела. Нега заполонила каждый уголок, и Гермиона почувствовала, как что-то горячее разлилось внизу живота, а соски напряглись, и рубашка этого совсем не скрывала. О, как же ей хотелось сейчас почувствовать губами этот чертов палец, вобрать его в рот и коснуться языком! Гермиона затрепетала и в какой-то момент бессознательно подставила шею его прикосновениям. Вдруг она ощутила, как рука, лежащая на ее талии, едва ощутимо дернулась, будто хотела подняться немного выше... Будто в тумане, Гермиона попыталась закрыть от него свои мысли, ибо они кричали в голос о том, как сильно она мечтала почувствовать тяжесть этой руки на своей груди. А Малфой тем временем коснулся губами ее сонной артерии, не целуя, но обжигая шею горячим дыханием... И вдруг все кончилось — Люциус отстранился, разжав объятия. Свобода была мучительной, она ее вовсе не хотела! Гермиона застыла, пытаясь вспомнить, как дышать... Малфой перестраивался за доли секунды: то он хладнокровный аристократ, человек без эмоций, но стоит моргнуть — и он уже опытный соблазнитель, оттачивающий на ней свое мастерство! Никогда прежде не удавалось мужчине довести ее до исступления, до желания сорвать с себя одежду и страстно жаждать близости за каких-то пять секунд. А ему — опаснейшему из существ — удалось добиться даже большего лишь мимолетным прикосновением! Но Люциуса в комнате уже не было. В распахнутое окно Гермиона увидела, как он мчится прочь от дома по подъездной аллее, продираясь сквозь разросшиеся сорняки. И что делать? Бежать за ним или оставить одного? Как вынести две недели с этим сумасбродом?! И зачем она только согласилась?! Но ведь согласилась, чего теперь-то рассуждать... Малфой все равно не даст ей уехать. Сглотнув, Гермиона потянулась к створкам, собираясь затворить окно, и заметила, что котенок уставился на нее зелеными, мерцающими в темноте глазами. — Ну что, определяйся, дружок, остаешься или тоже сматываешься, — голос слегка дрожал. И котенок, будто и вправду решая, все же определился — мягким прыжком приземлился в саду. Легкая улыбка тронула губы Гермионы. Все верно: котенок и впрямь не домашний, как и сказал Люциус... (1) Экспеди́ция Лью́иса и Кла́рка (1803—1806) — первая сухопутная экспедиция через территорию США от атлантического побережья к тихоокеанскому и обратно. Экспедицию возглавили Мериуэзер Льюис и Уильям Кларк. Первоначальная цель экспедиции была весьма скромна — исследовать, что США приобрели в результате покупки Луизианы у Франции, а результаты заложили основу под будущую экспансию США на Дикий Запад.