Голод_Жажда_Безумие

Осторожно следуя за разгневанным Люциусом в городок, Гермиона пришла к выводу, что его выходка была всего лишь отвлекающим маневром. Как ни лестна была мысль о том, что Малфой и впрямь испытывает к ней физическое влечение, верилось в это с трудом. Да еще пять лет тому назад он убил бы её, не раздумывая, выпади шанс! Хотя... Шанс ведь выпал, а он предпочел сбагрить её Фенриру Сивому. Выходит, просто не хотел пачкать о неё руки, предоставив оборотню «грязную работу». Ну давай, оскорбись на него за то, что не уделил тебе достаточно внимания, чтобы прикончить собственноручно! По-хорошему его стоит поблагодарить: более великодушного своего поступка, пожалуй, и сам бы Малфой припомнить не смог... Но, возвращаясь мыслями к его защитной реакции, Гермиона просто не могла не заметить, что все чаще и чаще, выходя из себя, теряет контроль над ситуацией именно она, Люциус же прибегал к одному и тому же способу — заставлял поверить в то, что хочет соблазнить её прямо здесь и сейчас. Конечно, это же один из самых действенных способов усыпить женскую бдительность. И нужно быть просто бревном, чтобы не растаять под его натиском. Под натиском столь притягательного мужчины, обладающего поистине первобытным, животным магнетизмом. Люциус просто вынужден был защищаться, когда понял, насколько близко она подобралась к нему, к мыслям и страхам, к скрытым желаниям. И он сделал это первым же пришедшим в голову способом. Да уж, Бог свидетель — решение было на редкость удачным. Для самого Малфоя. Сыграть на тайных желаниях подсознания, а не рассудка... Молодец! Теперь-то она не представляла для него абсолютно никакой угрозы. Черт возьми! Больше этого нельзя допустить! Не на ту напал! Она не позволит затащить себя — проклятье! даже выбор слов сегодня не на ее стороне — втянуть себя в эти сексуально-интеллектуальные игры. Гермиона уже почти догнала его, когда Люциус вдруг едва заметно замедлил шаг, будто специально ее дожидаясь. Однако, даже подойдя совсем близко, мыслей его ей услышать не удалось. Малфой в последнее время чрезвычайно поднаторел в сокрытии собственного сознания — вот уж чему бы и Гермионе поучиться не мешало. Обрывки ее размышлений нет-нет да выходили из-под контроля, пусть недавно и удалось усмирить чуть ли не вопящую в мыслях во весь голос жажду его прикосновений. Гермиона вздохнула. Она не собиралась мириться с подобным поведением. И варианта, увы, было только два: либо Люциус угомонится и будет вести себя достойно, либо назло ей лишь усилит свои попытки обольщения, даже если раньше и делал это ненамеренно, дабы вынудить ее позабыть об осторожности. Вся беда в том, что она не знает, по какому именно пути он решит пойти. Скрестив руки на груди, Гермиона поравнялась с Люциусом. Тот мельком взглянул на нее, а затем вновь вперил взгляд прямо перед собой, казалось, его не занимало ничего, кроме бегущей вдаль тропинки. Эту единственную, ведущую в ближайший городок дорогу — узенькую полоску земли, довольно густо покрытую мелкими камешками — вдоль и поперек исполосовали пешие путники и колеса телег. Да уж, страшно представить, во что она в дождь превращается... Собравшись с духом, Гермиона выпалила: — Ваши уловки совершенно прозрачны, Люциус. Еще один брошенный украдкой взгляд Малфоя ее только раззадорил. — Я не собираюсь на них попадаться! — вот бы и в душе она была так же полна решимости, как пыталась продемонстрировать. — И не позволю вам управлять собой. Попробуйте только дотронуться до меня с какой-то отличной от совместной аппарации целью, я сбегу отсюда и никогда больше не вернусь! И тут он замер. Стал столбом посреди дороги, а поднятое их шагами призрачное облачко пыли клубилось, извиваясь, вокруг его лодыжек. Гермиона ожидала чего угодно: резкого ответа, грубости, за которой бы ясно виднелась угроза, хоть какой-то реакции, намекающей на ход его мыслей. Однако единственным ответом ее яростному ультиматуму было лишь молчание. Крайне обеспокоенная, продолжила шагать вперед, прикусив в волнении нижнюю губу. И хотя она не имела ни малейшего представления, куда конкретно выведет эта тропинка, главным сейчас было просто продолжать идти. Минут пять спустя, Гермиона все же, не выдержав, обернулась. Она вдруг осознала, как глупо было поворачиваться к нему спиной. Может Малфой и желал бы измениться и изменить отношение к себе, он все еще оставался Малфоем и мог напасть просто по привычке, на уровне выработанных годами инстинктов. Однако подобная мысль ему, похоже, и в голову не пришла. Люциус шел не торопясь, держа руки в карманах, не поднимая глаз, задумчиво глядя себе под ноги. Проклятье. Он что-то явно обдумывал. Сердце ухнуло вниз. Вот чего следовало опасаться больше всего! Съязви он нечто ядовитое в ответ, выбрав для укола самые уязвимые места, стало бы ясно, что все идет своим чередом. Привычные насмешки хотя бы прозрачны. А вот что творится сейчас у Малфоя в голове, до чего он додумается, погруженный в собственные мысли... Остается только гадать. Было бы смешно ждать его извинений, или рассчитывать на молчаливое согласие с его стороны — подобная реакция попросту не представлялась возможной, и Гермиона оставила надежды на подобный исход, едва начав свой монолог. Похоже, она зря сделала ставку на его буйный нрав и боевое прошлое — должно быть и они померкли перед лицом реальности. Или он просто не хотел и дальше тратить свое время на ничего не стоящие порывы, жалея о былых вспышках гнева, ведь даже они исчислялись столь желаемыми им сейчас мгновениями, секундами, за которые теперь он был готов отдать многое. А еще оставался шанс, что он действительно пытался измениться, решив оставить в прошлом необдуманные реакции, которые в итоге всегда лишь портили исход. Ей бы порадоваться за его душу, за его попытки стать другим, да только все это могло обернуться против нее. Ведь тогда ей предстоит иметь дело с человеком, обреченным бросаться из крайности в крайность. Одна из его личин демонстрировала миру человека,держащего себя в руках, терпеливо размышляющего и постоянно просчитывающего все на несколько шагов вперед. Все бы ничего, да только Малфой, как большинство слизеринцев, привык забывать о нравственности в самый решительный момент. Например, когда совесть грозила пойти вразрез с выгодой и лишь мешалась под ногами. Что до второго проявления его натуры... У человека с его проблемой и не могло быть иного пути. Пусть пока Гермиона еще не видела этого аспекта его души, но догадаться было легче легкого — там творилось невообразимое. Ведь он умирал; умирал, будучи совсем еще не старым; умирал от страшной болезни, обреченный вечно помнить, как был заражен этим страшным вирусом. Просто поразительно, до чего жестока была судьба в своей иронии. Человек, еще пять лет назад ставивший своей главной задачей истребление маглов, сейчас умирает от самой страшной в их мире кары. Вполне подходящим описанием его теперешнего состояния, вероятно, стоит считать ситуацию, в которой поезд на полном ходу несется к обрыву. Люциус в этом поезде (да и в поединке со своим заболеванием) всего лишь человек. Он может всем своим весом повиснуть на стоп-кране — только катастрофы это не предотвратит! Должно быть, он и сам близок к осознанию этого: в его снах ей открывались мельчайшие шажочки Малфоя в том направлении — она ощущала его чувство вины, знала на вкус смесь ярости и отчаяния, а также была свидетелем столь неожиданно явного, решительно жесткого отпора всему злу вокруг и, что самое удивительное, внутри. Все неукоснительно идет к тому, что еще совсем немного — и Малфой сорвется в пропасть, как летящий на всех парах поезд рушится вниз, неожиданно падая с обрыва. Гермиона все чаще задумывалась, что спасти его способно лишь осмысленное сочетание двух этих крайностей. Лишь подавление одного проявления характера другим могло сейчас принести пользу. Чувство вины должно побороть даже самые мудрые доводы рассудка, ярость — сойтись в поединке с хладнокровием. Малфой должен, наконец, осмелиться и осознать весь ужас своего положения, позволить ему сковать его сердце при взгляде на то, чем он стал. Сколько можно откладывать это и дальше, не давая страху выбраться на поверхность, придавливая его своей железобетонной способностью к самоконтролю?! До сего момента он осознанно держал две свои ипостаси как можно дальше друг от друга. Точно догадывался, какое бедствие ожидает его, пусти он все на самотек. Он, как будто слышал лязг тормозов вдалеке, и у Гермионы складывалось впечатление, что Люциус готов на все, чтобы предотвратить эту аварию. Вся загвоздка в том, что крушение это — единственно верный выход! Гермиона вновь вернулась к своим мыслям в министерской столовой, когда пришла к выводу, что Люциусу нужно пережить снос «непригодного для жилья здания», чтобы потом на его руинах начать постройку нового, куда более крепкого. И хотя опасность этого предприятия для них обоих была феноменальной, это был единственный путь спасения души Малфоя... А что еще остается? Просто ждать, пока все случится само собой, пока две его сущности не вступят в схватку? Но Гермиона знала, как долго способен Люциус избегать этой внутренней битвы, посему оставалось только одно... — Если Вы не думаете дойти пешком до Сиены, лучше свернуть сюда, — раздался вдруг позади голос Малфоя. Гермиона, моргнув, остановилась и медленно обернулась. Незаметно для нее, они подошли к развилке, и, сама того не осознавая, она ступила на уходящую влево тропинку. Люциус стоял ровно посередине двух ответвлений, а справа, благодаря тому, что солнце начало свой путь на запад, уже можно было различить первые огоньки маленького городка. — Может туда мне бы и следовало отправиться, — буркнула Гермиона, вдруг желая оказаться от него как можно дальше. — Может, — негромко согласился Люциус. — Только вот идти бы пришлось довольно долго. _______________________________________________________________________ Впрочем, оказавшись в городке, про свое волнение Гермиона тут же забыла. Все вокруг манило и завораживало, глаза не могли зацепиться за привлекавшие ее внимание детали одновременно. И, несмотря на то, что солнце неумолимо стремилось к горизонту, небольшой рынок был полон движения. Перед ней, будто из ниоткуда, выпрыгивали крохотные разноцветные палатки, изобилующие свежайшими продуктами, которые хотелось непременно потрогать или даже попробовать. Никогда в жизни не видела Гермиона такого буйства красок, обилия овощей и столь богатого ассортимента. И тут она вспомнила, что не взяла с собой в город ни шиллинга... — У меня есть евро, — заявил Люциус в ответ на ее мысль. — Как только выберете что-то, просто скажите мне. — Деньги и у меня есть, — поспешила ответить Гермиона. — Разумеется, но только не с собой. Гермиона нахмурилась. Чертов Малфой с его треклятым Обетом! Тут ей в голову пришло еще кое-что, и эту мысль она поторопилась озвучить: — Вы же не рассчитываете, что готовить буду я? В ответ на эту реплику он слегка повернулся к ней и удостоил быстрого взгляда. — Нет, конечно, — подобие улыбки исчезло, едва успев появиться. — Судя по Вашему тону, готовка отнюдь не является Вашим любимым занятием. — Я не очень хорошо готовлю, — призналась Гермиона. — Иногда даже у меня моя стряпня не вызывает аппетита. — Странно слышать от человека, которому запросто удается приготовить образцовое Оборотное зелье, что он не преуспел в кулинарии, — тут же последовала очередная насмешка. — Может быть, вы умеете готовить? — поинтересовалась Гермиона, руки ее против воли уперлись в бока. Интересно, и как он узнал про Оборотное зелье? — Я никогда не пробовал, — последовал ответ. — Но уверен, что попытка вышла бы успешной. И тут он, разумеется, прав. Ему все удается, преуспел бы и в этом. Может, отнесись она к приготовлению блюд, как к созданию очередного зелья, и из нее бы вышел прекрасный повар? Просто ей всегда было не до этого. — Это продуктовый рынок, — сочла за благо сменить тему Гермиона. — Как же мы обзаведемся постельным бельем здесь? — Тут и магазины есть, — кивнул он, указывая направление. Чуть в стороне, левее, толпились, словно расталкивая друг друга, крохотные киоски. Малфой извлек из кармана зажим для денег, куда было втиснуто гораздо большее количество купюр, чем то, на которое он был рассчитан. Гермиона заставила себя отвести взгляд в сторону и попробовала угадать точную сумму, что Люциус взял с собой, но вскоре оставила эту бессмысленную затею. Судя по крупному номиналу тех банкнот, что были видны, у него на руках могло быть от нескольких сотен до нескольких тысяч евро. И если она хоть на долю процента знала Люциуса, речь шла скорее о тысячах. Гермиона в жизни не держала в руках таких денег, ни в волшебном, ни в магловском мире. Малфой же тем временем начал отсчитывать деньги, и Гермиону осенило, кому они предназначались. — Я же, кажется, сказала, что деньги у меня есть. Ваших я не возьму! — Вы находитесь здесь по моей прихоти, я заставил Вас приехать сюда. И я не позволю Вам тратить те жалкие сбережения, отложенные за время работы в Министерстве, раз этот отпуск Вы даже не планировали. Эта перепалка, упоминание работы, спор о деньгах, будто напомнили ей о чем-то важном... Черт! Она же не заплатила за квартиру. А первое число уже не за горами. Надо бы аппарировать в Лондон и уладить этот вопрос. «Все уже оплачено». Гермиона вздрогнула от неожиданности. Она успела отвыкнуть от его рассуждений у себя в голове, и вот опять! Пожалуй, она не ценила тишину по достоинству... Стойте-ка, что он только что.. «О чем это вы?» «Ваша квартира. Оплачена на год вперед. Предполагалось, что Вы позже узнаете это от хозяйки, но раз это беспокоит Вас сейчас...» Слова вдруг будто исчезли, она просто сверлила его взглядом, не до конца осмыслив сказанное. Он оплатил ее квартиру? На целый год?! Да это же почти десять тысяч галлеонов! Что значит эта его выходка?! Проявление дружеской любезности или по старинке бросает деньги на ветер, тыкая в лицо своим превосходством? От возмущения Гермиона чуть ли на месте не подпрыгнула. «Я прилично зарабатываю. Я вполне способна сама платить за свою квартиру. И в ваших деньгах вовсе не нуждаюсь!» Малфой вздохнул, в словах сквозило недовольство: «Только так я мог отблагодарить Вас за помощь. Больше мне нечего предложить». Гермиона уставилась на него, недоумевая, правильно ли поняла его слова. Он был признателен ей за то, что она согласилась помочь. Вот так поворот! С каждым днем этот человек поражал ее все больше и больше. Как же хотелось сейчас объяснить ему, что иногда люди идут друг другу на встречу, не ожидая благодарности, не ради корысти, а по каким-то другим соображениям. Да разве он поймет! В его мирке все было довольно просто: услуга за услугу, неискренний обмен любезностями, извлечение выгоды из всего, что можно. Гермиона смотрела в его глаза, ясные, как небо у них над головой, и видела там лишь настороженность, ожидание отпора и готовность к очередной перебранке. — Лучано? Обернулись они одновременно. Мужчина среднего роста, с черными, как смоль кудрявыми волосами, чуть тронутыми сединой, замер в нескольких шагах от них. На лице его читались сомнение и нерешительность. Обычно такое выражение появляется, когда не уверен точно, встретил ли старого знакомого, или просто обознался. Лучано? А что, очень похоже... Гермиона взглянула на Люциуса. Меж бровей залегла глубокая морщина, она услышала, как он усиленно пытается выловить из глубин памяти его имя: «Паоло? Ну конечно!» Так это его приятель-магл. Гермиона вся вдруг как-то подобралась, словно решаясь на что-то. — Паоло? — все же переспросил Люциус. Улыбка тут же озарила лицо итальянца. — Ну надо же! Это и правда ты! Я вас издалека заметил, а из всех моих знакомых таких волос нет больше ни у кого! — говорил он с небольшим акцентом, но чувствовалось, что английский знает просто превосходно. — Судя по всему, седина тебе не страшна! — Пока не жалуюсь, — последовал сдержанный ответ. Опять эта маска, прячущая любое проявление эмоций! Он использует этот прием всякий раз, пока не разберется в происходящем. — Так значит, ты вернулся? Снова живешь на вилле?! Люциус ограничился кивком. — Я просто глазам не поверил, когда увидел сигнал. Подумал, померещилось! Но где же мои манеры? Кто эта прелестная юная особа? Твоя дочь? Чтобы скрыть рвущуюся наружу усмешку, Гермионе пришлось призвать на помощь всю имеющуюся выдержку. А у нее в голове, то же самое на ментальном уровне проделывал Люциус. Этот пункт они обсудить не догадались. Кто они друг другу и для окружающих?! — Нет, — спокойно ответил Люциус. — Это моя помощница, мисс Грейнджер. Помощница. Куда ни шло. Гермиона пожала протянутую Паоло руку. К счастью, дальнейших вопросов о её личности не последовало — гораздо больше того занимал старинный друг. — Боже мой! Прошло почти сорок лет! Кто бы мог подумать! — не переставал восхищаться итальянец. — И правда, — согласился Люциус. — Ты не будешь против, если я переброшусь парой слов с мисс Грейнджер? — Ну конечно нет! Кивнув, Люциус отвел Гермиону в сторону. Та не стала интересоваться, почему он не воспользовался их мысленной связью. Очевидно было, что Малфой просто хотел поговорить без присутствия Паоло. — Вот, возьмите, — приказал он, вкладывая деньги ей в руку. — Купите два комплекта белья на свой вкус, что-то нейтральное, — а мысленно уточнил: «Никаких там цветочных узоров или рисунков». — И не вздумайте жалеть денег. Уверен, ничего хорошего Вы все равно не выберете, так какая разница сколько это будет стоить. Прекрасно понимая, что для споров время совсем не подходящее, Гермиона молча взяла деньги. И догадываясь, что разозлит его до чертиков, все же подумала: «Вам не нужна помощь?» «Разумеется, нет, наивное Вы создание!» Гермиона развернулась и пошла прочь, даже не пытаясь спрятать улыбку. Только оказавшись в магазине, она вспомнила о деньгах. Мерлиновы кальсоны! Тысяча евро!! Да надумай она купить простыни из египетского хлопка, которые ткались для самого Тутанхамона, ей бы столько не понадобилось! И тут она снова улыбнулась, сама не зная отчего... _______________________________________________________________________ Белье было куплено еще полчаса назад, и все это время Гермиона внимательно наблюдала в окно одного из магазинов за Люциусом и Паоло. Мужчины стояли все там же, точно на том же месте, где и встретились. Ей казалось, что Люциус догонит ее уже через пару минут, но они неожиданно разговорились. В основном говорил, конечно, Паоло. Гермиона улыбнулась. Прежнего Люциуса чужая болтовня сводила с ума, но с этим человеком он вел себя образцово. И уж точно вежливее, чем она могла бы предположить. Гермиона увидела, как Малфой поднял, прощаясь, руку вверх и развернулся, чтобы уйти. Он искал ее, прочесывая взглядом ярмарочную площадь. Она вдруг заметила, что хозяйка лавочки стоит возле нее и тоже наблюдает за Люциусом. Неожиданно, уже не молодая женщина ткнула в его сторону шишковатым скрюченным пальцем. — Capelli di oro, occhi come il cielo, e un grande pacchetto, — даже брови с проседью будто затряслись в восхищении. — Farete molti bambini bei. (1) Гермиона не имела ни малейшего представления, что именно прокудахтала эта женщина, но подумала, что может и к лучшему. — П...простите, я не поняла, — оправдываясь, улыбнулась она. И тут их прервал звук дверного колокольчика, оповещая о приходе посетителя. Малфой в сопровождении Паоло ворвался внутрь, должно быть, заметив ее в окне. — Oi! — всплеснула руками хозяйка, видимо узнав Паоло и радуясь его визиту. Она принялась что-то увлеченно ему рассказывать, при этом азартно жестикулируя. Секунду спустя лицо итальянца залила довольная улыбка, и он повернулся к Гермионе. — Она вам завидует, ревнует, что его спутница вы, а не она. Люциус поразил ее своей красотой. — Grazie (2), — тут же отреагировал Люциус, на секунду позабыв о своей маске, позволяя эмоциям проскользнуть на лице. — Скажи ей, Паоло, что она и сама просто красавица. Паоло послушно перевел его слова, и владелица лавки совсем по-девчоночьи захихикала. Затем протянула Люциусу руку, и тот сделал вид, что осыпает ее поцелуями. Тут уж Гермиона не выдержала и рассмеялась: он был в прекрасном расположении духа. Она и не думала, что после её угроз на дороге, Малфой станет так мило себя вести. Несколько минут спустя, оценив по достоинству все приемы обольщения из арсенала стареющей кокетки, они все же сумели выбраться из магазинчика. На улице совсем стемнело, и продавцы, наконец, стали сворачиваться. В животе у Гермионы заурчало, и она вспомнила, что с самого утра ничего не ела, а ведь было уже довольно поздно. — Паоло, скажи, нет ли неподалеку какого-нибудь кафе? На вилле мы еще не до конца устроились, — спросил Малфой, озвучив ее собственные мысли. — Конечно-конечно. Как раз за углом превосходный ресторанчик, пойдемте, я покажу. _______________________________________________________________________ Проводив их до дверей, тактичный Паоло поспешил откланяться, а Гермиона с Люциусом устроились за столиком. Ресторанчик не был забит, но посетителей было достаточно, чтобы наполнить его приглушенными голосами, создающими соответствующую обстановку. — Пока не забыла, — потянулась к карману Гермиона. — Возвращаю вам ваши деньги. — Оставьте себе. — Ну уж нет. «Если не оставите, я их просто подожгу», — мысленно предостерег ее Малфой. «Вы не посмеете!» — попыталась возразить испуганная Гермиона. Он специально пригрозил ей этим, зная наперед, как она отнесется к такому варварскому расточительству. — Ещё как посмею! Денег у меня даже больше, чем в Вас упрямства. И я буду совать их Вам снова и снова, пока Вы не подчинитесь и не согласитесь их принять! Посверлив его взглядом, Гермиона все же сдалась и медленно убрала их обратно в карман. Открытая конфронтация с Малфоем неизменно заводит её в тупик. Если ему хочется сорить деньгами, почему непременно она должна его останавливать? Стоп! А ведь это мысль... «Вряд ли Драко сильно обрадуется тому, что вы разбазариваете на меня его наследство!» «Его наследство было отделено от нашего общего счета с момента его рождения. И оно, слава Мерлину, недоступно для меня и моих неподдающихся никакой логике трат на Вас». Гермиона нахмурилась. Последний довод разбит им в пух и прах. «Мне не важно, на что Вы потратите эти деньги и потратите ли Вы их вообще. Откройте счет в банке, пусть лежат и накапливают проценты. Главное — не отказывайтесь от них». Люциус замолчал, но Гермиона и так поняла, что он хотел сказать: не отказывайтесь от меня, не оставляйте меня одного, примите мою благодарность... Не в состоянии объяснить причину самой себе, Гермиона вдруг смягчилась и перестала на него сердиться. — Договорились, — пообещала она. — Так о чем вы говорили с Паоло? Люциус уставился на нее в притворном удивлении. — Вы хотели спросить, о чем Паоло говорил со мной? Гермиона не смогла скрыть улыбку. Выходит, она была права, предположив, что Люциус едва выносит болтовню. Быть может ей почаще нужно болтать без умолку? _______________________________________________________________________ На виллу они возвращались уже в кромешной темноте. Только сейчас стало очевидно, что они и впрямь находятся за городом. А малейшим источником хоть какого-то намека на свет были далекие звезды (буквально сплошь покрывавшие небо, в городе о подобном зрелище можно лишь мечтать), да неясный свет от мерцающей призрачным серебром луны. Но Люциуса подобные проблемы, похоже, не волновали. Идя твердой, размеренной походкой, он уверенно избегал торчащих из земли кореньев и то и дело попадавшихся на пути булыжников, о которые постоянно спотыкалась Гермиона. Ей довелось побывать в Малфой Мэноре лишь однажды, против своей воли и при крайне неудачно сложившихся обстоятельствах, но несложно заключить, что вряд ли дорога к имению была аккуратно заасфальтирована. Следовательно, опыт в перемещении по проселочным дорогам без подобающего освещения у него наверняка небедный. А вот для нее подобные путешествия в новинку, ведь дом ее родителей, где она жила вне Хогвартса, был расположен в современном пригороде Лондона, быстро растущем и стремительно развивающемся, а потому инфраструктура там всегда была на высоте. Новоприобретенный опыт уже успел осточертеть, ведь пока плоды приносил весьма неудовлетворительные: в туфлю забился камешек, и она чудом не упала, по крайней мере, дважды. Двигался Люциус чуть медленнее, чем мог бы, не плетись она позади. Он держался впереди на приличном расстоянии, и его роскошная, сияющая во тьме шевелюра была еще одним ориентиром, указывающим направление к дому. До сих пор он воздерживался от едких замечаний и насмешек, направленных в её сторону. Но тот факт, что он опять закрыл для неё доступ к своим мыслям, и то, с какой нескрываемой радостью блокировал её попытки к ним подобраться, прозрачно намекали на то, что Люциус сейчас всё же подумывает, какую именно шпильку о её неуклюжести озвучить. Скорчив ему за спиной рожицу, Гермиона снова уставилась на звезды — нечасто выпадал шанс любоваться ими вот так, когда огни городских фонарей не могут затмить их. Она без труда определила на ночном небосводе созвездие Большой Медведицы, отыскала Полярную звезду — пожалуй,самую удобную для ориентирования небесную точку. Как же глупо было пялиться на небо, вместо того, чтобы смотреть под ноги! — разозлилась на себя Гермиона. Нога все же запнулась за огромный корень, и равновесие удержать не удалось. Она пискнула и попыталась сгруппироваться, изо всех сил стараясь шлепнуться полегче ... Но этого так и не произошло. Что-то удерживало её над землей в подвешенном состоянии, нет, она будто парила над тропинкой, до удара о её поверхность оставалось где-то полметра. И тут в поле зрения показались ноги Люциуса. «Так и знал, что этим закончится», — в голосе словно упрек, и дружеского укора в нем было совсем немного, скорее похоже на выговор от родителей. «И ничего не сделали, чтобы это предотвратить. Как мило с вашей стороны!» — тут же вскинулась Гермиона, мгновенно распаляясь. «Неправда. Вот что случилось бы, если бы я ничего не сделал», — он легонько взмахнул палочкой, и удерживающая её сила исчезла. Гермиона взвизгнула — на этот раз падения избежать уж точно не удастся. И снова он её удивил. Всего секунду продолжался свободный полет, а после её как будто бережно уложили на землю. Люциус, фыркнув, пошел прочь. Эта его реакция, пусть и не самая обидная из возможных, доконала её окончательно. Взмахнув волшебной палочкой, она в отместку послала заклятие-подножку в сторону удалявшегося Малфоя. «Да как она...!» Падая, он ослабил контроль, промашка была мимолетной, но мысли удалось проскочить, и Гермиона злорадно ухмыльнулась. Он не ожидал, что она отплатит ему той же монетой. Что ж, пусть знает, и ее терпение не безгранично: рано или поздно оно закончится, и она сумеет постоять за себя. И наплевать, насколько опасным мог быть обидчик. Да только с Люциусом Малфоем нельзя было забывать об опасности ни на секунду! В последнее время он был на удивление покорным, и это совершенно усыпило ее бдительность. Хотя Гермиона и пообещала себе, что ни на секунду в его присутствии не расслабится, ему удалось убаюкать даже ее неусыпный контроль. Отлично ориентируясь в темноте, он совершенно бесшумно подобрался к ней, потратив на это едва ли больше трех секунд, не давая ей возможности прийти в себя. Она все еще лежала в пыли. На животе. И тут — Гермиона отказывалась верить в это, но органы чувств невозможно было обмануть — он навис над ней, упираясь в землю по бокам от нее руками и ногами. Очень аккуратно, не дотрагиваясь до нее, избегая малейшего прикосновения. Да только от осознания его близости ощущения обострились лишь сильней, она до ужаса боялась того, что последует дальше, но одновременно со страхом неизвестности появилось какое-то необъяснимо приятное томление... Перед глазами появилась его рука — совсем рядом с ее, кажущимися игрушечными ладошками, Малфой уперся в землю своей широкой ладонью. Он навис над ней всего в нескольких сантиметрах, по-прежнему избегая прикосновений, но облегчения от этого Гермиона вовсе не испытывала. Затылок обожгло дыханием, около шеи шевельнулись волоски, и стало ясно, что губы его всего в паре миллиметров от ее уха. О Боже, нет!! Только не эта пытка языком!! Еще раз она этого не вынесет! — Не стоит, — выдохнул он. — Практиковаться на мне в заклинаниях. — А вам не стоит отрабатывать на мне свое нездоровое чувство юмора! — нашлась Гермиона, прекрасно понимая, что ее угрозы Малфою до лампочки,и едва сдерживаясь из-за этого. — Ваши уловки совершенно прозрачны, мисс Грейнджер. Полная праведного гнева, и при этом до смерти напуганная, она закусила губу. Он точь-в-точь повторил ее слова, брошенные недавно, не обратив никакого внимания на последовавший за ними ультиматум. — Думаете, вы превосходный психолог, дитя? Думаете, смогли изучить меня вдоль и поперек, как попавшуюся в западню букашку?! — теперь он буквально рычал, слова пробирались под кожу, заполняя собой все вокруг. — Не обольщайтесь. Я терплю Ваши выходки лишь до тех пор, пока не пойму, как продолжить писать без Вашей помощи! — теперь он перешел на угрожающий шепот, и она не могла бы точно сказать, произносил ли он это вслух, или пользовался ментальной связью. — Я вовсе не... — стала оправдываться Гермиона. — Не лгите. Вы совершенно не умеете этого делать, — оборвал он ее на полуслове. Понемногу приходя в себя, Малфой начал успокаиваться, и витавшая в воздухе угроза постепенно улетучилась. — И, Мерлина ради, в следующий раз освещайте себе путь палочкой, иначе зачем она Вам нужна?! А потом легко поднялся и зашагал прочь. _______________________________________________________________________ Само собой покорно плестись за ним всю дорогу, вместо того чтобы бросить наедине с его страданиями, было полнейшим безумием. Само собой. Поэтому она и стояла возле виллы уже минут двадцать, взывая к своему здравому смыслу. Надо было просто исчезнуть. Исчезнуть, как можно скорее. Малфой перешел все рамки дозволенного там, на тропинке: заставил смущаться, насмехался, играл, как кошка с мышью, запугивал, угрожал — одним словом, вел себя, как свинья. Так какого черта, она испытывала волнение, граничащее с возбуждением, когда он все это проделывал?! Нет, естественно она была в ярости, да-да, конечно, и все же... Кроме того, какой толк пытаться сбежать от него, если он все равно ее отыщет?! А найдя, будет в бешенстве, ведь она ослушается его... И еще... Не все оказалось напрасно. Вон как прилежно он вел себя сегодня со своим другом-маглом! Тяжело вздохнув, Гермиона все же шагнула внутрь, гордо вскинув голову. Внутри оказалось еще темнее, чем снаружи: электричества в имении не было. Ведь отстроили его еще в девятнадцатом веке, как с важным видом проинформировал ее Люциус, так откуда бы ему здесь взяться?! Последующие поколения Малфоев очевидно ничего тут не меняли, возможно, с их точки зрения отсутствие освещения было единственным недостатком. Как и следовало ожидать, извинений не последовало. Задираться с ним Гермионе расхотелось, лишь только она увидела, чем он занят. Видимо, пришло время принимать лекарства. Никогда прежде она не видела столько таблеток сразу. На его месте, она бы сбилась со счета и давно бы все перепутала, а вот Малфой размеренно сортировал медикаменты, прекрасно в них ориентируясь. Еще бы, за три года болезни он наверняка научился распределять их с закрытыми глазами. Люциус принял всю горсть целиком и запил их вином, которое, должно быть, откопал в громадном винном погребе, пока она мялась перед входом. Гермиона не стала читать ему лекцию о неразумности, а точнее опасности употребления таблеток совместно с алкоголем, сдержалась. Не хватало еще продолжать ругаться из-за глотка вина, к тому же вряд ли самочувствие его улучшилось бы, запей он их водой. Ей вдруг стало любопытно, видел ли кто-то, кроме нее эту процедуру, и она подумала об этом так, чтобы услышал Люциус, но ответа не последовало. Испытывая необъяснимый порыв покопаться во всех этих пузыречках, когда он уснет, Гермиона почувствовала себя вуайеристкой. Ясно, конечно, что для поддержки иммунитета ВИЧ-инфицированным выписывают кучу препаратов, но количество пузырьков было просто несметным. Может некоторые названия прояснили бы, почему он стал таким покладистым. Губы изогнулись в усмешке, когда она представила, что Люциус Малфой сидит на антидепрессантах. Хотя... кто знает, что бы ему прописал магловский терапевт, или, что еще невероятнее, психиатр, пообщавшись с ним на приеме. Пожалуй, она слишком увлеклась. Ведь Люциус даже зелье сна без сновидений не использовал (уж это она знает), так с чего он должен польститься на придуманные маглами успокоительные?! Тем временем Малфой устроился за громоздким письменным столом и зажег еще одну свечу. В исходящем от нее мягком свете, лицо выглядело сосредоточенным, он будто позабыл о ее присутствии. Взял в руки перо, переменил позу, устраиваясь поудобнее и, нахмурившись, разглядывал пергамент, будто в поисках подсказки. Задумавшись, он ненароком коснулся губ пером. Только теперь Гермиона поняла, что так привлекало де Латура (3) в игре света. Возьмись он сейчас писать портрет Малфоя, картину бы оторвали с руками ведущие галереи мира. Было что-то такое в контурах его лица, появившееся при дрожащем отблеске свечи... Языки пламени плясали так, будто хотели дотянуться до его кожи, лизнуть хоть маленький ее участок. А глаза... В этом освещении, радужка вокруг зрачков показалась ей ярче любого из виденных прежде оттенков серого, когда он бросил на нее мимолетный взгляд. И тут же перо заскрипело, летая, по пергаменту. Ошеломленная этим зрелищем, Гермиона наблюдала за ним, не мигая. Шепотом, еле слышно, он озвучивал то, что хотел изложить на бумаге, к бормотанию примешивалось и еще кое-что: время от времени он с досадой качал головой или зачеркивал неподходящие на его взгляд слова. Книгу, что лежала у нее на коленях, Гермиона так и не раскрыла. Никогда прежде не приходилось ей видеть мастера за работой. Мысленно она удостоила его этого звания — в эти минуты он казался настоящим гением, искусным творцом, ваяющим свой новый шедевр. Исписав три страницы, он вдруг замер. — Глупый, — произнес Люциус. — Извините, что? — Гермиона была в недоумении, было бы смешно надеяться, что таким образом он пытался извиниться. — Как иными словами вы сказали бы «глупый»? Так и есть. А на что она надеялась? В отсутствие черноволосой болтушки, заменяющей ему толковый словарь, он соизволил обратиться к ее знаниям. — Недалекий, — предложила Гермиона, смирившись. — Нет. — Неразумный. — Нет. — Необразованный. — Нет. — Невежественный. И из того, что очередного «нет» не последовало, Гермиона сделала вывод, что последнее предложенное ею слово его устроило. Еще несколько минут они провели в тишине, а затем она тихонько поднялась с кресла, почувствов необходимость размяться. Усталость давала о себе знать. Иметь дело с Малфоем оказалось весьма утомительно. В широкие окна врывался прохладный освежающий ветерок, с улицы доносились характерные звуки, присущие этому времени суток, этому времени года и этому месту. Из окна видны были звезды, но теперь можно было любоваться ими, не боясь упасть и сломать себе что-нибудь. Далекие светила манили к себе, от их вида захватывало дух. Вздохнув, Гермиона устроилась с ногами на подоконнике. Надо же, здесь еще осталось место, вот это размах. Она устроилась очень удобно: направо открывался вид на засыпающую природу и столь притягательное ночное небо, а слева, как раз в зоне видимости, располагался письменный стол с работающим Люциусом. Оба варианта завораживали, не позволяя выбрать что-то одно. Очень долго она не решалась его побеспокоить, боясь спугнуть капризное вдохновение. Однако, в конце концов любопытство одержало верх, и она спросила, глядя в темное, неосвещенное, разделяющее их пространство. «Если я сбегу, вы станете меня искать?» Перо в его руке застыло. Вот так, посреди строки, с кончика его капнули чернила, и пергамент впитал их, будто губка. Люциус повернул к ней лицо, в призрачно мерцающем свете зрачки казались неправдоподобно огромными. «Да». Гермиона молча кивнула. Подобного ответа она и ждала, как, скорее всего, и он ждал этого вопроса. А вот об этом он вряд ли думал: «А если останусь, вы не причините мне зла?» На этот раз перо он отложил в сторону. Ожидание затянулось, тишину нарушало лишь стрекотание кузнечиков, да шелест гардин, колышущихся на ветру и ненароком, время от времени, задевающих ее плечо. Пламя свечи подрагивало, исполняя причудливый танец с помощью легкого ветерка. «Нет. Я не причиню Вам зла». Он подумал это решительно, полный уверенности, когда позволил ей услышать эту мысль. Но ведь всем известно, как подкован во лжи Люциус Малфой, как искусно удается ему перемежать правду с ложью. Быть может, он просто дал ей услышать то, во что ей так хотелось верить. Порывисто вздохнув, Гермиона слезла с подоконника. — Спокойной ночи. — Спите спокойно, — пробормотал Люциус, провожая ее брошенным украдкой взглядом. Но лишь только стоило ей устроиться в бескрайней постели, расположенной в выбранной ею комнате, сон как рукой сняло. Она чувствовала... слышала его мысли, в то время как он продолжал писать. Слова одновременно успокаивали убаюкивающим ритмом и вселяли страх тем, что хотели выразить: «Я не причиню ей зла. Не причиню зла. Не причиню зла». (1) Волосы, будто из золота, глаза цвета грозового неба — отличная упаковка. Дети выйдут загляденье (ит.) (2) Спасибо (ит.) (3) Жорж Дюмениль де Латур (14 марта 1593 — 30 января 1652) — лотарингский живописец, мастер светотени XVII века.