Голод_Жажда_Безумие

В ту ночь они только целовались… Целовались, целовались и целовались, обвиваясь один вокруг другого в постели, и грусть все сильнее и сильнее вторгалась в их объятия. Казалось, они целовались, желая изгнать нахлынувшую вдруг печаль, но та отчего-то только росла с каждой минутой. И Люциус с Гермионой сопротивлялись этому странному, внезапно охватившему их отчаянию еще долго. Пока наконец-то не уснули от необъяснимой усталости. И усталость эта удивляла — ведь, проведя половину дня в бессознательном состоянии, они должны были выспаться. Может быть, все дело было в том, что, поддавшись вспышке страсти, вызванной не только вожделением, но и какими-то химическими реакциями в организмах, они так и не смогли справиться с ее силой, с ее мощью, с тем напряжением, что она заставила их пережить? Но, поднявшись на небывалую высоту и испытав невероятное блаженство, теперь они обессилено рухнули с небес на грешную землю. Теперь они вернулись в суровую реальность, где за все нужно платить по счетам. Спали они допоздна, пока солнце не поднялось высоко в небо, разогнав вчерашние дождевые облака. И даже после пробуждения по-прежнему остались в постели — будто она была их святилищем, тем местом, откуда они могли смело игнорировать весь этот мир и неприятности, что мог он создать обоим. Огромная кровать словно бы стала центром их маленькой, уютной, но такой беззащитной вселенной. И так не хотелось покидать ее. В конце концов Люциус глубоко вздохнул, и вздох его был тяжелым. — Ты нервничаешь? — негромко спросила Гермиона, которая лежала на плече Малфоя и рисовала у него на груди нечто, напоминающее восьмерку или знак бесконечности. — Конечно… Не так уж часто я посещаю магловские вечеринки, — он слегка повернул к ней голову. — И что там будет? — Думаю, ничего особенного… Наверное, просто много разговоров и обилие еды. Может быть, еще будут какие-то танцы или игры. А что обычно происходит на чистокровных вечеринках? Люциус фыркнул. — Обычно на них много коньяка, сигар и вялотекущих бесед с людьми, которые в большинстве своем тебя безумно бесят, и это нужно тщательно скрывать. Иногда там устраивают танцы, в основном вальсы, что уже немного лучше. По крайней мере, можно двигаться и безбоязненно рассматривать декольте очередной партнерши. Его слова вызывали в памяти такие яркие картинки из старых фильмов, что Гермиона не могла не улыбнуться. — Что, действительно вальсы? Ты не шутишь? — О да, все как полагается. Даже с бальными карточками, в которые нужно записываться заранее. — М-м-м… Интересно, а кто-нибудь сообщал чистокровным волшебникам, что на дворе уже не девятнадцатый век? — Не знаю, — хмыкнул Малфой. — По большому счету давно пора сообщить, конечно. Хотя… понятия не имею, что происходит в чистокровном обществе сейчас. Ты же знаешь: я пария в том социуме. — Никогда не понимала и не пойму людское лицемерие. — Ну, ты же знаешь, что пребывание в тюрьме так или иначе разрушает статус человека, независимо от того, кем он был раньше и в каком кругу общался. Гермиона закатила глаза. — Да. Но все эти люди верили в то же самое, что и ты. Спорим, некоторые по-прежнему верят. Они просто… жалкие двуличные мерзавцы! — Скажем прямо, я и не скучаю по потере их общества, — он пожал плечом. — Правда? — Правда, — Люциус намотал на палец один из ее кудрявых локонов. — Было бы лукавством утверждать, что среди них у меня имелось много друзей. По-настоящему друзей… «О, в этом я даже не сомневаюсь…» — и ничего не ответив, Гермиона поцеловала его в грудь. — Полагаю, тебе придется помочь мне с подбором одежды, — продолжил Малфой. — Я же совсем не знаю, что можно и нужно надевать на магловские вечеринки. — Но твоя одежда и так прекрасна, — тут же отозвалась она. — Если, конечно, ты не хочешь прикупить себе что-нибудь новенькое. — А мне нужно что-нибудь новенькое? — Ну… это уж тебе решать, — услышав в его голосе нотки сомнения, Гермиона не смогла не улыбнуться. — Да, но зато ты должна сказать: нужно мне что-то или нет. — Как будто ты слушаешь кого-нибудь… Впервые за сегодняшнее утро уголки губ Люциуса слегка приподнялись. — Конечно. Особенно, когда это необходимо. Уверен, ты заметила, что я не люблю, когда мне указывают, что делать, но еще больше я не люблю выглядеть идиотом. — Да, но ты совершенно не похож в своей одежде на идиота. — Тогда почему ты предложила купить мне что-то новое? Эта въедливость заставила Гермиону снова поднять глаза к потолку. — Хорошо-хорошо, признаюсь, я сказала это потому, что мне чертовски любопытно посмотреть, как ты будешь примерять магловскую одежду. И как будешь выглядеть в ней. — Драко иногда носит такие вещи, — пожал плечами Малфой. — Впрочем, как и большинство молодого поколения магов. — Я сейчас не о Драко, а о тебе, — Гермиона внимательно наблюдала за ним, надеясь, что теперь-то Люциус точно поддастся этой идее. Ей действительно ужасно хотелось увидеть его в процессе примерки магловской одежды. Было у Гермионы ощущение, что выглядеть он будет в эти минуты просто умопомрачительно. Малфой же рассеянно потирал большим пальцем ее предплечье. — Хорошо, но учти: если в итоге я наряжусь как клоун, то обязательно придумаю тебе наказание. _____________________________________________________________________________ Оказалось, что Люциус Малфой выглядел умопомрачительно практически во всем. Что привело Гермиону, а заодно и владелицу магазинчика Валентину (ту самую, что когда-то посоветовала ей синее платье) в состояние почти что шока. У обеих перехватило дыхание, когда он вышел из примерочной, облачившийся в серый костюм и бледно голубую рубашку. Но великолепней всего сидели на Люциусе брюки: отлично подходящие по длине, подчеркивающие стройные и сильные ноги и невероятно сексуально облегающие… все, что должны облегать. И когда Малфой по просьбе Гермионы повернулся к ним спиной, она совершенно не удивилась, услышав, как итальянка тихо бормочет: «Oh mio Dio…» «Это она правильно заметила… О, мой бог… И сказать-то больше нечего». Ощутив, как к щекам бурно прилила кровь, Гермиона принялась несколько судорожно обмахивать себя помятым журналом, подхваченным со стойки. Что греха таить… ей ужасно нравилось играть с Люциусом еще в одну детскую игру — наряжать кого-то. — Что, все так ужасно? — заметив некоторое смятение и той и другой женщины, неловко спросил он. — Нет! — ответили они в один голос, не сумев даже притвориться и скрыть откровенное восхищение, на что Малфой недоуменно пожал плечами и удалился назад, в примерочную. Владелица магазинчика покачала головой. — Какой мужчина… Клянусь, он выглядел бы изумительно, даже если б на него нацепили мешок, — тихонько сказала она себе под нос. — Согласна, — кивнула Гермиона и довольно подумала: «Это ты его без одежды не видела…» На мгновение (оттого, что ее нечаянно подслушали) итальянка смутилась, но потом, чуть наклонившись к Гермионе, горячо прошептала: — Скажите, синьора, а у него случайно нет братьев? Гермиона качнула головой и обернулась к появившемуся Люциусу. К ее удивлению, тот купил сразу несколько вещей. Понятно, что какие-то из них он планировал надеть на сегодняшнюю вечеринку. Но она была почти уверена, что выбор и решение приобрести остальные связаны с двумя захлебывающимися слюной женщинами. И, уже вернувшись на виллу, Гермиона продолжала мысленно улыбаться. «Бедная Валентина… Нет у Люциуса никаких братьев, а даже если и были бы, тебе б ничего не светило… — тут она вдруг подумала о целителе Смите, на левой руке которого не наблюдалось никакого кольца. — Ох же, Мерлин, я, кажется, потихоньку превращаюсь в Молли Уизли!» От Молли мысли вполне закономерно перетекли к Рональду, и воспоминание о нем заставило вздрогнуть. Гермиона вспомнила, что в своем последнем письме он обещал вернуться домой в субботу, но с тех пор больше никаких посланий получено не было. Ни строчки. «Неужели он наивно надеется, что подобным образом перевоспитает меня и заставит плясать под свою дудку?!» Независимо от произошедшего за эти дни, независимо от эмоциональных потрясений, бушевавших в душе, одно она знала точно: их отношениям с Роном Уизли пришел конец. Она намеревалась расстаться с этим человеком, который за все проведенное вместе время ни на минуту не заставил ее почувствовать то, что чувствовала теперь, проведя с Люциусом всего лишь две недели. Да, не стоило лукавить, Рон дарил ей уверенность в совместном будущем, столь любимое многими женщинами. Но вот беда… теперь Гермиона не нуждалась в этой уверенности, зная, что та не сможет заменить ни сумасшедшей страсти, ни духовной близости, ни теплоты захватывающего человеческого общения. Словом, ничего того, что познала она рядом с Малфоем. «Какая извращенная ирония… Рон предпочел променять меня на аврорские тренировки…» Нет, конечно же, Гермиона понимала, что разрыв с ним может стать катастрофой. Рон однозначно не придет в восторг от той новости, что она собиралась сообщить ему, и предстоящий разговор мог закончиться безобразным скандалом. Он вообще редко думал, прежде чем начать говорить, даже когда был в хорошем настроении. Надеяться же на его сдержанность, если он чем-то расстроен, казалось и вовсе смешным. Гермиона очень хотела, чтобы их объяснение закончилось мирно, но знала, что желание это почти несбыточно. Рон Уизли принадлежал к типу людей, всегда ищущих, на кого бы переложить вину за случившееся, и, как правило, всегда такового находящий. И никакие логические аргументы не могли переубедить его в собственной правоте. «Словом, выяснение отношений мне предстоит трудное, — с убывающим оптимизмом подумала Гермиона и вспомнила, что есть еще Гарри. Гарри Поттер, который тоже вряд ли обрадуется этой новости. — Хотя… помнится, однажды Гарри признался, что совсем не понимает причин, удерживающих меня и Рона вместе. Правда, в тот вечер он был сильно пьян. Понятное дело, если б Гарри не напился, то этого разговора вообще не случилось. Но, как говорится, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. In vino veritas, если вспомнить латынь». Но было и другое… Сблизившись с Люциусом, она поняла еще кое-что. «Мне нужно измениться и изменить свою жизнь. Еще со времен войны я всегда делала то, что от меня ожидали. Что-то полезное, необходимое для безопасности и вполне моими друзьями ожидаемое. И я никогда не делала чего-то, что хотела сама, откладывая все свои мечты и планы на потом. А когда наступило это самое «потом», вдруг поняла, что живу прежней жизнью, все еще совершая и совершая то, чего от меня ждут. Не знаю… Быть может, я просто чертовски устала от смертей и боли, от невероятного стресса, и мне начало казаться, что покой — это и есть рай». Она поняла, что все эти годы не видела разницы между покоем и истинным счастьем. Раньше казалось, что две эти вещи должны быть неразрывно связаны. Иногда это было и впрямь похоже на правду, но теперь Гермиона понимала, насколько сильно заблуждалась, думая так. Ведь отношения с Роном дарили покой и уверенность в завтрашнем дне, но, к сожалению, не делали ее счастливой. А Люциус, в отличие от Рональда, не мог обещать ничего подобного (ни покоя, ни уверенности в будущем), и все же с ним Гермиона чувствовала себя вопиюще, умопомрачительно, можно сказать, бесстыдно переполненной счастьем. Так, за долгими и невеселыми размышлениями, ее и нашел несколько минут спустя Малфой. Задумавшаяся Гермиона в одном лишь белье стояла перед тремя платьями, разложенными на кровати. Войдя в комнату, Люциус обнял Гермиону сзади, и большие теплые руки ласково коснулись ее живота. — Было бы чудесно, если б ты могла отправиться на вечеринку прямо так, — лукаво ухмыльнулся он. — Только в том случае, если ты составишь мне компанию. — О-о… я готов составить тебе компанию прямо сейчас, в этой спальне, — его пальцы скользнули под резинку трусиков и опустились ниже. Гермиона осторожно сжала ему запястье. — Люциус, нам нужно выйти из дома уже через двадцать пять минут. Но он продолжал настойчиво продвигаться вниз. — Ничего. Времени еще достаточно. Тем более что я могу просто наклонить тебя сейчас и взять прямо так, без долгих прелюдий… По телу Гермионы пробежала волнующая дрожь. «Мерзавец! Он нарочно возбуждает меня словами…» Она почувствовала, как мысли начинают путаться, а богатое воображение, словно бы назло, подбрасывает картинки, ярко изображающие именно то, что предложил Малфой. Опасения, что их тягостный вчерашний разговор несколько притушил пламя бушующей между ней и Люциусом страсти, оказались напрасными. Воодушевленный ее замешательством Люциус тем временем отбросил копну локонов набок и нежно целовал шею чуть ниже уха. И это, а еще его вторая рука, уже проникшая в чашечку бюстгальтера и обхватившая грудь, напрочь лишали Гермиону силы воли. — Ладно, — согласно выдохнула она, — только быстрей, не хочу опаздывать! Тихо рассмеявшись, Люциус пробормотал: — Кажется, это первый раз, когда меня просят закончить побыстрее… Что ж поделать, твое желание — закон, — с этими словами он поднял Гермиону на руки и почти бросил на кровать, отчего та вскрикнула и рассмеялась одновременно. А уже в следующее мгновение его руки, губы и тело окончательно лишили Гермиону возможности мыслить связно. ______________________________________________________________________________ Спустя двадцать минут ее, все еще расслабленную и заторможенную, Люциус практически вывел из двери. Казалось, сам он уже пришел в себя полностью, хотя щеки по-прежнему были чуть розоватыми, а на губах играла мягкая, удовлетворенная и такая нехарактерная для него улыбка. Медленно собирая себя в нечто единое целое, Гермиона почти на автомате последовала за ним по тропинке, но на полдороге остановилась и с ужасом на лице повернулась к Малфою. — О, боги… я забыла надеть трусики! Люциус коварно усмехнулся. — Знаю. Надувшаяся Гермиона выдернула у него руку. — Мне нужно срочно вернуться! — Нет, не нужно. — Ты с ума сошел! Я не могу пойти в гости без нижнего белья. Что, если я забуду скрестить ноги… Люциус иронично дрогнул бровью. — Ответ прост: не забывай скрещивать ноги. — Люциус, я вернусь, но тебе не нужно ждать меня. Извинись перед Паоло и скажи, что я приду чуть позже. Я опоздаю всего на несколько минут, обещаю. — Опоздания меня вообще не волнуют, — самодовольно констатировал он. — Но для того, чтобы тебе стало легче, признаюсь: я тоже сегодня забыл надеть этот предмет одежды. Гермиона моргнула, удивившись его игривому тону, и взволнованно покачала головой. — Это приемлемо для мужчин, во всяком случае, не так критично. Но я… не могу. Люциус, я никогда не делала ничего подобного. Потянувшись, Малфой взял ее за руку и прижался губами к ладошке. — Тогда сделай это для меня, пожалуйста. Мне будет легче пережить этот вечер у маглов, если будет возможность думать о том, что под платьем ты совершенно голенькая, и я могу в любой момент взять тебя. — Люциус, прекрати, ты ведешь себя возмутительно и… — гневно начала Гермиона, понимая, что он просто пытается ее поддразнить. Тем более что его ухмылка это и доказывала. — Хорошо. Вернись домой, если нужно, я подожду здесь. Растерянная Гермиона оглянулась на виллу, виднеющуюся издалека, а потом посмотрела на Люциуса. Тот невозмутимо разглядывал ногти, явно собираясь дождаться ее. — Нет. Я подумала и решила, что не так уж они мне и нужны, — она пожала плечами и увидела, как бровь Малфоя снова приподнялась. — И кто знает, может быть, я тоже переживу этот вечер легче, если буду уверена, что под твоими брюками ничего больше не надето. И что я могу в любой момент соблазнить тебя. Скрестив на груди руки и демонстративно не глядя на Люциуса, она направилась вперед. Пару секунд тот смотрел ей вслед, но потом тоже решительно шагнул в сторону городка и легко догнал Гермиону. Быть может, ты открыла свои карты несколько преждевременно? — мысленно спросил Люциус. Гермиона еле заметно улыбнулась. Посмотрим. Мне нравится иногда подразнивать тебя. И потом, не все же тебе выступать в роли соблазнителя. Они приблизились к улице Бриатор, и шутливая мысленная пикировка закончилась. Зная, что Малфой никогда не признается, Гермиона была уверена, что он страшно нервничает. Странно, но сегодня его состояние она ощущала физически: внутренности противно сворачивались с каждым новым шагом. «Наверное, это из-за рун мы теперь так остро чувствуем эмоции друг друга». Она взяла Люциуса за руку. Эй… Все будет хорошо. Не бойся. Эта вечеринка похожа на любую другую. И неважно, кто ее устроил: маги или маглы. Но он только кивнул и коротко сжал ее ладонь, прежде чем убрать руку. Гермиона не обиделась, интуитивно поняв, что на самом деле Люциус благодарен ей за этот жест. Черт, нужно было перед уходом глотнуть немного огневиски… — тоскливо подумал он. И хотя Гермионе ужасно хотелось прочитать ему лекцию о вреде алкоголя, она прикусила язык, отлично понимая его состояние. Ну, знаешь ли, дорогой, нужно было выбирать: или огневиски глотать, или со мной в кроватке кувыркаться. Что ж, тогда я сделал правильный выбор. От его слов Гермиона слегка задохнулась, не сумев справиться с небольшим приливом самодовольства. А спустя мгновение ухо обжег шепот Люциуса: — Вот видишь, как легко мужчина может стать зависимым от тебя и твоего тела... Взволнованная этим медовым шепотом, Гермиона покраснела и машинально поправила волосы. А довольный ее смущением Малфой (с очаровательной, но хитрой улыбкой на губах) уже открывал небольшую калитку, ведущую во дворик Паоло и Элизабетты. Им предстоял долгий и непростой вечер. ____________________________________________________________________________ Назвать этот вечер долгим было явным преуменьшением. Один только ужин занял почти три часа и включал в себя столько еды, что Гермионе начало казаться, будто она вот-вот лопнет. Но и не есть тоже не получалось — все было так вкусно! Люциус, конечно, съел намного меньше, но и это было для него очень и очень неплохо. А еще они пили великолепные итальянские вина, отказаться от которых не представлялось никакой возможности. Легкость, с которой Люциус общался с новыми знакомыми, поражала ее. Казалось бы, у них не было ничего общего с этими маглами, большинство из которых они видели сегодня впервые в жизни, но Малфой совершенно свободно принимал участие в беседах на самые разные темы. Гермионе даже стало немного страшно, а запомнит ли он всю ту ложь, которую рассказывал сегодня о себе, пытаясь притвориться обычным человеком. «А ведь врет он чертовски виртуозно…» — не единожды думала она, слушая, как осторожно и грамотно фабрикует Люциус якобы историю своей жизни, причем (и в этом Гермиона была почти уверена) чуть ли не наслаждаясь этим. Единственное, о чем не солгал, было то, что у него есть взрослый сын, которого зовут Драко. Поначалу Гермиона удивилась, что он назвал настоящее имя, но потом поняла, что для итальянцев Драко звучит не так уж и странно. Самой Гермионе общение далось намного легче, ведь она родилась и выросла среди маглов. И ответить на многочисленные вопросы не составляло никакого труда. Хотя итальянская словоохотливость и начала потихоньку утомлять. «Мерлин! Еще никто никогда не интересовался моей жизнью так усиленно, разве что Виктор...» Сейчас она сидела с группой женщин, большинство из которых было постарше ее, и понятия не имела, кто из них кем и кому приходится. Да, впрочем, это и не имело особого значения. Они все равно обращались с ней, как с сестрой или подругой, рассказывая новости и какие-то сплетни, причем, о людях, которых Гермиона даже не знала. Или расспрашивали о «Лучано» и о том, как они познакомились, как завязались их отношения. Отвечать приходилось осторожно, она не знала, что именно «о них» говорил этим людям Люциус. Возможно, он вообще не упоминал об этом, и именно с его молчанием и были связаны те любопытные взгляды, что периодически бросали на нее присутствующие. «Да, но если он что-то рассказал, то нужно уточнить, что же именно, иначе я могу попасть впросак», — чувствуя себя почти что шпионом, Гермиона улыбнулась. Время незаметно шло к ночи, вино и разговоры текли почти без остановки, когда она вдруг услышала звуки музыки. На свободном пяточке двора тут же образовались пары и целые группки танцующих. Ну а те, кто не принимал участие в танцах, рассредоточились вокруг, о чем-то разговаривая или куря. Теперь наконец-то Гермиона и смогла вырваться из говорливой женской компании. Она, конечно же, не ожидала, что проведет всю вечеринку, будучи приклеенной к Люциусу, но, сказать по правде, уже успела по нему соскучиться. Да и огромное количество громогласных итальянцев утомило окончательно. Поискав и не найдя Малфоя, Гермиона присела за один из опустевших столиков и неожиданно поняла, что остаться в одиночестве оказалось даже приятно. Наслаждаясь красотой теплого летнего вечера, она подняла глаза к небу: то выглядело ясным и усеянным яркими крупными звездами. Гермиона вдруг подумала, что впервые в жизни видит цвет, который называли полуночным синим. Участок, окружавший дом, был вытянут и почти целиком усажен деревьями и цветами, источающими почти волшебные ароматы. Для освещения хозяева использовали установленные тут и там факелы. Вдоль забора были развешены гирлянды искусственных цветов, а невнятный шум разговоров и смеха служил теперь лишь приятным фоном. Гермиона расслабленно прикрыла глаза. Жизнь казалась прекрасной. Через мгновение на плечо легла теплая рука, и, по-прежнему чувствуя себя растворившейся в красоте и покое окружающего ее мира, Гермиона открыла глаза. Рядом стоял Люциус. Он тоже казался довольно расслабленным, когда со вздохом опустился на стул, стоящий рядом. — Боги, как же много говорят эти люди… Гермиона искоса посмотрела на него. — Не похоже, что б тебя сильно раздражал сегодняшний вечер. — Это просто со стороны так казалось, — его губы растянулись в ухмылке. — Меня спасла лишь слизеринская способность к притворству. — О, в этом я даже не сомневалась, — засмеялась Гермиона в ответ. Потянувшись, Люциус забрал пустой бокал, который она небрежно вертела в левой руке. — Что ты будешь пить? — спросил он. — Как истинный джентльмен, хочу принести тебе чего-нибудь. — Пытаешься споить меня, чтобы потом нагло воспользоваться этим? — фыркнула она. — Мне не нужно спаивать тебя, чтобы поиметь. И тебе это прекрасно известно, — в его тоне послышались глухие чувственные нотки. И Гермионе было чертовски приятно слышать их. Так же, как и видеть искреннюю и не менее чувственную улыбку, скользнувшую по его губам. Ей хотелось, чтобы Люциус был таким всегда. — Не нужно. Спорить не буду, — она кивнула, признавая правду, и, будто случайно, провела ладонью по его бедру, поглаживая и даже слегка царапая ногтями. И тут же почувствовала, как, дернувшись, мышцы напряглись. — Осторожно, — с мягким предупреждением наклонился к ее уху Малфой. — Я всегда осторожна. — Пф-ф! — он насмешливо фыркнул и, к ее удивлению, подвинулся еще ближе и коротко коснулся мочки поцелуем. — Так… ответа я, по-видимому, не дождусь. Полагаю, мне придется импровизировать, что за напиток нести тебе. И поднялся, держа ее бокал в руке. — Пино нуар, будь добр, — негромко попросила Гермиона, когда Люциус повернулся. Секунду-другую он медлил, ничем и никак не показывая, что услышал ее, но Гермиона была уверена, что услышал. Потом неспешно отошел, а она осталась сидеть за столом, все еще слегка ошеломленная кратким прикосновением губ. Иногда Гермиона легонько касалась мочки пальцами: ту все еще покалывало. _____________________________________________________________________________ Тем временем стоящий неподалеку Паоло довольно наблюдал за веселящимися гостями. На его взгляд, вечеринка получилась просто замечательной. Гости были сыты, пьяны, счастливы и никто даже не поскандалил. Паоло сжал локоть прижавшейся к нему Элизабетты и по отсутствию реакции понял, что жена явно о чем-то задумалась. — Что так занимает твои мысли, дорогая? — Твой друг Лучано и мисс Гермиона, — Элизабетта подбородком указала на упомянутую парочку. Паоло оглянулся. Те двое сидели рядом, близко-близко, за совершенно пустым столом. Рука Гермионы лежала на бедре Лучано, который как раз взял ее бокал и, видимо, спрашивал, чего же ей принести выпить. Насколько помнилось итальянцу, Лучано и Гермиона настаивали на том, что они всего лишь друзья и прибыли в Италию исключительно как деловые спутники. Однако их тела бессловесно вопили, что эту парочку связывает нечто большее, чем какие-то там дела. Гораздо большее. — Как ты думаешь, она его содержанка? — спросила Элизабетта. Паоло еще раз посмотрел на своего давнишнего приятеля и его спутницу. Он видел, как те подшучивают друг над другом, обмениваясь вполне однозначными взглядами и улыбками. — Нет. Жена вопросительно посмотрела на него. — И почему ты так уверен? — Не знаю. Думаю, что просто инстинктивно чувствую. — Интересная пара. И необычная, ведь она намного моложе его... Они еще продолжали наблюдение, когда Лучано вдруг нежно и соблазнительно поцеловал Гермиону в ушко. И видели, как та после его ухода несколько раз дотронулась до мочки, точнее, до того места, которого только что коснулись его губы. И еще видели растерянно-счастливое выражение ее лица. — Мадонна… да они, кажется, влюблены друг в друга по уши, — негромко проговорила ошеломленная Элизабетта. Паоло кивнул и ничего не ответил. Это был тот случай, когда он очень надеялся, что жена окажется совершенно права. ______________________________________________________________________________ Конечно же Малфой слышал ее просьбу и потому вернулся с тем, что ему и заказали. Себе он тоже принес вина. Какое-то время они молчали, неторопливо потягивая напитки, и Гермиона тихонько разглядывала Люциуса поверх своего бокала. Его щеки по-прежнему розовели, как и тогда, когда он вышел из виллы, до этого коварно соблазнив ее. Гермиона понимала, что это, скорей всего, из-за вина, но было что-то еще. Лицо Люциуса было и в самом деле каким-то расслабленным. И, как бы то ни было, он действительно поцеловал ее на глазах у целой толпы людей. Правда (и Гермиона в этом не сомневалась), все они не имели для Малфоя никакого значения, но ведь раньше об их странных отношениях не знал вообще никто. Кроме Джо-Джо и целителя Смита. Хотя… и эти двое узнали благодаря лишь своим профессиональным обязанностям. — Значит, тебе все же удается наслаждаться вечеринкой? — с легкой насмешкой спросила она и сделала еще один глоток. Вино было изумительным — терпким и приятным. — О, да… Должен сказать, что маглы просто восхитительно грубы. Гермиона толкнула его локтем. — Эй… осторожней! Будто твои чистокровные лучше. Ха-ха! — Ну, у большинства чистокровных все-таки есть понятие такта… хотя бы для того, чтоб бросить Оглохни до того, как они начинают сплетничать о том, кто стоит в нескольких ярдах, — саркастически парировал Малфой. Пришлось улыбнуться, возразить Гермионе было совсем нечем: только что она сама оказалась свидетельницей подобного поведения. Та женская компания, в которой она сидела, особым тактом не отличалась. — Ты поговорил с... этим, ну как его… с Доменико? — решила сменить тему Гермиона. — Да. — И как тебе беседа? Люциус пожал плечами. — Нормально… Он архитектор, давно живет в Риме, был женат, у него двое детей, развелся, женился снова, опять развелся и теперь одинокий горький старик. Это, кстати, его слова, не мои. — Звучит прекрасно. Человек прожил богатую событиями жизнь. Теперь Люциус усмехнулся, а потом задумчиво посмотрел на нее. И смотрел так долго, что Гермиона вдруг почувствовала себя смущенной. — Что? Подняв руку, Малфой провел по ее щеке согнутыми костяшками пальцев. — Ничего. Слушай, неужели тебе действительно плевать на всех, кто на нас сейчас смотрит? Его глаза лукаво блеснули. Мне остановиться? Гермиона вздохнула. Эта скупая ласка заставляла бешено колотиться сердце, пробуждала каждую клеточку, отвечающую за чувственность, и пьянила больше, чем самое крепкое вино. Конечно, Гермиона знала, что соблазняет ее профессионал, и каждый его жест преследовал лишь одну цель — заставить ее растечься лужицей. Нет, не хочу, чтобы ты останавливался. Гермионой владело какое-то странное чувство, что всё, стоящее за прикосновениями, взглядами и кокетливыми подшучиваниями Люциуса, рождено не просто желанием переспать с ней в последнюю ночь их странного совместного отпуска. Нет. В тепле его глаз, в румянце на щеках, в мягких чувственных нотках голоса таилось… нечто большее. Чего нельзя сыграть, нельзя, даже будучи таким прекрасным актером, как Люциус Малфой. «Я… я просто знаю, что он очень привязался ко мне. Я чувствую это!» Она сделала еще глоток и отставила бокал в сторону. — Давай потанцуем. — Эм-м… да мне как-то и здесь нравится, — Малфой слегка встревожено посмотрел на пятачок двора, где покачивалось под музыку несколько танцующих пар. — А ты что… плохо танцуешь, да? — вызывающе бросила Гермиона. — Может, это и есть твоя самая страшная тайна? — Конечно нет. Что за ерунда! — явно оскорбился он. — Если хочешь знать, меня с семи лет учили танцевать, среди чистокровных магов это принято. — И чего же ты тогда отказываешься повыпендриваться? — Значит, обычно я выпендриваюсь, да? — невинно уточнил Люциус. — То есть, вот как ты обо мне думаешь… Не удержавшись, Гермиона расхохоталась, и пытающийся сохранить оскорбленное выражение лица Малфой засмеялся следом. Но, успокоившись, опять упрямо принялась за свое: — Пойдем… — тоном заправской соблазнительницы пропела Гермиона. — Ну же… тебе понравится. И потом, ты сможешь на вполне законных основаниях рассматривать мое декольте. — Ох… с этого и нужно было начинать. Разве от такого заманчивого предложения я смогу отказаться? — поднявшись, Люциус протянул ей руку. — Потанцуешь со мной, Гермиона? Поначалу чувствовавшей себя немного неуверенной Гермионе казалось, что за ними все наблюдают, и она смутилась еще сильней. Но потом поняла, что это глупо: на самом деле танцпол был заполнен парочками, глядящими исключительно друг на друга. И единственной проблемой, которая могла их с Люциусом озаботить, была осмотрительность. Очень не хотелось в танце толкнуть кого-нибудь. Но Малфой и впрямь оказался отличным танцором. Не считая себя таковой, Гермиона уверенно кружилась под его чутким руководством и с каждой минутой наслаждалась этим все больше и больше. Танцевать с Люциусом было легко и приятно, и уже скоро она окончательно расслабилась. Его тело было теплым и сильным, а рука так уверено дотрагивалась до ее спины, что Гермиона ощутила, как и танец становится продолжением той чувственной игры, что продолжалась весь вечер. И это было чудесно! Она знала, что некоторым людям не нравятся медленные танцы. Да что греха таить… Гермиона и сама была одной из них. Излишняя близость тел, вторжение в личное пространство, смешивающееся дыхание — все это было… слишком интимным. Особенно для людей, которые ничего друг к другу не чувствовали. Или чувствовали, но не совсем то. Она вдруг вспомнила, что танцы с Роном не казались ей особо приятными. Но сейчас… Сейчас все было по-другому. И если уж говорить честно, причиной, по которой она так настаивала на танцах, и состояла в том, что с Люциусом ей ужасно хотелось этой самой интимности. Прижавшись щекой к его груди, Гермиона закрыла глаза. Малфой же продолжал спокойно и уверенно направлять их, обняв ее за талию. Молчание, царившее между ними, было бесконечно уютно, но в конце концов надоело Гермионе. — Как тебе магловская музыка? — тихо спросила она, приподняв лицо к его уху. Это заставило почти уткнуться носом в шею Малфоя, и на несколько секунд ход ее мыслей оказался прерван — пахло от этого мужчины всегда неимоверно приятно. — Знаешь, она не вызывает у меня никакого отторжения, — пробормотал тот. Но это и неважно… Важно лишь то, что я могу окунуться в твой запах. Ты чудесно пахнешь. Как самое вкусное яблоко и как самая сексуальная женщина на свете. Ее глаза снова закрылись. «Господи… В этой обольстительной игре Люциуса не превзойдет никто. И никогда…» Музыка изменилась, и Гермиона почувствовала, что хватка его рук ослабела, как будто Люциус собирался опустить их. Она потянулась назад и снова крепко прижала их к себе. — Еще один танец, пожалуйста… Заигравшая мелодия оказалась знакомой. — О, это очень хорошая песня. Подтянув ее ближе, Люциус прижался еще и бедрами. — Хм… Не буду спорить. Знаешь, скажу даже больше: для того, что слушают маглы, это чертовски чувственная композиция. Гермиона не могла не согласиться с ним. Казалось, песня словно бы обволакивает их, отгоняя все остальное… И сейчас Гермиона легко могла представить, что тихонько раскачивается с Люциусом где-то там, наверху, в какой-то необыкновенной и чудесной субстанции. И между ними не существует ни единого барьера, в том числе, и их одежд. Губы Люциуса нежно касались ее шеи, а руки медленно блуждали по спине, еле заметно щекоча кожу… Думаю, теперь мы можем уйти. Ты справился. И смог без проблем провести время на магловской вечеринке. Она почувствовала, как уткнувшийся ей в макушку Люциус улыбнулся. Ты же хотела еще потанцевать... Но нет… сейчас ей было так хорошо, что хотелось только одного — остаться с Люциусом наедине. Совсем наедине. И Гермиона качнула головой, давая ему понять, что время танцев прошло. Она ужасно боялась потерять тот накал эмоций, что касался лишь их двоих. И пусть этот накал был спровоцирован беззаботным флиртом, музыкой и вином — неважно! Это стало абсолютно неважно... ______________________________________________________________________________ Она не знала, какое объяснение их уходу придумал Люциус для хозяев, только заметила короткий понимающий взгляд, которым обменялись между собой Паоло и его жена. «Понятно… Наша с Люциусом химия не могла остаться незамеченной. Особенно после танцев. Не сомневаюсь, что это увидели не только они. Хотя… какая мне разница? Мы с ним взрослые и свободные люди… И никому ничего не должны». О вопросах «Кто они друг другу?», «Смогут ли сосуществовать?» и «Сколько еще им суждено быть вместе?» задумываться сегодня Гермионе не хотелось. К счастью, Люциус и не дал ей на что-то подобное ни времени, ни возможности. Лишь войдя в двери виллы, он мягко толкнул Гермиону к стене и принялся целовать ее шею. Именно так, как она и представляла, когда танцевала с ним. Мягко, подразнивающе и, словно бы случайно, изредка касаясь языком. Рука же его тем временем неторопливо скользнула по боку Гермионы. Потом Малфой провел ею по спине, опустился чуть ниже и крепко прижал к себе. Дыхание остановилось. От этих поцелуев она почти задыхалась — так велика была жажда близости, сжигавшая ее. Дрожащими пальцами Гермиона начала расстегивать пуговицы на его рубашке, отчаянно стремясь поскорее добраться до его кожи, до его запаха, до него… Изо всех сил она пыталась разобраться с рубашкой, когда Люциус поцелуем впился уже в ее губы. Жадным, немного болезненным, но и бесконечно чувственным. И Гермиона ответила ему, блаженствуя от этого поцелуя и от вкуса вина на его языке. «Боги… он сводит меня с ума! Нет, это должно быть вино, это оно заставляет меня терять голову. Или все же Люциус…» Застонав ему в рот, Гермиона услышала, как Малфой взволнованно вздохнул и положил теплую ладонь на ее щеку. Его большой палец тихонько поглаживал линию челюсти, и это заставляло ее колени почти подкашиваться. Не в силах совладать со страстью, Гермиона оставила в покое его рубашку и опустила руки к брюкам. Люциус так и не оторвался от ее губ, когда маленькая ручка дотронулась до вздыбленного члена. Только толкнулся навстречу, прямо в ладонь, и тоже глухо застонал. Он продолжал и продолжал целовать Гермиону, и та, блаженствуя от этих поцелуев, не переставала ласкать его рукой. В конце концов Малфой снова вернулся к мочке и, прежде, чем вобрать ее в рот, горячо выдохнул: — Если ты не хочешь снова заняться этим у стены, то нам стоит как-то добраться до ближайшего дивана. «Да я готова заниматься где угодно, если это будет означать, что занимаюсь любовью с тобой!» Нет… Конечно, она ничего не сказала вслух и не отправила ему мысленным посланием, но все же Гермионе почему-то казалось, что Люциус услышал. Он осторожно потянул ее от стены и, одной рукой придерживая спадающие брюки, повел Гермиону вглубь дома. Сейчас он вел себя удивительно бережно, словно предстоящая близость должна была произойти между ними впервые. Когда они наконец-то приблизились к кушетке, Малфой сбросил с себя брюки, а заодно и обувь с носками. Потом расстегнул две оставшиеся пуговички, так и не подчинившиеся Гермионе, и снял рубашку, оставшись совершенно обнаженным. Он стоял перед ней, и бледное тело напоминало какую-нибудь древнюю статую, установленную в храме. Но вот появилась волшебная палочка, и Люциус взмахнул рукой. Гермиона знала, что это было за заклинание. Теперь единственным препятствием между их телами оставалось ее платье. Не сводя с нее глаз, Люциус опустился на диван, а загипнотизированная его взглядом Гермиона чуть отшагнула назад и расстегнула молнию на платье. Взгляд Малфоя дал понять, что это зрелище завораживает его, и поэтому движения ее стали медленней. Сейчас Гермионе почти хотелось, чтобы одежды на ней было как можно больше. А не это несчастное маленькое платьице, да еще и без бретелек. «Да если бы я знала, что Люциусу понравится стриптиз в моем исполнении, то уж точно не поленилась бы напялить на себя длиннющие чулки вместе с сексуальным нижним бельем!» Нет ничего сексуальнее твоей кожи, глупенькая. Она вздрогнула, услышав у себя в голове его голос. А затем улыбнулась и медленно спустила платье с одного плеча. Потом со следующего. И вот, оно уже готово скользнуть вниз, растекаясь у ног. Гермиона повернулась к Люциусу спиной, бросила лукавый многообещающий взгляд и дала платью упасть к ногам полностью. Сознание тут же полыхнуло присланной картинкой реакции Люциуса на ее обнаженные ягодицы. Сказать, что ему это очень понравилось, означало бы не сказать ничего... Почувствовав себя неожиданно сексуальной, оставшись только в туфлях и бюстгальтере, она снова бросила на него взгляд из-за плеча и одну за другой потянула бретели вниз. Уже скоро лифчик присоединился на полу к платью, и Гермиона медленно повернулась к дивану лицом. Взгляд Люциуса был полон вожделения. Вожделения и чего-то еще… что Гермиона не могла точно определить и что даже немного испугало ее. Нет… не потому, что она боялась за свою безопасность или не доверяла Люциусу. В его глазах светилось сейчас нечто такое… сильное, глубокое и искреннее, что казалось несколько неуместным для такого умеющего держать себя в руках мужчины, как Люциус Малфой. Это было похоже на… Это было нечто, что пока должно было остаться безымянным для них обоих. Гермиона шагнула вперед и опустилась к нему на колени, в следующее же мгновение прильнув к губам. Ответные поцелуи Люциуса были не просто страстными, казалось, он желает поглотить ее, раствориться в ней и овладеть целиком и полностью. Инстинктивно она выгибалась и ерзала на нем, возбуждая еще сильней. А когда, запрокинув голову назад, он глухо застонал, Гермиона тут же склонилась к открывшейся шее сама, жутко нуждаясь в его запахе, его вкусе, в ощущение прикосновений еле заметной щетины… И пока она упивалась всем этим, почувствовала, как Люциус осторожно снимает с нее обувь. Громко стукнув, туфли упали на пол, но этот звук показался ей каким-то отдаленным шумом — ничего не могло заставить Гермиону остановиться и перестать целовать его. Ничего и никого не существовало в этом мире, кроме него. Она опустила глаза, когда поняла, что Люциус мягко, настойчиво приподнимает ее за бедра. Как и когда он успел надеть презерватив, Гермиона не помнила, она даже не заметила этого. Опершись ладонями о его плечи, она медленно опустилась на член, заставив обоих выдохнуть от облегчения, смешанного с удовольствием. Их тела наконец слились. Где-то на краю сознания у Гермионы мелькнула мысль, что только вчера они были в том же положении. В той же позе, и так же отчаянно желали друг друга. Вот только теперь… эмоции казались более отчетливыми, более осознанными, не затуманенными психоделическими играми и от этого более сильными. Сегодня всё было по-другому. Всё. Губы Люциуса сомкнулись вокруг ее соска, когда Гермиона начала потихоньку двигаться. И пока она подбирала темп, он жадно ласкал то одну, то другую грудь, крепко сжимая женскую фигурку в объятиях. Потом же, когда она начала двигаться быстрее, Люциус уже целовал все тело и шептал, шептал, шептал… то, что Гермиона никогда не надеялась от него услышать. — Ты моя… навсегда… только ты… пожалуйста… люби меня… вечно… И в момент оргазма обоим показалось, что мир перевернулся. Даже их случайный наркотический экстаз не мог сравниться с тем, что испытали они сейчас. Немного придя в себя, Гермиона поняла, что плачет от силы тех ощущений, что охватили ее во время близости, что слезы текут и текут по щекам и что она не может… нет, не хочет бороться с ними. Она почти боялась посмотреть на Люциуса. Выражение его глаз тоже было каким-то странным. Конечно же, в отличие от нее он не плакал, но во взгляде снова светилось что-то, чего Гермиона так и не могла понять. Неожиданно Люциус наклонился и с силой прижался к ее губам. Поцелуй был жестким, словно Люциус сердился за что-то, но потом постепенно сделался мягче, нежнее. А когда отстранился, по лицу уже разлилось самое настоящее умиротворение. Придерживая Гермиону за ягодицы, Малфой осторожно поднялся с дивана и понес ее в спальню. ______________________________________________________________________________ Посреди ночи она проснулась: обилие выпитого вечером вина дало о себе знать, и Гермиона направилась в туалет. Люциус не шелохнулся, ни когда она вылезала из постели, ни когда вернулась через несколько минут. Она уже снова начала засыпать, но почувствовала, как он вдруг пошевелился. Сначала подумала, что во сне, но потом поняла — Люциус тихонько гладит ее волосы. Не поворачиваясь, Гермиона лежала и размеренно дышала, притворяясь спящей. Ей было страшно. Гермиона страшилась того, о чем может пойти речь, если Люциус поймет, что она не спит. Через несколько минут она немного успокоилась, уже подумав, что уловка удалась, но неожиданно у самого уха прозвучал шепот: — Те солво. А следом послышался звук, который издала волшебная палочка, аккуратно положенная на прикроватный столик. Потом кровать снова немного прогнулась: это Люциус осторожно опустился рядом. Ошеломленная Гермиона замерла. «Те солво. Я освобождаю тебя. Он только что освободил меня от Нерушимого Обета. Но ведь я же не просила об этом! Люциус же поступил так… как поступил», — глаза снова невольно наполнились слезами, и Гермиона поднялась на кровати. — Люциус… — тихонько позвала она. Но Малфой либо уже заснул, либо играл в ту же игру обоюдного притворства. Гермиона откинулась на спину и судорожно вцепилась в простыни обеими руками, силясь понять собственные чувства. Но поняла только, что слезы катятся по щекам с еще большей силой. «Господи… Какая же я была глупая! Ничего не понимающая дура… Ведь до этого момента… до этих коротких слов… я действительно думала, что когда-нибудь смогу уйти от него».